х  я  слышал.  В  силу стечения весьма необычайных обстоятельств ваш народ
вошел в соприкосновение с многими другими народами,  резко отличающимися от вас
как этнически,  так и культурно.  Являясь носителями более высокой цивилизации,
вы   обязаны  были  приложить  все   силы  для  насаждения  духа  терпимости  и
взаимопомощи.  Вы  же,  назвавшись  аггелами,  то  есть  сатанинским воинством,
избрали совершенно иной  путь.  Путь  уничтожения всего  чуждого,  непонятного,
инородного.  Осуществление этих целей потребовало идеологического обоснования и
было  оформлено  как   религия  каинизма.   Религия  нетерпимости,   насилия  и
братоубийства.  Не  спорю,  мне  не  ясна  природа вашего  крайнего фанатизма и
методы,  с  помощью  которых вы  сумели  несколько модернизировать человеческое
естество.  Но  суть не  в  этом...  Для остатков рода человеческого ваш замысел
катастрофичен.  Даже  победа впоследствии обернется против вас.  Зло  каинизма,
уничтожив непосредственного противника,  начнет  пожирать своих  носителей.  Вы
уподобитесь голодным крысам в железной бочке, а последние из тех, кто уцелеет в
этой кровавой распре, вымрут, как вымерли допотопные рептилии.
     - Отец,  ты не до конца уверен в  нашей твердости и испытываешь нашу веру.
Мы  благодарны тебе  за  это.  Пусть  те,  в  души  которых эти  слова заронили
сомнение,  покинут нас.  Твое  семя давно пора очистить от  недостойных.  Среди
аггелов нет места случайным людям. Кузнец знает, как отделить железо от шлака.
     - Ну ладно,  - Артем знаком подозвал к себе пленников и велел им поднять с
пола Зяблика,  начавшего понемногу приходить в себя.  - В природе есть странная
закономерность.  Из  всех  живых существ самые упрямые те,  у  кого  есть рога.
Впрочем,  я и не надеялся переубедить вас.  Слово,  возможно,  и может изменить
человека,  но  только если оно доходит до  него не  через уши,  а  через шкуру,
вместе со страхом,  болью,  смертельной опасностью,  голодом или,  наоборот,  с
великой радостью... Мы уходим. Пусть кто-нибудь укажет нам удобный и безопасный
путь.
     - Я сам провожу вас. - Ламех легко поднялся и нахлобучил на голову колпак.
- А  теперь  давайте единодушно возблагодарим отца  нашего  за  заботу о  своих
любимых детях!
     - Слава Кровавому Кузнецу!  -  дружно воскликнули аггелы,  пялясь изо всех
углов подземелья на уходящую процессию.
     В  чистом поле,  на  пол дороге от  развалин до  драндулета,  Ламех вернул
пленникам оружие - три разряженных пистолета и саблю.
     - Случается,  что и  дети дают советы своим отцам...  -  начал он,  в упор
глядя на Артема.
     - Давай оставим это,  -  прервал его тот.  - У меня есть один-единственный
сын,  да и  тот,  по моим сведениям,  сражаясь с  чудовищами,  сам принял облик
чудовища. Если ты хочешь что-то сказать, говори короче.
     - Можно и короче... Сам понимаешь, слухи о твоем появлении в этом мире шли
на  пользу нашему делу,  основанному на абсолютной вере.  При желании ты мог бы
стать живым богом.  Не богом-скитальцем,  а богом-кумиром, перед которым падают
ниц народы...
     - Я просил: короче, - повторил Артем.
     - Наше предложение остается в  силе.  Власть -  сладкая штука.  Тем  более
ничем  не  ограниченная,   божественная  власть.  Если  вдруг  такая  жизнь  не
понравится тебе, ты пойдешь своим путем дальше. Никто не посмеет перечить тебе.
А наследники увековечат твое имя.
     - Совсем недавно я высказал свое отношение к тому, что вы затеяли здесь, -
равнодушно ответил Артем.
     - Понятно,  -  Ламех опустил веки,  словно не хотел,  чтобы присутствующие
видели выражение его глаз.  -  Понятно...  Впрочем,  Каин ты  или нет,  особого
значения не имеет. Для нас важна сама идея твоего существования, а отнюдь не ее
грубое овеществление.  Уверен, никого из христианских иерархов не обрадовало бы
новое  явление Распятого.  Скорее всего  его  бы  объявили самозванцем и  вновь
замучили...  Бога во плоти и крови вполне может заменить бог-легенда. Поэтому -
уходи.  Для тебя этот мир лишь один из множества. Для нас он - единственный. Не
мути зря воду.  Ступай своей дорогой.  А  уж мы сами придумаем историю о  твоем
пришествии и о благословении, которое ты дал делу аггелов.
