иеся на  крышу,
успеют спуститься на второй этаж и взять под  контроль  коридоры  отеля,  то
верный телохранитель Алехо (все время хочется назвать  его  "Алехой")  будет
отрезан от остальных бойцов компаньеро Умберто, а сами  они  окажутся  между
двух огней. А если коммандос  неизвестного  происхождения  сумеют  захватить
лестницы и выйдут в  тыл  тем,  кто  дерется  на  первом  этаже,  то  войску
Сарториуса может наступить полный абзац.
   Не иначе этот самый Алехо прикидывал, не стоит ли вывести меня в  расход,
чтоб врагу не достался. Потому как ему был дан  приказ  охранять.  С  другой
стороны, он побаивался, что, пристрелив меня, может  вызвать  неудовольствие
компаньеро. Что из этого неудовольствия могло  получиться,  он  небось  знал
хорошо.
   Я лично тоже немного поразмышлял. Конечно, кое-какие шансы заделать этого
верзилу прежде, чем он успеет шмальнуть, были. Но очень  мизерные.  Пожалуй,
гораздо меньшие, чем тогда, когда мы с Ленкой стояли под  дулом  автомата  в
офисе  дендрологов.  Алонсо  Чинчилья  тогда  очень  удачно  -   для   меня,
естественно, -  подставился  и  после  моего  удара  ногой  случайно  всадил
полмагазина в  своих  коллег  "койотов"  и  самого  босса  хайдийской  мафии
Бернардо Вальекаса по кличке Сифилитик. Но тогда "койоты", поскольку их было
много, несколько расслабились, не ожидая от меня излишней прыти. А вот Алехо
расслабляться не мог, оставшись один на один со мной. Несмотря на то, что  я
без напряжения и даже почти по-товарищески разговаривал с  Сарториусом,  сам
Алехо со мной на брудершафт не  пил,  а  потому  не  мог  считать  классовым
братом. Кроме того, Алехо, как видно, по-русски  ни  хрена  не  понимал.  Он
вполне мог принять нашу беседу за допрос с пристрастием.  На  взгляд  Алехо,
то, что в процессе этой беседы Сарториус не ломал мне пальцы и не выдергивал
ногти, вовсе не означало, что он  не  припугнул  меня  такими  мерами  и  не
заставил говорить тихими угрозами, не доводя дело  до  реального  применения
специальных методов.
   Между тем шуршание на  чердаке  прекратилось,  где-то  наверху  с  лязгом
открылась дверь, а затем послышался дробный  топот  нескольких  пар  тяжелых
ботинок, в которые были одеты коммандос, сбегавшие по лестнице с чердака  на
второй этаж.
   Это, в конце концов,  подтолкнуло  Алехо  к  компромиссному  решению.  Он
направил пистолет на дверь и сказал:
   - Аделанте!
   В принципе, топать к двери, когда сзади стоит слегка взволнованный боец с
пистолетом, чего-то не  очень  хотелось.  В  затылке  какой-то  нервный  зуд
появился.
   Но словить за неподчинение пулю "парабеллумовского" калибра прямо  в  лоб
тоже не было желания. Поэтому я подчинился и пошел куда велели.
   - Ты понимаешь по-испански? - спросил сзади Алехо.
   - Да, -  отозвался  я,  немного  порадовавшись,  что  мордоворот  намерен
управлять мною словесно, а не при помощи пинков и пистолетного  дула.  -  Не
только понимаю, но и говорю.
   - Тогда выходи в коридор и сразу поворачивай направо. Иди спокойно, а  не
беги. Если будешь слишком торопиться, увидишь свои мозги на стене.
   После этой услышанной мной фразы я мог с уверенностью  сказать:  Алехо  -
уроженец района Мануэль-Костелло в хайдийской столице Сан-Исидро.
   - Если ты сделаешь это, то компаньеро Умберто  отправит  тебя  на  Акулью
отмель, - сказал я, - он приказал тебе охранять меня, а не вышибать мозги.
   - Пока он сам это не подтвердит, считай, что мое условие остается в силе.
   Руки на затылок! Иди вперед!
   Нет, с нашими родными биороботами работать попроще! Ваня и Валет все-таки
более предсказуемы, чем этот гориллоид.
   Но  ничего  не  попишешь,  когда  нечем  пописать.  Оружия  не  было,   и
разговаривать на равных с этим верзилой у меня не было возможности.
   Не без опаски я вышел за дверь, следом за мной,  вертя  "глоком"  во  все
стороны, вышел Алехо. Подчиняясь его приказу, неторопливо  двинулся  вперед,
держа руки на затылке.
