атривают...
Дескать,  что  это  за  диковинные создания такие и  как с  ними поступить -  в
лепешку раздавить или для забавы в клетку посадить...  Нет, тот последний поход
я до гробовой доски не забуду!  Вам первым рассказываю...  Ну а потом вообще...
Какие-то  злые шутки начались...  Что  будет,  если киркопу ногу оторвать?  Или
руку?  А если все конечности сразу?  Или пополам его? Идет он, бедняга, впереди
меня,  шатается...  Тут хрясь по нему как бы невидимой косой,  и  гуляй,  Вася!
Налей мне, дочка, по последней...
     - И  чем  же  это  все  кончилось?  -  спросил Цыпф после того,  как Мирон
Иванович лихо хватанул очередную порцию спирта.
     - Кончилось все сплошным мраком...  Один киркоп упал и как окаменел,  хотя
живой, глазами зыркает и рот разевает... Киркопы своим редко помогают, ну разве
что детям,  хотя этих-то  я  к  взаимовыручке приучил.  Подаю знаками команду -
поднимайте,  мол,  соотечественника. Некоторые к нему сунулись было, да сразу в
сторону.  В  чем дело,  не понимаю.  Оглянулся,  присматриваюсь.  А  он лежит и
пухнет,  будто его  воздухом накачивают.  Ну  не  воздухом,  конечно,  вы  меня
правильно поймите...  Он  каменной  силой  наливается.  Такого  зрелища  мы  не
выдержали и побежали,  даже не знаю,  откуда силы взялись. А этот каменный идол
встал и за нами. Ростом как башня силосная. Все, что было при нем - руки, ноги,
голова,  -  так и осталось,  только размеров неимоверных... Я после войны фильм
один смотрел.  Чехословацкий,  кажется.  Назывался он,  дай Бог памяти, "Пекарь
императора". Так вот там глиняный истукан ожил и все вокруг себя крушить начал.
Очень похоже...
     - Речь  в  фильме,  очевидно,  шла  о  Големе,  чудовище,  якобы созданном
средневековыми каббалистами, - уточнил Цыпф.
     - Может быть...  Голем этот вместе с  нами минут десять шел.  Шаг  -  пять
метров. Сначала всех вокруг себя растоптал, потом за теми, кто убежал, гоняться
начал.  Я  совсем обессилел и лег.  Думаю,  что будет,  то будет...  Он до меня
совсем немного не дошел. Вдруг весь трещинами покрылся и рассыпался в пыль. Как
мы до кастильской границы добрались, я даже и не помню. Из тех киркопов, что со
мной пошли,  едва ли сотня уцелела... Потом мы в какой-то берлоге отлеживались,
а  над  Киркопией еще  долго  серое  облако стояло,  как  будто  бы  над  одним
здоровенным вулканом.
     - Погибла, стало быть, Киркопия целиком и полностью? - Артем отнял руку от
лица и искоса глянул на Мирона Ивановича.
     Тот под этим взглядом закашлялся, как паренек, сделавший первую затяжку, и
вскочил,  уронив табуретку.  Говорить он не мог, а только тыкал большим пальцем
правой руки себе за  спину.  Зяблик,  первым догадавшийся,  о  чем просит Мирон
Иванович,  треснул его кулаком между лопаток.  В огромной грудной клетке что-то
екнуло, и кашель сразу прекратился.
     - Тише ты!  - цыкнул он на Зяблика. - Чуть пломбы из зубов не выскочили...
- потом,  привычно горбясь,  обратился к Артему:  -  Я извиняюсь...  Не признал
вас... Хотя раньше нас и не знакомили... Но все равно, весьма польщен...
     - Сидите, сидите, - сказал Артем. - Зачем вы встали?
     - Не привык,  знаете ли,  сидеть в присутствии богоподобных существ,  - со
старомодной   галантностью  расшаркался   Мирон   Иванович.   -   Уж   простите
великодушно...
     - Вы мне вот что скажите,  -  Артем потер переносицу. - Относительно этого
Голема, как его Лев Борисович окрестил... Он специально охотился за людьми? Его
намерения прослеживались с полной очевидностью?
     - Даже не знаю, что и сказать... - Мирон Иванович осторожно присел на край
табуретки,  которую ему услужливо подставил Смыков.  -  Состояние у меня тогда,
сами  понимаете,  какое  было...  Сначала  он  тех  давил,  кто  ему  под  ноги
подворачивался, это точно... Но вот потом... Специально он беглецов преследовал
или мотало его из стороны в сторону, утверждать не берусь...
