е  пистолеты,  они  затопали  по  ступенькам.  Выбрав  момент,  я
оглянулся и увидел, что донья и Росита стоят у двери, ведущей прямо в подвал
со двора. Дядьку они куда-то  уже  утащили,  а  сами  теперь  выкатывали  из
подвала большущую бочку. Я сразу понял, что это порох. Они  выкатили  ее  во
двор, поближе к стене.  Росита  побежала  обратно,  а  донья  стала  сбивать
топором верхний обруч с бочки.
   -  Не  видно  их,  Мануэль?  -  крикнула  она,  содрав  наконец  обруч  и
выковыривая из бочки крышку.
   - Они сейчас вылезут, сеньора! - ответил я. - Надо будет стрелять? Да?
   - Конечно же, осел! - грубо сказала донья. - Только целься получше!
   Как целиться, я не знал, а спросить боялся. Тем  временем  из  погреба  с
проклятиями появилась Росита, едва тащившая за собой  неподъемный  мешок,  в
котором что-то каталось и грюкало. Донья тем  временем  зачерпнула  ведерком
порох, словно это была вода или лесок, и взбежала наверх.
   - Помоги откатить пушку! - крикнула она. Пушка была тяжеленная, но все же
нам удалось сдвинуть ее. Донья лопаткой принялась сыпать порох в горло пушки
и утрамбовывать его палкой с набалдашником. Росита тем временем, вся красная
от натуги, волокла по ступенькам мешок. Она еле-еле дотащила его  до  пушки,
хотя он был заполнен всего-то на четверть... Донья тем временем  забивала  в
пушку кусок пакли.
   - Донья Мерседес! - заорал я. - Они уже пришли!
   Действительно, матросы с корабля вылезли на край обрыва  и  с  удивлением
глядели на наш дом и на стены.
   - Да тут целый форт, ребята! - ахнул кто-то из них.
   - Черт побери! Разрази меня Господь, если там нет пушек!
   - Эй ты, Мартинес, зачем ты взял только тридцать человек...
   - Что-то мне расхотелось туда, братцы! - донеслось до меня.
   Донья вытащила из мешка, который приволокла Росита, горсть крупных пуль и
засыпала в пушки.
   - Сейчас, сейчас! -  бормотала  она.  -  Погодите...  Как  только  начнут
подходить ближе, Мануэль, пали в них!
   Дядьки у обрыва стояли толпой, но вперед не шли.
   - Что же они не стреляют, - спросил кто-то из них у  большого  верзилы  в
шляпе и с черной тряпкой, закрывавшей левый глаз. - Рассыпьтесь, ребята,  не
стойте кучей! - сказал он, похоже с опаской. - Черт его знает, может, у  них
там и вправду пушка... Бегом - десять налево, а десять - направо!
   Команда была исполнена, только несколько человек остались посередине. Они
разошлись друг от друга подальше и присели в траву, так что виднелись только
их большие черные шляпы.
   - Черт побери! - тихо сказала донья. - Опоздали... Только что можно  было
их одним выстрелом сшибить вниз... Мануэль, ты не видишь, у них нет  топоров
или веревок?
   - Не вижу, сеньора!
   - Следи за теми, что пойдут с того края... - она указала налево. - Возьми
пистолеты и стреляй, как только увидишь их в десяти шагах от стены, понял?
   - Я сделаю все! - сказал я, забирая пистолеты. Я побежал  вдоль  стены  и
встал в каменной бочке. Там была как бы комнатка с входом без двери и узкими
окнами, чуть шире, чем прорези между зубцами стены. Эти узенькие  окна  были
направлены на три стороны. Взглянув в одно из этих окон-прорезей, я  увидел,
как несколько моряков побежали налево и спрятались за деревьями. Теперь  они
были напрямую от моей бочки в ста шагах. Было хорошо  видно,  как  шевелятся
листья лиан. Прибежала донья:
   - Мы уже все пушки зарядили, помогай пушки откатывать.
