а  что такого необыкновенного было в  заднице того кучера?  -
поинтересовалась Верка.
     - Про то надо у Пушкина спросить, - важно ответил довольный собой Смыков.
     - Какой имеш-мимеш долгий получается...  - страдальчески сморщился Толгай.
- Ашау пора... Кушать...
     - Нет уж!  -  запыхтел Цыпф.  -  Имеш-мимеш еще долгим будет. Нельзя здесь
кирквудовскую пушку прятать!  Аггелы уже охотятся за ней!  Я уверен!  Многие из
тех,  кто  все видел,  живы остались!  Не  исключено,  они и  сейчас продолжают
следить за нами. Убедившись, что мы оставили пушку в Будетляндии, аггелы начнут
ее поиски. И пока не найдут, не успокоятся. Даже если мы зароем ее на три метра
под землю.
     - Найдут они ее,  а что дальше? - пожал плечами Зяблик. - Пусть подавятся.
В кого здесь стрелять? В этих деток-кошмариков? Так им, наверное, кирквудовская
энергия, что мне - чифирь.
     - Вы не понимаете!  -  Цыпф горячился все сильнее и  сильнее.  -  Стрелять
можно куда угодно!  Вверх!  Вниз!  В сторону! Мы же не знаем дальности действия
этого оружия! А вдруг оно способно перебросить сгусток кирквудовской энергии на
бесконечно большое расстояние?  Во  что может превратить эффект антивероятности
то,  что находится там? - он ткнул пальцем в небесный свод. - Или там, в земных
недрах?  Ведь  результат выстрела каждый раз  иной!  Страшный,  но  по-разному!
Совершенно непредсказуемый! Можно пробудить такие силы... такие...
     - Так  ведь  потомки  наши  тех  сил  не  боялись,   когда  хреновину  эту
изобретали, - перебил его Зяблик.
     - Это было оружие сдерживания, как вы не понимаете! - почти застонал Цыпф.
- Вроде  как  в  нашем  мире  атомная бомба.  Все  тогда  знали,  что  мощности
накопленного боезапаса достаточно для  уничтожения планеты  и  не  осмеливались
развязать глобальный конфликт. Так и здесь...
     - Спор наш,  братцы вы мои,  не по существу,  -  по всему было видно,  что
Смыков имеет  на  руках  такой козырь,  который перешибет все  другие карты.  -
Слушайте сюда.  Мы упустили одну существенную деталь. Пушкой-то этой знаменитой
умеет пользоваться один только товарищ Цыпф.  Монополист, так сказать, в чистом
виде.  И кто бы пушку здесь ни нашел,  воспользоваться ею он не сможет... И зря
вы,  Лева, простите, забыл ваше отчество, кипятитесь. Большие возможности перед
вами открываются.  Я бы даже сказал:  безграничные! Если из пушки действительно
можно до  Кастилии или,  скажем,  до Лимпопо достать,  то вы всем миром править
будете.
     - А ведь ве-е-рно!  -  Верка глянула на Цыпфа, приложив ладонь полочкой ко
лбу.  -  Левушка, когда большим человеком станешь, не забывай, зайчик, обо мне.
Банки тебе буду ставить и пятки чесать. Опыт имею.
     - Нет,   братва,   что-то  здесь  не  то,  -  покачал  головой  Зяблик.  -
Недоговаривает Лева всей правды...  Он мужик ушлый и  любую возможную заморочку
заранее должен был предусмотреть.  Знаю я  его.  Выходит,  упустили мы какую-то
каверзу из виду. Так, Лева?
     - Господи,  неужели это так трудно понять, - Левкин запал прошел, и сейчас
он выглядел усталым и печальным.  -  Допустим,  я имею власть над кирквудовской
пушкой... Но ведь и надо мной самим кто-то может взять власть.
     - В смысле? - насторожился Зяблик.
