ользоваться. Оно подлежит сдаче  комиссару
полиции. - Ромеро посмотрел на меня как на идиота. - Мы поступили по закону:
составили опись всего изъятого, скрепили печатью сеньоры Эухении  и  сложили
все в оружейной комнате, которую  опять  же  опечатали.  Надо  было  вызвать
комиссара уже сегодня, но в  принципе  время  терпит...  По  закону  оружие,
изъятое у преступников, надо сдать полиции в течение сорока восьми  часов  с
момента изъятия.
   - А задержанных тоже? - прищурился я.
   - В общем-то, - помялся Ромеро, - я должен был еще вчера вызвать полицию.
   Вооруженное вторжение на территорию частного владения. Но  мне  запретила
сеньора. А я обязан ей подчиняться.
   - А если сеньора прикажет тебе воспользоваться отобранным оружием?
   Ромеро посмотрел на Эухению. Та сказала:
   - Пока еще рано обсуждать этот вопрос.
   - Смотрите, поздно будет, - заметил я. - Сколько человек  может  прислать
Косой и с чем?
   - Вообще-то, наверно, может и пару сотен собрать, - прикинул Ромеро. - Но
не думаю, что он такой толпой  пожалует.  Тридцать,  может  быть,  сорок.  А
оружия у него полно. Автоматы, ручные пулеметы,  гранаты.  Есть  полицейская
"химия".
   Бронированные джипы для перевозки денег, пара вертолетов...
   - Мне думается, - вмешалась Эухения, - что вы, сеньор Баринов, слишком уж
сосредоточились на силовом решении  вопроса.  Пока  сеньор  Салинас  еще  не
выдвигал жестких требований, и я не заметила в его словах прямых угроз.
   - Когда выдвинет, - проворчал я, - поздно будет.
   - Я бы не торопилась с выводами. Во-первых, прямое нападение  на  "Горное
шале" - слишком большой риск. Придется предпринимать настоящий  штурм.  Сюда
ведет только одна проезжая  дорога,  причем  довольно  узкая  и  извилистая,
местами проходящая по самой кромке обрыва. С внешней  стороны  наша  райская
котловина-кальдера  окружена  скалами,  на  которые  даже   профессиональные
скалолазы не рискуют взбираться, потому что они  сильно  выветрены  и  легко
обваливаются. Вы скажете, что можно  использовать  вертолеты.  Согласна,  но
садиться вертолеты смогут только на крышу или на лужайку около бассейна,  то
есть на виду у нас. Но самое главное - даже при полной удаче,  так  сказать,
"военной" стороны операции есть опасность, что вы,  сеньор  Баринов,  он  же
Родригес, будете случайно убиты в перестрелке. А мертвый вы им не нужны...
   - Да, - подтвердил я сердито, - пока я им нужен живой,  но  едва  подпишу
все, что они потребуют, моя песенка спета.
   - Согласна, - кивнула сеньора Эухения. - Но  ведь  они  не  идиоты  и  не
захотят остаться с носом по собственной  небрежности?  Никто  не  сможет  им
гарантировать, что вы останетесь живы,  если  начнется  стрельба.  А  сеньор
Ибаньес очень осторожный человек, можете мне поверить.  Сеньора  Салинаса  я
тоже хорошо знаю. Он, конечно, образованный и  очень  корректный  кабальеро,
при Лопесе даже работал в МИДе, был секретарем посольства на  Гран-Кальмаро,
но, если бы получил от Доминго указание "не стесняться", говорил  бы  совсем
по-другому. Он не  стал  бы  осторожничать  и  лишь  намекать  на  возможные
неприятности. Мы бы услышали что-нибудь вроде: "Эухения, крошка,  если  этот
мальчик через двадцать минут не будет сидеть у меня в машине, то  в  течение
следующего часа твоя вилла будет превращена в развалины". А сегодня  он  вел
себя  безукоризненно,  не  подчеркивая  превосходства  своего   босса.   Это
свидетельствует о том, что и сам Ибаньес, отправляя Салинаса к нам, приказал
ему быть повежливее.  Мне  представляется,  что  предстоит  еще  один  раунд
переговоров.
   - Но  я  бы  усилил  наблюдение  за  воздухом,  сеньора,  и  приготовился
перекрыть автодорогу, - неназойливо порекомендовал Ромеро.
   - Это твое  право  -  решать  такие  вопросы,  -  сказала  Эухения  тоном
генерала.
   - Но постарайся не спровоцировать конфликт...
   Ромеро удалился с задумчивым видом. У него была примерно такая же задача,
как у наших генералов перед 22 июня 1941 года: бдить, но  на  провокации  не
поддаваться.