     - Неосмотрительно  перечить  богам,   пусть  даже  и   несостоявшимся,   -
усмехнулся Артем.  -  Этот несчастный мир я покину только тогда,  когда исполню
свою миссию. Я не собираюсь враждовать с вами сам или возбуждать против вас умы
людей.  Тщета подобных попыток давно известна мне.  Но если ваши планы войдут в
противоречие с моими, мне придется разрушить их.
     - Можно узнать, о какого рода миссии ты говорил и каковы эти твои планы? -
Ламех снова уставился на Артема недобрым взглядом.
     - Мои планы проистекают из  неосознанных велений души...  Стоит ли заранее
пересказывать их,  - с оттенком насмешки ответил Артем. - Тем более не забывай,
что мы потенциальные противники.
     - Ты мог бы стать для нас противником.  Очень опасным противником. - Ламех
нетерпеливо оглянулся назад,  словно  ожидая  чего-то.  -  Но  только  в  одном
единственном случае.  Если бы и в самом деле оказался Каином. Настоящим Каином,
способным запросто так убить ослиной челюстью родного брата. А такой, как есть,
ты нам не опасен.  Все твои необыкновенные способности пасуют перед нашей верой
и  решимостью.  Мы  заставим тебя шагать по  колено в  крови,  мы выстелим твою
дорогу человеческим мясом.  Мы  будем драться до  конца,  до  самого последнего
человека в  этом мире,  и тебе придется уступить.  Побеждает не тот,  кто умеет
играть, а тот, кто делает самые высокие ставки.
     Земля дрогнула,  и  над развалинами в  клубах дыма и пыли взлетело все то,
что  сила взрыва способна извергнуть из  подземелья вверх.  Последний уцелевший
минарет рухнул,  провалившись внутрь самого себя.  Ударная волна заставила всех
пригнуться. За ней катил гул - глухой и раскатистый.
     - Значит,  вот  так  выглядит каинизм на  самом деле?  -  на  лице  Артема
появилась  гримаса  отвращения.  -  Ты  не  задумываясь  уничтожил  собственных
соратников.
     - Вина в их смерти скорее лежит на тебе,  чем на мне,  - возразил Ламех. -
Этих людей,  еще не успевших поверить в Кровавого Кузнеца всей душой,  погубили
твои  неразумные речи.  Пусть Каин  навсегда останется грозной легендой,  а  не
личностью с сомнительными взглядами.  Я один смог узреть живого бога,  и отныне
только я буду говорить от его имени.
     Толгай обменялся со Смыковым многозначительным взглядом и  взмахнул саблей
- легко и  грациозно,  как китайская танцовщица веером.  Метил он  Ламеху прямо
между рогов,  но угодил почему-то по пустому месту, едва не потеряв равновесия.
Воспользовавшись этим,  аггел выхватил саблю из  руки Толгая,  переломил ее  на
колене,  а потом,  сложив обломки вместе, переломил еще раз - так же легко, как
деревянную линейку.
     - Не все так просто,  - зловеще произнес он, пятясь задом. - Борьба только
начинается.  Скоро ее ареной станет весь этот мир,  от края и до края.  Вам уже
сейчас нечего противопоставить нам.  Мы  становимся сильнее с  каждым часом.  И
очень скоро вы узреете настоящего, а не липового Каина.
     Ламех повернулся и помчался прочь длинными,  пружинистыми прыжками, словно
перескакивая с  одной подкидной доски на другую,  и вскоре скрылся в туче пыли,
наползающей со стороны руин.
     Зяблик в  беспамятстве забормотал что-то  и  засучил ногами,  будто  вновь
ощутил под ногами жар огромной сковородки. Верка положила свою руку ему на лоб.
     - Тебе плохо, зайчик? Потерпи. Сейчас что-нибудь сделаем.
     Осторожно  отделяя  клочья  обугленной одежды  от  обугленной человеческой
плоти,  она  своей  ладонью  (уступавшей размерами лапе  Зяблика  раза  в  два)
измеряла площадь багрово-черных ран.
     - Ожог  четвертой степени двадцати процентов поверхности тела,  -  сказала
она.  - Нужны стерильные бинты, обезболивающее, антибиотики, соль, сода, спирт.
Где та аптечка, что я вам оставляла?