     - Без смысла.  Человека заковывают в  кандалы,  раздевают и  начинают жечь
железом.  Или подвешивают за  ребро на  мясницком крюке.  Или сажают в  бочку с
крысами. Или все это на его глазах делают с другим человеком, очень дорогим для
него...  А я не Джордано Бруно и даже не Зоя Космодемьянская. Я боюсь смерти, я
боюсь боли... Я многого боюсь... Теперь вы хоть что-то поняли?
     - Поняли,  -  кивнул Зяблик с кривой улыбкой.  -  Вот,  оказывается, в чем
затырка... Короче, если аггелы тебя захомутают...
     - Не только аггелы!  -  Цыпф болезненно скривился.  -  А вдруг тебе самому
захочется стать властелином мира?  Или  Смыкову?  Ведь  из  меня даже не  нужно
делать придворного стрелка.  Под пыткой я выдам секрет кирквудовской пушки кому
угодно... Кстати, стрельба из нее не представляет никаких сложностей.
     - Подождите, - насупился Смыков. - Вы, следовательно, предлагаете погубить
великое дело по причине личной своей моральной слабости?
     - Да не великое дело! А великую беду!
     - Лева,  не базарь,  -  погрозил ему кулаком Зяблик.  - Зачем такой шорох!
Любое  дело  может бедой обернуться,  а  беда,  в  натуре,  клевым интересом...
Диалектика,  едрена вошь...  Если сюда побольше аггелов заманить да  пришить их
всех разом, чистая польза для твоих будущих шкетов обломается.
     - А как заманить? - сразу же заинтересовался Смыков.
     - Там видно будет,  -  отмахнулся Зяблик.  - Да хотя бы этой самой пушкой.
Пустим парашу,  что их здесь без счета.  Пусть ищут. А потом все гнездо спалим.
Вместе с гадами, в нем обитающими. Сразу легче дышать станет.
     - Что  с  вами говорить,  -  безнадежно вздохнул Цыпф.  -  Как  об  стенку
горох...
     - Тогда голосуем,  - Зяблик вскинул вверх расслабленную кисть правой руки.
- Я за то, чтобы оставить Горыныча в целости и сохранности.
     - Присоединяюсь. - Смыков голосовал, словно пионерский салют отдавал.
     Толгай,  продолжавший бормотать что-то,  касавшееся еды и  сна,  и даже не
пытавшийся вникнуть  в  суть  проблемы,  естественно,  поддержал своего  кумира
Зяблика.
     Затем все  уставились на  Верку,  голос которой мог  оказаться решающим (в
том, что Лилечка примет сторону Цыпфа, сомневаться не приходилось).
     - Ну  что меня глазами едите?  -  Верка независимо передернула плечами.  -
Нравлюсь, что ли?
     - Ты не выпендривайся,  шалава,  -  сказал Зяблик, недобро прищурившись. -
Тут тебе не танцульки и  не бабьи посиделки.  Тут,  может,  судьба человечества
решается. Поэтому пораскинь мозгами. А потом отвечай. Толком и по совести.
     - Ну  уж  если  толком  и  по  совести,  то  фиг  вам,  зайчики!  -  Верка
продемонстрировала рукотворное  подтверждение своего  заявления.  -  Гнездо  вы
вражье уничтожить задумали?  Когда я еще под стол пешком ходила, на нашей улице
случай  такой  был.  Одному  дураку,  которого  крысы  замучили,  другой  дурак
посоветовал,   как  от  них  избавиться.   Верный,   говорит,   способ.  Веками
проверенный.  Подпали одну и  пусти в  подполье.  При  виде ее  мук  все другие
немедленно из  дома  сойдут.  Так  наш  сосед и  сделал.  Изловил крысу,  облил
керосинчиком и поджег.  А она, сволочь, не в подполье бросилась, а в сарай, где
корова стояла да три пары свиней.  Ну,  естественно,  и сена с полтонны было на
зиму заготовлено.  Сами догадываетесь,  чем все кончилось.  Хорошо хоть, убытки
сараем и скотиной ограничились.  Дом пожарники кое-как отстояли. Примерно такую
же  штуку  и  вы  здесь  устроить собираетесь.  Прикончите вы  аггелов  или  не
прикончите,  это еще вилами по воде писано.  А то,  что сарай, в котором все мы
сено жуем, спалите, - это уж наверняка!
