мо собой, что на столь изменившемся ландшафте я уже не мог  припомнить,
где был вход в Лопесовы подземелья. То ли вверх  по  канаве  бежать,  то  ли
вниз? И это при том, что и сверху, и снизу вдоль канавы уже топали  "тигры".
Промежуток между концами "хомута" был немногим  больше  двухсот  метров.  На
край канавы из-под прикрытия кукурузы мы не  высовывались,  и  заметить  нас
вроде бы не заметили, но сунься мы поперек междурядий -  засекли  бы  сразу.
Это отсрочка максимум на четверть часа...
   - Ну, куда? - спросила Кармела. - Вверх? Вниз? Веди, Сусанин!  Не  торчи,
как шпала!
   РНС молчала. Если Сорокин накрылся, то ждать подсказок неоткуда. Никто не
даст мне силу, чтобы перемахнуть через канаву и забор, да  и  раньше,  прямо
скажем,  РНС  действовала  в  пределах  нормального,  если   дело   касалось
физических возможностей, а не интеллектуальных.
   Я сам решил, что бежать нужно вниз. Таня - за  мной.  Мы  бежали  поперек
междурядий, и теперь нас заметили. Стрелять не стали, как видно,  прошли  те
времена, когда хайдийские  войска  начинали  палить  очертя  голову  и  даже
драться между собой по несколько часов, будучи  не  в  силах  координировать
свои действия.
   У нынешних "тигров" с подготовкой было все в порядке. Мы бежали прямо  на
них, они наверняка уже залегли и  приготовились.  Можно  было  бы  повернуть
назад или броситься вправо, но везде нас ждало одно и то же. Хана.
   То, что мы вылетели на небольшую  проплешину  в  кукурузных  зарослях,  я
поначалу не воспринял как спасение - мало ли огрехов допускается при полевых
работах? И лишь узкая щель, правильным полумесяцем обозначившаяся  в  земле,
подсказала: это то самое место.
   Я вспомнил, как удивился тогда, когда Капитан,  набрав  на  отобранном  у
Паскуаля Лопеса  пульте  цифры  "1492"  -  год  открытия  Америки  Колумбом,
заставил  сдвинуться  с  места  целую  лужайку.  "Лужайка"  располагалась  в
огромной стальной "миске", закрывавшей  шахту,  а  на  место  лужайки  снизу
поднялась стальная площадка лифта со стоящим на ней вертолетом.
   Взрыв, уничтоживший подземелья "Лопес-23", докатился и  сюда.  Во  всяком
случае, он сдвинул и покривил "миску"  с  "лужайкой",  а  в  земле  осталась
месяцевидная щель. Что там сейчас творилось внутри  -  понять  было  сложно.
Вполне могло оказаться, что, сунувшись туда, мы провалились бы в стометровую
пропасть.
   Но другого способа уйти от "тигров" не было. И я, упершись руками в  края
щели, опустил ноги туда, откуда тянуло замогильным холодом...

МЫ ПОЙДЕМ ДРУГИМ ПУТЕМ...

   Нет, никуда я не сорвался. Под ногой очень быстро нащупался металл,  рука
ухватилась  за  какую-то  погнутую  стальную  штуковину,  а  другая  еще  за
какую-то, и таким макаром я нашел под землей точку опоры. Следом  спустилась
Кармела.
   Света было достаточно, чтобы разглядеть: мы стоим на  разбитом  и  смятом
вертолете, который в свою очередь покоится на покореженной, перекособоченной
и оттого никуда не провалившейся лифтовой площадке. Именно до  этого  уровня
нас когда-то опустил Капитан, набрав код "1776" - год основания  США.  Тогда
по сторонам мы увидели три стальные двери. Паскуаль рассказывал, что  оттуда
на площадку выходили охранники. Сейчас этих дверей не  было,  их  вдавило  в
дверные проемы, сорвало с петель и повалило.
   Пульта, чтобы еще раз набрать "1776" и опуститься еще на двадцать  метров
вниз, у нас не было. Да и вряд ли здешние механизмы  захотели  бы  работать.
Надо было тем не менее срочно убираться с  площадки,  потому  что  ругань  и
пыхтение "тигров" слышались совсем близко. Они уже подбежали почти  к  самой
щели.
   - Где гранаты CS? - заорал какой-то начальственный голос.
   - А кто приказывал их брать, сеньор лейтенант? Вы приказали взять  только
осколочные...
   Мы слушали перебранку, уже соскочив с вертолета на площадку и пробравшись
в одну из дверей. Гранаты с газом CS ребята забыли в очередной раз, но очень
кстати для меня и Кармелы.
