кое, а в сердце так  и  не
попал.
   Думаю, если б Бог существовал, то он бы меня с первого выстрела  угробил.
А я, кстати, если и молил Бога, то только о том,  чтоб  поп  догадался  меня
добить. Но черта с два - оставил замерзать в степи, а сам пошел водку жрать,
жеребячье  семя...  Мужичонка-голодранец  меня  вытащил  -  услышал,  как  я
матюкаюсь в снегу. А утречком наши пришли. В общем,  я  убедился,  что  Бога
нет, а верить во что-то надо. Теперь верю в коммунизм.
   В этот момент в комнату вбежал мальчишка лет десяти в потертом  пальтишке
и картузе с поломанным козырьком.
   - Папка!
   - Сережка!
   Этот мальчишка был мой дед, Баринов Сергей Владимирович. В его лице очень
отчетливо просматривались знакомые черты Чудо-юда, да  и  мои,  естественно,
тоже.
   Наконец появилась последняя картинка. Сейф, красное знамя в углу, портрет
Сталина над столом, зимняя чернота  за  окном.  Из  тарелки-репродуктора  со
стены доносилось: "От Советского информбюро..." Но люди, которые  находились
в  этом  помещении,  радио  не  слушали.  Старший  лейтенант   НКВД   Сергей
Владимирович Баринов положил на стол  рапорт  о  направлении  в  действующую
армию.
   Майор с ромбом в петлице  просматривал  листок,  на  котором  было  строк
десять текста, очень внимательно и долго, будто  искал  в  рапорте  какую-то
тайнопись.
   Потом сказал сухо и жестко:
   - Отклоняю. Работник ты хороший. Поэтому нужен здесь, а не под Москвой. К
тому же на тебя  у  нас  планируется  серьезная  оперативная  работа.  Хотел
немного позже сообщить, но придется сейчас. А то вас тут много охотников  на
передовую - одного отпустишь и останешься с голым хреном...
   - Слушаю, товарищ майор.
   - Поедешь в соседнюю область, в райцентр Нижнелыжъе. Там много  ссыльного
народа, очень кислые настроения среди населения. Слухи  ходят  насчет  того,
что Москву взяли, что Хозяин в Америку сбежал, а от Красной Армии ни фига не
осталось. Задача: выявить наиболее отпетых, сделать из них, условно  говоря,
руководящий центр, пристегнуть неустойчивых в максимально большом  числе.  А
потом, как говорится, "сдать по акту". Входить в операцию будешь через роно,
учителем  ты  уже  однажды  работал,  так  что  сумеешь.   Легенду   сделаем
нормальную, фамилию менять не будешь. Кстати, там твои жена и сын  живут  на
поселении.
   - Бывшие... - мрачновато сказал старший лейтенант.
   - Ничего, тебе они рады будут. Тебя тогда как из операции выводили?
   - Под конвоем, - усмехнулся Баринов.
   - Правильно. Мы сообщили им, что ты получил десятку без права  переписки.
А теперь вернешься как сактированный из  лагеря.  Куришь  ты,  как  паровоз,
кашляешь много - вполне сойдешь за  туберкулезника.  Что  такое  лагеря,  ты
знаешь, врать и путаться не станешь. С тамошним  начальником  ОГБ  Агапкиным
будешь в контакте.
   Задумка вся ихнего областного управления, поэтому  ухо  держи  востро.  Я
тебе дам свою связь. В случае если Агапкин будет ваше "подполье"  на  теракт
нацеливать - тут же докладывай. Листовки, сходки - это  туфта.  А  вот  если
твои ребятки стрельнут или рванут - могут наши  коллеги  с  той  области  на
нашем горбу в рай въехать... Уловил?
   - Так точно.
   - Три дня на подготовку. Здешние дела сдашь заму... Сразу после этих слов
"кинофильм" "История семейства Бариновых" завершился.

ВЕРИТЬ - НЕ ВЕРИТЬ?

   В реальный мир я вышел очень спокойно, без внутренней сумятицы,  путаницы
имен, образов и места действия. Правда, вышел не сразу,  а  спустя  какое-то
время. Очевидно, экспериментаторам понадобилось сколько-то минут  или  часов
на то, чтобы перетащить меня из  лаборатории  обратно  в  подземную  камеру.
Именно там я и проснулся. Именно проснулся, то есть, открыв глаза, не ощутил
никаких неприятных симптомов, за исключением одного - голода. Он был намного
круче, чем перед "киносеансом", из чего можно было сделать вывод,  что  меня
не кормят уже пару суток.
