роды,  у них должны быть какие-то уязвимые места. Ведь
ввергла же  какая-то  сила  эту  псевдожизнь в  спячку  и  потом  миллиарды лет
удерживала в  таком состоянии.  Что  изменилось сейчас?  Гравитация,  магнитное
поле, космическое излучение? Или тут присутствует целый букет причин?
     - А вы способны восстановить в прежнем виде что-либо из этих факторов? - в
словах Цыпфа звучало уже не сомнение, а ехидство. - Гравитацию, например?
     - Никогда не пробовал, - усмехнулся Артем. - Но думаю, это не сложнее, чем
изменить ход времени.
     - Ладно, давайте спать, - пробурчал Смыков. - Насчет охраны как решим?
     - Да на хрена она нужна. - В одеяло Зяблик заворачивался с бессознательной
тщательностью,  как гусеница в кокон.  - Я спокойней места отродясь не видывал.
Даже все комары сгинули.  А помните, сколько их раньше было? Пели над нами, как
попы над покойниками.
     - Насчет комаров вы,  возможно,  и  правы,  -  в голосе Артема угадывалось
сомнение.   -   А  вот  относительно  всего  остального  разрешите  с  вами  не
согласиться. Спокойными эти места никак не назовешь. Уж поверьте моей интуиции.
Здесь куда  опаснее,  чем  в  распоследнем кастильском притоне,  битком набитом
бандитами и этими...  легкомысленными дамами,  опаивающими клиентов дурманящими
напитками.
     - Хипесницами, - подсказал Зяблик.
     - Вот-вот...
     - Что вы предлагаете? -насторожился Смыков. - Выставлять пост?
     - Это совершенно бессмысленно.  Угроза исходит не от людей,  и  даже не от
сверхъестественных существ.  Просто все здесь -  и земля,  и воздух - пропитано
опасностью.  Как  болото тлетворными миазмами или  ртутные рудники -  ядовитыми
испарениями. Я ощущаю это уже довольно давно.
     - Так как же нам быть? - Слова Артема не на шутку растревожили ватагу.
     - Надо как можно скорее покинуть эту страну, вот и все. Но поскольку мы не
располагаем ни  могучими крыльями,  ни быстрыми скакунами,  то придется пробыть
здесь еще достаточно долго.  По  моим примерным расчетам,  не менее трех земных
суток. И это еще в лучшем случае.
     - А  что,  если  бдолаха  принять для  профилактики?  -  предложила Верка,
опередив Зяблика, у которого этот вопрос уже вертелся на языке.
     - Думаю,  пока  не  стоит,  -Артем  отрицательно покачал головой.  -  Ведь
совершенно неизвестно, что именно нам угрожает. Подождем первых симптомов, если
они  появятся...  Впрочем,  все,  возможно,  еще  и  обойдется.  Но  надо  быть
настороже.
     - Дядя Тема,  как я теперь усну?  -  пожаловалась Лилечка.  - Меня кошмары
замучают. Не надо было такие страсти на сон грядущий рассказывать.
     - Старый ворон даром не каркает, - развел руками Артем.
     Зяблик, со своей стороны внес такое предложение:
     - Левка,  ты  что,  уже  закимарил,  сучий потрох?  Слышишь,  твоя подруга
жалуется,  что уснуть не может? Так ты ей для успокоения души соловьем спой или
голубком поворкуй...
     Своего сновидения Цыпф не помнил,  но проснулся он в неурочный час и не по
доброй воле -  к яви его вернул внезапный приступ мучительного удушья. Память о
Синьке успела так глубоко проникнуть в  его натуру,  что,  открыв глаза,  Левка
несколько секунд с тупым удивлением созерцал развалины, окружавшие бивуак. Лишь
вспомнив события предыдущего дня,  казавшиеся ему сумбурными и  туманными,  как
после хорошей пьянки, Левка окончательно проснулся и сел.
     Несмотря на  то что ко сну ватага отходила не в  самом мирном расположении
духа,  дрыхли все сейчас, что называется, без задних ног. Если мысль о том, что
голод не тетка,  верна,  то уж усталость точно не кума,  которую можно запросто
игнорировать.
     Заслышав издаваемые Левкой шорохи и судорожные покашливания, чуткий Зяблик
приоткрыл один глаз.
     Глаз этот светился наподобие лампочки и был страшен своим багровым волчьим
отливом.  Цыпф,  и без того ощущавший в горле что-то вроде комка пакли, утратил
голос окончательно.