   - Да бросьте им любую, все равно эта штука еле  держится!  -  посоветовал
кто-то. Наверху послышалось строгое:
   - Всем отойти на двадцать шагов!
   Щелчок, затем граната лязгнула по мятому борту вертолета. Мы  с  Кармелой
отскочили от дверного проема и упали на пол... Грохнуло!
   Сразу после того, как воздушная волна укатилась куда-то за наши  спины  и
пошла гулять по еще неведомым нам подземным лабиринтам, а осколки  перестали
рикошетить по шахте, послышались  сперва  скрежещущий  лязг,  потом  грохот,
затем удаляющийся, но мощный гул и, наконец, тяжелый далекий удар...
   - Я  же  говорил!  -  торжествующе  крикнул  кто-то  сверху.  -  Площадка
грохнулась! Если они и были там, то разбились всмятку!
   Голоса стали удаляться. Когда их стало совсем не слышно, мы подобрались к
дверному проему и поглядели...
   Площадка с вертолетом исчезла напрочь. Остались лишь  какие-то  массивные
рельсы-направляющие, покореженные конструкции, на которых держалась "миска",
закрывавшая шахту.  Полукруг  света,  проникавший  из  щели,  высвечивал  на
двадцатиметровой глубине арку - она когда-то вела к вагончику. Но  шахта  на
этом уровне не заканчивалась. Площадка с вертолетом провалилась так глубоко,
что разглядеть их было невозможно.
   Наше положение было не самое лучшее. Добраться по гладкой бетонной  стене
до щели-полумесяца не смог бы даже альпинист,  тем  более  без  специального
снаряжения.
   - Ну, а теперь куда? - спросила Кармела.
   - Куда-нибудь... - Я неопределенно  махнул  рукой  в  сторону  подземного
коридора, уводящего от шахты.
   - Учти, - заметила Таня, - "тигры" вышли к асиенде  из-под  земли,  через
заваленный ствол. Они и сейчас могут быть там.
   - Учту, - вздохнул я.
   Она  достала  фонарик,  посветила  вперед.  Метрах  в  двадцати   коридор
заканчивался лестницей, похожей на те, что имелись  в  подземельях  "Горного
шале", но хода наверх не было - только  вниз.  В  стене  коридора  было  две
двери, обе сорванные с петель. За обеими дверями были небольшие  комнатушки.
В первой стоял стол с телефоном, тумбочка  с  телевизором,  у  которого  при
взрыве лопнул кинескоп.  На  полу  в  пыли  валялись  осколки  от  разбитого
плафона,  опрокинутые  стулья,  письменный   прибор,   давно   испортившиеся
электронные часы. Здесь, похоже,  сидела  бодрствующая  пара  охранников,  а
отдыхали они во второй комнатушке, где стояло два топчана, обитых клеенкой.
   - Посидеть, что ли? - устало сказала Таня. - Все ноги оттопала...
   Уселись друг напротив друга. Я спросил:
   - Может, теперь скажешь, откуда ты здесь взялась?
   - Тот же вопрос могу и я тебе задать.
   - Я? Честно и благородно  приехал  как  турист.  С  законной  женой,  при
паспортах и визах. А ты, насколько я помню, в это время оставалась в Москве,
у нас в центре.
   - Ты своей памяти не верь  ни  в  чем.  Она  липовая  от  и  до.  Точнее,
настоящего в ней много, но вранья - очень много. Я своей уже давно не верю и
не знаю, что правда, а что ложь. Я даже  сейчас  не  знаю,  вживую  с  тобой
говорю или это опять кто-то придумал.
   - Тогда ответь: ты, когда мы всем колхозом в вагончике ехали, спала?
   - Вроде бы... Хочешь спросить, что я во сне видела?
   - Хочу.
   - Можешь не проверять - то же, что и ты. Рассказывала тебе о том,  что  я
такое. А оборвалось все на том, когда ты спросил, не  связан  ли  Сорокин  с
Бариновым. Закрутилась спираль, и все исчезло.
   - Как ты думаешь, случайно?
   - Не знаю, ничего  не  знаю...  Может,  случайно,  потому  что  до  места
доехали, а может, и нет. Какая разница?
   - Ты можешь досказать про себя?
   - Нет. Я этого еще не знаю.
   - Как это?
   - А так. То, что я тебе рассказывала во сне, мне самой не было  известно.
Я говорила то, о чем раньше не знала. Понятно?
   - С трудом. Тебе это кто-нибудь подсказывал или как?
   - Видишь ли, то, что у меня не все в порядке с головой, я давно замечала.