   Но на сей раз долго  ждать  не  пришлось.  Очевидно,  тут  где-то  стояла
телекамера, наблюдавшая за моим поведением. Форточка в стальной двери  моего
узилища открылась, и мохнатая лапа местного  вертухая  подала  мне  солидную
миску чего-то съедобного,  состоявшего  из  тушеных  овощей,  мяса  и  риса,
политого сверху кетчупом, два здоровенных банана и некое сладкое пойло вроде
какао с молоком.
   Вся посуда была одноразовая, из прессованной бумаги, ложка пластмассовая.
   Вероятно, кое-кто опасался, чтоб я  не  сделал  из  ложки  заточку  и  не
превратил тарелку в сюрикэн.
   Я весь погрузился в  блаженное  поглощение  пищи.  Конечно,  это  был  не
ресторанный обед и даже не тот шведский стол, который  входил  в  оплаченные
нами услуги "Каса бланки де Лос-Панчос", но после двухдневного  вынужденного
поста пожрать столь плотно было приятно.  Миску  я  вылизал  дочиста,  а  от
поедания банановой кожуры меня удержало только  воспоминание  о  тропических
бациллах.
   Развалившись на койке с приятно загруженным  брюхом,  я  подумал,  что  в
такой тюрьме не так уж и плохо. Не холодно, не сыро, кормят  прилично.  Лишь
бы только пореже отсюда вытаскивали и поменьше иголками стреляли...
   - Конечно, настало время поразмыслить, кто и за  каким  чертом  показывал
мне эту самую "фильмушку в черепушке". Интересно было узнать, что  я  лично,
Чудо-юдо,  братец  Мишка,  мои  и  Мишкины   дети   -   потомки   О'Брайена.
Соответственно наши претензии на денежки  из  фонда  О'Брайенов  приобретали
кое-какие юридические основания. То, что с  этими  юридическими  основаниями
никто считаться не будет, - несомненно, но все-таки получалось, что  мы  уже
не на чужой кусок разеваем роток, а свое добываем, законное...
   Если бы "фильмушку" мне  показали  в  конторе  Сергея  Сергеевича,  то  я
подумал бы, будто папаша желает укрепить  мой  боевой  дух,  провести  нечто
аналогичное    тому,    что    при    проклятом    большевизме    называлось
"партийно-политической работой в войсках". Для тех, кто уже забыл, объясняю,
что, когда я служил в ГСВГ, нам растолковывали, по какой причине мы торчим в
центре Европы и пугаем своим внешним  видом  мировой  империализм,  а  также
почему нельзя все бросить и убраться домой. Потом, наверно, стали объяснять,
что раз товарищ Горбачев решил объединить Германию, то нам тут делать больше
нечего и надо как можно скорее сматывать удочки в пределы Отечества.
   Однако Чудо-юдо, как мне показалось, не имел к "киносеансу" ни  малейшего
отношения. Во-первых, сам он при моей  упаковке  не  присутствовал.  Правда,
мелькнула рожица Ленки, которая вроде  бы  осталась  на  катере  у  молодцов
Эухении.
   Но мелькнула ненадолго, к тому же с маской, закрывавшей почти все,  кроме
глаз.
   Я уже сомневался в том, что она мне не  привиделась.  Во-вторых,  если  б
Чудо-юдо знал всю подноготную рода О'Брайенов и их российского потомства, то
ему можно было и  просто  рассказать  об  этом,  не  мучаясь  над  созданием
искусственной реальности. Наконец, в-третьих, то, что мне показали  в  самом
последнем  эпизоде  "фильма",  то  есть   инструктаж   старшего   лейтенанта
госбезопасности тов. Баринова С. В., мягко говоря, расходилось  с  известной
мне официальной версией Чудо-юда.
   Точнее, эпизод вносил очень существенные дополнения в легенду о том,  что
дед и бабка по отцовской линии были политическими  ссыльными.  Насчет  бабки
вроде бы все оставалось по-прежнему, а  вот  то,  что  дед  во  время  войны
выявлял в тылу "врагов народа",  стало  для  меня  откровением.  Мне  это  в
принципе было до лампочки - я этого деда не знал и никогда не  видел,  кроме
как в нынешней "фильмушке", поэтому  каких-либо  нравственных  страданий  не
испытывал. Раз в те времена люди делились на тех,  кто  сидел,  и  тех,  кто
сажал, - по крайней мере нам это нынче  так  представляют,  -  то  нечего  и
стесняться. Дело прошлое. Иной вопрос: знал ли Чудо-юдо  об  этом  факте  из
биографии нашего деда и если знал, то почему помалкивал?