     Некоторое время они молча пялились друг на  друга,  а  затем Зяблик мрачно
поинтересовался:
     - Что вылупился, как капрал на рекрута? Сон, что ли, плохой приснился? Дай
полтинник, поправлю дело.
     - Ты...  Это  самое...  -  Цыпф с  трудом подбирал слова,  -  буркалы свои
поправь. А не то люди, как проснутся, до полусмерти напугаются.
     - На себя лучше глянь,  -  отрезал Зяблик,  а  потом с  оттенком презрения
почему-то добавил: - Чип-поллино!
     Ошеломленный Цыпф сначала потянулся к носу,  но,  вспомнив, что Буратино и
Чиполлино совсем  разные  персонажи,  машинально подергал  свои  давно  немытые
лохмы, черные и жесткие, как у терьера.
     Волосы  покидали  голову  Левки  так  легко,   будто  никогда  ему  и   не
принадлежали.  Впрочем,  похоже, так оно и было - по крайней мере, сам Левка не
мог признать в этих мягких,  действительно желтых,  как луковая шелуха,  прядях
остатки своей буйной африканской шевелюры.
     Тут уж и впрямь стало не до сна. Рискуя нарваться на крупные неприятности,
Цыпф  принялся будить Верку,  владевшую карманным зеркальцем -  одним из  трех,
имевшихся в  ватаге.  (Тревожить Смыкова,  а  тем более Лилечку он не рискнул -
одна мысль о том,  что будет,  когда девушка проснется,  ввергала Левку в тихий
ужас.)
     Верка долго брыкалась и  отмахивалась,  но потом все же открыла глаза -  к
счастью,  по-прежнему голубые и  ясные.  Ахнула она не от страха,  а  скорее от
жалости.
     - Левушка, знаешь, на кого ты сейчас похож?
     - Знаю, - вынужден был признаться тот. - На Чиполлино. Мне уже говорили.
     - На какого еще Чиполлино! Ты на героя гражданской войны Котовского похож.
Фильм про него был с  Мордвиновым и  Марецкой в главных ролях.  Только зачем ты
волосы покрасил?
     - Если бы  я  сам...  -  вздохнул Левка.  -  Ты  на Зяблика полюбуйся.  Уж
теперь-то его звериная натура стала ясна окончательно.
     Зяблик,  уже  примерно догадавшийся,  какая именно метаморфоза случилась с
ним,  выкатил на Верку свои жуткие очи да вдобавок еще и зубами щелкнул. Однако
к Верке успело вернуться ее обычное хладнокровие.
     - Замечательно,  - сказала она. - На крупного хищника ты пока, конечно, не
тянешь, но на мартовского кота очень похож... А как горят, как горят! - ухватив
Зяблика  за  нос,  она  бесцеремонно покрутила  его  головой.  -  Теперь,  если
кому-нибудь в темное место по нужде понадобится, без свечки можно.
     - Вера Ивановна, вы мне зеркальце на минутку не одолжите, - попросил Цыпф,
снимая с черепа очередной клок волос.
     - Сейчас,  зайчик.  -  Она  передернула плечами так,  как  будто  какое-то
неудобство за  шиворотом  испытывала.  -  Что-то  у  меня  загривок  свербит...
Посмотрите, а?
     - Что там у тебя может свербеть...  -  Зяблик был серьезен, как никогда. -
Щетина,  наверное,  растет.  А  может,  панцирь черепаший...  Не  нам же  одним
страдать...
     Заранее готовясь к  дурным  новостям,  Верка  задрала свои  многочисленные
рубахи,  которые носила по  принципу "чем ближе к  телу,  тем  выше качество" -
начиная от линялого хэбэ и кончая тончайшим шелком.  Взорам мужчин открылась ее
хрупкая спина, в верхней части почти сплошь покрытая четким убористым текстом.
     Цыпф осторожно потрогал буковки пальцем -  это были не  чернила и  даже не
типографская краска,  а  нечто основательное,  типа родимых пятен -  и принялся
читать вслух:
     - "Снова пьют здесь,
     дерутся и плачут...
     под гармошки желтую грусть".
     Не знал.  Вера Ивановна, что вы так Есениным увлекаетесь. Даже сквозь кожу
стихи проступили... Только, правда, в зеркальном изображении... Справа налево.
     Верка  живо  поправила свой  наряд,  а  после  этого  вытряхнула на  землю
содержимое дорожного мешка.  Сверху оказалась затрепанная книжка без  обложки и
титульного листа.