   - Вообще-то, - заметила Эухения, - самое лучшее для вас - это  как-нибудь
тихо и незаметно  покинуть  остров.  Но  сделать  это  почти  невозможно.  У
"койотов" есть свои люди на таможне...
   - Кроме того, у нас паспорта остались в отеле, - очень вовремя  вспомнила
Ленка.  Я-то,  болван,  как-то  забыл  об  этой  мелочи...  Правда,   сильно
сомневаюсь, что эти паспорта остались бы целы и невредимы, если бы угодили в
воду при взрыве на "Маркизе", но сейчас, даже мирно лежа на своих  местах  в
"Каса бланке де Лос-Панчос", они были для нас  недостижимы.  Сеньор  Морено,
который наверняка постарается заслужить благосклонность нового босса,  сдаст
меня моментально.
   Впрочем,  Косой  и  сам  мог  догадаться  поставить   в   "Каса   бланке"
наблюдательный пост.
   - А виза у вас на сколько?
   - На двенадцать дней, по-моему. - Елена явно сказала  это  от  балды,  но
очень убедительно.
   - Несколько дней в запасе у вас есть, - прикинула Эухения, - но все равно
существует опасность, что вы просрочите визу и у полиции появится повод  вас
задержать...
   Она не сказала, чем нам с Ленкой грозит попадание в здешнюю кутузку, но я
и так это знал. В тюрьме власть "койотов" была еще круче, чем на воле.
   - И потом, - сказала Эухения как бы в дополнение, - я сильно рассчитывала
на ваше участие в наших общих делах... Ваш отец будет расстроен, если узнает
о таком неудачном исходе поездки на Хайди.
   Так бы прямо и сказала, стерва,  что  боишься  Чудо-юда!  Вслух  я  этого
говорить не стал, конечно, но про себя сие отметил.  Почти  одновременно  ко
мне в башку пришло воспоминание о том, как Эктор Амадо на борту  еще  совсем
целой и невредимой "Маркизы" предлагал  Чудо-юду  нанести  "старым  койотам"
"тихие, но очень чувствительные удары в Европе и других местах".  Если  было
верно  то,  что  я  предполагал,  то  есть  если  Сергей  Сергеевич  получал
информацию непосредственно из моего мозга через эту чертову  микросхему,  он
уже мог вмешаться в ход событий... А раз так, то все финансовые неурядицы  у
"койотов" - скорее всего дело не ограничивалось только  проблемой  автографа
сеньора Родригеса! - могли иметь своим источником какие-нибудь чудо-юдовские
махинации.
   Я бы ни за что не поверил в это,  если  бы  вдруг  на  столе  Эухении  не
зазвонил телефон. Сеньора Дорадо подняла трубку и сказала внушительно:
   - Я слушаю. О, сеньор Доминго, я рада  вас  слышать!  Да,  Салинас  уехал
пятнадцать минут назад. А, он звонил вам из  автомобиля,  понятно...  Сеньор
Родригес? Да, он у меня. Пожалуйста, я передам ему трубку...
   Прикрыв микрофон ладонью, Эухения сделала лицо не  просто  изумленное,  а
невероятно изумленное. Она произнесла шепотом:
   - Я и не знала, что у него может быть такой голос...
   Мне еще было непонятно, какой такой голос прорезался у сеньора  Косого  -
то ли шибко страшный, то ли наоборот,  но  трубку  я  взял  и  сказал  самое
простое:
   - Алло!
   -  Сеньор,  -  прозвучал  в  трубке  очень  вежливый,   хотя   и   сильно
взволнованный голос, -  простите  ради  Бога,  я  не  виноват,  что  Салинас
оказался сущим идиотом.
   Он умрет под забором, клянусь Христом! Этот скот не  понял  ни  слова  из
того, что я объяснял ему больше часа! Одно ваше слово, и через десять  минут
его голову сбросят с вертолета прямо на крышу "Горного шале"...
   Я обалдел, но вовремя сориентировался. Очень кстати пришло воспоминание о
том, как Соледад с моей помощью дурачила старшего Купера. Снимочек "крупного
мафиози" Анхеля Родригеса в  легком  белом  костюме,  с  массивными  черными
очками на морде и приклеенными заботливой  "супругой"  усами  лежал  у  меня
перед глазами.
   Правда, говорить ему там не пришлось. Зато, по мнению  Соледад,  я  тогда
прекрасно вошел в роль, когда мы с ней играли в "миллионера и  служанку".  В
общем,  надо  было  мне  попроситься  к  какому-нибудь  режиссеру  на   роль
Хлестакова...
