ти", ответьте "Маркизе".
   - "Дороти" слушает "Маркизу". Привет, Эктор!
   - Здравствуйте, тетя Эухения! Решили отдохнуть?
   - Да, в городе жарко. К тому же у соседей похороны...
   - Ай-яй-яй! Ужас-то какой! И как же мы жить  теперь  будем?  -  поерничал
Эктор. - А у вас, сеньора, никак гости?
   - Да, это иностранцы. Представь себе - из Москвы!
   - Это из той, что в штате Айдахо? - прикололся Амадо.
   - Да нет, из русской.
   - Надо же! Это шикарно. Может, подойдете к борту, побеседуем?
   - А есть о чем? - кокетливо спросила Эухения. -  Только,  ради  Бога,  не
проси меня предсказать будущее. Я отдыхаю.
   - Я найду подходящую тему...
   Как раз в это время на трапе, ведущем на мостик, я увидел знакомое  пузо,
а потому, хотя  морда  поднимавшегося  со  средней  палубы  гражданина  была
наполовину скрыта козырьком бейсболки и  черными  очками,  сумел  распознать
сеньора Морено.
   - Ну, вы готовы встретиться  с  Эктором?  -  испытующе  спросила  сеньора
Эухения.
   Ответить сразу я затруднился. Конечно, заполучить такого союзничка на  то
время, что мы будем здесь находиться, вовсе  неплохо.  Потому  что  Эухения,
видимо, слабовата против Доминго Косого. А уж он-то, если что, меня живым не
отпустит. Но, с другой стороны, пока еще нет никаких гарантий, что "молодые"
одолеют "старых". Может так получиться, что и  наоборот.  Это,  конечно,  не
самое главное. Куда хуже, если Эктор, по ходу нашего  союза,  один  или  при
помощи тети Эухении выцыганит у нас все, чем мы располагаем, разархивирует с
помощью Ленки память  Сесара  Мендеса,  доберется  до  "Зомби-7",  а  нас  с
Хавроньей скормит акулам. Именно  о  последнем  обстоятельстве  я  задумался
крепче всего.
   Но думай - не думай, встретиться все-таки следовало. Вовсе некстати было,
чтоб еще и Эктор на нас обиделся. Тогда шансы на выживание вообще  сводились
к нулю, и все наши  дела  на  этом  гадском  островишке  накрывались,  мягко
говоря, медным тазом.
   - Ну, если это вам кажется  необходимым  -  пожалуйста!  -  объявил  я  с
веселой улыбочкой, как будто  всю  жизнь  только  и  мечтал  побеседовать  с
преуспевающим антильским мафиозником.
   Чтобы пришвартоваться к борту "Маркизы", пришлось выпустить из-под ареста
матросов "Дороти".  Подняли  якорь,  подошли,  подработали  винтами,  завели
кранцы - все честь по чести. Катера Ромеро  подошли  к  "Дороти"  с  другого
борта, и часть  охранников  перелезла  на  яхту.  Сеньоре  Эухении  хотелось
показать, что она серьезная, солидная дама,  с  которой  надо  разговаривать
уважительно. Сам Ромеро выглядел внушительно: чернобородый, под  два  метра,
мышцатый, но достаточно подвижный.  Перед  тем  как  перейти  по  сходням  с
верхней палубы "Дороти" на  среднюю  палубу  "Маркизы",  Эухения  вполголоса
сказала ему:
   - Ни в коем случае не выпускай Сесара. И не отдавай, если попросят...
   Верзила кивнул, а мы перешли на "Маркизу", где  нас  уже  поджидал  Эктор
Амадо.
   - Милая тетушка! - тезка защитника города-героя Трои Гектора (по-испански
его имя пишется Hector, а читается "Эктор") ослепил нас симпатичной улыбкой.
- Бьенвенидо! Добро пожаловать!