     - Вот  она,  проклятая!  -  Верка  схватила книжку  так,  словно это  было
какое-то зловредное существо.  - Избранное! Том второй! От самой Отчины с собой
таскаю!  Почитать хотела на досуге!  Вот и  дочиталась!  Господи,  за что такое
наказание!
     - Не переживай,  -  стал успокаивать ее Зяблик.  -  Считай, что с Есениным
тебе  еще  повезло.  Поэт  душевный.  А  то  сунула бы  в  мешок  справочник по
гинекологии и  имела  бы  сейчас на  горбу схему женских внутренних и  наружных
половых органов.
     - Прикуси язык,  охломон!  - прикрикнула на него Верка. - Если бы ты знал,
как чешется! Будто бы крапивой меня отхлестали! Просто мочи нет!
     - Давай тогда почешу, - милостиво согласился Зяблик. - Заголяйся.
     Очень скоро выяснилось,  что согласные буквы чешутся сильнее, чем гласные,
а от знаков препинания вообще спасу нет - зудят, как укусы слепней.
     Пока  Зяблик и  Верка  были  поглощены этим  занятием,  со  стороны сильно
смахивающим на какую-то редкую форму садомазохизма, Цыпф отыскал в куче барахла
вожделенное зеркальце и  принялся обирать  с  головы  последние остатки  волос,
которые уже никак не  могли украсить его.  Вид при этом он  имел,  естественно,
скорбный.
     Всем троим,  конечно,  хватало собственного горя, но пробуждение остальных
членов ватаги ожидалось с  нетерпеливым любопытством.  К  Лилечке или к тому же
Артему никто ревнивых чувств,  в общем-то,  не испытывал,  но если бы неведомое
бедствие обошло стороной Смыкова,  это бы сильно задело и Зяблика, и Верку, да,
пожалуй что,  и Цыпфа.  Как известно,  разделенная беда очень сближает людей, а
личные неприятности на фоне чужих удач весьма портят отношения.
     Когда ждать стало невмоготу,  Верка,  стоявшая на коленках и  руки имевшая
свободными,   сунула  Смыкову  в  ноздрю  былинку  какого-то  терпко  пахнущего
растения. Вырванный целой серией громогласных чиханий из объятий Морфея, Смыков
сразу заприметил все:  и  волчий взгляд Зяблика,  и голый череп Цыпфа,  и спину
Верки, не то татуированную, не то покрытую цианозной сыпью.
     Удрученно покачав головой.  Смыков заговорил.  Речь его  была благозвучна,
цветаста,    витиевата,   богато   сдобрена   аллитерациями   и   парцелляциями
(Аллитерация, парцелляция - ораторские приемы, с помощью которых речи придается
особая  звуковая  и  интонационная выразительность.),  но  абсолютно  непонятна
присутствующим.  Как  ни  вслушивались обалдевшие  члены  ватаги  в  эти  перлы
риторического искусства,  но  так и  не смогли уловить хотя бы одного знакомого
слова.  В тупике оказался даже Цыпф, умевший одинаково хорошо объясняться как с
кастильцами, так и с арапами.
     К сожалению,  это был не единственный сюрприз,  заготовленный Смыковым для
друзей.  Непонятно каким образом овладев чужой речью,  он  совершенно разучился
понимать родной русский язык. Даже мат не доходил до его сознания.
     Смыков  легко  узнавал  всех  своих  спутников  и  прекрасно  разбирался в
предъявленных ему  образцах  материальной культуры  двадцатого  века  (уверенно
пользовался ложкой,  безо  всяких  проблем  застегивал и  расстегивал ширинку и
ловко перезаряжал пистолет), но не мог вспомнить ни единого человеческого имени
или названия предметов.
     Когда Смыкову сунули в руки его же собственный блокнот, он принялся быстро
и  уверенно заполнять целые  страницы странными крючковатыми знаками  -  первая
строка шла справа налево, вторая слева направо и так далее.
     Цыпф,  внимательно следивший  за  полетом  карандаша,  недоуменно  покачал
головой.
     - Никогда не видел такого алфавита.  Немного напоминает набатейский... или
сабейстский.  Да  и  стиль письма довольно редкий.  Бустрофедоном называется...
Подобным образом записывались скандинавские руны и крито-микенские тексты...
     - А также письмена хеттов, этрусков и аборигенов острова Пасхи. - Все были
настолько поглощены своими несчастьями,  что  даже не  заметили,  как проснулся
Артем.
     Четыре пары  глаз  (одну из  которых можно было назвать человеческой чисто
условно) внимательно уставились на него. Впрочем, Артема это ничуть не смутило.