     - Браво,  - сказал Зяблик. -Бис. Тебе бы в свое время не клизмы ставить, а
агитпропом заведовать.
     - Запросто!  -  ответила Верка.  -  Ну  не  повезло мне в  жизни,  что тут
поделаешь.
     - Три  на  три,  -  поморщился  Смыков.  -  Ничья.  Окончательное  решение
откладывается.
     - И на какой срок? - немного ожил Цыпф.
     - Пока один из  нас  не  передумает.  Или пока число голосующих не  станет
нечетным. Вот так-то, братцы мои!
     - А до тех пор?
     - А  до тех пор будем оставаться на этом месте.  Но пушечку извольте сдать
нам  на  ответственное хранение.  Чтобы  вам  лишнего  искушения не  было.  Еще
ликвидируете ее  в  явочном порядке,  -  Смыков по-отечески грозно уставился на
Цыпфа.
     Тот,  немного поколебавшись,  согласился.  Во-первых,  в  этом предложении
имелась определенная логика.  Во-вторых,  как говорят в народе, умный с сильным
вслух не спорят.
     В этих горячих,  хотя и бесплодных дебатах никто не обратил внимания,  что
звуков губной гармошки давно не слышно,  а  силуэт Лилечки в пределах видимости
отсутствует.   Это  был  плохой  знак,   потому  что  после  нескольких  суток,
проведенных в  обществе мертвого Эрикса,  девушка никогда не удалялась от людей
дальше,  чем на  полсотню шагов,  и  даже,  уединяясь по  нужде,  просила Верку
покараулить рядом.
     Цыпф вскочил и вытянул шею так, что его хребет едва не разорвался на стыке
между  шестым  и  седьмым позвонками.  Верка  чистым голосом грязно выругалась.
Толгай,  до  которого все доходило с  опозданием,  но  который потом действовал
быстрее всех, выхватил саблю даже чуть раньше, чем Смыков и Зяблик пистолеты.
     - Рассредоточиться! - прошептал Смыков. - Залечь!
     - Левка, береги пушку! - прошипел Зяблик. - Чмыхало, к нему! Башкой за все
отвечаешь! Я пошел вперед.
     Когда было нужно,  эти  двое понимали друг друга почти без слов,  а  уж  о
каких-либо пререканиях в такие минуты не могло быть и речи.
     Впрочем,   напряжение  разрядилось  довольно   скоро.   Зяблик,   ящерицей
скользнувший в  сторону  ближайших руин,  спустя  минут  десять  уже  вернулся.
Лилечка шла с  ним рядом и чрезвычайно немелодично дула в губную гармошку,  что
свидетельствовало уже  не  о  плачевном состоянии души,  а  скорее  о  глубоком
нервном  потрясении.  Человек,  даже  абсолютно лишенный слуха,  в  здравом уме
никогда не  позволил бы  себе  такого издевательства над  безвинным музыкальным
инструментом.
     - Что  случилось?  -  едва  ли  не  хором  воскликнула ватага (диссонансом
прозвучало лишь "Ни булды?" Толгая, в принципе означавшее то же самое).
     - Пусть сама  расскажет,  -  буркнул Зяблик,  все  еще  сжимавший в  руках
пистолет. - Я лично ничего понять не могу.
     Лилечка зарыдала,  не  выпуская изо  рта гармошку,  и  без того изначально
настроенную на минорный лад.