   Нападавшие стали приближаться к  воротам.  Пригибаясь  к  земле,  они  по
одному подбегали ближе. Почему-то мне совсем не было  страшно.  Я  вроде  бы
знал, что они, наверно, захотят нас убить, но почему-то был  уверен  в  том,
что нас не убьют.
   Стало совсем жарко. В лесу все что-то похрустывало и потрескивало.
   - Уж не ночи ли они дожидаются? - обеспокоенно сказала донья.
   - Вот этого не надобно! - охнула Росита. - Да спасет нас Господь!
   Донья убежала в дом и вскоре вернулась с охапкой ружей и тяжелой сумкой с
пулями. Пушки и мортиры были уже наготове, и  теперь  они  с  Роситой  стали
заряжать ружья.  В  мортиры  донья  и  Росита  запихали  огромные,  с  арбуз
величиной, чугунные шары-бомбы. Солнце уже стало валиться к закату. Донья  и
все мы с утра ничего не ели и были очень утомлены.  А  враг  все  не  шел  -
чего-то ждал.
   - Ну, ладно! - сказала донья. - Я начинаю канонаду!
   Она подпалила кресалом  скрученную  из  просмоленной  пакли  веревочку  и
прицепила ее к палке, на которой было что-то вроде щипчиков. Подойдя к одной
из пушек, она с помощью Роситы нацелила ее туда, где торчали из травы шляпы.
   Подсыпав пороху на небольшую дырочку, проделанную  в  пушке  сверху,  она
прижала к этой дырочке тлеющую  веревку...  Сперва  зашипело,  потом  порох,
насыпанный на дырочку, фукнул ярким пламенем, и  вдруг  так  бабахнуло,  что
даже стена затряслась. Дым окутал стену, а в той  стороне,  куда  выстрелила
пушка, кто-то заорал. Я взглянул туда и увидел, что из травы выскочили  все,
кто там прятался, и почему-то быстро побежали к обрыву.  А  весь  луг  вдруг
загорелся, будто был сделан из пороха.
   - Паклю зажгло, а она - траву! - захохотала донья.  -  Ишь  подпалила  им
пятки! Огонь!
   И подскочила к другой пушке... Ба-бах! Тут я увидел, как  сразу  трое  из
убегавших повалились на траву  и  тут  же  их  догнал  огонь,  очень  быстро
сжиравший траву. На  том  месте,  где  он  прошел,  осталась  только  серая,
покрытая пеплом земля да черные, похожие на обугленные дрова,  тела  убитых.
Оставшиеся добежали до ступенек и, сгрудившись у них, стали толкаться,  и  в
этот момент - тара-pax!
   - выпалила третья пушка. Тут я и вовсе удивился: только что пятеро стояли
у края обрыва, а после того, как дым рассеялся, мы никого не увидели...
   - Ура! - завопила донья, бросаясь на боковую стену,  где  было  еще  пять
пушек. Однако палить было больше незачем. А получилось вот что: когда  огонь
добежал до самого обрыва, он повернул влево и быстро-быстро  сожрал  всю-всю
траву на поляне вокруг нашей каменной стены. Искры полетели к нам во двор.
   - Господи! - ахнула донья. - Скорее бочку с порохом со двора!
   И тут произошло уж совсем чудо: одна из мортир, стоявших во дворе,  вдруг
сама по себе пальнула. Грохнуло куда как  громче  и  послышался  удаляющийся
шум: у-ву-ву-у! - это бомба круто умчалась в небо и полетела куда-то за лес,
к морю.
   Стало ясно, что искра попала в пороховую дырочку и подожгла порох. Кашляя
и чихая от дыма, заполнившего двор, мы бросились катить в  погреб  пороховую
бочку... Не  успели  мы  добежать  до  нее,  как  вдруг  из-за  задымленного
пылающего леса взвился огромный столб огня и дыма, много  выше  деревьев,  а
потом долетел такой грохот, что меня даже швырнуло на землю, и я  написал  в
штаны.