     - Братец мой,  а не померещилось ли вам все это вообще... после очередного
успокоения души?  -  судя  по  тону  Смыкова,  к  рассказу Мирона  Ивановича он
относился весьма скептически.
     - Молчи,  гнида.  -  Гигант даже не удостоил его взглядом. - Проклят будет
тот,  кто осмеливается злословить в присутствии небожителей...  Откуда это, Лев
Борисович?
     - Так  сразу и  не  вспомнишь,  -  пожал плечами Цыпф.  -  Скорее всего из
Эсхила.
     - Лева,  а теперь у меня к вам вопрос, - Артем встал и прошелся по комнате
(всякий раз,  когда  он  приближался к  Мирону Ивановичу,  тот  приподнимался и
отдавал честь, скорее слегка дурачась, чем на полном серьезе), - что может быть
общего между Киркопией, Хохмой и Будетляндией?
     - В каком смысле? - осторожно поинтересовался Цыпф.
     - В смысле их трагической судьбы.
     - Дайте подумать... - Этот вопрос, судя по всему, застал Леву врасплох.
     - Вы зря манкируете своим даром картографа, - ободряюще улыбнулся Артем. -
Стены здесь белые, угольков в очаге хватает.
     - Понял!  Сейчас!  -  Цыпф вскочил. Спустя пять минут карта всех известных
ему стран была готова. Надо сказать, что она заметно отличалась от той, которой
Лева некогда украсил стену Лилечкиной кухни.
     - Будетляндия и  Хохма  граничат с  Нейтральной зоной,  -  свои  слова  он
подтвердил ударами уголька по соответствующим местам карты.  - Но тогда при чем
здесь Киркопия?
     - Посмотрите сюда,  - Артем встал рядом с Левкой. - Будетляндия сообщается
с  Гиблой Дырой посредством узкого перешейка,  к которому мы с вами недавно так
стремились. Ниже его - Нейтральная зона. А что выше?
     - Вот уж не знаю, - развел руками Цыпф.
     - Вполне вероятно, что дальше за перешейком простираются земли, по природе
своей сходные с Нейтральной зоной, которую вы сами когда-то назвали рассадником
той  древней жизни,  ныне  повсеместно пробуждающейся.  Скорее всего  опасность
наступает именно отсюда. - Артем провел несколько размашистых линий, полукругом
охватывающих Кастилию,  Отчину и  Лимпопо.  -  В  тылу же нашем,  в  Изволоке и
Баламутье, пока все более или менее спокойно.
     - В Трехградье и Гиблой Дыре тоже,  - возразил Цыпф. - Хотя они и граничат
с Нейтральной зоной.
     - Вы  уверены?   Кто-нибудь  это  может  подтвердить?   -   Артем  перевел
вопросительный взгляд на Мирона Ивановича.
     - Нет,  нет!  - Тот замахал руками, словно чертей отгонял. - Я в последнее
время слухами не интересуюсь.
     - Ладно, - Артем вернулся на прежнее место. - Карта пусть пока остается...
А  вы,  если ничего не  имеете против,  продолжайте свой рассказ,  -  эти слова
относились уже к Мирону Ивановичу.
     - Ваше  слово  для  меня  закон!  -  Гигант  разместился на  табурете  уже
основательно, всем задом. - Так на чем я остановился?
     - На том, как добрались до Кастилии, - подсказал Цыпф.
     - Верно...  Ну,  связи  там  у  меня  кое-какие с  прежних времен имелись.
Раздобыл я еды,  вина...  Киркопов в заброшенном монастыре пристроил... Оставил
их на попечение одного знакомого монаха, а сам сюда... Доложу, думаю, обо всем,
что случилось,  и  если не помощь,  то хоть совет добрый получу.  Границу возле
Засулья перешел.  Это  километров двадцать отсюда.  Кто-то  по  мне  стрелял из
кустов,  но,  слава Богу,  обошлось...  Иду, значит, по родной земле и сам себе
удивляюсь.  Не  узнаю  Отчину!  Словно бы  в  чужую страну забрел.  На  дорогах
заставы,  да такие,  что их за версту обводить хочется.  В  полях пусто,  хлеба
перестаивают.   Временами  канонада  слышна,   будто  натуральная  война  идет.
Встречные-поперечные со мной и разговаривать не желают,  косятся.  Знакомые все
как  сгинули.  Стал я  тогда к  железной дороге пробиваться.  Либо вас,  думаю,
отыщу,  либо Монаха,  либо Приданникова.  В крайнем случае в Воронки подамся. К
дону Эстебану, так сказать, под защиту кастильских мечей. Да не тут-то было. На
первой же  толкучке в  облаву угодил.  Какие-то  сопляки нас  окружили и  давай
фильтровать, да все в основном прикладами по ребрам. А у меня, как назло, после
того случая в  Киркопии силы уже не те.  С головой приступы и в ногах слабость.