   -  Эктор,  -  торжественно  заявила  Эухения,  -   сеньору   Лусию   тебе
представлять не надо. Вот мои русские друзья: Дмитрий и Елена Бариновы.
   - О, такая честь! - воскликнул Эктор. - Никогда бы не подумал, что  увижу
кого-нибудь из Москвы! Прошу ко мне в каюту...
   Пистолеты мы с Ленкой оставили на "Дороти".  Эухении,  пожалуй,  не  было
смысла устраивать нам западня, а здесь, на "Маркизе",  они  могли  настроить
хозяина слишком предвзято. Охранники Эктора обшмонали  нас  негласно.  Один,
изображая чуть-чуть подвыпившего, шатнулся на  меня  и,  сделав  вид,  будто
пытается удержаться на ногах, наскоро убедился, что ни в  карманах,  ни  под
рубахой у меня оружия не имеется. С Ленкой обошлись  еще  аккуратнее.  Некая
рослая девица, хихикая, обняла ее со спины, бормоча:
   - Хосефина, как я  давно  тебя  не  видела!  Когда  возмущенная  Хавронья
обернулась, девица ахнула и произнесла извиняющимся тоном:
   - О, простите, я обозналась!
   Эухению и Лусию не проверяли. Видимо, в их безоружности Эктор был уверен.
   Для приема он несколько прибарахлился, то есть поменял шорты на  кремовые
брюки и надел голубую рубашку с  коротким  рукавом,  чтобы  не  смущать  дам
мохнатым торсом, но при этом демонстрировать солидные бицепсы.
   Если старушка "Дороти" по дизайну и отделке интерьера выглядела суховатой
конструктивисткой - все очень компактно,  удобно,  относительно  дешево,  но
неуютно, то  "Маркизу"  отделывали  в  стиле  "ампир",  то  есть  с  большим
размахом, очень дорого, пышно и помпезно.
   Апартаменты Эктора занимали примерно такую же площадь, как десять кают на
"Дороти". В тамбуре у дверей апартаментов стояли  два  здоровенных  негра  в
рубашках, под которыми были укрыты бронежилеты. Рация, "магнумы" в  открытых
кобурах - все это внушало уважение к их хозяину не  меньшее,  чем  массивные
медные бра, дубовые панели и розовый шелк, которыми были отделаны стены.
   Сеньор Амадо пропустил нас вперед,  предложил  всем  зайти  в  просторную
гостиную, вызвал некую мулаточку в  белом  переднике,  и  та  притащила  нам
какие-то  коктейли  неизвестного  мне  сорта.  Коктейли   были   со   льдом,
кондиционер работал отлично,  жара  не  ощущалась.  После  нескольких  фраз,
которыми мы обменялись по поводу красот Хайди, отделки "Маркизы" и  качества
коктейлей, Эухения позволила себе заметить, что в данный  момент  над  домом
Бернардо Сифилитика приспущен пиратский флаг.
   - Ты не собираешься посетить родных  покойного  и  отдать  ему  последний
долг?
   - Тетя, какие там родные? Он же болен сифилисом с пятнадцати лет. У  него
нет ни жены, ни детей, ни любовницы. И потом,  я  слышал,  что  в  Священном
Писании сказано: "Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов".
   - Но это могут понять неверно...
   - Мне плевать, как это  поймут.  Сифилитик  кончился.  Теперь  начинаются
новые времена.
   И Эктор подмигнул мне так, будто  я  замочил  сеньора  Вальекаса  по  его
заказу.
   Мне уже и так было ясно, что Морено проинформировал Эктора о том, что  на
самом деле произошло в офисе дендрологов. Можно было не сомневаться и в том,
что эту ночь в отеле мы провели под охраной "молодых койотов".  Теперь,  как
мне представлялось, сеньор Амадо собирался уточнить кое-какие детали. Прежде
всего - представляю ли я для него какую-нибудь  ценность  в  живом  виде.  В
мертвом виде я представлял ценность только в том случае, если Доминго Косой,
подсчитав число лиц, явившихся воздать последние почести товарищу  Бернардо,
убедится в плачевности своего положения и спокойно уйдет в  отставку.  Тогда
из чувства уважения к ветерану криминального труда и в  качестве  морального
поощрения за долголетнюю,  самоотверженную  работу  в  мафиозных  структурах
Эктор мог преподнести гражданину Косому мою голову  на  блюдечке  с  голубой
каемочкой.
