у подземную Бастилию, ни с теми, кто  ее  оборонял.  Я
высунулся в коридор и ощупью, по стеночке, двинулся в ту сторону, откуда уже
все убежали, то есть вправо от двери. Насколько я  помнил,  привели  меня  в
камеру именно с этой стороны. Уже  через  несколько  шагов  я  наткнулся  на
решетку и, цепляясь за прутья, добрался  до  сорванной  двери.  Поскольку  я
помнил, что впереди было еще пять решеток, то хотел было идти  прямо  -  все
равно наткнусь рано или поздно, но тут услышал отчаянный  вопль  и  кулачный
стук в дверь какой-то камеры:
   - Выпустите! Выпустите меня! Я не хочу подыхать!
   Все это сопровождалось отчаянным чиханьем и  кашлем,  из  чего  я  сделал
вывод, что  гражданин  нюхнул  того  снадобья,  которым  охранники  пытались
остановить атакующих. Судя  по  тому,  что  он  был  еще  жив,  газ  был  не
смертельным.
   Голос орущего был очень похож на голос сеньора Амадо, только  обладал  уж
очень визгливыми интонациями.  Я  потерял  несколько  секунд  на  то,  чтобы
понять, с какой стороны долбится Эктор, пошел к левой стене и едва не  упал,
споткнувшись о труп, валявшийся на полу.  Не  знаю,  к  какой  из  дравшихся
команд он принадлежал, но если б он не был мертвецом, то я  бы  ему  бутылку
поставил. Где-то очень близко от меня мелькнул трассер шальной пули, и  если
б я не шатнулся, зацепив ногой труп, то мог бы лечь на то же место в том  же
состоянии, что и покойник.
   Тут мне в голову пришла здравая мысль, что по случаю низкой (а  точнее  -
никакой) освещенности воюющие граждане перешли на  обмен  пулями  с  помощью
инфракрасных прицелов, и я добровольно плюхнулся на пол. В результате  я  не
только ушиб коленку, но и обзавелся  "М-16А2",  а  кроме  того,  нашарил  на
жмурике противогаз, упрятанный в сумку. Ползком -  хотя,  откровенно  скажу,
ежели б в меня специально целились, то это не помогло! - я добрался до стены
и нащупал дверь. Она была закрыта только на засов, отодвинуть который  труда
не составило.
   - Эктор! - позвал я настолько внятно, насколько  мне  позволяла  мембрана
противогаза.
   Поминая Святую Деву не самым приличным образом, кашляя, чихая и шмыгая  -
в аккурат так же, как некогда рядовой Коротков, нанюхавшись  учебного  ОВ  в
палатке окуривания, - сеньор Амадо выскочил из камеры и  повалился  на  пол.
Кое-как отыскав его, поскольку Эктор не просто упал, а еще и начал  кататься
по полу, предполагая, что раз отравился, то пора и судорогам быть,  я  сумел
напялить ему на морду противогаз, поставить на ноги и потащить за собой.
   - Я ничего не вижу! - выл он. - У меня вытекли глаза!
   Это убедило меня в том, что газ слезоточивый  и  переживать  за  здоровье
Эктора не стоит, но и винтовку давать тоже. Стрельба в этом коридоре уже  не
слышалась, но сверху какие-то отдаленные бабахи и тарарахи долетали.  Насчет
инфракрасных прицелов я явно перебдил - никто  по  моей  персоне  больше  не
пулял.
   Мы миновали еще один проход в  решетке,  и  я  ощутил  заметное  движение
воздуха. Газ должно было унести в ту сторону, откуда мы пришли. Вряд ли одна
граната могла заполнить газом весь коридор.
   Подтверждением тому стал спокойный, не в  пример  Эктору,  голос  сеньоры
Дорадо, послышавшийся откуда-то слева:
   - Сеньор Баринов! Мы здесь: я и Лусия!
   Обе дамы оказались в одной камере. Ни та, ни другая не закашлялись, когда
я вывел их в коридор, из чего следовало, что  угроза  химического  нападения
миновала. Свой противогаз я снял и убедился, что воздух чистый  -  насколько
это применимо к подземелью.
   - Держитесь за Эктора! - приказал я и потянул за собой весь "состав",  то
есть сеньора Амадо, все  еще  кхекающего  и  ноющего,  уцепившуюся  за  него
Эухению и Лусию, ухватившуюся за Эухению.