Мельком глянув в блокнот,  все еще находившийся в руках Смыкова,  он с оттенком
удивления произнес:
     - У  вашего товарища прорезались завидные способности к лингвистике...  Да
вы и сами все со вчерашнего дня слегка изменились.
     Цыпф и Верка, перебивая друг друга, поведали Артему о загадочных напастях,
обрушившихся на ватагу во время ночевки.  Причем Цыпф больше упирал на факты, а
Верка -  на эмоции.  В  заключение она заботливо поинтересовалась самочувствием
самого Артема (хотя внешне все с  ним обстояло нормально,  точно так же как и с
Лилечкой, продолжавшей мирно посапывать под двумя одеялами).
     - Мой организм достаточно хорошо защищен от  любых внешних воздействий,  -
ответил Артем. - Проще говоря, никакая зараза ко мне не липнет.
     - Что вы имеете в виду?  - нахмурилась Верка. - Что мы подхватили какую-то
заразу?
     - Вовсе нет,  -  успокоил ее Артем.  - Безусловно, это не зараза... Но то,
что случилось с вами,  манной небесной тоже не назовешь.  Признаться,  я весьма
озадачен... Происшествие довольно странное...
     - Ничего странного тут как раз и  нет,  -  сказал Цыпф.  -  Это именно тот
случай,  когда  нелепицы  и  несообразности становятся  нормой  жизни,  порядок
уступает место хаосу, а логика - абсурду.
     - Весьма любопытно.  Вы  меня  прямо  заинтриговали.  -  Артем разглядывал
Цыпфа,  как  какую-то  диковинку.  -  Надеюсь,  что  за  этой краткой прелюдией
последует подробный рассказ, в котором логика все же затмит абсурд.
     Пришлось Цыпфу пуститься в пространные рассуждения о природе сил Кирквуда,
о  печальных деяниях потомков,  допустивших столь масштабные нарушения принципа
причинности,   и  о  коварном  действии  эффекта  антивероятности.   Для  пущей
убедительности он использовал в своем рассказе сведения,  полученные от Эрикса,
и собственный горький опыт применения кирквудовской пушки.
     - Вот теперь-то,  наконец,  все стало на свои места, - сказал Артем, когда
красноречие Левки иссякло.  -  Недаром,  значит, все это время меня не покидало
чувство  опасности.  Кирквудовские силовые  установки,  даже  лишенные энергии,
продолжают влиять на  окружающий мир.  Примерно так же потухший атомный реактор
способен еще многие годы отравлять воздух и  землю...  Мы  угодили в  переплет,
который не  мог  предвидеть даже я...  Честно сказать,  я  сильно беспокоюсь за
Лилечку.  Вряд ли эта напасть не затронула ее...  Поднимите-ка девушку.  Только
осторожнее.
     Следуя  словам  Артема  буквально,  Лилечку бережно подняли с  подстилки и
поставили  на  ноги.  Вертикальное положение она  сохраняла самостоятельно,  но
слегка пошатывалась и глаз не открывала. Когда девушке насильно разлепили веки,
всех  неприятно поразил ее  пустой,  осоловевший взгляд.  На  вопросы спутников
Лилечка не отвечала, а на суету, происходившую вокруг, не реагировала.
     Если  ее  заставляли идти,  она  шла  по  прямой,  слепо натыкаясь на  все
встречные предметы и  не  обращая внимания на  боль от  ушибов.  Если ей давали
котелок,  а в руку вкладывали ложку -  она ела безо всякого аппетита, то и дело
пронося пищу мимо рта.
     Глядя на  все это,  Лева Цыпф едва не  плакал И  умолял Верку сделать хоть
что-нибудь,   но  та  лишь  разводила  руками,  ссылаясь  на  отсутствие  в  ее
медицинской практике подобных прецедентов.  Смыков  утверждал,  что  в  прошлом
такие   состояния  лечили  электротоком,   а   Зяблик  предлагал  отсутствующий
электроток  заменить  укусами  муравьев.   Даже  попытки  Артема  проникнуть  в
затуманенное сознание девушки ни к чему хорошему не привели.
     - Она спит,  -  сообщил он.  -  Но  это странный сон.  Нечто среднее между
сомнамбулизмом и летаргией.
     После  этого  известия оставшиеся в  строю  члены ватаги окончательно пали
духом.  В  былые времена Смыков немедленно провел бы  экстренное совещание,  но
сейчас  на  его  странные  и  невразумительные  призывы  никто  не  реагировал.