   Естественно, подобное могло произойти лишь  в  том  случае,  если  сеньор
Амадо не нашел бы ничего полезного в  моем  дальнейшем  пребывании  на  этом
свете.
   - Наверно, - улыбнулся Эктор, - пора сворачивать преамбулу. Я не  слишком
часто показываюсь на людях, не люблю лишних знакомств  и  хорошо  знаю  цену
времени. Поэтому сейчас я вкратце сформулирую свои позиции.
   Сначала о том, что я знаю о вас, сеньоры из Москвы.
   Первое. Сеньор Баринов на Хайди не в  первый  раз.  Служба  безопасности,
правда, обратила на него  внимание  только  после  того,  как  он  попытался
вытащить из воды бедного дона Хименеса и угодил на первые  полосы  газет.  И
оказалось, что он очень похож на Анхеля Рамоса, мужа революционерки  Эстеллы
Рамос, три или  четыре  дня  называвшей  себя  президентом  Хайди,  а  затем
бежавшей на американском  самолете  и  погибшей  в  авиационной  катастрофе.
Анхель Рамос тоже бежал, но на другом самолете и исчез где-то на  территории
США.
   Второе. Сеньор Баринов имеет непосредственное отношение к  шести  трупам,
обнаруженным в Верхнем  парке  "Каса  бланки  де  Лос-Панчос".  Мне  любезно
рассказал  об  этом  сеньор  Фелипе  Морено,  который  поехал  мыть   машину
Сифилитика намного позже, чем сообщалось в печати...
   Наконец, третье. Супруги Бариновы появились на Хайди не  ради  отдыха,  а
для выполнения заданий, которые поставил  перед  ними  отец  Дмитрия  сеньор
Серхио (выговорить "Сергей Сергеевич" Эктору было  не  по  карману).  Я  все
изложил верно?
   - Абсолютно, - подтвердил я. - Хотя наверняка  знаете  несколько  больше,
чем сказали.
   - Согласен. Кое-какие детали я пока не затрагивал. Могу сказать, что нашу
встречу я планировал именно  на  сегодня,  хотя  и  чуть-чуть  не  так,  как
получилось на деле.
   Тут мне стало ясно, что "молодые  койоты"  не  только  стерегли  наш  сон
прошлой ночью, но и отслеживали нас до дома Эухении. Наверняка все таксисты,
и Марсиаль Гомес в том числе, работали на них. Возможно, что и вся  болтовня
с Марсиалем по дороге к гадалке шла в эфир и записывалась  где-то  на  борту
"Маркизы". Понятно, что нас вне очереди пропустили к Эухении вовсе не  из-за
особо ужасного расположения звезд или иной тому подобной фигни, а потому что
Эктор Амадо дал своей  тетушке  (вполне  возможно,  родной)  соответствующую
команду... А вот там, как  видно,  Сесар  чего-то  напортачил,  выскочил  не
вовремя.
   Ему небось  вообще  не  положено  было  высовываться.  Скорее  всего  нас
аккуратно усыпили бы и  на  той  же  самой  "Дороти"  отвезли  к  Эктору.  В
принципе, изменилось мало, кроме одного - теперь мы знали о Сесаре  Мендесе,
а Эктор еще нет. То, что Эухения  хотела  сделать  своим  козырем,  пришлось
разделить с нами.
   - Нам надо работать вместе, - радушно пригласил Амадо. - Я имею небольшое
представление о возможностях вашего отца, сеньор Баринов, но даже то, что  я
знаю, очень впечатляет. Но я знаю и о том, какие  силы  ему  противостоят  -
поверьте на слово, весьма серьезные. Сейчас у меня впереди напряженные дни.