   Миновав  все  решетки  этаким  "паровозиком",  тащившим  за   собой   три
"вагончика", я притормозил. По идее теперь требовалось искать  лифт,  и  мне
пришлось припоминать, где он располагался. Заодно надо было прикинуть,  куда
на этом лифте ехать дальше. Казалось бы, все просто: сюда меня  привезли  на
лифте откуда-то снизу, значит, и удирать надо  было  вниз.  Но  единственным
выходом, о котором я знал наверняка, был подводный туннель. Я  не  надеялся,
что там, внизу, нас ждут четыре заряженных  акваланга.  К  тому  же  господа
похитители привезли нас сюда на скутерах, которые, по самой грубой прикидке,
двигались втрое быстрее, чем пловец в ластах. Причем не абы какой пловец,  а
профессионал-аквалангист. Я и себя-то таковым считать не мог, не говоря  уже
о Лусии и Эухении.
   Соответственно время на выход по туннелю заметно возрастало,  и  не  было
солидной гарантии, что мы не потратим за это время слишком много  кислорода.
Конечно, мог быть какой-то выход и наверху, но туда, судя по глухим отзвукам
выстрелов, переместилось побоище, в котором я отнюдь не рвался  участвовать.
В общем я так и не выбрал, куда ехать,  если  найду  лифт.  Везде  меня  мог
поджидать облом.
   Впрочем, как выяснилось, самый крупный облом ожидал меня сразу  же.  Лифт
мы нашли, и даже  обнаружили  кнопку,  которой  открывалась  его  дверь.  Но
сколько эту кнопку ни нажимали, - дверь не отворялась, лифт не  подъезжал  и
вообще ничего не гудело и не фурычило. Видимо, по  ходу  боя  обесточили  не
только освещение, но и лифт.
   - И что же теперь? - обеспокоилась Эухения.
   - По-моему, тут должна быть и лестница, - предположила Лусия. - Наверняка
те, кто строил эту шахту, знали, что лифт может испортиться.
   Эктор, чертыхаясь, снял противогаз, отшвырнул  его  и  зашелся  в  кашле.
Когда он перестал кашлять, то сумел выговорить:
   - По-моему, какая-то ниша была справа, если стоять спиной к лифту.  Шагах
в десяти отсюда... - и снова закхекал.
   Я стал спиной к лифту и боком вперед пошел вдоль  стены.  За  меня  опять
уцепились "вагончики", и, попадись нам  навстречу  какой-нибудь  вооруженный
супостат, он запросто мог бы прострочить нас одной очередью насквозь.
   Эктор не соврал - нища была. И даже не ниша, а целый туннель. Но  вел  он
не к лестнице,  если  таковая  вообще  была,  а  куда-то  в  глубь  горы  по
горизонтали.
   Света в нем, конечно, не было, и без фонаря туда соваться не стоило.
   Спрашивать о том, есть ли у кого-нибудь спички или зажигалка, я не стал.
   Нас привезли сюда со дна морского, а потому, если у кого-то и было что-то
зажигательное, то давно пришло в негодность.
   - Что ты встал? - спросил Эктор. - Надо уходить отсюда!
   - Куда? - Я, как в Одессе, ответил вопросом на вопрос. - К центру Земли?
   Но тут где-то далеко, чуть ли не в ста метрах от  нас,  в  конце  туннеля
появился свет фонаря. Луч света, расходясь конусом, бил  откуда-то  сбоку  -
видимо, там  был  какой-то  подземный  перекресток.  Свет  становился  ярче,
заметно  приплясывал,  и  до  наших  ушей  отчетливо  долетали  звуки  шагов
нескольких человек.
   Я подумал, что если эти товарищи выйдут из своего  бокового  хода  в  наш
туннель и повернут фонари в нашу сторону, то высветят нас как на ладони. При
достаточной меткости им ничего не стоит  перестрелять  нас  раньше,  чем  мы
сможем проделать то же самое с ними.  Нас  будут  слепить  фонари,  укрыться
здесь негде - стены ровные и  гладкие,  никаких  дверей  и  ниш  нет.  Да  и
бросившись на пол, от пуль не спасешься.
   - Назад! - прошипел я и бегом рванул обратно, к лифту. Тут можно  было  и
поблагодарить судьбу за то, что она оставила нас без обуви.  Шлепанье  босых
пяток производило меньше шума, чем топот ботинок.
   Мы спрятались у входа в туннель. Я отдал Эктору автомат и взял "М-16А2".
   Во Вьетнаме у Дика  Брауна  был  "М-16А1",  но  в  принципе  существенной
разницы между модификациями не усматривалось.
   - Подпусти на полсотни метров, - посоветовал я Эктору.
   - Глаза жжет, - пожаловался тот, - все еще слезятся...
   Судя по тому, как сеньор Амадо управлялся с "узи", держать в  руках  этот
инструмент ему приходилось не в первый раз. Это меня порадовало.
