закончил так:
     - Прошел я еще верст с десять и заплутал окончательно.  Первый раз со мной
такое случилось.  Кончились леса,  горы какие-то начались. Пока патроны были, я
на  диких коз да  баранов охотился.  Ночевал по ямам и  пещерам...  Мне ведь не
впервой.  Долго шел. И через леса, и через пустыню, и через города ненашенские,
давно заброшенные.  Потом на людей вышел.  Русского языка не понимают,  от меня
шарахаются. Дорогу спросить не у кого. А вокруг дома до небес, деревья какие-то
чужие,  море рядом шумит.  Поесть,  правда,  хватало.  Страна богатая, но народ
бестолковый.  Суетятся,  а чего суетятся?  Потом вдруг какие-то поганцы за мной
увязались.  Сущие дикари!  Жизни лишить хотели,  только не  на  того нарвались.
Отстреливался до  последнего патрона,  потом  уж  наутек пустился.  Как  в  эту
преисподнюю влетел,  даже и  не помню.  С тех пор и страдаю.  -  Он затравленно
огляделся по сторонам.
     - Ну с этим все ясно,  -  оборвал его Зяблик.  -  Ты нам лучше про здешнее
место растолкуй. Что тут, как и почему.
     - А вот это не ведено,  -  рожа Басурманова приняла чванливое выражение. -
Когда надо будет, до вас доведут... Жизнь здесь строгая. Не колхоз, конечно, но
шкурничество не уважается. Так что барахлишком своим вам поделиться придется.
     - С тобой, что ли? - зловеще-ласково поинтересовался Зяблик.
     - Почему со мной?  С  коллективом...  к-хы...  Дальнейшие слова застряли в
горле  бывшего егеря  Басурманова,  потому  что  лапа  Зяблика жгутом закрутила
воротничок на нем, да так, что даже эмблемки с петлиц отлетели.
     - Слушай сюда, гудок мешаный, - Зяблик рывком подтянул Басурманова поближе
к себе.  -  Я тебе не затырщик какой-то и не торбохват,  а бывший идейный вор с
авторитетом.  И  крохоборов любой масти всегда давил,  как  клопов.  Поживиться
захотел,  мудило?  Ну  ничего,  сейчас я  тебе сопатку поровняю.  По гроб жизни
память останется.
     - Не  надо,  гражданин хороший!  -  Басурманов задрыгал ногами  и  замахал
руками.  -  Я на характер вас проверить хотел! Без всякой подлянки! Уж простите
великодушно, что звякало распустил! Каюсь!
     - Так-то  лучше,  -  Зяблик  отшвырнул Басурманова в  сторону  и  принялся
тщательно вытирать о  штаны свои руки.  -  Запомни сам  и  корешам скажи,  если
таковые имеются.  Проверять меня на характер то же самое, что ежа гладить или у
цыгана кобылу искать.  Бесполезное занятие.  А  теперь,  если,  конечно,  своей
сопаткой дорожишь,  коротко и  ясно отвечай на все вопросы,  которые тебе будет
задавать вот этот дядя, - он подмигнул Смыкову. - Но если фуфло задуешь...
     - Никак нет!  -  приняв стойку "смирно", гаркнул Басурманов. - Как на духу
все выложу.
     Смыков приступил к  допросу без  всякой раскачки.  Такие мелкие душонки он
умел раскалывать с  той же  легкостью,  с  какой опытный медвежатник взламывает
почтовые ящики.
     - Как это место вообще называют?
     - По-разному. Мы его, к примеру, Синькой зовем, - доложил Басурманов.
     - Кто это - мы?
     - Ну  те...  кто  сюда  навродь  меня  дуриком попал...  и  кто  по-русски
объясняется.
     - Много таких?
     - С десяток наберется.
     - А сколько здесь вообще народа?
     - Хватает. Только никто его не считал.
     - Какой контингент?
     - Извиняюсь, не понял? - вытаращился Басурманов.