   Тут мне припомнилось, что давным-давно, когда  я  еще  не  догадывался  о
своем родстве с Сергеем Сергеевичем, одно слово "НКВД", употребленное мною в
безобидном стишке, заставило отца передернуться. Позже мне  подумалось,  что
это из-за репрессированных родителей. А оказывается, у Бариновых с НКВД были
и добрые, рабочие отношения...
   То, что сейчас спецслужбы вовсю вкалывают на Сергея Сергеевича, мне  было
известно давно. Ведь ходил же я одно время с натуральной ксивой МБ. Да и та,
что от ФСК, выглядела вполне прилично. И квартирки для оперативных  встречек
они предоставляли. Может, конечно, и со встроенными  диктофонами,  черт  его
знает, и даже, скорее всего так, но ведь  никто  нас  не  забирал.  То  есть
услугами закрытых ведомств отец усердно пользовался. Но  что  он,  извините,
давал взамен? Этот вопрос меня давно интересовал, и по простоте душевной мне
думалось, что речь идет только о денежных или натуральных (борзыми  щенками)
подношениях, которыми Чудо-юдо в нужных местах подмазывал, а  потом  садился
на шею и ехал. Однако теперь выходило, что еще дедушка работал на  ведомство
товарища Берии, и  не  было  никакой  гарантии,  что  и  сейчас  не  столько
спецслужбы вкалывают на Чудо-юдо, сколько он на них.
   Все эти семейные проблемы отходили на задний план перед той, которая меня
начинала  серьезно  волновать,  а  именно:   кому   я   нынче   понадобился?
Размышления, в которых фигурировали "койоты", сенатор Дэрк и фирма "G &  К",
после "киносеанса" казались  наивными.  Кто-то  продемонстрировал  мне,  что
знает о нашем семействе  очень  многое.  Навряд  ли  все  эти  картинки  они
вытянули исключительно из моей черепушки, распаковав  архивированные  ячейки
памяти. А вот показать нечто смонтированное на базе известной информации они
могли. Так, как это сделал Чудо-юдо, устроив мне "полет в Нижнелыжье". Стоп!
В последней сценке из "фильма" тоже проскользнуло Нижнелыжье. Именно там жил
малолетний Сереженька, из которого вырос Чудо-юдо, а  кроме  того,  там  его
папа, а мой родной  дедушка  выполнял  оперативную  задачу  по  формированию
"подпольной группы фашистских пособников".
   Начав припоминать картинки, я вдруг подумал, что видел по  сути  дела  не
один "фильм", а некий сборник отрывков-клипов из длиннющего сериала "Сага  о
Бариновых". И очень может быть, что те товарищи, которые показали  мне  лишь
избранные места, просто намекали: "Мы знаем все и о тебе,  Димуля!  И  можем
многое поведать о твоей плодотворной работе по взрыванию ферм и  переработке
господ предпринимателей в шлакоблоки..."
   Тут я усмехнулся, вспомнив анекдот с бородой. Приходит мужик домой,  а  у
его жены в постели любовник. Мужик любовнику - в морду.  Лупил-лупил,  потом
выкинул с  лестницы  и  орет  вслед:  "Вали  отсюда  на  х...!"  А  любовник
оборачивается, утирает кровавые сопли и говорит: "Так бы сразу и  сказал!  А
то все намеками, намеками..."
   На фига им, этим осведомленным гражданам, намекать? Тем более что  я  вот
он, сижу за решеткой и нет у меня  ни  заступничков,  ни  преступничков  под
рукой.
   Приди нормально, скажи, что вам  от  Барина  надо,  а  то  все  намеками,
намеками...
   Да и вообще стоит ли верить всему, что  показано?  Это  ведь  могут  быть
просто на сто процентов выдуманные кадры. Если Чудо-юдо начисто стер у  меня
из памяти реальную картину убийства Белогорского  и  Салливэна,  которых  я,
оказывается, пострелял из  зонта-револьвера,  и  заменил  ее  фантастической
историей с прорывом через пространство и время,  то  смонтировать  в  голове
костюмно-исторический  фильм  совсем  просто.  Я  ведь  ни  черта  не  смогу
проверить!
   По крайней мере сидя здесь. Надо ползать по российским архивам, в которые
не так-то просто добраться, где половину документов  выбросили  еще  в  20-е
годы, да и потом немало выкинули. А уж о том, чтоб уточнить, был  ли  Сергей
Владимирович  Баринов  старлеем  госбезопасности,  и  чем  закончилась   его
операция в Нижнелыжье, лучше вовсе не думать, если, конечно,  не  подключать
Чудо-юдо...