   Но кому такое расскажешь? Ты-то меня поймешь, я знаю, что  вы  с  Брауном
жили в одной голове. Но вы там вместе не больше суток пробыли, кажется, а  я
несколько лет. Понимаешь?
   - Приблизительно... Только  вот  когда  мы  с  Брауном  в  одном  черепке
обитали, то телом управлять не могли. Оно не знало, чьи команды выполнять. А
у вас, выходит, все получается?
   - Не так. У вас "я" были больше разделены. А у нас нет резкой границы. Во
сне с тобой говорила Таня. Но сейчас "я" - Таня-Кармела. Все  вместе.  Новая
личность...
   - Пойдем дальше? -  предложил  я.  -  А  то  разомлеем  тут,  если  долго
просидим.
   - Верно... -  согласилась  Таня.  Ее  взгляд  упал  на  пистолет-пулемет,
который достался мне от убитого телохранителя.
   - Где это ты "бизончик" прихватил?
   - "Бизончик"?
   - Ну да, это ж "бизон-2" - совсем новый пистолет-пулемет. Сделан на  базе
"Калашникова", но тут, в шнеке, минимум шестьдесят четыре патрона. В ближнем
бою - сильная штука.
   Мы встали и пошли по коридору к лестнице. Прежде чем  начать  спускаться,
прислушались. Вроде бы какие-то шорохи и шуршание снизу долетали, но  скорее
всего  их  производили  либо  крысы,  либо  подземные  сквозняки.   Андрюхин
"Калашников" я надел за спину, а "бизон" держал наготове. Таня  тоже  шла  с
раскрытым "ПП-90", а "винторез" повесила стволом вниз.
   Каждый марш лестницы опускал нас на четыре метра ниже.  Каждая  ступенька
по двадцать сантиметров высотой, всего по двадцать ступеней в марше. Марш  -
площадка, марш - площадка... Без каких-либо  боковых  коридоров.  Шестой  по
счету марш вывел нас к арке, через  которую  когда-то  нас  провел  Паскуаль
Лопес после того, как Капитан набрал  код  "1789"  -  дату  принятия  первой
Конституции США.
   Тогда ее закрывал стальной щит, поднимавшийся при наборе  кода,  которого
сейчас не было. Его вывернуло вместе с  частью  арки,  и  он,  должно  быть,
грохнулся в шахту лифта. А вот той боковой двери в арке, через которую мы  с
Таней прошли на этот раз, при первом посещении "Лопес-23" я не  увидел  или,
во всяком случае, не запомнил. Эту дверь тоже сорвало  с  петель  чудовищной
ударной волной  и  даже  немного  выворотило  раму,  державшуюся  на  мощных
стальных штырях, вцементированных в проем, пробитый в монолитной скале.
   - Мощно рвануло, - отметил я, когда мы оказались под аркой.
   - У тебя дозиметра  случайно  не  имеется?  -  с  беспокойством  спросила
Кармела.
   - Нет, конечно. А ты думаешь, тут атомную бомбу взорвали?
   - Кто его знает. Была же где-то здесь бомба...
   - Вряд ли. - У меня, однако, мороз по коже пошел. Всяко бывает...  Может,
это и к лучшему, что у нас дозиметра нет. Теперь, пока не начнем блевать  от
лучевки, ничего знать не будем. Ну, был бы он, дозиметр этот. Узнали бы, что
кругом считает, а что дальше? Деваться-то все равно некуда...
   Успокаивая себя, что не могло быть  тут  никакого  ядерного  взрыва,  ибо
тогда половина острова превратилась бы в радиоактивную пустыню, а на  другой
все еще и сейчас мерли бы от  лучевой  болезни,  я  пошел  сперва  к  стволу
лифтовой шахты.
   Таня  посветила  вниз  фонарем.  Огромная  труба  уходила,  казалось,   в
бесконечность.
   Свет фонаря проник во тьму не  менее  чем  на  полсотни  метров,  но  дна
пропасти видно не было. Куда провалился вертолет с лифтовой площадкой  -  мы
так и не разглядели.
   - Ни фига себе! - сказал я себе...
   - Может, это здесь? - предположила Таня.
   - То, что ищут в зоне "Зеро"?
   - Знать бы, как туда спуститься... - хмыкнул я.
   Мне вовсе не хотелось лезть в преисподнюю, тем более толком не зная,  как
обращаться с сейфом О'Брайена,  который  огражден  всякими  штучками  и  при
неаккуратном обращении может в лучшем случае оставить  тебя  с  носом  перед
кучей пепла, а в худшем - угробить вообще. У меня была тайная  мечта:  найти
какой-нибудь  ход  наверх,  а  затем  выбраться  на  свежий  воздух.  Я  уже
пресытился подземными  путешествиями,  у  меня  скоро  клаустрофобия  начнет
развиваться...