   - Да что это? - трясясь от ужаса, воскликнула  донья.  Эхо  от  окрестных
скал долго еще громыхало вокруг. Голова кружилась, дым  ел  глаза.  Пламя  с
треском и гудением сжигало деревья. Стволы вскипали, сок  деревьев  шипел  и
пенился,  некоторые  деревья  лопались  с  громкими  хлопками,  похожими  на
пистолетные выстрелы... Бочку с порохом  мы  укатили,  но  искры  все  время
летали по двору.
   Пушки стали накаляться от близкого жара и вскоре еще  одна  из  них  сама
пальнула, а затем одна за другой открыли огонь все пушки на задней, левой  и
правой стенах.
   - Содом и Гоморра! - в ужасе бормотала донья, не успевая отплевываться от
летающей в воздухе сажи и прикрывать от искр лицо. Еще несколько времени - и
на нас бы загорелась одежда, но вдруг подул  сильный  ветер,  стал  относить
огонь от нашего дома. Дышать стало легче, пламя отходило к лесу. В  короткое
время огонь сожрал весь клин леса, отделявший дом от берега бухты, и понесся
дальше, к скалам, сметая все на своем пути. Стало видно бухту, где вроде  бы
должен был стоять корабль, но его там не было...
   - Ушли они, что ли? - спросила донья, наверное, сама у себя,  потому  что
ни я, ни Росита не знали, куда делся этот корабль. До бухты от нас  было  не
так уж и далеко, всего-то несколько раз по десять шагов, но  корабль  исчез.
Лодки как стояли себе у берега, так и стояли, а вот корабля не  было.  Донья
сбегала в дом и принесла какую-то штуковину, похожую на  большую  и  длинную
дубинку. Выставив один конец дубинки между зубцами, она приложилась глазом к
палке и вдруг заорала:
   - Он взорвался, взорвался!
   - Так это от него был такой взрыв? - спросила Росита, глядя на бухту.
   - Конечно! - восхищенно сказала донья. - Наша мортира его утопила!
   - Та, что случайно выпалила? -  спросила  Росита  недоверчиво.  -  Больно
далеко.
   - Да что ты! - донья зажгла свою палку с веревочкой и взбежала  во  двор,
где стояли еще три  заряженные  мортиры.  Она  поднесла  свой  инструмент  к
дырочке, и мортира громко бабахнула. Опять послышалось: у-ву-ву-ву-у-у! -  и
вслед за тем на середине бухты, там, где раньше был корабль,  встал  большой
столб воды.
   - Должно быть, бомба попала в крюйт-камеру... - сказала донья, - и все  в
минуту взлетело на воздух.
   - А можно поглядеть? - спросил я, показывая на палку, в  которую  глядела
донья.
   - Гляди, - разрешила она, - вот сюда, где стеклышко.
   Палка была деревянная, гладкая, покрытая блестящей краской. В  том  конце
ее, куда показывала донья, было и вправду маленькое-маленькое  стеклышко,  а
на другом конце стеклышко побольше.  Я  поглядел  в  маленькое  стеклышко  и
увидел, что бухта оказалась как бы  совсем  рядом.  Я  мог  разглядеть  даже
пузыри и рыб, всплывших после того, как в воду попала бомба. А еще я  увидел
много-много обломков от корабля, а также какие-то доски,  бочки,  ящики.  Но
живых людей не было. Берег бухты выгорел весь. Там, куда ушел огонь,  висела
огромная туча дыма, летели искры и вырывались языки пламени. А нам вроде уже
никто не угрожал.
   - Так и подумаешь, что нам Боженька помог! -  сказал  я  и  подумал,  что
белый Бог должен, наверно, рассердиться на нас за то, что  мы  вчера  втроем
вытворяли, а он нам помогает. Видно, он и вправду милостив.