     - Потеряли,  -  развел руками Смыков.  -  В  наличии имеется только соль и
вино.
     - Вина! - Зяблик открыл глаза и попытался сесть. - Но только без соли.
     Начался спор,  в  ходе  которого Зяблик выторговал у  Верки четыре стакана
чистого вина за два стакана вина с солью.
     Впрочем,  это было почти единственное,  что осталось в драндулете.  Аггелы
успели  растащить оружие,  боеприпасы,  одежду и,  конечно же,  казну  Смыкова.
Хорошо хоть,  саму машину не тронули,  видно,  были уверены,  что она все равно
никому не достанется.
     Пока Лилечка то  со  слезами,  то  со  смехом рассказывала Артему о  своих
приключениях, Верка отвела Смыкова с Цыпфом в сторону.
     - Зяблик пока  еще  в  шоке и  боли не  чувствует.  Зато через полчаса его
веревками вязать придется.  Срочно нужны лекарства.  Главное - обезболивающие и
антибиотики. Сколько нам отсюда домой добираться?
     - По этим дорогам дня два, - ответил Смыков.
     - Боюсь, не довезем.
     - Надо в нашу миссию обратиться, - предложил Цыпф. - Обязаны помочь.
     - Конечно,  помочь они могут...  - с сомнением произнес Смыков. - Особенно
советом.  Но душу потом вымотают.  Мы же здесь,  так сказать,  с  неофициальным
визитом. И делов натворить успели... Да и откуда у них лекарства?
     - Лучше на толкучке поискать,  -  сказала Верка.  -  Здесь на толкучке что
хочешь можно найти,  правда,  втридорога.  Мне одна знакомая рассказывала.  Она
сама лекарствами приторговывает. Укол пенициллина десять реалов стоит.
     - Ого!   -   присвистнул  Смыков.   -  Теперь  понятно,  почему  в  Отчине
медикаментов невозможно достать. К стенке твою знакомую ставить надо.
     - Лучше тебя самого... Когда другие из магазинов водку и шубы волокли, она
в  аптечном киоске  лекарствами запаслась.  Все  же  настежь  было,  ты  должен
помнить.
     - А где мы эти реалы возьмем? - спросил Цыпф.
     - На  толкучке только дурак  деньгами расплачивается,  -  многозначительно
сказал Смыков.  -  Ладно,  поехали,  пока  Зяблик не  очухался...  А  вы,  Вера
Ивановна,  у этого типа планами поинтересуйтесь,  -  понизив голос, он кивнул в
сторону Артема, стоявшего в стороне. - Здесь он остается или с нами поедет?
     - С нами, - уверенно заявила Верка. - Ему Лилечка нужна для чего-то.
     - А вы как будто не догадываетесь для чего?
     - Дурак ты,  Смыков.  И кобель. А он совсем другой... - Верка поперхнулась
концовкой фразы.
     - Уж договаривайте, если начали.
     - Я хотела сказать, что он совсем другой человек. Чуть не оговорилась.
     - По-вашему, он, значит, все же не человек?
     - Слушай,  Смыков,  не лезь в душу! Вот ты и есть человек, зануда чертова!
Или Зяблик наш ненормальный. А на Артема молиться хочется.
     - Все ясно, - понимающе кивнул Смыков. - Любовь зла...
     Кое-как погрузились в  драндулет,  на  такое количество пассажиров явно не
рассчитанный.  По  собственному следу вернулись на  Агиларскую дорогу,  угрожая
пистолетами,  остановили первый попавшийся караван и  выяснили,  что  ближайшая
толкучка находится в  городке Сан-Хуан-де-Артеза,  не так близко,  но и  не так
далеко,  на  хорошей лошади можно в  один прием доскакать,  только толкучка эта
самая дорогая в Кастилии, поскольку отстоит от Отчины дальше всех других.
     Драндулет устремился в путь на максимально возможной скорости,  но мрачные
предчувствия Верки скоро начали сбываться.  Зяблик затрясся,  как в  лихорадке,
заклацал зубами, а потом завыл:
     - Братцы,  простите...  Мочи нет терпеть...  Не обращайте внимания...  Ох,
жгет... Не могу... Вина хоть дайте...
     - Терпи!  -  прикрикнула на него Верка.  -  Еще мужик называется. Вино это
тебе поможет, как мертвому припарки. Только зря почки перегрузишь.
     - Вы, говорят, медик? - поинтересовался Артем.
     - Говорят... - Верка была готова разреветься от собственного бессилия.