   Тем временем граждане с фонарями вышли из бокового хода в туннель. Фары у
них были мощные,  и  я  убедился,  что,  столкнись  мы  с  ними  в  туннеле,
прицелиться не успели бы. Мы уже довольно долго  торчали  в  темноте,  глаза
отвыкли от света, и три мощных фонаря ослепили бы нас минуты на две. За  это
время умелые люди успели бы понасверлить нам столько дырок, что наш ответный
огонь просто не состоялся бы. Кроме того, защищены эти молодцы были  получше
нашего. На них были бронежилеты и каски с забралами из бронестекла  -  таких
ребят сразу не продырявишь с расстояния в сто метров.
   Их было пятеро. Двое, с фонарями, шли впереди, чуть дальше - еще  двое  с
ручными пулеметами на изготовку, а пятый - позади, посвечивая фонарем назад.
   Патронов у них, я думаю, было в достатке.
   Вообще я с удовольствием пропустил бы их мимо, если бы  знать  наверняка,
что они, обнаружив нас  в  зале  около  лифта,  не  откроют  по  нам  огонь.
Кое-какой шанс остаться незамеченными у нас был, но уж сильно  сомнительный.
Фонари у этих товарищей были мощные, ушки, я думаю, они держали на  макушке,
и наше сопение в темноте мимо ушей не пропустили бы.  А  увидев  вооруженных
людей, раздумывать некогда. При  перестрелке  в  упор  максимум,  что  мы  с
Эктором смогли бы успеть, так это положить одного или  двух.  Подпускать  их
совсем близко означало сдохнуть с гарантией.
   Но нельзя было и  раньше  времени  открывать  карты.  Пальба  с  большого
расстояния этим бронированным парням особого вреда причинить не сумела бы.
   Разобрать издали, какие броники напялены на этих хлопцев, я  не  мог.  Но
ясно, что на такую работу, как  штурм  подземного  сооружения,  не  ходят  в
какой-нибудь легонькой игрушке типа нашего российского "Визита", защищающего
только от "Макарова", нагана, дроби и финки умный человек не  пойдет.  Ясно,
что народец нацепил что-то покрепче, типа "Кирасы-5", которую "калаши"  5,45
берут только с пяти метров, а старые "АКМ" - с десяти. С расстояния в  сотню
метров такую хреновину мог пробить только древний патрон  образца  1908-1930
годов, которым нынче заряжают  снайперские  винтовки  Драгунова  или  ротные
пулеметы "ПК". Но у меня такого оборудования  при  себе  не  было.  Вряд  ли
"М-16А2" с пулькой 5,56 могла долбануть такой бронежилет лучше, чем "АК-74",
а "узи", который я отдал Эктору, сработал бы эффективнее "АКМ". Если  бы  мы
открыли огонь раньше времени, эта пятерка тут же погасила бы фонари, залегла
в темноте, и пулеметчики, которые прямо-таки обязаны были иметь инфракрасные
прицелы, стали бы долбить по обрезу туннеля, не  давая  нам  носа  высунуть.
Пока мы, зажавшись за углы и не выставляя носа из-за прикрытия,  крошили  бы
воздух, бойцы подобрались бы поближе и  положили  бы  пару  гранат,  которые
смогли бы нас навеки отучить от упражнений в стрельбе.  Бойцы  могли  руками
кинуть, могли из подствольника - нам от этого легче не стало  бы.  В  общем,
опять получалась ситуация из "Блэк-Джека" с перебором и недобором.
   Но  надо  было  на  что-то  решаться.  Поскольку  граждане,  господа  или
товарищи, топавшие по направлению к  нам,  не  орали  в  мегафон:  "Баринов,
сдавайся, ты окружен!",  то  считать  их  с  ходу  неприятелем  было  как-то
неудобно. С другой стороны, данные джентльмены не делали и объявлений  типа:
"Дорогой  и  глубокоуважаемый  Дмитрий  Сергеевич!  Убедительно  просим  вас
сохранять спокойствие и ни в кого не стрелять, поскольку  вашей  драгоценной
жизни  ничто  не  угрожает".  Впрочем,  даже  такое  заявление   отнюдь   не
гарантировало, что после того, как я милостиво выйду из-за укрытия, меня  не
пристукнут тут же и без объяснений за что.  Времени  на  раздумья  с  каждым
шагом бронированных мальчиков становилось все меньше. Их фонари уже положили
световые пятна на стены лифтового зала, и им, должно быть, хорошо была видна
решетка, перегораживающая "тюремный коридор". Догадываться, насколько близко
они подошли, я мог только приблизительно, потому  что  высунуть  из-за  угла
хотя бы полглаза означало дать себя обнаружить. Тем более что  ребята  могли
все-таки услышать каким-то образом шлепанье наших босых пяток по  цементному
полу. Поскольку они были увешаны всяким оружием - я это заметил  еще  тогда,
когда в первый раз их увидел, - то у них  наверняка  имелось  и  то,  что  в
народе называется "спецсредства". Они  могли  пойти  вперед,  предварительно
ослепив нас каким-нибудь блиц-патроном, от вспышки которого  полторы  минуты
ничего не видишь. Могли нам и еще раз газовую  атаку  устроить  или  плюнуть
вперед из одноразового огнемета, так что мы изжарились бы в один момент. Все
это было бы очень весело, если бы не приводило в отчаяние...