Троих или  четверых я  еще  сумел расшвырять,  но  тут  меня по  темечку чем-то
тяжелым отоварили.  -  Он наклонил голову и  показал свежий шрам на макушке.  -
Сутки,  если не больше,  в  каком-то подвале промариновали,  потом доставили на
допрос.  Хлюст какой-то  сидит,  вроде бы даже смутно знакомый,  и  по готовому
вопроснику вопросы задает.  Странные какие-то вопросы, скользкие... Да и сам он
одет  странно -  в  штатском костюме с  красной повязкой на  рукаве,  вроде как
раньше дружинники носили. Только не ДНД написано, а какое-то ОНГО.
     - "Объединенная национальная гвардия Отчины", - расшифровал Цыпф.
     - Верно.  Но тогда-то я еще этого не знал... Решил все отрицать и ни в чем
не  сознаваться.  До  полного  прояснения  обстановки.  Прикидываюсь придурком.
Дескать,  инвалид войны,  сильно контужен, потерял память, даже фамилию свою не
помню, не говоря уже о прочих биографических данных.
     - Надо было при нем в штаны наложить, - посоветовал Зяблик. - С некоторыми
контуженными так бывает.  Похезать захотел, а штаны снять забыл. -Эта очередная
эскапада, как ни странно, совсем не задела Мирона Ивановича.
     - Не имел такой возможности,  -  объяснил он. - Брюхо пустое было. Три дня
до  этого ничего во  рту не держал...  Хотя мне все равно не поверили бы,  даже
засрись я по уши. Это ведь Отчина, все друг друга знают. Не успел я свою версию
рассказать,  как мне уже предъявили досье на меня самого.  Представляете?  Куча
бумаг,  согласно которым я  кругом виноват.  И  в  свержении Коломийцева,  и  в
клевете на Плешакова,  и  в  преследовании патриотически настроенных лиц,  и во
всяких  злоупотреблениях,  и  в  геноциде против  союзных  нам  киркопов,  и  в
анархических устремлениях, и в связах со зловредными элементами, среди которых,
между прочим,  и  вы оба значитесь,  -  он указал пальцем на Зяблика,  потом на
Смыкова. - Благо хоть, что солнце с неба не я украл...
     - Признались вы? - поинтересовался Смыков.
     - А  куда  денешься?  Показали мне  свежий указ,  где  всем  преступникам,
признавшим свою вину,  обещана амнистия.  Упорствующие же подлежат немедленному
изгнанию за  пределы Отчины и  территорий,  ей подконтрольных.  За Агбишер,  за
Баламутье,  к  черту на  кулички!  Пришлось подмахнуть все бумаги,  что они мне
подсунули.  Однако присягать по новой отказался.  Говорю, присяга, как и первая
брачная ночь,  может быть только единожды в  жизни.  А  все остальное -  -блуд.
Помучились со  мной  еще  с  неделю,  но  отступились в  конце концов.  Если бы
присягнул,  говорят, мог бы и ротой командовать, а так отделенным пойдешь, да и
то только учитывая твой богатый боевой опыт. Дали мне десятерых субчиков, сухой
паек на две недели и сюда заслали.  Машину эту я уже сам собирал из того, что в
местном гараже раскопал.
     - Подожди,  -  перебил его Зяблик.  -  Я никак в толк не возьму... Кому ты
должен был присягать? Какая власть нынче в Отчине?
     - Ты   сейчас  обхохочешься!   -   Табурет  под   тушей  Мирона  Ивановича
предательски заскрипел.  -  Какому-то правительству народного единства...  Тоже
мне  правительство -  каждой твари  по  паре.  Но  верховодит Плешаков вместе с
аггелами.  А  может,  это  аггелы верховодят под прикрытием Плешакова.  Где они
только его откопали?
     - Не  понимаю...   Плешаков,  аггелы...  Они  ведь  раньше  вроде  врагами
считались, - удивилась Верка, не венчанная жена бывшего президента Отчины.
     - Политика...  -  многозначительно произнес Мирон Иванович. - Каждый хочет
свой интерес соблюсти.  Сила,  конечно,  на стороне аггелов, но больно уж у них
репутация подмоченная.  В  крови  по  уши  замараны.  А  Плешаков с  компанией,
наоборот,  -  славу  народного защитника имеет...  Усмиритель распрей  и  рупор
национальной идеи.  До отца народа мало чего не хватает...  Но все это,  думаю,
временно.  Как  только они  власть в  Отчине под  себя  подгребут,  тут  союз и
кончится.  Перегрызутся, как собаки за кость. Тем более что аггелы без крови не
могут, хоть и поклялись своих впредь не трогать... Сейчас в поход готовятся. Не
то против Лимпопо, не то против Степи.