   - А ты еще сомневаешься?! - вскричала донья. - На колени! Молитесь!
   Пока мы молились, в дальнем конце неба появились тучи.
   - Похоже, будет буря с дождем! - воскликнула донья. - Собирайте  ружья  и
несите в дом! А я разряжу пушки.
   Пока мы с Роситой собирали ружья и таскали  их  в  дом,  грохнуло  четыре
пушечных выстрела. Донья выпалила из двух пушек и  двух  мортир.  Потом  она
помогла собрать все, что нам могло пригодиться, и мы покинули двор. Дверь мы
крепко заперли изнутри и побежали закрывать ставни на окнах. Едва  последняя
из ставень была закрыта, как хлынул  такой  дождь,  что  крыша  нашего  дома
задребезжала.
   - Да, поди-ка, сообрази теперь, что тут было раньше!  -  заметила  донья,
обводя взглядом выжженную округу. - Пожалуй, дядюшка мой не узнал бы  теперь
свои владения...

ДОПРОС ПЛЕННОГО

   Запершись в доме, мы и вовсе почувствовали себя в безопасности.  Дождь  и
ветер вряд ли позволили бы кому-нибудь из тех,  кто  уцелел,  подобраться  к
дому и уж тем более залезть в сам дом. Мы помылись, отскребли лица от копоти
и переоделись в чистую одежду,  благо  ее  было  хоть  завались.  Прожженные
рубахи и штаны Росита сожгла в камине - не штопать же их!  Мы  расставили  и
разложили все оружие, и  свое,  и  захваченное,  прибрали  в  комнатах,  где
натопали сапогами.
   Росита с доньей при моей помощи сготовили славный обед из солонины,  риса
и разных приправ. Я помыл посуду, и мы уже собрались  было  вздремнуть,  как
вдруг донья спохватилась:
   - Батюшки! Да ведь у нас еще и пленный есть! Куда же мы  его  сунули,  не
помнишь ли, Росита?
   - Помню, почему же?! - отвечала Росита. - В кладовке он.
   Все втроем мы отправились  вниз.  Росита  указала  на  кладовку  рядом  с
кухней, запертую на замок. Росита открыла дверь, донья  подняла  пистолет  и
сказала:
   - Эй ты, вылезай!
   - Сперва развяжите меня, канальи! - глухо простонал из темноты пленник.
   Донья шагнула в кладовку с зажженной свечкой и осветила дядьку, лежавшего
на полу.
   - Ноги у тебя не связаны, вставай, - велела донья.
   - Я ранен, неужто  не  помните,  вонючие  козлы?!  -  вскипел  дядька.  Я
вспомнил, что его звали Рамон.
   - Ладно, - сказала донья, взяла его за  шиворот  и  рывком  поставила  на
ноги.
   Рамон глухо застонал и привалился к стене. Нога у него была вся в  крови.
Мне стало его жалко, и я поддержал его:
   - Обопритесь на меня, сеньор Рамон... - Руки у него были связаны,  и  мне
пришлось поддерживать эту махину за спину.
   - Единственная христианская душа нашлась! -  проворчал  Рамон.  Осторожно
ступая на раненую ногу и кривясь от боли, он добавил:
   - Да и то черномазая...
   Мне не было обидно, потому что я понимал: Рамону больно.
   Из  кладовки  мы  привели  его  в  кухню  и  усадили  на  табурет.  Донья
внимательно разглядывала его, скрестив на груди руки.
   - Кто ты такой? - спросила она мужским голосом.
   - Человек... - буркнул Рамон, - Рамон меня зовут.
   - Что это был за  корабль,  который  мы  взорвали  со  всем  экипажем?  -
поинтересовалась  донья.  Рамон  как-то  странно  поднял  брови,  но  сказал
спокойно:
   - Морской корабль был...
   - Почему на нем был английский флаг?
   - Испанского не сшили...
   - Ты пират?
   - Я моряк и все... Ладно вам, сеньор, палача зовите...