   Но у меня  выдержки  хватило.  Сорвался  Эктор.  Поскольку,  кто  из  нас
командир, а кто подчиненный, мы с ним определить не успели, то решали каждый
за себя. Сеньор Амадо издал некий боевой клич, выскочил чуть не на  полметра
из-за  укрытия  и  в  лучших  традициях  боевиков   (имеются   в   виду   не
боевики-профессионалы, а боевики-кинофильмы), стал опустошать магазин "узи",
молотя от бедра и веером.
   Кто-то ойкнул, впрочем, сомневаюсь, что  я  всерьез  услышал  это  сквозь
грохот стрельбы, раскатившийся по туннелю. Один фонарь  погас,  второй  стал
светить немного наискосок, снизу вверх, но большего,  как  я  понял,  Эктору
достичь  не  удалось  -  не  дали.  Товарищи  из  туннеля  на  сумасбродство
отреагировали быстро.
   Две строчки трассеров прочертили пунктиры через лифтовый зал, пули звонко
тенькнули по решетке, перегораживающей тюремный коридор,  зачиркали,  искря,
по стенам, потолку и полу, замяукали, рикошетя в разные  стороны.  При  этом
достаточное число прошило вождя "молодых койотов". Ему попали и в грудь, и в
шею, и в живот. В свете фонаря, который еще светил, я заметил,  как  из  его
спины летели клочья одежды и кровавые ошметки. Сам я в это  время  плюхнулся
на пол, дал длинную очередь по  сути  дела  в  никуда,  без  надежды  как-то
выкрутиться, с одним лишь желанием завалить хоть кого-то, чтоб  не  сдохнуть
просто так, не за понюх табака. Я уже с  хорошей  отчетливостью  понял,  что
настает хана и эта хана неизбежна так же, как в свое время дембель.
   Впрочем, как говорится, дуракам везет. Поначалу  я  даже  не  понял,  что
произошло. Даже показалось, что  хана  уже  пришла.  Очень  ярко  сверкнуло,
грохнуло так, что я мигом оглох, рвануло  как  пушинку  винтовку  из  рук...
Дальше не помню.
   Кроме одного ощущения - будто кто-то рывком поднял меня с цементного пола
и куда-то уносит. По-моему, даже насчет  ангелов  успел  подумать,  но,  как
выяснилось, преждевременно.
   Сознание вернулось. Меня довольно  нежно  пошлепали  по  щекам.  В  глаза
светил  фонарь,  и  я  заморгал,  привыкая  к  свету.  Вроде  бы  постепенно
возвратился слух, после чего до меня  долетел  очень  слабый  голос  Эухении
Дорадо:
   - Деметрио, вы живы?
   В голове гудело, на лице  чуть-чуть  саднило,  где-то  в  районе  задницы
что-то припекало, в глазах крутились оранжевые круги и кляксы,  но  я,  едва
ворочая языком, попытался дать утвердительный ответ. Получилось что-то вроде
нечленораздельного мычания. Правда, в поле  моего  зрения  угодила  и  Лусия
Рохас, которая сказала Эухении:
   - У него может быть перелом позвоночника.
   Это долетело до  моего  сознания  уже  отчетливее,  я  почуял,  что  меня
переворачивают, задирают майку, ощупывают... А потом  я  как-то  само  собой
сумел сесть, покрутить головой и выдавить из себя более или  менее  понятный
вопрос:
   - Где мы?
   - Все тут же, сеньор Баринов, - ответила Эухения. - В этом подземелье.  А
Эктор, бедняжка, убит. Видит Бог, я недолюбливала его,  но  все  же  он  мой
племянник...
   Возможно, сеньора Дорадо устроила бы образцово-показательный  поминальный
плач,  но  я  уже  кое-что  соображал  и  припомнил,  что  перед  тем,   как
выстегнуться из ума, кое с кем воевал.