     - Почему же этот бардак в зародыше не задавили? - У Зяблика от ярости даже
язык заплетаться стал.  -  Ведь...  ведь... ведь все под контролем было. Аггелы
Отчину стороной обходили.  Кругом наши ватаги шастали.  Сиволапые в симпатиях к
нам клялись.
     - Не знаю.  Меня в ту пору здесь не было...  Но только,  как я на старости
лет убедился,  любой народ -  что глупая девка.  Обмануть его - раз плюнуть. На
посулы, на болтовню, на заигрывание попадается, как сикуха шестнадцатилетняя. А
уж память точно -  девичья.  На следующий день про все обиды забывает и  любого
гада  подколодного простить готов.  Плох только нынешний день!  В  прошлое всех
тянет,  в  светлое прошлое,  хотя  оно  на  самом деле  чернее ада  может быть.
Прошлое, как гиря, у нас на ногах висит, на дно тянет, свежего воздуха глотнуть
не дает!  Свободы хотели,  а  потом от нее в  кусты давай шарахаться.  Дескать,
порядок   нужен,   твердая  рука,   дисциплина!   Верните  Плешакова,   верните
Коломийцева!  Скоро с  того  света Генералиссимуса звать станут!  Сами в  хомут
лезем! Эх, дураками были, дураками и помрем!
     - Ну хорошо,  -  сказал Цыпф. - Возьмут Плешаков и аггелы власть. А дальше
что?  Идея какая-нибудь у  них  есть?  Реальный план действий?  Что  они  людям
обещают?
     - А  кому чего не хватит,  то и  обещают.  Да еще в  немереном количестве.
Правда,  не сразу,  а лет этак через пять.  Всех накормят, все наладят, чужаков
приструнят, экстремистов образумят, бабы станут рожать, как кошки, а земля даст
по три урожая в год.  В смысле свободы совести будет полнейшая идиллия - в кого
хочешь,  в  того и  верь.  Хоть в  Христа,  хоть в  Каина,  хоть в  Кырлу-Мырлу
бородатую.
     - Ты аггела по имени Ламех не встречал?  -  спросил Зяблик. - Морда у него
такая паскудная-паскудная. Раньше он у них в главарях ходил.
     - Нет,  - покачал огромной седой башкой Мирон Иванович. - Аггелы особняком
кучкуются. С плешаковцами не мешаются.
     - А как обстановка в других странах?  В Кастилии, в Степи? - Цыпф в первую
очередь интересовался проблемами глобального масштаба.
     - Не ко мне вопрос.  В  правительстве этом хреновом есть специальные люди,
которые раз в  пять дней бюллетень на машинке печатают и  в  специальных местах
вывешивают.  Там  все  про  все  сказано.  А  если  усомнишься или,  того хуже,
беспочвенные домыслы распространять будешь,  можешь там оказаться, куда и ворон
костей не занесет. Паникер, говорят, хуже врага, а клеветник - страшней заразы.
     - Ну а про ту напасть,  которая Киркопию погубила,  что здесь слышно? - не
унимался Цыпф.
     - Ничего не слышно...  Бумажный тигр это якобы... Еще одна попытка посеять
панику и расколоть нацию.  Подсудное дело! Какие-нибудь вопросы еще будут? А не
то у меня уже в глотке пересохло.
     - У  меня вопрос прямой,  -  опять набычился Зяблик.  -  Ты  сам  на  чьей
стороне?
     - Дорогой ты мой, прямые вопросы не от большого ума задаются, а чаще всего
от  дремучей  глупости,   -   сказал  Мирон  Иванович  наставительно.  -  Разве
обязательно на чьей-либо стороне быть?  А потом - что вы, интересно, за сторона
такая?  Три мужика, две бабы... Да у одного Плешакова в личной охране не меньше
полусотни головорезов!  Это не считая аггелов, которые тоже вояки известные. Ты
про те времена, когда на твой свист братва отовсюду сбегалась, забывай! Нет уже
давно той братвы. Не сторона ты, а пустое место!
     Пока Зяблик подыскивал для достойного ответа слова позаковыристей и доводы
поубийственней, на сторону бывшего попечителя Киркопии встал Лева Цыпф.