     - По происхождению кто они? Откуда?
     - Большинство из этих...  из иноземцев,  которые по соседству жили.  Народ
вроде и культурный, а тихий.
     - И вы, значит, над ними верховодите?
     - Приходится,  - Басурманов выдавил из себя покаянную улыбку. - Для ихнего
же  блага...  Странные они люди.  Ни  за себя постоять не могут,  ни за других.
Прямо агнцы Божьи, хотя и неверующие.
     - Ну а эти... твои приятели. Они откуда?
     - Они вроде как вам ровня. Одеты соответственно. Но ребята бедовые. Еще те
жиганы. У некоторых даже рога имеются.
     - Ясненько, - Смыков переглянулся с Зябликом. - Вооружены они?
     - Было дело.  Только боезапас уж весь разошелся.  Если и остались патроны,
то с дюжину всего.
     - Чем же вы тут все занимаетесь? - сменил тему Смыков.
     - Не  знаю,  как  и  объяснить  толком,  -  похоже  было,  что  Басурманов
задумался. - Свежий человек и не поймет сразу...
     - Мы уж постараемся, - заверил Смыков.
     - Бегать надо,  попросту говоря,  прыгать,  карабкаться. По команде. Вроде
как блошиный цирк. Если повезет, можно и приз отхватить.
     - Какой приз?
     - Вот чего не знаю, того не знаю. Ни разу не видел. Просто разговоры такие
идут: приз, приз.
     - Кто эти бега устраивает? Кто призы выдает?
     - Это  не  вам одним любопытно.  Уж  сколько времени мы  догадки строим...
Местные они,  конечно,  да только нам их узреть не дано.  Не той они породы. Не
нашенской... Может, и не брешут попы про ангелов небесных...
     - На кой ляд ангелам блошиный цирк?
     - Не  могу знать...  Да только сатанинские отродья в  таком сиянии жить не
могут,  -  он закатил вверх свои колючие глазки.  -  Хотя какая нам, горемыкам,
разница,  ангел тебя плетью гоняет или черт.  Они здесь хозяева,  а  мы  так...
насекомые забавные.
     - А как насчет этих штук летающих? Не они ли хозяева?
     - Никак нет,  -  осклабился Басурманов.  - Это так... шушера мелкая. Вроде
бобиков,  которые за  стадом  приглядывают.  Они  нам  сигналы всякие передают.
Подгоняют кой-когда. Куснуть могут при случае.
     - Это мы уже заметили,  -  Смыков непроизвольно тронул карман,  в  котором
лежал его искалеченный пистолет.  -  Так вы говорите,  что нам бегать придется?
Заместо блох?
     - А то как же! - Басурманов осклабился еще шире, и стало видно, как велика
у него недостача в зубах.  - Сигнал ведь уже был. Повторять его никто не будет.
Сам удивляюсь, почему вас пока не трогают.
     - Хромой черт удивился, когда Иуда удавился, - буркнул Зяблик.
     - Ну  ладно,  бежать так  бежать.  А  куда,  не  подскажете?  -  продолжал
допытываться Смыков. - И как? В блошином цирке и то свои твердые правила есть.
     - Тут-то  и  загвоздка!   -  Басурманов  многозначительно  помахал  кривым
пальцем. - Бежать надо куда глаза глядят и куда случай укажет. А куда прибежишь
- неизвестно.  Можешь на то же самое место.  Можешь на другое, которое в тысяче
верст отсюда.  Можешь и в пропасть какую-нибудь сверзнуться.  То, что все здесь
как на  ладони глядится,  вы  во  внимание не  принимайте.  Это видимость одна,
блазнь. По пустому идешь, а лоб расшибешь. Одним словом, окаянное место.
     - Ну а как тут насчет бытовых условий? Питания, обмундирования?
     - С обмундированием грех один. Не понимают хозяева, что человек без одежки
вроде уже и не человек.  Кто в чем сюда явился,  тот то и донашивает.  Бабы эти
чужеземные почти совсем голые. Особенно те, что из мелюзги выросли.