   Потом меня посетила идея еще чище. А не могли граждане,  похитившие  меня
из  подводной  ловушки,  просто-напросто  заполаскивать  мне  мозги,   чтобы
переключить  всю  мою  мыслительную  деятельность  на  ничего   не   стоящую
"фильмушку"? Я, как идиот, вместо того,  чтобы  думать  о  том,  как  отсюда
выкрутиться, начну ломать голову над тем, какие юридические  права  на  фонд
О'Брайенов имеют Бариновы, и какая приблизительно часть положена лично мне с
Хрюшкой и поросятами. Возможно, граждане даже питали надежды, что  я  захочу
эту долю увеличить и ради этого  выведу  в  расход  родного  брата...  Такой
пакости я, конечно, сделать не мог, и даже подумать об этом было стыдно,  но
ведь некоторые о людях по себе судят...
   Впрочем, если у меня с ними общие гены, то это вполне логично.
   Какие-нибудь неучтенные О'Брайены могли придумать такой трюк.
   Странно, но отчего-то я сам поверил в свою ничем не обоснованную версию.
   Вообще у людей, находящихся в моем положении, с головой могут быть  любые
заскоки. Слава Аллаху, что уже в ближайшие полчаса ситуация опять изменилась
самым кардинальным образом...

ПЕРЕДЕЛКА

   Что может подумать человек, сидящий в  камере,  когда  в  коридоре  вдруг
шарахнет автоматная очередь? Все что  угодно.  Например,  то,  что  охранник
забыл свой "узи" на предохранитель поставить,  как  это  ни  прискорбно.  Но
когда следом за первой тарарахает по гулким сводам грохот  второй,  а  потом
третьей очереди и так далее, то начинаешь беспокоиться за свое здоровье. Мне
лично прискочило в голову два варианта объяснений по поводу пальбы.  Первый:
здешнее  начальство  по  каким-то  своим  соображениям   решило   освободить
помещения от постояльцев и  выводит  их  в  расход  без  суда  и  следствия.
Поскольку  у  меня  были  самые  приблизительные  знания  о  том,  на  каких
юридических основаниях данная тюряга существует, и есть ли таковые основания
вообще, этот вариант показался мне поначалу очень убедительным. Правда, если
уж совсем честно, то он меня очень не устраивал. Не было гарантии, что и моя
камера не числится в списке  "освобождаемых".  При  мысли,  что  вот  сейчас
придет какая-нибудь падла и за бесплатно впорет  тебе  семь  раз  по  девять
граммов, стало тоскливо.  Изнутри  камера  не  закрывалась,  завалить  дверь
нечем, поскольку и койка, и стол, и  табурет  были  намертво  прикреплены  к
полу, и отодрать их мне удалось бы через час, никак не меньше. Однако первый
вариант очень скоро уступил место второму.
   Это случилось где-то через пятнадцать секунд после начала стрельбы, когда
стены  заметно  дрогнули,  и  раскатился  грохот  гранатного   взрыва.   Мне
показалось, что для вывода в расход подследственных применять  такие  крутые
средства нерентабельно - можно и тюрьмушку поломать. Поэтому второй  вариант
объяснения был такой: какие-то  граждане  по  неизвестным  мне  соображениям
налетели на данное исправительно-трудовое учреждение и делают бо-бо тем, кто
его сторожит. Это чуть-чуть прибавило оптимизма, но только чуть-чуть.  Я  не
знал, чье именно содержание под стражей данные граждане считают  незаконным.
Если их интересует какая-то конкретная личность, например  Эктор  Амадо  или
сеньора Эухения, то они именно их и постараются  отсюда  извлечь.  При  этом
могло быть так, что насчет меня у них совершенно другие инструкции и  расход
патронов на мою ликвидацию сметой предусмотрен. Кроме  того,  никто  не  мог
поручиться и за то, что в нашу крытку не вломились доблестные хлопцы дедушки
Доминго, и основной их  целью  является  не  освобождение  товарищей  Амадо,
Дорадо, Рохас и примкнувшего к ним Баринова, а совсем наоборот  -  полная  и
окончательная ликвидация их как класса.
   Наконец,  не  следовало  обольщаться  насчет  того,  что  местная   вохра
прямо-таки обязана защищать  наши  жизни  до  последней  капли  крови  и  не
получила приказа шлепнуть нас в случае крайней необходимости.