     - Ну миленькая,  ну что с тобой, ну скажи хоть одно словечко, - уговаривал
ее Цыпф, и сам готовый вот-вот расплакаться. - Тебя обидел кто-нибудь?
     - Не-е-а,   -  выдавила  из  себя  девушка,  и  в  унисон  этому  гармошка
взвизгнула, словно кастрируемый кот.
     - Да что вы в самом деле,  все с ума посходили?  - растолкав мужчин, Верка
вырвала гармошку у  Лилечки.  -  А  ну  успокойся!  Или я  тебя обратно отведу!
Хочешь?
     - Не-е-а, - повторила Лилечка, но уже человеческим голосом.
     - Ты испугалась?
     - Ага, - затрясла головой девушка.
     - Кого, людей?
     - Не-е-а...
     - Зверей?
     - Не-е-а...
     - Чертей?
     Лилечка на мгновение прервала плач, словно пытаясь что-то вспомнить, потом
сделала отрицательный жест и вновь захлюпала носом.
     Путем перекрестного допроса и  множества наводящих вопросов в конце концов
выяснилась следующая картина.  Опечаленная разлукой с близнецами,  непониманием
со  стороны друзей и  еще  неизвестно чем-то,  чему она  и  сама не  могла дать
определения, Лилечка отправилась на прогулку, по своему обыкновению не удаляясь
далеко от  места стоянки.  Если она временами и  теряла спорщиков из  виду,  то
всегда продолжала слышать их возбужденные голоса.
     Чтобы как-то облегчить тоску,  Лилечка разучивала на губной гармошке "Марш
юных пионеров",  незамысловатый, но бодрый мотив которого она с помощью бабушки
когда-то  подобрала на  аккордеоне.  Как ни  странно,  но  своего она добилась,
причем с перебором -  и мелодию освоила, и от мрачных мыслей отвлеклась, и даже
про осторожность забыла.
     Опомнилась Лилечка,  только  ощутив  весьма  странный,  но,  кажется,  уже
знакомый ей  запах,  который  впоследствии она  охарактеризовала для  себя  как
"запах преисподней".  Примерно так пахло в черном,  душном и давящем мире, куда
их, пусть и с благой целью, уволокли недавно варнаки.
     Как это и полагается,  от испуга у девушки отнялся язык. Она даже дунуть в
губную  гармошку  не   могла,   но   тем  не  менее  мелодия  давно  позабытого
комсомольского композитора Кайдан-Дешкина  от  этого  не  угасла,  а  наоборот,
продолжала набирать чистоту и силу.
     Не  далее  как  в  пяти  метрах от  Лилечки в  зарослях чертополоха торчал
одинокий варнак,  похожий на человека не больше,  чем вставшая на дыбы слоновая
черепаха, и пел, подрагивая лишь одним уголком щелеобразного жабьего рта. Глаза
его,  как всегда,  были прикрыты уродливыми мешками век,  еще более темных, чем
вся остальная кожа.
     Чем  пугала  эта  сцена,  так  это  своей  предельной  неестественностью -
существо  с   обликом  под   стать  дьявольскому  ангельским  голоском  выводит
"Взвей-тесь кост-ра-ми,  си-ни-е но-чи..." (Никаких слов, естественно, не было,
но  в  Лилечкином сознании они  сами  собой  ложились на  безупречно выверенный
мотив).
     Конечно,  девушка знала,  что варнаки в принципе не враги людям,  но испуг
ее,  происшедший не столько от неожиданной встречи,  сколько от памяти о дважды
пережитом в прошлом темном ужасе,  напрочь парализовал разум.  Ничего толком не
соображая,  она бросилась назад,  будто это сама смерть гналась за  ней.  Когда
прямо  наперерез  Лилечке  выскочили  какие-то   неизвестные  люди,   она  даже
обрадовалась (если  только  до  крайности  перепуганный человек  может  чему-то
обрадоваться).