   - Сеньор Ибаньес, - произнес я  несколько  рассеянно,  -  ваше  заявление
относительно головы сеньора Салинаса, разумеется, шутка? Мне не хотелось  бы
доставлять лишние хлопоты тем, кто отвечает  за  чистоту  на  вилле  сеньоры
Эухении. Все-таки я здесь в гостях.  Что  же  касается  сути  дела,  то  ваш
представитель изложил ее очень уж сбивчиво. Думаю,  если  бы  он  явился  на
встречу с рабочими проектами документов, снабдил их пояснительной запиской и
оговорил время и место нашей новой встречи, то все было бы намного проще.  Я
проконсультировался бы со специалистами, внес в текст необходимые поправки и
уточнения, после чего мы могли бы окончательно согласовать все бумаги.
   - Сантиссима Тринидад! - почти взвыл Косой  на  своем  конце  провода.  -
Сеньор Родригес, будьте великодушны! Я старый человек, у меня шесть  женатых
сыновей, четыре замужние дочери, восемнадцать внуков! Мы с женой  прожили  в
бедности почти тридцать лет...
   - Ну, насколько мне известно, - тут я постарался  придать  своему  голосу
такие нотки, чтобы у Доминго не было ни малейшего сомнения в  том,  будто  я
знаю о нем все от корки до корки, - сейчас вы живете далеко не бедно.
   - Да, благодарение Святой Деве, в наш дом пришел относительный  достаток,
но не дайте же его разрушить, умоляю вас! Ведь если вы затянете рассмотрение
нашего вопроса...
   - Сейчас все будет зависеть от того,  насколько  правильно  и  быстро  вы
представите те документы, которые я должен завизировать. - Все-таки  хорошо,
что я иногда бывал в Мишкиной фирме  "Барма",  где  числился  референтом  со
свободным графиком посещения. Голосок я скопировал с  младшего  брательника,
который иногда любил выпендриваться и  изобразить  из  себя  акулу  мирового
капитала.
   - Сеньор Родригес, - простонал Косой, - я готов сейчас же приехать сам  и
обговорить все условия. Я приму все ваши замечания безоговорочно.
   Я подумал около минуты. Конечно, Косой тоже мог быть хорошим артистом.
   "Барин, не погуби!", а потом вилами в брюхо -  это  мы  из  отечественной
истории хорошо знаем. Приедет с бригадой в сорок человек - и ускорит процесс
подписания.
   - Что ж... - произнес я со все  той  же  ленцой  в  голосе.  -  Если  вас
устроит, то приезжайте. Но, знаете,  мне  не  хотелось  бы  обременять  нашу
дорогую хозяйку сеньору Дорадо большим количеством посетителей. Будет вполне
достаточно, если вы приедете сюда с тем  же  числом  сопровождающих,  что  и
сеньор Салинас. Я готов гарантировать  вам  полную  личную  безопасность  на
территории "Горного шале".
   Можете воспользоваться вертолетом, если торопитесь.
   - В течение часа я прилечу, будьте покойны! - обрадованно завопил  Косой.
- До встречи!
   Он повесил трубку,  а  Эухения,  слушавшая  весь  разговор  через  трубку
спаренного аппарата, сказала:
   - Вы что-нибудь понимаете, Деметрио?  Кое-что  я  понимал,  но  объяснить
внятно не смог бы. Поэтому я только развел руками.
   - Если он действительно собирается привезти документы, - заметила  Ленка,
- то нам нужен юрисконсульт.
   - Это не проблема, - ответила  Эухения.  -  По-моему,  Харамильо  сегодня
никуда не уезжал.
   Она набрала номер на одном из аппаратов, стоявших на  ее  "президентском"
столе, и сказала:
   - Сеньор Ховельянос, я жду вас в кабинете.
   Меньше чем через пять минут явился молодой,  очень  симпатичный,  хотя  и
хитроватый парень  в  золоченых  очках,  в  костюмчике,  при  галстуке  и  с
атташе-кейсом   из   натурального   крокодила.    На    кейсе    красовалась
блямба-монограмма с витиеватой гравировкой "Jaramillo Jovellanos, advocate".
To, что слово "адвокат" было написано  по-английски,  должно  было  убеждать
потенциальных клиентов, что сей защитник прав  и  свобод  граждан  оказывает
свои услуги на международном уровне.
   - Харамильо, - церемонно объявила Эухения, - я  представляю  вам  сеньора
Дмитрия Баринова из России и его супругу Елену. Сейчас сюда прибудет  сеньор
Доминго Ибаньес, привезет кое-какие документы, и вы должны будете быстро, но
внимательно с ними ознакомиться. В этих документах сеньор Баринов фигурирует
как Анхель Родригес, но это вас не должно смущать никоим образом...