     - Не  лучше ли  вернуть его  в  бессознательное состояние или  погрузить в
гипнотический транс? Какие проблемы? - Однако, поймав беспомощный взгляд Верки,
он заторопился: - Тогда, простите, я сам, - и указательным пальцем коснулся шеи
Зяблика.
     Тот  дернулся,  хрюкнул,  словно  человек,  которого  внезапно поймали  на
удушающий захват, но тут же утих, смежил глаза и ровно задышал.
     - Учитесь,  Вера Ивановна,  -  назидательно сказал Смыков,  наблюдавший за
этой сценой с переднего сиденья. - А то вам лишь бы уколы да микстуры.
     - Такие  методы лечения применяются чаще  всего  у  примитивных племен,  -
вступился за  Верку  Артем.  -  Чтобы  овладеть ими,  требуются годы.  Шприц  с
новокаином делает эту магию совершенно излишней.
     ...В город заезжать не стали - его стража, возможно, уже была оповещена об
автомобиле цвета гусеницы бабочки-капустницы,  на  котором разъезжают до  зубов
вооруженные разбойники из Отчины. Зяблика, все еще пребывавшего в глубоком сне,
оставили на  попечение Верки и  Толгая,  а  вся  остальная компания двинулась в
сторону рыночной площади.
     Такие торжища стали возможны только после подписания Талашевского трактата
и упразднения святой инквизиции. Кто только не собирался на них, за исключением
разве  что  киркопов,  пребывавших на  уровне первобытно-общинного строя  и  не
умевших толком даже считать до десяти.
     Арапы  торговали  здесь  львиными  шкурами,  слоновьими  бивнями,  перьями
диковинных птиц, обезьяньим жиром, маниокой и военными трофеями, захваченными в
предыдущих победоносных походах.  Имелся у  них  и  живой  товар -  в  основном
молодые пленницы, - но для этого требовалась предварительная договоренность.
     Нехристи  предлагали  кошмы,   войлок,  овечий  сыр,  вяленую  жеребятину,
охотничьих соколов,  дальнобойные луки,  изготовленные из рогов горного барана,
опять же военные трофеи и опять же молодых пленниц.
     Но  самый  большой  контингент на  толкучке составляли земляки и  землячки
Смыкова.  Они же владели и самым широким ассортиментом товаров. - от пуговиц до
ручных  гранатометов.  Наибольшим спросом  пользовались патроны,  алюминиевая и
фаянсовая посуда, швейные иглы, а главное - медикаменты, давно просроченные, но
кастильцам и степнякам казавшиеся просто чудодейственными.
     Попадались тут  и  вообще  странные люди,  расовую  принадлежность которых
определить было просто невозможно.  Эти  промышляли сомнительными снадобьями из
печени единорога и  слюны  ехидны,  молодильными яблоками,  приворотным зельем,
ладанками,  оберегающими от меча и  пули,  фальшивыми самоцветами и  настоящими
ядами.
     Расплата   серебряными  реалами   и   советской   медно-никелевой  мелочью
производилась только в крайних случаях, зато процветал натуральный товарообмен.
За  годовалого бычка просили девять пистолетных патронов или две чайные чашки с
блюдцами,  а  за  гранату  к  бычку  уже  полагалась небольшая приплата -  пара
бурдюков  вина,   к  примеру.   Случалось,   что  покупательница,   которой  до
окончательного расчета за  приглянувшуюся вещь не  хватало какой-нибудь ерунды,
отлучалась вместе с продавцом в ближайшие заросли.
     Как  и   на  любом  подобном  базаре,   здесь  процветало  надувательство,
попрошайничество,  воровство и проституция.  Две дюжины кастильских стражников,
на  почве обжорства и  алкоголизма давно утративших не  только моральные,  но и
боевые качества,  направить эту стихию в  законопослушное русло никак не могли.
Альтернативой беззубой власти  был  жестокий самосуд.  Воров  забивали камнями,
жуликов,  за недостатком шелковых шнуров, душили всякими подручными средствами,
шулерам дробили пальцы, конокрадов привязывали к хвостам самых лютых жеребцов.
     Суета  рынка,  внешне хаотичная,  но  подвластная своим неписаным законам,
подействовала  на  спутников  Смыкова  по-разному:   у  Артема  вызвала  легкое
любопытство,  у Лилечки - детский восторг, у Цыпфа, сторонившегося любых шумных
сборищ,  -  едва ли не испуг.  Один Смыков, привыкший к людским порокам, словно
хирург к  грыжам и аппендиксам,  чувствовал себя здесь если не как рыба в воде,
то как выдра в  той же самой воде -  хоть и  чужая стихия,  а пропитанием может
обеспечить.