     О людях этих девушка ничего определенного сказать не могла:  ни сколько их
было,  ни как они выглядели,  ни во что были одеты. Осталось также неизвестным,
имели ли они при себе оружие.  Никто из этих людей не успел даже слова сказать,
а тем более прикоснуться к ней.  Сзади уже опять разил запах преисподней, и все
вокруг заволакивала тьма (а может, это у Лилечки просто в глазах потемнело).
     Потом началось что-то  страшное.  Что именно,  девушка объяснить не могла,
но,  по  ее  словам,  страшным было все:  и  звуки,  как будто бы тупым топором
перерубают кости;  и сковавшая ее тело тяжесть, от которой едва не остановилось
сердце;  и жар,  обдавший спину так,  что рубашка до сих пор липнет к лопаткам.
Рядом происходила какая-то непонятная возня -  не то варнак губил людей,  не то
люди добивали варнака.
     Воспользовавшись тем,  что  обе  стороны временно потеряли к  ней интерес,
Лилечка  побрела  куда   глаза  глядят  (бежать  она   совершенно  не   могла).
Оглядываться назад  девушка  не  смела,  а  леденящие  душу  звуки  схватки  (к
омерзительному хрусту  костей  добавились еще  мучительные хрипы,  какие  может
издавать  только  существо,   преодолевающее  грань  между  жизнью  и  смертью)
старалась заглушить губной гармошкой.  Тут Лилечку и встретил Зяблик,  которого
она узнала далеко не  сразу.  Некоторое время девушка еще сдерживалась и  сдала
окончательно  только  тогда,   когда  различила  лица  и  узнала  голоса  своих
спутников.
     Закончив этот  сбивчивый и  маловразумительный рассказ,  Лилечка попросила
воды и сделала попытку упасть, которую вовремя предотвратил Лева Цыпф.
     - Учись, Верка, - сказал Зяблик. - Вот такой должна быть истинная женщина.
Нежной, пугливой и трепетной. А ты куришь, ругаешься, дерешься.
     - Можно подумать,  что со мной обмороки никогда не случались,  -  фыркнула
Верка.  -  Да  миллион раз!  Просто они  у  меня очень короткие и  я  упасть не
успеваю.
     Оставив Лилечку на попечении Цыпфа и  Верки,  тройка ветеранов отправилась
на осмотр места происшествия. По пути Смыков поинтересовался:
     - Вы, братец мой, когда ее встретили, ничего поблизости подозрительного не
заметили?
     ...- Если бы заметил, так давно бы уже сказал, - буркнул Зяблик. - Ты что,
за лопуха меня держишь?
     - И запаха странного не учуяли?
     - Не учуял.
     - Тогда не понимаю...  -  Смыков поковырял в ухе.  - Но с другой стороны -
зачем ей врать?
     - Вот и разберемся сейчас...  Стоп,  приехали.  От места встречи Зяблика с
Лилечкой они на глаз проложили вдаль два расходящихся под прямым углом радиуса,
затем принялись тщательно осматривать образовавшийся сектор.  Когда его  ширина
превысила несколько сотен метров и стало окончательно ясно, что Лилечка сюда не
доходила, все трое собрались на совещание.
     - Ничего, - сказал Смыков.
     - Буш, - развел руками Толгай.
     - И  у  меня  пусто,   -   подтвердил  Зяблик.  -  Камень  кругом,  -  для
убедительности он топнул ногой. - Тут конь пройдет, следов не останется.
     - Если драка была, что-то обязательно должно остаться, - возразил Смыков.
     - Это если мы с  тобой подеремся,  -  уточнил Зяблик.  -  А если варнак на
людей навалится, то от них не останется даже мокрого места. Сволок он их в свою
преисподнюю, вот и все дела.
     - А где же "адов прах"?
     - Ты заметь,  ветер какой,  -  Зяблик сплюнул в сторону.  -  Развеял все к
чертовой матери.