Остальные лишь имитировали какую-то деятельность:  Цыпф возился с  Лилечкой,  а
Зяблик был  вновь  привлечен к  чесанию Веркиной спины.  Всякий раз,  когда  он
порывался  бросить  это  занятие,  отдававшее одновременно душком  кокетства  и
намеками на  интимность,  Верка  напоминала о  своем  неоценимом вкладе в  дело
исцеления его обожженных ног.
     Таким образом,  в  строю оставался один  лишь  Артем,  к  ватаге формально
отношения не  имевший.  Именно  он  и  завел  разговор о  планах  на  ближайшую
перспективу.
     - Пребывание здесь час от часу становится все опаснее,  -  сказал он,  как
обычно, без всякого нажима. - Каждый из вас уже пострадал, кто в большей, кто в
меньшей степени.  Трудно даже предположить, какие фокусы эффект антивероятности
может выкинуть в дальнейшем. Лично я вижу два варианта действий. Оба они должны
привести нас в Отчину.  Условно назовем их верхним и нижним путем.  Под верхним
путем  подразумевается маршрут через  Гиблую Дыру  и  Кастилию.  Недостатки его
очевидны.  Несколько суток  нам  придется  передвигаться в  условиях  нарушения
принципа причинности. Если кто-то из присутствующих и доберется до сравнительно
безопасных мест,  это  будет  скорее всего  уже  не  человек,  а  совсем другое
существо...  Да и заключительный участок пути чреват серьезными неприятностями.
В  Гиблой Дыре вода стоит как  никогда высоко,  а  в  Кастилии в  самом разгаре
очередная смута. Кроме того, не забывайте о главной опасности, от которой мы не
застрахованы на верхнем пути. Я имею в виду буйство подземной стихии, способное
принять самые непредсказуемые формы. В этом вы уже неоднократно убеждались...
     - Зато уж нижний путь -  верняк!  -  Зяблик первым догадался,  куда именно
клонит Артем.  -  Проспект асфальтированный с  пивными ларьками и  фонтанами...
Видели мы уже этот нижний путь... Имели удовольствие... Геенна огненная и пекло
кромешное!
     - Конечно,  это отнюдь не экскурсия по ботаническому саду и  не вылазка на
воскресный пикник,  -  согласился Артем.  -  Зато этот маршрут намного короче и
сравнительно безопасен.  Варнаки относятся к  людям с  сочувствием,  а в случае
нужды  даже  помогут.  Лично я  беру  на  себя  обязанности проводника,  вашего
персонального Вергилия,  так сказать...  На  этом мои аргументы исчерпаны.  Вам
решать,  какой вариант предпочтительней.  Как  говорят в  казино,  делайте ваши
ставки, господа.
     Однако те,  к кому был обращен этот призыв, повели себя странно - косились
друг на друга,  пожимали плечами, бормотали что-то неопределенное, вроде "Я как
все...".  Можно было даже подумать, что коварный эффект антивероятности напрочь
лишил ватагу прежней дерзости, помноженной на трезвый расчет и веру в удачу.
     Наконец Верка собралась с духом.
     - Я бы лучше через Гиблую Дыру пошла... Верхним то есть путем... - сказала
она,  впрочем,  не очень уверенно.  -  В прошлый раз я у варнаков такого страха
натерпелась, что до сих пор поджилки трясутся.
     Поддержал ее и Левка, но уже совсем из других соображений.
     - Лично я против мира варнаков ничего не имею...  Мучительно, конечно, для
человека,  но -  терпеть можно.  Вот только я  за Лилечку боюсь.  Сердце у  нее
слабое, может не выдержать.
     - Мне-то один хрен,  -  буркнул Зяблик.  -  Или на верхнем пути в кикимору
превращаться, или на нижнем в копченый окорок... Что в лоб, что по лбу.
     Смыков, уже осипший от своих бесплодных призывов, продемонстрировал листок
бумаги,  на  котором  была  жирно  изображена витиеватая закорючка,  возможно -
вопросительный знак.  В  ответ  Зяблик показал приятелю дулю.  Тот  этому жесту
очень  обрадовался -  очевидно,  принял за  нечто  совсем иное,  в  системе его
нынешних понятий обозначавшее что-то сугубо позитивное.
     - Значит,  решено,  -  то,  что  его  предложение  подверглось обструкции,
похоже,  ничуть не смутило Артема.  - Чему быть, того не миновать... Но сначала
вы трое,  - он указал пальцем на Верку, Зяблика и Цыпфа, - примите бдолах. Если
хотите  вернуться в  прежнее состояние,  изо  всех  сил  желайте этого.  Должно
помочь.
     - Не должно, а