   Меня ждет весьма интенсивная и очень опасная работа. Вы уже в курсе дела,
и мне не стоит долго объяснять, какая. Однако то, что мы будем делать здесь,
должно быть подкреплено тихими, но очень чувствительными ударами в Европе  и
других местах. Там  у  "старых  койотов"  немало  денег,  которые  им  могут
понадобиться здесь. Если "сеньорес" их лишатся, то здесь  прольется  намного
меньше крови...
   Я все понял. В гуманитарные установки Эктора мне не шибко верилось, а вот
в желание оставить противника без финансов - очень даже. Но  о  возможностях
Чудо-юда я и сам имел представления очень смутные. Насчет того, что в Москве
он кое-что стоит, - это мне было известно, а вот какое он  имеет  влияние  в
Европе и "других местах" - хрен его знает!
   Правда, заинтересованность сеньора Амадо здорово усиливала мои позиции.
   Хотя, как выяснилось уже спустя минуту, не так чтобы очень.
   - Должен предупредить, - добавил  Эктор,  выставляя  на  стол  коробку  с
сигарами, - что у нас  есть  и  альтернативный  вариант.  Пока  там  нас  не
устраивают  финансовые  условия.  Но  если  ваши  условия  будут  еще  менее
приемлемы,  то  придется  согласиться  с  тем,  что  нам   предлагают   ваши
конкуренты...
   - "G & К"? - Я приятно порадовал Эктора  своей  осведомленностью,  потому
что он закашлялся, глотнув сигарный дым. - Но ведь эта контора в  прекрасных
отношениях с Доминго Косым. Вас надуют, сеньор Амадо, можете не сомневаться.
   - Ну, это не так просто, -  усмехнулся  Амадо,  -  хотя  опасность  есть,
поэтому мы и ищем тех, кому можно доверять.
   - Доверие в денежных вопросах - дело скользкое.  -  Удержаться  от  этого
замечания мне было трудно. - Тем более что вам,  наверное,  не  хотелось  бы
потерять капиталы "старых койотов".
   - Естественно.
   - Поэтому мне следует проконсультироваться с отцом.
   - Я могу это устроить, - вмешалась Эухения.  -  У  меня  есть  канал,  по
которому с ним можно связаться.
   Амадо перевел взгляд на Эухению и пустил вверх струю сигарного дыма.
   По-моему, он не был особенно доволен тем, что  тетушка  старается  помочь
гостям  из  России.  Я  представил  себе,  какой  может  быть   логика   его
размышлений.
   Эктор вряд ли сильно радовался грядущему конфликту с Доминго. Он  еще  не
подготовился до конца к решающей драке. Если бы он был уверен в  успехе,  то
постарался бы сам ускорить кончину  Сифилитика.  Мой  "подарок"  застал  его
врасплох. Может быть, бедняга ночь не  спал,  мучился  сомнениями.  А  потом
вспомнил, что тетушка Эухения предсказала  ему  успех,  пообещав  помощь  от
"Москвы", и решил идти ва-банк. Не  поехал  с  соболезнованиями,  не  почтил
память  дорогого  и  незабвенного  Бернардо  Вальекаса,  тогда  как  "старая
гвардия" уже с утра поперлась плакаться на груди покойного. Впрочем, он  еще
не совсем опоздал.
   Можно было переодеться в черный костюм, убрать с палубы  "Маркизы"  голых
баб и  мужиков,  приспустить  флаг  и  ошвартоваться  у  осиротелого  жилища
неутомимого борца за денежные знаки. Пустить  слезу  и  по-сыновнему  обнять
Доминго Косого:
   "Дяденька, больше не буду, прости засранца!" Ну, а этого гадского "русо",
который милому дедушке Бернардо всадил пулю в животик,  принести  на  алтарь
вечной и нерушимой дружбы...