   Снаружи по-прежнему доносились звуки перестрелки. Правда,  немного  менее
интенсивные, но это вовсе не говорило, что она подходит к концу. Просто люди
патроны берегли. Безусловно, надо было порадоваться тому, что в данном отеле
номера располагались по обе стороны коридора, то есть выходили окнами  и  на
внутренний двор, и на внешний. Потому что пули, которые изредка залетали  на
второй этаж, во "внешние"  номера,  как  правило,  в  коридор  не  попадали.
Правда, это было правило с исключениями:  не  то  третья,  не  то  четвертая
дверь, считая от моей по  направлению  нашего  движения,  была  продырявлена
пулей. Пробивная способность у этой маленькой  гадины  оказалась  приличной.
Она, влетев в окно, просверлила сначала дверь  "внешнего"  номера,  а  потом
расположенную напротив нее дверь "внутреннего" номера. Уже пройдя мимо  этих
дырок, я вдруг озадачился вопросом: почему дырки на  дверях  были  почти  на
одном уровне, причем та, что на двери "внутреннего" номера, была,  по-моему,
даже чуточку пониже, чем пробоина на двери "внешнего". Ведь если стреляли  с
земли по второму этажу, то даже пуля, посланная с очень большого  расстояния
- а такая бы потеряла силу и нипочем  не  прошлимнула  две  двери  сразу!  -
летела бы снизу вверх. То есть дырка на двери  "внешнего"  была  бы  намного
ниже, чем та, что на двери "внутреннего".
   Хотя,  разумеется,  это  было  не   лучшее   время   для   баллистических
исследований, я прикинул, что подобный эффект  мог  получиться  лишь  в  том
случае, если стрелок был где-то на одном уровне с окном.  Иначе  говоря,  он
палил либо со второго этажа какого-нибудь здания напротив, либо  с  пригорка
соответствующей высоты. Но тут же возникал вопрос:  с  чего  это  он  взялся
стрелять по окну второго этажа, когда "сорокинцы",  судя  по  всему,  держат
оборону на первом?
   Ответ пришел сам собой. Потому что некто вел огонь по атакующим из  этого
номера. Но почему мы, отлично слышавшие  пальбу  с  первого  этажа  и  топот
десантников  с  крыши,  не  расслышали  совсем  близких   выстрелов?   Опять
додумался: оружие у бойца было бесшумное.  Сразу  пришел  на  ум  "винторез"
Танечки Кармелюк с толстым стволом-глушителем. Но ведь теперь Танечка -  это
Элен. Неужели решила тряхнуть стариной?
   Все эти теоретические размышления оборвались  в  одно  мгновение.  Сзади,
из-за угла коридора, разом выскочили двое в камуфляже. Те самые коммандос  с
вертолетов, которые, должно быть, решили зачистить второй этаж. А спереди, в
противоположном конце коридора, со  стороны  выхода  на  парадную  лестницу,
вылетели трое в желтых рубахах и серых брюках - надо думать, люди из  охраны
гостиницы. Правда, теперь у них в  руках  были  не  служебные  пистолеты,  а
автоматы.
   Не знаю, что бы со мной сталось, если б я чуточку запоздал. Скорее  всего
сталось то, что произошло с Алехо, который попытался  обернуться  и  открыть
огонь из "глока" по коммандос. Но те оказались парнями с реакцией и не стали
дожидаться, пока тот повернет на них ствол. Их автоматы открыли огонь  почти
моментально. Само собой, что неплохая реакция  оказалась  и  у  трех  коллег
Алехо, которые дружно плюхнулись на пол и  стали  молотить  в  ответ.  Почти
одновременно!
   С двух сторон целые рои пуль зажужжали  вдоль  коридора.  "Глок"  полетел
куда-то в сторону, а Алехо - в него почти разом  попало  не  меньше  десятка
пуль от своих и чужих  -  завертелся  юлой,  нелепо  замахал  руками,  будто
пытаясь отмахнуться от этих свинцовых "пчелок", а затем плашмя шлепнулся  на
паркет.
   Наглядный пример: "Не думай  о  секундах  свысока..."  Строго  говоря,  о
десятых и сотых долях данного временного интервала тоже не  стоит  забывать.
То, что я не превратился в подобие Алехо, было следствием  сумасшедшего,  но
очень своевременного прыжка вправо, в дверной проем, который я  совершил  за
несколько десятых секунды до того  момента,  как  пули  с  двух  направлений
прошили воздушное пространство коридора.
   Сам по себе этот прыжок мог бы только отсрочить процесс изрешечивания.