     - Скользкая ситуация...  Хотя врать ей  все же  ни  к  чему,  -  задумчиво
повторил Смыков.  - Остаются неясными два вопроса. Кем были те неизвестные люди
и  почему  варнак  напал  на  них?  Раньше  варнаки  ничего  подобного себе  не
позволяли.
     - То раньше...  Раньше они к  людям на сто шагов боялись подойти.  А потом
осмелели. И началось... Кстати, все с той же Лилечки...
     - Думаете, варнак ее охранял?
     - Хрен его знает...
     - Ну хорошо,  а что вы тогда можете сказать о тех людях, которые напали на
Лилечку?
     - Нет здесь никаких людей... Давно их мухи съели.
     - А если это были аггелы?
     - Не знаю... Не могли к нам аггелы так близко подобраться.
     - Ладно,  -  Смыков двинулся обратно.  -  Будем считать,  что  вопрос пока
остается открытым...
     К их возвращению Лилечка окончательно пришла в себя, но память ее от этого
не прояснилась,  а даже наоборот - сейчас она уже не была уверена, существовали
ли те люди на самом деле или только померещились ей со страха.
     - Знаете,  как это бывает, - оправдывалась она. - Проснешься от кошмара, и
у  тебя перед глазами каждая мелочь стоит.  А чуть погодя уже почти ничего и не
помнишь, кроме жути.
     - Как бы то ни было,  но место это засвечено,  -  сказал Смыков. - Уходить
отсюда  надо.  А  пока  соблюдайте  максимальную осторожность и  поодиночке  не
отлучайтесь.
     - С пушкой бы надо окончательно разобраться,  - внес предложение Зяблик. -
Ведь договаривались: пока решения не примем, дальше не пойдем.
     - Значит,  так,  -  Смыков  глянул  на  свои  знаменитые  часы.  -  Сейчас
шестнадцать часов  тридцать минут,  второго  июля  неизвестно какого  года.  На
раздумья нам отводятся сутки.  Если завтра к этому времени никто своего решения
не изменит, будем бросать жребий.
     - Какого июля? - у Лилечки от удивления округлились глаза.
     - Второго, - недоуменно покосился на нее Смыков. - А что такое?
     - У меня завтра день рождения, - огорошила всех Лилечка. - Я третьего июля
родилась.
     - А откуда вы знаете? - недоверчиво поинтересовался Смыков.
     - Бабушка говорила.  Она  раньше сама календари рисовала.  На  год вперед.
Потом,  правда,  наши ходики сломались и  мы  уже не могли дни считать.  Но про
третье июля я хорошо помню.
     - Поздравляю, - Цыпф погладил Лилечку по руке.
     - Зачем заранее поздравлять,  - вмешалась Верка. - Завтра и поздравишь. Да
и  о  подарке побеспокойся.  А  я со своей стороны обещаю праздничный обед.  На
пирожные и марципаны не расчитывайте, но что-нибудь вкусненькое будет.
     - Что  за  праздник всухую,  -  шумно вздохнул Зяблик.  -  Хоть бы  чифиря
сварить.
     - Я  против  дня  рождения ничего  не  имею,  -  сообщил Смыков  с  кислой
улыбочкой. - Но без употребления спиртного... И без диких плясок.
     - Бдолаха,   значит,   не  отсыплешь,   жмот?  -  Зяблик  смерил  приятеля
презрительным взглядом.
     - Исключено!  -  заявил  Смыков  тоном  старой  девы,  которой  предлагают
вступить в интимную связь.
     ...Чуть ближе к  концу дня Толгай и Зяблик сходили на разведку,  но ничего
подозрительного опять  не  обнаружили.  Для  страховки Смыков со  всех  четырех
сторон огородил лагерь тонкой стальной проволокой, концы которой были привязаны
к  предохранительным кольцам  гранат.  Для  своих  оставили единственный проход
шириной  в  полметра.  Закусив мармеладом и  галет