   Были у него такие мыслишки, были! У меня мороз по  коже  ходил,  когда  я
прикидывал, что будет, если эти мыслишки перетянут. Тут,  пожалуй,  и  тетке
Эухении перепадет на орехи. Ясно, что Эктор сначала искал поддержки у  "G  &
К" и уже продвинулся в  этом  направлении,  хотя  наверняка  еще  не  достиг
полного понимания. Потом добросердечная тетушка Эухения  (узнать  бы  точно,
племянник он ей или кто!) подсказала: есть,  вишь  ты,  на  Москве  Чудо-юдо
такое, что враз все устроит и больших денег не возьмет. Вот  приедет  Барин,
Барин нас рассудит...
   Барин приехал и от борзоты душевной с ходу разменял Бернардо  на  пятаки.
Теперь перед Амадо, как перед всяким юным дарованием, встал вопрос,  который
у нас в России лучшие умы  задавали:  "Что  делать?"  То  ли  лизать  Косому
задницу без особых гарантий личной безопасности, то ли  оборзеть  в  крайней
степени, но уже абсолютно без всяких гарантий.
   Вот  тут  и  думай,  какую   политику   проводить.   Начнешь   тянуть   -
засомневается, нужен ли такой помощничек. Начнешь  давить  и  форсировать  -
подумает, что мы его надуть  хотим.  Прямо  как  при  игре  в  "очко",  или,
по-американски, в "Блэк-Джек": и недобор плохо, и перебор не годится...
   Но самое главное - я не знал толком, что Чудо-юдо может сделать, а что не
может. Обещалкиных нигде не любят, в любой части света.
   - Мне хотелось бы, сеньор Амадо... - начал я, желая во второй части фразы
поинтересоваться, какую конкретную  помощь  мог  бы  оказать  ему  отец,  но
досказать не успел.
   Корпус "Маркизы" тряхнуло так, что массивные кожаные кресла, в которых мы
сидели, подскочили на полтора метра в  воздух,  а  стаканы  с  коктейлем  от
страшного толчка снизу улетели в потолок и разбились  о  люстру...  Страшный
грохот и скрежет разрываемого чудовищной силой металла был последним, что  я
запомнил.

ЧТО В ВОДЕ НЕ ТОНЕТ?

   Наверное, мог бы я не очухаться вовремя. После  такого  взрыва,  который,
как позже стало  известно,  словно  спичку,  разломил  кильсон  "Маркизы"  и
разорвал  трехсоттонную  посудину  пополам,  это  было  бы  вполне  логичным
исходом.
   Привела меня в чувство соленая с мазутно-дерьмовым запахом вода,  которая
полезла было в нос и в рот. Удалось  чихнуть  и  открыть  глаза,  в  которых
крутились какие-то оранжево-рыжие сполохи, а затем инстинктивно сплюнуть  ту
дрянь, которая вот-вот могла бы политься мне в  глотку  и  дыхалку,  прожечь
пищевод соляром, забить трахею всплывшей из-под трюмных  сланей  гадостью  и
доставить массу приятных ощущений перед смертью.
   В гудящей башке соображения  было  ноль  целых  хрен  десятых.  В  первые
три-четыре секунды я даже не мог врубиться, где нахожусь. К тому же я ничего
не слышал, будто в вакуум попал.
   Конечно, даже нормальному человеку  трудно  было  бы  узнать  апартаменты
Эктора. Условно говоря, как Мамай прошел, хотя это, конечно, не то слово.