     - Брюки у тебя, как я погляжу, не из казенной коптерки, - многозначительно
заметил Зяблик. - Клевые брюки. Да и не по росту они тебе. Снял с кого?
     - Сменял,  -  потупился Басурманов.  -  На  галифе шевиотовые.  Совсем еще
справное галифе было.
     - Да вы,  братец мой, еще и вор, оказывается? - деланно удивился Смыков. -
Не ожидал... Ладно, рассказывайте дальше.
     - А что дальше?
     - Пропитание здесь какое?
     - Пропитание всякое.  С  голодухи не  помрешь,  об  этом  хозяева как  раз
заботятся.  Ну а ежели кто отличится,  тому доппаек положен. Хоть и не приз, но
тоже приятно.
     Смыков  задумался,   формулируя  следующий  вопрос,  и  этим  не  замедлил
воспользоваться Цыпф.
     - Что-то  я  те ваши слова насчет живых и  мертвых не понял.  Вы это яснее
объяснить можете?
     - Дело тут, конечно, темное... Загадочное, - Басурманов понизил голос. - Я
сам-то сюда живьем вскочил, точно помню. Понесли меня ноги, чтоб им пусто было,
прямо на сияние неземное... Вот... А другие бедолаги, в особенности иноземцы, в
мертвецком  виде  здесь  оказались.  При  полном  отсутствии  признаков  жизни.
Некоторые даже и протухшие.  Да только хозяева всех быстро на ноги поставили. А
иначе кому же для их забавы скакать?  Как говорится,  кому скорбный мертвец,  а
кому и золотой телец.
     - Где это говорится? - удивилась Верка.
     - Промеж гробовщиков,  -  охотно объяснил Басурманов.  -  У  меня тесть по
похоронному делу работал.
     - Мерзкие вы вещи,  братец мой,  рассказываете,  - поморщился Смыков. - Не
очень-то приятно с живыми мертвецами компанию водить.
     - Какая разница? - было ясно, что последние слова озадачили Басурманова. -
Вы про это не думайте.  Жрут они, как живые, будьте спокойны... Вот только бабы
у них неласковые. По доброй воле не уломать. Силой приходится...
     - Ну и скотина же ты, - сказала Верка с презрением.
     - Сказанули вы тоже...  -  покосился на нее Басурманов. - Тут, дамочка, не
Париж  и  даже  не  Москва златоглавая.  А  Синька...  место,  куда  покойников
сплавляют,   чтобы  они   там   заместо  блошек  выпендривались...   Учитывайте
обстоятельства.
     - Нда-а,  задал ты мне,  борода,  задачу. - Зяблик разглядывал Басурманова
так,  словно тот был предназначенной на дрова чуркой: с какой, дескать, стороны
и с какого замаха ее сподручней рубить.
     - А  что такое?  -  Под этим равнодушно-безжалостным взглядом бывший егерь
стал как бы даже ниже ростом.
     - Выходит,  если я  тебя сейчас убью,  то не до самой смерти?  И завтра ты
опять будешь мне глаза мозолить?
     - Ни-ни!  -  Басурманов попятился. - Зачем вам лишние хлопоты. Отпустите с
Богом. Я вас теперь за версту обходить стану. И корешам своим закажу.
     - Лучше бы ты,  конечно,  молчал про нас, - мрачно молвил Зяблик. - Да где
тебе удержаться...  Язык,  как помело.  И  как только тебя в  егерях терпели...
Кстати, а какого рожна ты к нам сунулся? Кто тебя послал?
     - Никто.  Я издали приметил, что вы с места не сдвинулись. Подзадорить вас
хотел.
     - А тебе что, права такие даны?
     - Ну,  как сказать...  - Басурманов замялся. - Кто тут какие права дает...
Просто я привык порядок обеспечивать...