     - Мирон Иванович в чем-то прав!  -  заявил он.  - Пусть этот вопрос до сих
пор всерьез и не обсуждался,  но подразумевалось,  что мы должны восстановить в
Отчине статус-кво,  существовавшее год или полгода тому назад.  Но  по силам ли
нам такая задача?  У  нас нет ни  опоры в  массах,  ни связей в  среде нынешней
власти,  ни  даже  какого-нибудь сверхмощного оружия типа  кирквудовской пушки.
Практически мы изгои.  Гости,  опоздавшие к дележке торта... Конечно, все можно
начать  сначала.  Пропаганда,  контрпропаганда,  партизанская  война,  интриги,
компромиссы, вероломство... Без всего этого не обойтись. Даже если мы уцелеем в
этой борьбе, даже если победим, в кого мы превратимся? Мало ли палачей начинали
в свое время как друзья народа... Кромвель, Разин, Марат, Дзержинский... Имя им
- легион... Вы просто не задумываетесь над тем, что нам предстоит! Опять война,
опять кровь, опять брат пойдет на брата...
     - Вот ты  как запел!  -  Руки Зяблика,  помимо воли,  заметались по столу,
сшибая посуду. - Вот ты, значит, что в душе таил! Братьев тебе жалко! Где ты их
видишь?  Может,  аггелы тебе  братья?  Или  Плешаков сват?  Они  бандиты!  Суки
последние,  все законы преступившие, как Божьи, так и человеческие! Талашевский
трактат и  поныне действует!  Не имели они права его отменять!  Под ним подписи
трехсот делегатов из четырех стран стоят!!  Там черным по белому записано,  что
нет над человеком иной власти,  кроме его совести! И ты после этого в услужение
Плешакову пойдешь?  Найду я здесь опору!  А не найду,  подниму Степь!  Кастилию
подниму!  И  в  следующий раз  под точно таким же  трактатом каждый распишется!
Может, даже и своей кровью!
     - Ну началось,  - нудным голосом произнес Смыков. - Еще и палец о палец не
ударили,  а  уже  от  идейных разногласий дом  трясется.  Точно как  на  втором
партсъезде... Вы оба пока успокойтесь, а я свой вопрос задам.
     - Только покороче,  -  Мирон Иванович рывком расстегнул ворот.  - Измаялся
я...  Сколько  времени  по  этим  колдобинам  скакал,  которые  теперь  дорогой
называются.
     - Плешаков, пока у власти был, всех против себя успел настроить. Как же он
на прежнее место вернулся?
     -Я и сам удивляюсь...  Мистика какая-то.  Когда он пропал,  люди буквально
плясали...  И  теперь пляшут,  только от  восторга...  Тут  опять же  только из
женской психологии сравнения могут быть... Жил, допустим, с бабой, обыкновенной
нашей бабой какой-то проходимец.  Обманывал ее на каждом шагу, пил, гулял, долг
свой супружеский не выполнял,  а  если вдруг и  дорывался до тела,  то всегда с
какими-нибудь извращениями,  короче,  дрянной был  мужичишко...  А  потом  спер
последнее барахло и  съехал куда подальше...  В  покое ее оставил...  И  что вы
думаете будет,  если через пару лет он вернется -  грязный, голодный, вшивый, с
побитой мордой?  Прогонит она его?  Да черта с  два!  Примет,  облобызает и все
простит.  На руках носить будет.  Сама сто грамм нальет и раком встанет. Тот из
вас,  кто постарше,  должен помнить,  что было, когда Генералиссимус откинулся.
Страна три  дня  так  выла,  что в  лесах волки побесились.  Хотя одна половина
населения пострадала от него прямо,  а другая -  косвенно.  И оживи он лет этак
через  десять,  все  опять  станут  ему  сапоги  лизать под  песни  композитора
Дунаевского.  Нет,  что вы ни говорите, а у власти есть страшная магия, как и у
красоты, к примеру. Ты про себя вспомни, - он вдруг погрозил пальцем Смыкову, -
тоже  ведь  начальником числился,  хотя,  если  честно сказать,  какой из  тебя
начальник...  Так, кочка на ровном месте. Мент с тремя звездочками. И все равно
люди,  под твою власть попавшие,  на тебя молиться готовы были.  Каждое желание
твое старались угадать, в рот твой щербатый заглядывали...
     - Я бы попросил не переходить на личности,  -  сухо сказал Смыков.  - А за
лекцию о приводе власти спасибо, хотя нынешнюю ситуацию в Отчине она совершенно
не проясняет...
     - Примерно то же самое сказала мартышка, надев себе очки на хвост. - Мирон
Иванович,  крякнув с досады, отыскал взглядом Верку и почти взмолился: - Милая,
налей еще чуток!
     Отк