   - На тот свет не терпится?
   - Почему? Я успею, это такое место,  куда  рано  или  поздно  обязательно
пускают...
   - Я думаю, что тебе будет лучше попасть туда попозже. Сперва я узнаю, что
ты за птица и как залетела на мой остров!
   - Пытать будете? - спросил Рамон.
   - Как разговоришься, а то и вовсе не будем...
   - Перевязали бы тогда сперва, а то истыкали шпагой да еще руки связали...
   - Мануэль, разрежь веревку! - приказала донья.
   Я подошел и кухонным ножом  разрезал  веревку.  Одна  из  рук  у  дядьки,
правая, была проткнута шпагой выше локтя, Росита принесла полотна,  нарезала
его лентами, нащипала ниток из тряпок,  сваляла  в  катышек.  Потом  горячей
водой промыла рану на руке, приложила к ней  катышек  из  ниток  и  замотала
полотняной полосой.
   - Снимай штаны! - приказала донья. Рамон замешкался.
   - Вы, сеньор, повесьте меня, но перед бабами я не разденусь!
   - Где ты тут баб видел? - спросила донья, почему-то покраснев.
   - Видно же, что девка это! - сказал Рамон, указав на Роситу. -  Но  уж  и
ловка на шпагах! Это ваша пассия, сеньор? Такие красотки, как  она,  опаснее
любого старого вояки, клянусь честью!
   - А если я скажу тебе, что и я не мужчина?
   - Кто его знает... - приглядываясь к донье, произнес Рамон. - Если вы мне
скажете, что этот черномазик - девочка, я тоже не удивлюсь...
   - Я мужчина! - обиделся я.
   - О, - улыбнулась донья, - никто в этом не сомневается! А теперь,  Рамон,
надеюсь, ты позволишь нам осмотреть твою ногу?
   - Черт с вами! - ухмыльнулся Рамон. - Гляди ее!
   - Глядите... - поправила донья, - мы с тобой не пасли свиней, мужик!
   -  Прошу  прощенья,  сеньора,  но  и  я  не  свинопас!  Мое  полное   имя
Рамон-Хорхе-Мария де Костелло де Оро, я всего лишь бедный  идальго,  но  род
мой древен...
   - Де Костелло де Оро? - сказала донья взволнованно. - Да поразит вас гром
небесный, сеньор, если вы солгали!
   - Я не солгал,  сеньора,  мой  отец  Альфонсо  де  Костелло  де  Оро  был
родственником...
   - А как вы, сеньор Рамон, попали сюда?
   - Очень просто, сеньора. Наше судно в сорока милях отсюда  столкнулось  в
бою с двумя голландскими. Нам удалось  уйти  от  них,  потому  что  один  из
голландцев был уже здорово потрепан,  прежде  чем  встретился  с  нами.  Нам
удалось подбить фок-мачту на втором, и они отстали. Ночь скрыла нас из виду,
а утром мы подошли к этому чудному острову,  поскольку  запасы  воды  у  нас
иссякли. Капитан послал нас за водой. Хотя  флаг  у  нас  и  английский,  но
испанцев у нас немало, дезертиры, бывшие пленные,  беглые  галерники  -  все
отпетый народ. Мы и  не  знали,  что  попадем  в  такую  переделку...  Готов
поклясться молоком матери, что мы ждали чего угодно, но не засады.
   - Вы и у пиратов были офицером?
   - Ну, если это так можно назвать. Меня называли  "лейтенантом",  но  доля
добычи от  этого  не  повышалась.  Мне  действительно  поручали  командовать
людьми, особенно в последний год, так уж получилось, что  меня  слушались...
Так вот уж никак я не мог ожидать, что встречу вас, дорогая кузина!
   - Честно говоря, я тоже не ждала вас увидеть, мой дорогой кузен...
   - Ну что же... - улыбнулся Рамон, - зовите ваших слуг, пусть отведут меня
в каземат.