   - Прошу прощения за  то,  что  я  вас  перебиваю,  сеньора  Дорадо,  -  с
восхищением и удивлением в голосе произнес Ховельянос, - но я  даже  не  мог
себе представить, что у вас в охране служит миллиардер...
   - Это всего лишь маскарад, - недовольным тоном выговорила Эухения.  -  Вы
зря меня перебили, Харамильо. Я потеряла мысль...
   - Сеньора, - сказал адвокат с каким-то нахальным удивлением, - вы что, не
читаете газет?
   - Очень редко, - Эухения подняла брови. - А что там, в газетах?
   - Вот "Диарио де Сан-Исидро", сегодняшний утренний выпуск.
   Харамильо развернул газету, где на второй полосе красовались мои портреты
образца 1983 года. Фамилия Баринова не упоминалась, и на том спасибо.  Но  и
таинственный мафиози Родригес, и революционный  министр  Рамос  были  похожи
весьма и весьма. А заголовок, набранный, как говорится,  аршинными  буквами,
гласил:
   "Анхель простер крылья над Хайди".
   Мы с Еленой читали эту статью  из-за  плеч  сеньоры  Дорадо,  сидевшей  в
кресле,  и  потому  прочесть  досконально  весь  огромный  текст  не  могли.
Харамильо Ховельянос все это время сидел с невозмутимой рожей, но в глазах у
него прыгали чертики. Видать, мужик был очень рад, что  уже  в  курсе  дела,
тогда как его хозяйка ни хрена не знает.
   Суть статьи сводилась к  тому,  что  хайдийский  филиал  "Rodriguez  AnSo
inc.", то  есть  Сифилитическая  "ANSO  Limited"  задолжала  своей  головной
колумбийской корпорации без малого полтора миллиарда баксов, что не только в
20 раз больше стоимости  "ANSO"  со  всеми  прибамбасами,  но  чуть-чуть  не
дотягивает  до  общей  стоимости  всей  хайдийской  недвижимости  со   всеми
потрохами. По какой-то таинственной (так в газете писали) причине  кредитор,
то бишь я, Анхель Родригес, оказался на редкость терпеливым и спокойно ждал,
пока нарастут проценты. Опять-таки с ледяным спокойствием гражданин Родригес
принимал в  счет  уплаты  долгов  векселя  разных  фирм,  задолжавших  "ANSO
Limited", хотя фирмы были весьма сомнительные. Правда, на счетах у этих фирм
лежали какие-то  неведомо  где  и  на  чем  заработанные  денежки,  за  ними
числилась некоторая недвижимость на Хайди, Гран-Кальмаро и в других  районах
земного шара, причем размеры  и  стоимость  имущества  были  везде  и  всюду
подогнаны под минимальные суммы налогообложения. Ну а про то, сколько,  чего
и где лежало, в газете не писали.
   Вроде  бы  бедняжка  Сифилитик  чуть  ли  не  впроголодь  жил.  Даже  его
дворец-замок на Боливаро-Норте, оказывается, принадлежал не ему, а... Анхелю
Родригесу. И этот сукин сын Бернардо арендовал его у меня за какую-то ужасно
смешную сумму. И Доминго Косой, и Эктор Амадо,  и  еще  целая  куча  местных
тузов и тузиков тоже все у меня в долг брали либо арендовали.  По  факсу  из
Колумбии приходили честь по чести подписанные договора и все  такое  с  моей
подписью.
   Короче, оказалось, что  островишко  этот  -  в  смысле  Хайди  -  на  7/8
принадлежит сеньору Анхелю Родригесу, а 1/8 - правительству и другим  мелким
акционерам. Вот такие пироги!
   В общем и целом то, что говорилось в первой половине статьи, лишь чуточку
расширяло информацию, полученную от Салинаса. Ничего особо оберегающего  мою
жизнь от неприятностей не просматривалось. Но вот во второй половине статьи,
в той части, которая выходила на трансконтинентальный уровень,  мне  удалось
обнаружить намеки на то, по какой причине сеньор Доминго Ибаньес стал  таким
любезным и обходительным. Оказывается, дело было не только  в  доверенности.
Если до этого в разных там Европах и Америках никто  почему-то  не  требовал
подлинного автографа сеньора Родригеса, то тут как назло вдруг  потребовали.