   Тут мне вдруг стало до идиотизма смешно.  Бедная  Хрюшечка-Леночка  ныла,
что хочет отдохнуть.  Добрый  папочка  ее  благоверного  Димы  щедрой  рукой
презентовал им шикарный тур. Сначала Лондон, где не  столько  знакомились  с
достопримечательностями, сколько собирали  информацию,  теперь  благоухающий
остров,   по   поверхности   которого   пришлось   передвигаться   короткими
перебежками, лазурные воды Карибского моря, в которых, как оказалось,  можно
и утопнуть, если  под  тобой  взорвется  шикарная  яхта,  наконец,  экзотика
прохладных подземелий с перестрелками, взрывами  и  перспективой  где-нибудь
навеки замуроваться.
   Поскольку я,  по-моему,  даже  хмыкнул  при  этих  размышлениях,  Кармела
посмотрела на меня как на идиота и спросила:
   - Крыша поехала, компаньеро?
   - Точно, - согласился я. - Ты знаешь,  что  мы  сюда  с  Ленкой  отдыхать
приехали? На солнышке отогреваться, купаться, фрукту кушать, как  говорят  в
приватизированном вашей "незалежной ненькой" Крыму...
   - Вот и ехал бы в Крым, пока пускают... - проворчала Таня, и  понял,  что
чем-то наступил ей на хвост. То ли она  болезненно  восприняла  смешочек  по
поводу украинской независимости, то ли ей эта самая  независимость  тоже  не
больно нравилась. Не поймешь. Но то, что с ней надо осторожно обращаться,  я
знал хорошо.
   Не  вдаваясь  в  пререкания,  мы  пошли  в   противоположном   от   шахты
направлении.
   То есть туда, где раньше был подземный перрон и начиналась  линия  метро.
Тогда отсюда было всего десять минут  езды  до  станции  "Лопес-23"  и  ныне
полузаваленной шахты, по которой мы вчера выбирались наверх. Сегодня по  ней
к асиенде подобрались "тигры".
   Мысль о "тиграх" появилась очень своевременно. В тот самый момент,  когда
мы вышли на подземный перрон и убедились,  что  с  одной  стороны  -  глухой
тупик, в котором к тому же лежит на боку смятый в  гармошку  вагончик,  а  с
другой - завал из рухнувших тюбингов и вывалившейся в  туннель  породы.  При
свете фонаря можно было разглядеть, что с одной стороны,  там,  где  тюбинги
уцелели, в завале есть небольшой проход. Таня решительно пошла в ту сторону.
   - Там могут быть "тигры",  -  предупредил  я.  -  Этот  туннель  ведет  к
асиенде.
   - Плевать, - не оборачиваясь, ответила она.
   Проход действительно был. Ударная волна, пронесшаяся по туннелю,  как  бы
"расперла" его, и верхние бетонные тюбинги избыточное давление  оторвало  от
нижних. Когда волна  прошла,  эти  тюбинги  посыпались  вниз  под  действием
собственного веса, а следом за ними грохнулись  в  туннель  и  десятки  тонн
породы.
   Глыбки местами были очень даже солидными,  не  меньшими,  чем  те,  через
нагромождение которых мы  вчера  поднимались  по  стволу  заваленной  шахты.
Однако, падая, большая часть их не раздробилась, а просто вывалилась и стала
на ребро, на попа или привалилась к уцелевшим стенкам туннеля. Дальше на них
осели следующие уже горизонтально. Проход начинался сразу  за  перроном,  на
край которого навалилось несколько глыб. На сам перрон осыпалась только  его
мраморная облицовка, а тюбинги устояли, зато удар волны через арку был  куда
сильнее...
   - Слушай, - сказал  я  Тане,  -  ты  уверена,  что  нас  там  не  прижмет
где-нибудь?
   - Я тебя с собой не тяну. У тебя есть другой выход отсюда?  Если  есть  -
выходи. А я пойду здесь.
   И Кармела пошла вперед, точнее - нырнула в черную  дыру-щель  шириной  не
больше полуметра, а высотой примерно в два. Я, конечно, мог бы и  не  лезть,
но перспектива остаться в подземелье без фонаря меня не устраивала. Пришлось
втискиваться следом за Танечкой.