   - Каземата у меня нет, а слуг всего двое...
   - Ну, тогда позовите солдат!
   - Здесь нет ни одного солдата, сеньор...
   - А кто же стрелял из пушек? Вы думаете, я деревенщина, дорогая кузина, и
не знаю, что такое артиллерийская канонада? За короткое  время  прогрохотало
столько выстрелов, что даже, будь у вас не трое, а целых двадцать  пушкарей,
и то они не успели бы...
   - Мои пушки стреляли сами! - сказала донья сущую правду.
   - Сеньора, я же не собираюсь выяснять, сколько у вас солдат!
   - Я и не скрываю, Рамон, нас действительно три человека... Я провожу вас,
а Мануэль поможет вам дойти. Обопритесь на его плечо!
   Рамона заперли на ключ в довольно удобном жилище. Ему даже вина принесли.
   Я бы тоже согласился быть пленником, если бы  мне  дали  столько  жратвы.
Правда, в этой комнатенке  не  было  даже  маленького  окошка,  но  в  двери
светилось много дырочек, просверленных буравом, и задохнуться было нельзя.
   Караула, конечно, ставить не стали. Дверь была крепкая, и вышибить ее, да
к тому же с одной рукой, Рамону было  не  под  силу.  Гораздо  больше  донья
опасалась, что на острове еще могли остаться пираты, прибывшие на корабле  с
Рамоном. Правда, на дворе бушевал дождь, который мог  зарядить  не  на  одни
сутки, подъемный мост поднят, а ворота закрыты, однако от этих пиратов всего
можно было ожидать. Поэтому, ложась спать, мы натащили  к  постели  ружей  и
зарядили их.
   Росита и донья улеглись рядом со мной. А потом они начали делать такое...
   Наверно, их душами завладел дьявол. Господи, спаси и помилуй!

ПЕРСТЕНЕК С ЧЕРТОЧКОЙ

   Проснулся я очень рано. Мне было  душно,  потому  что  донья  Мерседес  и
Росита сильно придавили меня своими спинами. К тому же от них пахло,  и  мне
захотелось выбраться из кровати.
   Я вылез, надел  штаны  и  подумал  о  Господе  Боге.  То,  что  мы  вчера
выделывали, было сплошным грехом. Господь, конечно, терпелив  и  милосерден,
потому что не убил нас всех громом и даже не позволил этого сделать пиратам.
   Наверно, потому, что пираты наделали еще больше грехов, чем  мы.  Но  все
равно: мы - грешники. Теперь нас будут жарить в аду,  когда  мы  умрем.  Это
страшно.
   Вчера, когда загорелась трава, а затем лес и пираты оказались в  огне,  я
понял, как это страшно - гореть заживо.
   Неужели донья Мерседес не знает, что  бывает  с  людьми,  которые  делают
грехи? И Росита знает. А делают, и меня соблазняют... Падре  Хуан  давно  бы
проклял их, если б узнал. Даже мама моя наверняка бы обозвала их шлюхами,  а
бабушка - и подавно. Мою маму только бабушка называла шлюхой, и  то  потому,
что та спала с белым, а не с черным. Но никто другой так не  считал,  потому
что надсмотрщика Грегорио все боялись. Он наверняка не  только  маму,  но  и
других черных женщин мучил. А  если  бы  не  похвалялся,  что  Падре  -  его
ребенок, так его бы, наверно, и жениться не заставили. Все равно он  свинья,
и, если б мне вчера попался, я убил бы его из пистолета, как того  пирата  в
кустах. От него воняло точно так же, как от Грегорио.  Жаль,  что  на  самом
деле это был другой белый. А еще лучше было  бы  убить  Грегорио  из  пушки.
Тогда его разорвало бы на куски...
   Но тут я вспомнил, что в Писании сказано: "Не убий!", - а мы вчера  убили
много людей. Правда, то, что говорится в Писании,  я  знал  только  со