   Все, что было не закреплено  и  не  привинчено  к  полу:  столы,  кресла,
диваны, стулья, пуфики, тумбочки, ковры, сползло по  уклону,  дошедшему  уже
градусов до двадцати. Куча мебели навалилась на ту  стену  каюты,  что  была
ближе к корме. В этой куче, приваленный несколькими стульями, - слава  Богу,
что не чем-то более тяжелым! - на опрокинутом кресле лежал я.  Ноги  у  меня
были гораздо выше головы,  примерно  так,  как  при  детском  гимнастическом
упражнении "березка", а голова  упиралась  в  мягкий  пуфик,  который  сюда,
должно быть, занесло из спальни. Снизу, то есть со стороны  кормы,  клокоча,
вливалась вода, которая залила мне уши и могла бы утопить, если б я не сумел
очнуться.
   Само собой, что я постарался спихнуть  с  себя  стулья  и  принять  такое
положение, чтобы голова была выше ног. Справа из-под  перевернутого  кресла,
торчала левая рука с часиками. Белая и знакомая. Я  по  своей  контуженности
даже не уловил еще,  что  это  рука  Хрюшки.  Только  инстинкт  сработал,  я
отпихнул кресло и вытащил  на  свет  Божий  бедное  животное.  Мордаха  была
окорябана, перемазана в крови, но глазки лупали и нос сопел. Живая! Нахлопал
ее по щекам - в глазах  появилось  что-то  похожее  на  разум,  а  из  горла
вырвался стон:
   - Ой, больно!
   - Где? - спросил я,  начал  щупать  ее  руки-ноги,  ребра-ключицы,  хотя,
наверное, на это и времени тратить не стоило, потому как  за  истекшие  пять
минут пол задрался еще градусов на пять.
   Пока еще можно было, мы поползли по этому полу, словно детишки  вверх  по
ледяной горке. Тоже, наверное, инстинкт  погнал.  Конечно,  паркет,  хоть  и
скользкий, но все же не лед, правда, у ледяной горки уклон постоянный, а тут
все увеличивается...
   Почему-то самым обидным казалось то, что в окна -  это  были  не  круглые
иллюминаторы с барашками, а настоящие  прямоугольные  окна  -  ярко  светило
солнце.
   То, что в эти окна вот-вот вода может хлынуть, я отчего-то не думал.
   Вряд ли мы ползли по полу больше пяти минут, хотя мне  показалось,  будто
больше часа. Цеплялись за щели в паркете, иногда даже ногтями. Хватались  за
гардины,  за  ножки  привинченных  к  полу  шкафов.  Уже  на  середине  пути
сообразили, что удобнее держаться ближе к стене. Но  все-таки  добрались  до
цели - до двери в спальню. Пол в это время уже составлял с горизонтом угол в
тридцать пять градусов, не меньше. Хрустко, со звоном, вода выдавила ближние
к корме окна и с голодным урчанием хлынула туда, на кучу мебели.  Мы  в  это
время уже выбрались в спальню, и переборка, отделявшая ее от гостиной, прямо
на наших глазах превращалась в пол.
   Именно в это время я уже начал кое-что соображать, потому что понял:  еще
пара минут - и вода, залив гостиную, доберется к нам, потому что большинство
окон открыто, часть выбило при взрыве...
   Нет худа без добра. Если мы с  Ленкой,  как  идиоты,  ползли  вверх  мимо
выбитых окон, не соображая, что через них можно выбраться из  мышеловки,  то
хоть теперь до нас это дошло.
   Правда, как назло, окна в спальне уцелели. Те, что спереди, то есть,  уже
можно  считать,  наверху,  оказались  открыты,   и   воздух,   выдавливаемый
поступающей водой, сифонил через них в небеса. А вот  то,  до  которого  нам
было всего два шага, было закрыто. Совершенно неожиданно я вспомнил  надпись
в московских автобусах: "При аварии выдерните шнур и выдавите стекло". Шнура
тут не было, но резиновый уплотнитель между стеклом  и  металлической  рамой
имелся. Вот этот уплотнитель я и  выдернул,  увернулся  от  вывалившегося  и
разбившегося стекла, а затем еще успел спросить Ленку:
   - Плыть можешь?
   - Угу, - пробормотала она сквозь стук  зубов  и,  сунув  голо