   Первое впечатление было такое, что  Кармела  полезла  сюда  исключительно
ради смерти, причем скорее всего долгой и мучительной. Многие каменные глыбы
держались только на законах сопромата,  а  большинство  -  да  простят  меня
специалисты! - вопреки этим законам. В отличие от заваленной шахты здесь все
было намного менее прочным. К тому же там  мы  выбирались  к  свету,  и  это
вселяло некий оптимизм, прибавляло настроения, а потому  питало  надежду  на
то, что сегодня стометровый вертикальный завал  не  захочет  уплотниться.  В
туннеле мрак был и впереди, и сзади,  где-то  изредка  раздавались  пугающие
шорохи, потрескивания и скрежеточки. В одних  местах  можно  было  пройти  в
рост, но только боком, в других  надо  было  согнуться  в  три  погибели,  в
третьих - пролезать на четвереньках. Наконец мы подошли к такому месту,  где
метров пять  пришлось  ползти  по-пластунски  с  очень  малой  гарантией  от
застревания. Мне было проще: я знал, что, если плечи  у  меня  не  пролезут,
проталкиваться дальше бесполезно. У Тани самым широким местом были при  всей
ее  мужественности  все-таки  бедра,  и,  протиснув  плечи,  она  не   могла
надеяться, что пролезет целиком. Кроме того, попка у нее была все  же  поуже
моих плеч, и там, где она при желании, проскользнула бы, у  меня  шансов  не
было.
   И так - почти километр! Впрочем, не уверен. Может быть,  это  было  всего
двести-триста метров, которые показались бесконечными.  Ей-Богу,  где-то  на
середине пути я подумал, что  надо  было  сдаться  в  плен  "тиграм",  а  не
соваться в этот мерзопакостный лабиринт.
   Неужели демократические солдаты Соррильи пристрелят меня так же, как  это
сделали  бы  тоталитарные  солдаты  Лопеса?  Будь  я  наивным  янки,  а   не
гражданином новой России, то был бы убежден, что демократические солдаты так
нехорошо не поступают. Однако, честно скажу, что,  если  бы  дошло  дело  до
того, я предпочел бы сдаваться тоталитарной советской, а не  демократической
российской армии.
   Так или иначе, но сдаваться "тиграм" я уже опоздал и тем утешился. К тому
же совершенно неожиданно наш шкуродерный проход закончился, и мы с  Кармелой
очутились на небольшом пятачке  между  двумя  завалами.  Впереди  был  завал
сплошной. Там полностью осела вся кровля туннеля и  огромный  массив  породы
сплющил пробитую в  земле  "кишку"  точно  так  же,  как  поставленная  нога
сплющивает в каком-то месте резиновый шланг. Позади нас был тот завал, через
который мы смогли протиснуться, а прямо над  головой  можно  было  наблюдать
уникальное природное явление: разломившаяся каменная плита  весом  небось  в
пару сотен тонн встала "шалашиком", то есть наподобие двускатной  крыши.  До
"конька" этой "крыши" было метра три - три с половиной. Справа, там,  откуда
мы вышли, была глухая стенка с уцелевшими тюбингами,  а  слева  в  такой  же
стене чернела правильная полуовальная дыра.  Это  был  туннель,  но  гораздо
меньшего диаметра, чем тот, по которому ходили поезда. Кармела,  пройдя  под
"шалашиком",  вошла  в  маленький  туннель,  не  сгибаясь,  а  мне  пришлось
нагнуться и перевесить Андрюхин автомат стволом вниз.
   Туннельчик шел с заметным уклоном вниз, и это мне очень не понравилось.
   Если это опять был какой-то дренаж, то вполне мог закончиться в  каком-то
горизонтальном коллекторе вроде того,  где  я  купался  в  дерьме  вместе  с
Марселой во время первого пребывания на  Хайди.  Тот  коллектор-ловушка  был
где-то поблизости, и через него мы тогда все-таки выбрались на  поверхность.
Но второй раз проходить через такой аттракцион я не согласился бы ни за что.
Впрочем, был вариант еще хуже. Труба  могла  вывести  в  вертикальный  ствол
наподобие того, по которому я лазал в подземельях "Горного шале", а это  был
полный облом и перспектива опять лезть через  шкуродер,  только  в  обратном
направлении.
   О перспективе встретить в туннеле "тигров"  я  думал  примерно  так,  как
Робинзон о перспективе встречи с дикарями: опасно, могут съесть, но все-таки
люди. Самый смех, что Тринидад и Тобаго, в районе которых обитал этот  самый
Робинзон, совсем недалече отсюда.
   Уклон увеличивался, я уже начал думать,  что  мы  вот-вот  покатимся  под
горку, но тут появились ступеньки. Вместе с  тем  туннель  заметно  загнулся
влево.
   Этот левацкий загиб не менялся, хотя мы прошли уже порядочно, и  до  меня