     - Нет,  вы посмотрите на этого засранца!  -  Зяблик подбоченился. - Явился
сюда дуриком и права качает! Да где - в потустороннем мире с неизвестным числом
измерений!  Во народ!  Ни Бог вам не указ,  ни природа!  Мы рождены,  чтоб горы
сделать пылью.  Пустить в расход пространство и простор.  Нет мил-друг,  я тебе
сопатку все же нынче поровняю.
     - Эвона, кто к нам пожаловал! - рожа Басурманова, скукожившаяся от страха,
внезапно прояснилась.
     Взоры присутствующих (кроме Зяблика,  который на такие фокусы был не падок
и умел держать в поле зрения сразу несколько объектов) обратились в ту сторону,
куда тыкал пальцем Басурманов.
     Вдали уже посверкивала лиловая стрекоза, как всегда выписывавшая в воздухе
замысловатые петли и  зигзаги.  В  этом мире,  похоже,  для нее не существовало
никаких препятствий. Если она собиралась атаковать ватагу, невозможно было даже
примерно предугадать, с какой стороны эта атака последует.
     - Вот и птичка-синичка прилетела,  - сказала Верка. - Крылышки почистить и
мошек поклевать.
     - Ну я побегу, пожалуй, - заторопился Басурманов. - И вам того же желаю.
     - Ладно,  вали,  -  буркнул Зяблик. - Только про нашу сердечную встречу не
забывай.
     - Пошли  и  мы,  что  ли,  -  сказал Смыков,  когда проворно улепетывающий
Басурманов превратился в  еле  заметную точку.  (Произошло это  почему-то  куда
быстрее, чем в условиях обычного трехмерного мира.)
     - Во попер, на мотоцикле не догонишь! - сказал Зяблик, глядя ему вслед.
     - Бегает он как раз и  неважно,  это законы перспективы здесь искажены,  -
возразил Цыпф.
     Стрекоза  порхала  уже  в  непосредственной близости  от  них,  и  ватага,
разобрав имущество, двинулась куда глаза глядят. Поскольку все в этом мире было
обманчиво: и пространство, и время, и даже законы перспективы - решили особо не
торопиться.  Зачем тратить силы в борьбе за какой-то приз,  если не известны ни
правила этой борьбы, ни ценность самого приза. Из путаных речей Басурманова они
поняли лишь одно: успех здесь, как и в рулетке, приносит только слепая удача.
     Пустота  под  ногами  уже  почти  не  пугала  людей,  да  если  хорошенько
присмотреться,  это была вовсе и  не пустота.  В  сиреневой бездне поблескивали
полупрозрачные,   причудливо  изломанные  плоскости,  скользили  смутные  тени,
угадывались очертания каких-то грандиозных структур.
     Во  всем  обозримом пространстве -  даже глубоко под  ногами и  высоко над
головой  -  передвигались люди,  с  такого  расстояния действительно похожие на
шустрых блох.  Были  среди них  и  одиночки,  и  целые компании.  Что  касается
направлений,  которых  придерживались подневольные соискатели неведомых призов,
то  они не  поддавались никакому логическому анализу.  Кто-то двигался в  ту же
сторону,  что и ватага,  кто-то наоборот -  встречным курсом.  Одни карабкались
вверх, а другие все глубже опускались вниз.
     Впрочем,  как объяснил Цыпф,  все понятия,  относящиеся к пространственным
координатам трехмерного мира,  такие,  как "вверх,  вниз, влево, вправо", здесь
были пустой условностью.  Вполне возможно,  что еле различимые в сиреневой дали
крошечные человечки находились сейчас  гораздо ближе  к  ватаге,  чем  плывущая
вслед за ней стрекоза.
     - И долго нам так шататься? - возмутилась Верка. - У меня уже ноги гудят.
     - Пока не  поступит сигнал отбоя,  -  сказал Смыков.  -  Мы не дома,  надо
подчиняться дисциплине.  Обратите  внимание,  никто  на  месте  не  стоит.  Все
куда-нибудь торопятся.