   Проем был достаточно широкий, чтоб меня смогли разглядеть хотя бы с одной
стороны. Впрочем, даже если б  меня  и  вовсе  не  разглядели,  какая-нибудь
шальная пуля из нескольких десятков могла бы меня достать.
   Но повезло. Во-первых, дверь в номер оказалась не  запертой  на  ключ,  а
во-вторых, она открывалась вовнутрь номера, и я скользнув по  паркету  после
прыжка, буквально ввалился в комнату. Там я совершенно не  предумышленно,  а
просто по инерции повалился набок, а потому смог лицезреть через распахнутую
дверь печальную судьбу своего конвоира. Впрочем, это впечатляющее зрелище  я
наблюдал  не  больше  двух  секунд.  Одна  из  пуль,  которыми  обменивались
противоборствующие стороны, врезалась в стену, вышибла кусок штукатурки и  с
мерзким "мяу-у!" влетела в номер. Я тут же постарался откатиться подальше от
двери.
   Номер был точно такой же, как у меня, только незаселенный, без  мебели  и
вообще ремонтируемый. В нем стояли  стремянки,  ведра  и  банки  с  краской,
потолок уже был  побелен,  две  стены  покрашены,  одна,  пестревшая  белыми
пятнами шпаклевки, подготовлена к покраске, а та,  что  с  окном,  сохраняла
прежний цвет.
   К тому же старая оконная рама была выломана, а новая еще не поставлена.
   Конечно, выпрыгнуть со второго этажа не было для меня большой проблемой.
   Какие-то  четыре-пять  метров  высоты.  Вопрос  был  в  том,  куда  потом
деваться.
   Сарториус, если еще жив, конечно, постарается прихватить меня с собой  на
прорыв. В том, что ему придется прорываться из кольца, сомнений не  было.  С
другой стороны, мне было непонятно, почему Сорокин ведет бой по старинке, не
применяя ГВЭП. Ведь тогда он сумел бы этих самых  коммандос  стравить  между
собой. Они бы постреляли  друг  друга,  а  когда  патроны  кончились,  стали
резаться и морды бить сами себе. Ан  нет,  идет  огневая  месиловка,  как  в
доброе старое время. Что произошло?
   Размышлял я над этим вопросом, уже укрывшись в санузле, наиболее надежном
и  безопасном  месте.  Здесь  не  было  окон,  двери  плотно  закрывались  и
запирались изнутри.
   Конечно, и коммандос,  и  охранники  гостиницы,  совместно  расстрелявшие
Алехо, могли видеть, куда я запрыгнул. Но если повезет, то  могут  подумать,
будто я выпрыгнул в окно.  Если  не  повезет,  то  осмотрят  номер  и  могут
вытащить меня из моего  убежища.  Охранники,  ежели  им  удастся  пострелять
коммандос, скорее всего убивать не станут, а  утащат  к  Сарториусу.  А  вот
ежели одолеют коммандос, то такой гарантии нет. Но все равно,  спрятаться  в
защищенном от пуль месте безопаснее, чем прыгать из окна во внутренний двор,
где тебя могут просто сдуру срезать все, кому не лень.
   Автоматная трескотня из коридора слышалась минут пять, потом все  стихло.
Я отошел подальше от двери, ведущей в комнату, и постарался затихнуть.  Уши,
само собой, навострил. Внизу, на первом этаже, по-прежнему стреляли, поэтому
мне приходилось напрягать  весь  свой  слуховой  аппарат,  чтобы  разобрать,
происходят ли какие-то перемещения здесь,  в  непосредственной  близости  от
моего убежища.
   Шаги по коридору я услышал очень невнятно. Разобрать, кто именно  топает,
естественно, было невозможно. Шли крадучись,  с  опаской,  не  спеша.  Потом
ускорились - топ-топ-топ! - кто-то сделал перебежку. Должно быть, перескочил
от одного дверного проема к другому. Топ-топ-топ! - еще  перебежка.  Похоже,
бежал другой боец, по другой стороне коридора. Может, вовсе мимо пробегут?
   Мечтать не вредно. Но мечты имеют свойство не сбываться.
   Ш-ших!  Бряк!  Бу-бух!  -  стены  и  пол  заметно  тряхануло,  с  потолка
посыпалась побелка, а в  тонкой  двери  санузла  возникло  несколько  рваных
пробоин от гранатных осколков. Длинные  щепки  посыпались  на  плитки  пола.
Стену напротив дверного проема крепко пощербатило - куски недавно положенной
стеновой плитки еще добавили мусора. Но это мелочи. Стой я у двери - и место
в морге мне было бы обеспечено. Впечатление не из приятных.