     Сначала он попробовал продать пистолет,  не свой, естественно, а Цыпфа. Но
это была вещь дорогая,  редкая,  на  нее копили средства годами,  как раньше на
автомобиль,   и   подходящего  клиента  не  нашлось.   Вымогательство  тоже  не
гарантировало  успех  -  торгаши  кучковались  землячествами  и  против  любого
любителя легкой  наживы  были  готовы стоять насмерть,  как  стадо  африканских
буйволов  против  львиного  прайда.  Попрошайничество отвергалось  в  принципе,
проституция -  он исподтишка покосился на Лилечку -  тоже.  Оставалась азартная
игра,  предприятие,  в  котором люди  расстаются со  своими деньгами хоть  и  с
неохотой, но добровольно.
     Побродив  по  зловонным  задворкам  рынка,   где  мухи,  крысы  и  бродяги
обменивались  между  собой  самыми  экзотическими  заразами,   Смыков  подобрал
несколько пустых плодов калебасового дерева,  которые арапы использовали вместо
фляг,  и  с  помощью  перочинного ножа  изготовил три  достаточно вместительных
стаканчика.  Отыскать на кастильском рынке мелкий,  неспелый апельсин сложности
вообще не  представляло.  Место для будущего ристалища он выбрал самое бойкое -
рядом со входом, на гранитной плите с полустершимися арабскими письменами (ради
этого, правда, пришлось прогнать нескольких облюбовавших ее попрошаек).
     В  свое время Смыкову довелось вести дело группы наперсточников,  на  свою
беду обобравших до нитки глупую и алчную жену прокурора,  и в ходе следствия он
неплохо разобрался в нехитрых, но действенных приемах шулерской братии. Главное
было -  не  робеть,  постоянно отвлекать внимание клиентов,  не жалеть глотки и
самому  не  забывать,  под  каким  из  стаканчиков в  данный  момент  находится
горошина, теннисный мяч, шарик от пинг-понга или, как нынче, неаппетитного вида
апельсин.
     Выложив  на  всеобщее обозрение свои  последние сокровища:  "командирские"
часы,  пистолет с пустым магазином и перочинный ножик с дюжиной лезвий,  Смыков
принялся  гонять  апельсин  по  гладкой  поверхности  плиты,  то  накрывая  его
стаканчиком,  то вновь пуская на волю.  Рекламная кампания велась умниками типа
Цыпфа на тарабарском наречии,  именуемом пиджиком и  с  некоторых пор служившем
инструментом общения разных рас, не по собственной воле соединившихся под этими
проклятыми  небесами.  В  приблизительном переводе  на  русский  зазывные  речи
Смыкова звучали так:
     - Граждане и  гражданки,  сеньоры и  сеньорины,  уважаемые господа и мразь
подзаборная,  -  налетайте,  не пожалеете!  Первый и единственный раз в славном
городе Сан-Хуан-де-Артеза!  Редкая возможность разбогатеть!  Тот,  кто угадает,
где спрятан этот вот апельсин,  выигрывает один из  следующих призов!  Пистолет
Макарова  пристрелянный!  Часы  противоударные,  влагостойкие,  на  шестнадцати
камнях!  Нож  универсальный со  штопором,  ножницами и  шилом!  Все в  отличном
состоянии!  Принимаются равноценные ставки! Крупный рогатый скот и невольниц не
предлагать! Спешите испытать свою удачу!
     За любое дело Смыков брался основательно.  Вот и сейчас никто бы не угадал
в нем бывшего воина-интернационалиста, верного партийца и следователя райотдела
милиции.  В  его манерах,  и  в  лексиконе,  и даже во взгляде появилось что-то
криминальное,  свойственное скорее Зяблику. При всех своих твердокаменных идеях
Смыков смог бы выжить в любую эпоху, при любом режиме и в любой ипостаси.
     Постепенно вокруг гранитной плиты  (на  которой,  как  позже сообщил Цыпф,
были  высечены  стихи  арабского поэта  Абу-аль-Аттахи,  оплакивающие бренность
всего  земного)  стал  скапливаться  праздный  люд.   Однако  ставок  никто  не
предлагал,  даже самых мелких.  Идея того,  что  никудышный апельсин,  бегающий
между  трех  самодельных стаканчиков,  может сделать тебя  обладателем одной из
этих действительно замечательных