     - Нет, ну это просто невозможно! - к Верке присоединилась и Лилечка. - Что
же мы, до конца жизни будем туда-сюда болтаться? В конце концов я человек, а не
блоха.
     - Это  еще надо доказать,  -  ухмыльнулся подозрительно веселый Зяблик.  -
Если, скажем, человек вместо лошади горбатится, ну, например, вагонетку в забое
таскает, он кто тогда: человек или лошадь?
     - Человек, - категорически заявила Лилечка.
     - Не  спеши,  родная.  Ведь ничем таким,  что  человеку Богом или природой
свыше дано,  он не пользуется.  Ни умом,  ни речью,  ни свободой воли.  Таскает
вагонетку,  жрет,  спит.  Жрет,  спит,  таскает вагонетку.  Ну иногда,  правда,
пройдется матерком по печальным обстоятельствам своей жизни.  В  точности то же
самое на  его  месте делала бы  лошадь.  Сам собой напрашивается вывод:  он  не
человек, а лошадь, хоть и слабосильная.
     - Скажете вы тоже, - надулась Лилечка.
     - Ты только не обижайся,  -  продолжал Зяблик.  -  С  лошадью мы завязали.
Переходим к  блохам.  Чем,  спрашивается,  все мы  сейчас конкретно занимаемся?
Скачем по неведомо чьей воле с места на место. Не зная ни причин, ни правил, ни
цели.  То есть заменяем дрессированных блох в знаменитом аттракционе. Разум нам
нужен?  Нет.  Душа?  Тем более.  Образование? На кой хрен оно здесь. Значит, мы
блохи. Со всеми вытекающими последствиями. А все твои планы на будущее, детские
воспоминания,  интимные тайны,  страхи и болячки никому не нужны, кроме парочки
таких же блох.
     - Вы не правы! -стояла на своем Лилечка.
     - Докажи!
     - Вы  меня  запутали!  Нельзя  сравнивать человека с  блохой или  лошадью.
Человек это...
     - Ага.  Знаем. Изучали. Человек - это венец творения. Человек - это звучит
гордо. Человек единственное существо в природе, способное на высокие чувства. И
так далее.  А  почему ты  уверена,  что блохам недоступны страдания и  радость,
например?
     - Ой, не смешите меня! - Лилечка замахала руками.
     - А  вот это не надо!  -  горячо запротестовал Зяблик.  -  Граблями зря не
тряси. Мало ты, значит, блох знаешь!
     - Куда уж с вами равняться... ;
     - Это верно.  Некуда. Я в таких местах сиживал, где этих блох было больше,
чем саранчи в  Африке.  На  первых порах как мы только с  ними не сражались.  И
давили,   и  жгли,   и  дустом  посыпали,  и  керосином  травили.  Все  способы
перепробовали,  а  им хоть бы что.  Живут себе и  размножаются.  Постепенно наш
запал  остыл.   Пообвыкли.   Мы  к   блохам  кое-как  приспособились,   а   они
соответственно к  нам.  Если их  зря не гонять,  то и  они стараются вести себя
мирно.  Сидят на  одном месте и  от  хозяина к  чужаку не  уходят.  Покусывают,
конечно,  не без этого,  но не очень,  по совести. Вот... а зимой мы в пищеблок
верхний кабур организовали.  Взяли мешков пять сахара и ящик дрожжей. Поставили
втихаря брагу, а потом и самогонный аппарат в котельной оборудовали.
     - Почему в котельной? - поинтересовался Цыпф.
     - Там же дым,  пар,  вонь. Даже трезвому человеку ни хрена не разобрать, а
начальство наше само не просыхало.  Они тоже бимбер гнали,  только в  санчасти.