   Следом за взрывом послышался тяжкий топот и устрашающий нечленораздельный
рев:
   - У-о-а-а-а!
   По многострадальной двери санузла лупанули две очереди. Дыр  прибавилось,
еще несколько плиток разлетелось на куски,  мусору  на  полу  стало  намного
больше, но до меня, зажавшегося в  угол,  точнее,  в  тесный  закуток  между
стенкой, отделявшей туалет от ванной, и  унитазом,  ни  одна  рикошетина  не
долетела.
   Потом по двери солидно грохнули ногой. Задвижка, однако, с первого  удара
не слетела, и некий бас солидно выматерился:
   - Fuck it!
   Не знаю, соображал ли я  всерьез  насчет  отражения  этой  атаки.  Скорее
наскоро пытался догадаться: пришибут или калекой оставят?  Насчет  чего-либо
более благополучного в голову ничего не шло.  То,  что  я  имею  дело  не  с
охранниками Сарториуса, мне уже было ясно, как дважды два. Те  не  стали  бы
швырять в комнату гранату и уж тем более -  строчить  по  двери.  Правда,  в
коридоре они пошарашили своего коллегу Алехо, но это был несчастный  случай.
В конце концов, меня-то они могли разглядеть. Не так уж было далеко, чтоб не
понять, кто запрыгнул в дверь номера. Поэтому, если б  им  удалось  завалить
коммандос, то они бы вломились в номер вполне культурно и не  беспокоясь  за
свои шкуры, поскольку знали, что у меня оружия нет и быть не может. Наверно,
они могли бы и позвать голосом: мол, вылезай, сеньор-компаньеро,  сейчас  мы
тебя  к  батьке  Сорокину  отведем.  И  вообще,  я  так  думаю,  эти  ребята
по-испански говорили бы. А тут типичный англо-американский мат.
   Второй удар  каблуком  десантного  ботинка  задвижка  не  выдержала  и  с
жалобным бряканьем полетела на пол  вместе  с  прикреплявшими  ее  шурупами.
Дверь настежь распахнулась, а сердце у меня очень  тоскливо  сжалось.  Очень
неприятно, когда хана кажется неизбежной, и нет никакой реальной возможности
ее предотвратить.
   Правда, тот самый господин, который так некультурно обращался  с  дверью,
не очень торопился вломиться  в  санузел.  Он,  должно  быть,  понимал,  что
слишком торопливых иногда прошивают в упор или протыкают ножом, а о том, что
у меня нет при себе ничего стреляющего и режуще-колющего, не знал.
   - Дай гранату! - рявкнул  он  по-английски,  обращаясь,  должно  быть,  к
своему напарнику.
   - О'кей, - ответил тот. Я хорошо расслышал, как они копошатся, и с  тупой
обреченностью считал секунды. Ребята грамотные, скорее всего бросят  гранату
так, что мне ее перехватить не удастся. Может, меня и не достанет осколками,
но глушанет капитально. В тесном  помещении  санузла  меня  может  крепенько
садануть воздушной волной об стенку, так,  что  дальнейшая  жизнь  покажется
неинтересной  и  контрольная  очередь  в  голову,  которой  меня   обеспечат
коммандос, будет выглядеть как акт гуманитарной помощи.
   Однако все пошло совсем по-иному.
   Испуганный вскрик сразу из двух здоровых глоток  разорвал  воздух.  Я  аж
подскочил в своем укрытии, ибо нервишки и так были на пределе.
   Дут! Дут! - Это работало нечто бесшумное.
   - Oh, God! - прохрипела какая-то глотка. Бряцнуло выпавшее из рук оружие,
стукнула по полу какая-то  твердая  и  увесистая  фигулина  -  скорее  всего
граната, а потом с тяжким шмяком повалились тела. С небольшим  интервалом  в
несколько секунд. Должно  быть,  чеку  из  гранаты  коммандос  выдернуть  не
успели, потому что взрыва, к которому я на всякий  случай  приготовился,  не
последовало.
   Вместо этого прозвучал знакомый, хотя и несколько хрипловатый голос:
   - Волчара! Ты жив, а? Вылазь!
   "Хуже не будет", - подумал я и вылез из своего закутка.  Очень  неверными
шагами  подошел  к  двери  и,  пошатываясь,  будто  поддатый,  цепляясь   за
раскуроченные филенки, поглядел в комнату.