И оказалось, что таковой автограф существует всего  в  одном  экземпляре,  а
самого товарища Родригеса-Рамоса никто не видел одиннадцать лет.  Правда,  у
службы безопасности сохранилось две фотографии. Случайно, конечно.
   Когда я это прочел, то на несколько минут задумался. Отчего же эта  самая
служба не стала публиковать третье фото, хотя и презентовала его Косому?  Не
потому ли, что в эту самую службу по каким-то каналам пришла  команда  этого
не делать вообще или повременить с этим  делом?  Может,  и  сюда  дотянулась
мохнатая лапа Чудо-юда? Да, на такого батю надо молиться...
   - Вы можете  предположить,  -  спросил  я  у  Харамильо,  -  какой  пакет
документов предложит нам Доминго Ибаньес?
   - Могу, - ответил адвокат, - но очень прикидочно.  Самое  главное  -  ему
нужно  подтвердить,  что  вы  реально  существуете.  Что   доверенность   на
управление "ANSO Limited" подписана реальным человеком. Даже если он  сейчас
вовсе не Родригес, а Баринов. И даже если ваш брак с Соледад Родригес  носил
фиктивный характер...
   - Насчет того, что брак был фиктивным, - сказал я,  опасливо  покосившись
на Хрюшку, - я бы не сказал. Но вот был ли он оформлен юридически...
   - Это нетрудно проверить,  -  Ховельянос  подошел  к  стоящему  на  столе
Эухении компьютеру и защелкал  клавиатурой.  -  Остров  у  нас  небольшой  и
выяснить через  банк  данных  актов  гражданского  состояния,  когда  и  кто
женился, можно в два счета... Так, 1983 год. Какой месяц?
   - Июнь или май... - Точно я не помнил.
   - Ну и кобель же ты, Волчара! - хмыкнула Ленка по-русски.  -  Не  знаешь,
когда женился...
   Харамильо невозмутимо прогнал по экрану дисплея длинную вереницу  фамилий
за первые четыре месяца 1983 года, а потом медленно повел строчки дальше.
   - Есть! - сообщил он. - 23 мая. Зарегистрирован гражданский брак в  мэрии
Сан-Эстебана. Анхель и Соледад Родригес. Запись о церковном венчании сделана
в метрической книге прихода церкви  Эспириту-Санто.  Свидетельство  о  браке
серия AD-X-R-7 ј 12390. Других сведений нет.
   - А мне, стало быть, ни гу-гу? - не  совсем  в  шутку  заметила  Хавронья
опять-таки по-русски.
   - Брак законный, -  деловито  объявил  юрист.  -  Теперь  надо  уточнить,
зарегистрирована ли смерть вашей первой жены...
   - Вот-вот, - сказала  Хавронья  на  сей  раз  по-испански,  -  проверьте,
проверьте, сеньор адвокат. В случае чего привлеку к суду как двоеженца...
   У Харамильо было приличное чувство юмора, он захихикал, но тут же подавил
свои несерьезные эмоции.
   - Нашел. Соледад Родригес признана умершей в судебном порядке 31  октября
1983 года, как  пропавшая  без  вести  при  авиационной  катастрофе.  Насчет
Родригеса Анхеля ничего нет.
   - Между прочим, - заметил я, - он еще и Рамосом побывал.
   - Сейчас попробуем...
   Ховельянос поковырялся, но ничего не нашел.
   - Скорее всего эта информация закрыта для доступа, - доложил он. - В базу
данных службы безопасности мне не пройти.
   - По-моему, это излишне, - сказала Эухения. - Какое отношение  это  может
иметь к делу?
   - Самое прямое, - возразил Харамильо. - Например, если  идентифицировано,
что Анхель Рамос и Анхель Родригес  -  одно  и  то  же  лицо,  причем  Рамос
разыскивается  за  совершенные  преступления,  то   документы,   подписанные
Родригесом, могут быть признаны не имеющими юридической  силы.  Правда,  это
очень длинная процедура.
   - В 1984 году участники восстания были амнистированы, - припомнил я.
   - Да, - подтвердил Ховельянос, - но, помимо  постановления  Национального
собрания, есть  еще  инструкция  Президента  о  порядке  исполнения  данного
постановления. Так вот, согласно этой инструкции, лица, совершившие  в  ходе
восстания  такие  преступления,  как  убийства  военнопленных,   заложников,
невооруженного гражданского населения, грабежи, мародерство -  там  солидный
список! - амнистии не подлежат.
   - Хорошо... - мрачно сказала Эухения, открыла  сейф,  вмонтированный  под
одной из панелей, и вынула оттуда дискету. - Попробуй, может  быть,  с  этой
штукой ты пройдешь в их базу данных