Короче,  жизнь пошла замечательная. После отбоя засадишь банку, лежишь на нарах
и балдеешь. Блохи нашу кровь продолжают сосать, но уже пополам с бимбером. Тоже
кайф ловят.  Но упаси Боже,  если тебе иной раз не пофартит с выпивкой. Трезвые
блохи хуже,  чем пьяная охра.  Носятся,  как угорелые.  Кусают,  как слепни.  А
примешь чарку,  сразу успокаиваются. Мир, дружба и благорасположение. Появились
у  нас,  таким образом,  с  блохами общие интересы.  Но на ту беду нас весной с
лагпункта в зону вернули.  Ну и натурально первым делом в прожарочную.  Пока мы
раздевались,  блохи на пол дождем сыпались. Как будто бы свою погибель чуяли. А
у  нас,  не  поверишь,  слезы на глазах.  Мы ведь вместе с  этими блохами мороз
вытерпели,  который железо рвет и птицу на лету бьет.  Цингу одолели. На ручной
трелевке не  загнулись.  Душа в  душу жили.  А  теперь своих кровных дружков на
расправу  отдавать?  На  сожжение?  Эх!  -  Похоже  было,  что  Зяблик  вот-вот
прослезится.  -  Хоть в задницу их прячь...  Да где там... Пар кругом, кипяток,
хлорофос... Так бедняги и сгинули... А вы говорите, блохи...
     - Стоп!  -  сказала Верка,  сбрасывая вещмешок.  -  Что-то здесь не так...
Точно!  Подменил мешок,  гад!  Чувствую,  легкий какой-то и по спине ерзает!  И
когда это ты, Зяблик, успел мне такую свинью подложить?
     - Разве?   -   Зяблик  скорчил  удивленную  рожу.  -  Перепутал,  наверно,
ненароком...
     - Перепутал!  Глаза твои бесстыжие! - наседала на него Верка. - Там же мои
последние запасы спирта были!  На черный день!  На крайний случай! Чем я теперь
дезинфекцию делать буду? Все выжрал?
     - Ну  прости,  Вера,  -  по всему было видно,  что Зяблик и  в  самом деле
раскаивается.  -  Мешки-то  одинаковые.  Их  даже в  родном мире не хочешь,  да
перепутаешь,  не  говоря уже об этой Синьке проклятой...  Я  по нужде недавно в
сторону отошел,  мешок развязал,  а там сверху булькает что-то...  Ну, понюхал,
естественно.  Обрадовался. Бывают же в жизни, думаю, приятные сюрпризы... Вот и
приложился...
     - Если  ты  по  нужде  отходил,   зачем  мешок  развязывал?  -  продолжала
кипятиться Верка. - Ночной горшок в нем искал?
     - Вера,  уймись,  -  Зяблик оглянулся по сторонам.  - Не позорь меня перед
высшими силами.  Что они,  интересно,  о людях подумают? А дезинфекция твоя нам
больше не понадобится.  Сама же слыхала, здесь даже жмуриков быстренько на ноги
ставят.
     - Нашел кому верить, - презрительно фыркнула Верка. - Держи карман шире...
     - А  почему бы и нет.  Недаром ведь в Будетляндии слухи ходили,  что здесь
исцеляются больные и  оживают мертвые.  Забыла разве  последнее желание Эрикса?
Вот так-то! Дыма без огня не бывает.
     - Сам ты дым!  Отсюда туда не то что слух,  а,  наверное,  даже пылинка не
проскочит! - Верка разошлась не на шутку. - Лева, подтверди!
     - Вера  Ивановна,  только попрошу не  вмешивать меня  в  ваши скандалы!  -
запротестовал Цыпф.  - Нашли тему... Трясетесь над этим спиртом, как курица над
яйцом.
     - Ай, что с вами, мужиками, говорить! - Верка махнула рукой. - Одного поля
ягодки... Отдавай мешок, паразит!
     - Забирай,  - сказал Зяблик. - Только не психуй. Там еще много осталось. Я
всего глоточек сделал.
     - Знаю  я  твои  глоточки...  Насмотрелас