   Хотя голос был знакомый, узнать Элен по внешнему облику я бы  нипочем  не
сумел. На ней была просторная камуфляжка, под которой проглядывал  броник  -
как туда только титьки запрессовались! Поверх куртки был навьючен "лифчик" -
отнюдь не  дамский,  а  самый  что  ни  на  есть  мужской  -  с  автоматными
магазинами. Сам автомат - нечто незнакомое,  но,  судя  по  всему,  на  базе
Калашникова - псевдо-Хрюшка держала за пистолетную рукоятку,  продев  локоть
через ортопедический вырез  приклада.  Из  дула,  на  которое  был  навинчен
глушак, тянуло свежей тухлятинкой. Имелась и оптика. На башке  был  прочный,
швейцарского производства, шлем  с  поднятым  вверх  массивным  забралом  из
бронестекла, под который была  капитально  спрятана  вся  пышная  соломенная
грива  -  ни  волосинки  не  торчало.  Сама  мордаха  была  так  размалевана
зелено-коричневой маскировочной краской, что мать родная, то есть  Валентина
Павловна Чебакова, ни в жисть не признала бы за дочку это чудище.  На  поясе
камуфляжных штанов у мамзель  Шевалье  висела  кобура  с  каким-то  солидным
инструментом типа "стечкина", нож НРС, которым можно не только зарезать,  но
и застрелить - уж не тот ли, с которым я на Кирину дачу ездил? - а также две
гранатные сумки. А за спиной у  грозной  мадемуазель  просматривался  хорошо
знакомый предмет - "винторез" с толстым стволом-глушителем.
   Носком ботиночка - только мне таким по ребрам не надо! -  девушка  только
что перевернула того самого нехорошего дядю,  который  хотел  кинуть  мне  в
санузел гранатку. Для  него  уже  все  неприятности  кончились.  Гранатка  с
невинным видом лежала рядышком с трупом, очень чистенькая и совсем вроде  бы
безопасная. Однако внешность этой штучки мне - Дику Брауну, конечно! -  была
хорошо  известна  и  памятна  по  вьетнамским  делам.  Эта  маленькая  дрянь
начинялась  белым  фосфором  и  при  подрыве  давала  огромную  температуру,
разбрасывая во  все  стороны  жгучие  капельки,  которые  могли  даже  сталь
проплавить, не говоря уж о том, что запросто прожигали насквозь человека. Но
даже если капли фосфорной начинки на человека не попадали, он  мог  сдохнуть
от вдыхания продуктов горения, особенно в замкнутых объемах. Когда-то  такие
штуковины  Дик  Браун  со  товарищи  кидали  в   подземные   ходы,   которые
вьетконговцы километрами рыли у  себя  в  джунглях,  а  иногда  и  просто  в
убежища, куда прятались от бомбежек женщины и дети...
   Второй коммандос тоже не подавал признаков жизни и не мог их  подать  при
всем желании. Потому что, когда пуля калибром 9  мм  попадает  в  глаз,  это
почти никому не удается.
   Его  рассматривало  еще  одно  зеленое  чудовище,  в  котором  я   только
подсознанием смог угадать Любу.
   - Не ранен? - спросила Элен, видя, что я немного не в себе.
   - Н-нет... - пробормотал я нетвердым голосом. - Просто перепугался...
   - На, - сказала Элен,  поднимая  с  полу  "М-16А2"  с  подствольником.  -
Удержишь?
   Оружие было малость замарано в кровянке, но я не побрезговал,  обтер  его
какой-то тряпкой.
   - Любаня, смотри за дверью! - распорядилась  мамзель  Шевалье.  -  А  ты,
Дима, давай веселей. Пора сматываться отсюда.
   - Так я чего... Готов.
   - Ни фига ты не готов, боец  Коротков!  -  рявкнула  Элен  с  интонациями
незабвенного  прапорщика  Кузяева  из  моей  личной  армейской  юности   или
сержант-майора Гривса по прозвищу Джек-Потрошитель, которого хранила  память
Дика Брауна. - Ты в этой маечке, блин, за сто верст светишься! Сымай куртень
со жмура и всю навьючку - тоже. А штаны с вон того снимешь - этот  дристанул
напоследок. Ботинки не забудь.
   Пока я в срочном порядке  напяливал  на  себя  пропотелые  шмотки  убитых
коммандос, застегивал на  липучки  броник,  собирал  на  один  ремень  ихние
магазины и гранаты - ту,  фосфорную,  которой  меня  едва  не  сожгли,  тоже
пришлось взять, - воинственные бабы приглядывали за  окном  и  дверью.  Дабы
злокозненный супостат не подобрался незаметно, как  они  сами  к  потерявшим
бдительность коммандос.
   Когда я надевал на себя куртку, то обнаружил на рукаве знакомый шеврон  с
оскаленной тигриной мордой. "Тигры"! Стало быт