   - А где эти? - Я показал в сторону туннеля.
   - О, там что-то ужасное! -  воскликнула  супергадалка.  -  Там  произошел
страшный взрыв. Сплошная кровь и клочья мяса...
   От такого радостного известия я оперся ладонями об пол, подтянул  ноги  к
себе и попытался встать. Эухения и Лусия  помогли  мне  это  сделать,  и  я,
опираясь на них, принял вертикальное положение. Голова немного кружилась, но
в общем и целом стоять я мог.
   Более того, взяв из рук Эухении фонарь, я сунулся в туннель. Картинка там
и впрямь оказалась неаппетитная. Пол был заплескан  кровищей  на  протяжении
нескольких метров, клочья мяса и костей украшали не только пол, но и потолок
со стенами. В основном эти детали принадлежали одному  из  моих  оппонентов.
Его разнесло на куски. Трое лежали у стены  в  виде  бесформенных  мешков  с
костями, а пятый, тот, что замыкал шествие, валялся  в  полсотне  метров  от
своих товарищей.
   Эктора я высветил фонарем на решетке, перегораживающей коридор тюрьмы, то
есть примерно метрах в двадцати от того места, где его изрешетили.
   Я ж говорил: дуракам везет. Должно быть, тот парень, от которого так мало
осталось, тащил пакет с пластиковой взрывчаткой. Где он  у  него  был  -  не
знаю, скорее всего на спине. Как он мне подставился - тоже неизвестно. Может
быть, его зацепил  пулей  Эктор,  и  мужик,  ухватившись  за  раненую  ногу,
повернулся спиной под мою шальную пулю. Пакет грохнул, расшвыряв  потроха  и
прочие ошметки своего носителя, а ударная  волна  шваркнула  тех  трех,  что
находились рядом, о бетонную стену. Последнего  из  пятерых  та  же  ударная
волна убила уплотненным воздухом, который  клинком  вонзился  в  носоглотку,
порвал трахеи, бронхи и легкие, отодрал сердце от аорты, может быть... То же
самое мог заполучить и я, если б лежал на полметра  правее.  Взрывная  волна
зацепила меня только краешком, вырвала из рук винтовку, прикладом которой  я
получил по скуле, но обошелся без перелома, а  затем,  немного  подбросив  и
перевернув на спину, провезла задницей по цементному полу,  сорвав  шкуру  с
этого деликатесного, по  утверждениям  незабвенной  Соледад,  места.  Какого
Аллаха молить за этот благоприятный исход - я  терялся  в  догадках.  А  вот
Эктору, даже если он еще был жив после попадания в него десятка пуль, смерть
от удара всем телом о стальную решетку  была  гарантирована.  Его  буквально
вдавило головой между прутьями, размозжив черепушку в двух местах.
   - Давайте вернемся в камеры, - вдруг предложила Эухения. - Мне дурно...
   Лусии тоже было дурно. Если мне  было  хреново  от  контузии,  то  им  от
созерцания кишок, выдавленных глаз и  иных  прелестей,  оставшихся  на  поле
брани.
   Я, как здорово обалдевший после взрыва, воспринимал  всю  эту  неизбежную
грязь почти спокойно. Тем более что около самого дальнего жмура  обнаружился
вполне исправный пулемет - китайский  "ПК"  с  лентой  на  150  патронов,  с
которыми мне никакие бронежилеты не стали бы помехой. Тем не менее для  себя
я все-таки броник взял  -  береженого  Бог  бережет.  Правда,  так  сказала,
говорят, одна монашка, надевая презерватив на свечку, но все-таки... В одной
драной майке как-то скучно. Каску с забралом я тоже прибрал. Если б нынешний
покойничек не держал забрало открытым, то, может,  и  не  хватанул  бы  ртом
избыточное давление.
   Впрочем, перелом шейных позвонков он получил бы в любом случае.
   Немного подумав, я снял с убиенного штурмовой пояс, на котором много чего
висело.  Кобура  с  "магнумом",  кинжал,  две  гранатные  сумки  с  четырьмя
гранатами, перевязочный пакет, аптечка,  еще  чего-то.  И  все  целехонькое,
вполне пригодное для жизни. Напоследок я снял  с  покойного  ботинки.  Ногам
стало теплее. Штаны,  к  сожалению,  оказались  непригодны  к  употреблению,
потому как в момент  отдания  концов  в  эти  штаны  перекочевало  все,  что
покойный напоследок скушал.
   Возвращаться в камеру я не хотел. Я пошел дальше по туннелю,  и  Лусия  с
Эухенией, охая, зажимая носы и сдерживая рвоту, поплелись за мной.