   Итак, из-за дверей доносились звуки перестрелки, в которой участвовало не
менее десятка автоматов, увесистые грохи гранатных  разрывов,  лязг  и  звон
металлических решеток от ударов пуль и осколков, мяуканье рикошетных пуль  и
тому подобная симфония. Немного утешало, что побоище  происходит  не  совсем
рядом с моей дверью, а где-то в недальнем отдалении. Форточка в  двери  была
заперта, и определить, хотя бы на слух, где находится эпицентр схватки, я не
мог. Правда, даже если бы форточку и забыли запереть, то высовывать нос я бы
не решился - шибко стремно. Памятуя о том,  что  бронебойная  пуля  7,62  из
старого доброго "АКМ" запросто прошибает рельс, дверь камеры не казалась мне
совсем уж надежной защитой. Конечно, надеяться на  расстрел  через  закрытую
дверь не стоило, но принять меры  к  тому,  чтобы  как-то  обезопаситься  от
дурных пуль, стоило.
   Наиболее  безопасным  местом  был  унитаз,  который  здешние  архитекторы
разместили в нише рядом с дверью. Под прямой и даже косой выстрел по двери я
не попадал, могло зацепить разве  что  рикошетом.  Но  самым  приятным  было
небольшое открытие, которое я сделал, уже заняв  укрытие  в  этой  сортирной
нише. Ни в одной российской камере, если в ней имеется  унитаз,  на  сливном
бачке не оставят крышку, даже если она не чугунная, а фаянсовая. Потому  что
народ у нас грамотный и знает, что такой  крышкой  запросто  можно  вышибить
мозги. Но здесь, на Хайди,  публика  еще  не  доросла  до  таких  тонкостей.
Поэтому я обзавелся хоть и не самым надежным, но все-таки средством защиты и
нападения.
   То, что произошло потом, было, конечно, очередным счастливым случаем,  но
кое в чем имелась и моя заслуга. Я еще  за  десять  секунд  до  случившегося
знал, как должен себя вести, чтобы иметь хотя бы один шанс из ста.
   На самом деле вышло вот что.  Стрельба  приблизилась,  и  несколько  пуль
ударило в стену  совсем  близко  от  моей  двери,  затем  под  аккомпанемент
длиннющей автоматной очереди  протопотали  ноги,  лязгнул  засов,  и  в  мою
скромную обитель влетел один из охранников с автоматом  под  мышкой.  То  ли
этот парень не знал, что я тут сижу, то ли считал, что это несущественно,  -
Бог его ведает. Самое главное, о чем он думал, - быстрее сменить  магазин  в
оружии. А потому перспективу получить по черепу крышкой  от  сливного  бачка
охранник во внимание не принял. Долбанул я его от всей души, можно  сказать,
на совесть. Фаянс раскололся, а черепушка у бойца явно изменила свою  форму.
Автомат и пара полных магазинов -  это  было  уже  солидно.  Кроме  того,  я
догадался снять со стражника противогаз - и не прогадал. То ли одна,  то  ли
другая сторона применила какой-то  "химдым",  по  крайней  мере  характерный
хлопок гранаты с какой-то пакостью я вовремя расслышал.
   Затем резко погас свет. Стало темнее, чем  в  брюхе  у  "Маркизы".  После
этого  лязгнуло  несколько  решеток,  послышался  дружный  топот   солидного
количества ног, промчавшихся мимо моей двери  из  одного  конца  коридора  в
другой. А с той стороны, откуда  эта  публика  убежала,  садануло  несколько
очередей трассерами,  потом  кто-то  зашелся  в  кашле  и  послышался  скрип
резиновых масок, натягиваемых на морды. Я  на  всякий  случай  тоже  нацепил
противогаз, вжался в нишу, держа на изготовку  автомат,  и  подождал.  Снова
просверкали трассеры, и через тьму мимо моей двери  пробежали  еще  какие-то
люди. Они задержались  у  очередной  решетки,  полязгали,  погрохали,  потом
решетка со звоном полетела на пол, и штурмующие - я  не  сомневаюсь,  что  у
обороняющихся были ключи от решеток, - пробежали  куда-то  дальше.  Выстрелы
протарахтели уже далеко от моей камеры, а потом и вовсе все стихло.
   Размышлял я не очень долго. Вертухай, видимо, в сознание так и не пришел,
но его самочувствие волновало меня меньше всего. Надо  было  линять,  и  как
можно скорее. Темень давала какой-то шанс вывернуться и не сталкиваться ни с
теми, кто штурмовал эт