ик.  -  Ты  куда?  Понос,  что  ли,
разобрал?
     - Ага, - пробормотал Цыпф. .
     - Меньше надо жрать на ночь. А пистолет зачем? Задницу подтирать?
     Но Лева,  не отвечая,  уже мчался к проходу в минном заграждении. Чувство,
обуявшее его сейчас,  не имело отношения ни к разуму,  ни к инстинкту. Оно было
сродни  той  темной силе,  которая заставляет лунатиков балансировать на  узких
карнизах,  а  маньяков часами  выслеживать свои  жертвы.  Энергия помутившегося
разума гнала его вперед.
     Обычно неловкий и непамятливый,  сейчас он безошибочно находил дорогу. Вот
дерево,  похожее на  пылающий костер.  Вот заброшенный дворик с  гнилым пеньком
посередине. Вот заросли, в которых скрывалась она.
     - Соня!  -  позвал Цыпф, давясь одышкой. - Соня! Снова хрустнула ветка. Но
на сей раз не в кустах, лицом к которым он стоял, а где-то позади.
     - Соня! - он резко обернулся.
     Никого.  Ветер,  еще более шальной,  чем накануне,  творил с деревьями что
хотел. В лицо летели холодные брызги дождя и мокрые лепестки цветов.
     - Верните мне сестру! - голос его сорвался. - Зачем вы ее мучаете?
     - Побойся своего Бога, - чужой мужской голос заставил Цыпфа отшатнуться. -
Мы не инквизиторы. Тот, кто сказал это, стоял совсем рядом, и черный колпак был
надвинут ему глубоко на глаза.
     - Где Соня?! - взвизгнул Цыпф. - Где моя сестра?
     - Ну чего верещишь... Спокойно. Увидишь ты свою Соню.
     Дурной  туман,  под  воздействием которого Цыпф  находился последние часы,
постепенно рассеивался.  Теперь  он  узнал  и  голос,  вернувший  его  из  мира
несбыточных снов в беспощадную действительность. Именно этот не знающий жалости
голос  гнал  аггелов  на  штурм  старой  мавританской крепости.  Как  раз  этот
глумливый язык  издевался над  Зябликом,  изнемогавшим от  боли на  раскаленной
сковородке.
     По  понятиям аггелов,  Цыпфу была оказана великая честь.  Его встречал сам
Ламех,  пятое  колено  Каиново и  верный  продолжатель дела  Кровавого Кузнеца.
Другой бы на месте Левы стоял навытяжку,  а  он взял да и присел себе на пенек.
Ноги,  которым еще много чего предстояло впереди:  и  долгий путь в  неволю,  и
кандалы, и танцы на сковороде, - требовали отдыха.
     - И все же я хотел бы видеть свою сестру, - сказал Цыпф, глядя в землю.
     - Это будет зависеть только от  тебя,  -  в  голосе Ламеха не было никаких
приличествующих  случаю  эмоций:  ни  удовлетворения  собственной  победой,  ни
издевки над опростоволосившимся врагом.
     - А если конкретно?
     - Женщина,   которую  ты  называешь  Соней,  наш  испытанный  и  преданный
соратник.  Ты ее брат по крови,  но отнюдь не по духу.  Вновь воссоединиться вы
сможете только при одном условии.
     Цыпф  отметил  про  себя,  что  для  бывшего преступника Ламех  изъяснялся
чересчур витиевато. Не то литературу соответствующую почитывает, не то держит в
консультантах какого-нибудь лектора-краснобая. Вслух же он спросил:
     - При каком?
     - Ты вступишь в ряды аггелов, пройдешь полный обряд посвящения, присягнешь
на верность отцу нашему Каину и делом докажешь искренность своих побуждений.
     - А  не поздно ли мне...  в ряды вступать,  -  Цыпф позволил себе выказать
легкую строптивость. - Боюсь, что рога не вырастут.
     - Главное -  не рога.  Главное -  дела во имя славы Каина.  Нередко к  нам
приходят люди весьма преклонных лет.
     - Как я понимаю,  посылать меня в бой вы не собираетесь? - Лева смелел все
больше и больше.
     - Служить Каину  можно  не  только оружием.  Мы  никогда не  ставили знака
равенства между грубой силой и изощренным умом.  Исполнителей у нас достаточно.
А вот в мыслителях всегда ощущалась нужда.
     - Вы мне льстите.
     - Лесть не  в  чести у  детей Каина...  Не  для  того  много лет  назад мы
подкинули тебя в стан врагов,  чтобы сейчас делать простым бойцом. Победит тот,
кто заботится о будущем.  Много таких,  как ты,  тайных каинистов,  ждут своего
часа и в Отчине, и в Кастилии, и даже в Степи.
     - Вы про Киркопию забыли, - брякнул Лева. - Тамошний народ вас бы понял.
     Ламех смерил Цыпфа долгим, ничего не выражающим взглядом.
     - Когда человек,  попавший в  безвыходную ситуацию,  начинает шутить,  это
означает одно из двух,  -  произнес аггел.  - Или он знает путь к спасению, или
уже махнул рукой на собственную жизнь.
     - Махнул... Так будет ближе к истине... Вот вы недавно назвали меня тайным
каинистом. Вы уверены в этом?
     - Абсолютно.  Нынешние твои убеждения нас нисколько не интересуют. Если бы
ты  с  детства находился под  влиянием идей Каина,  то  мог  бы  преждевременно
раскрыть себя.  Теперь же  ты  вне всяких подозрений.  А  мы  со  своей стороны
позаботимся о том,  чтобы в нужное время ты безоговорочно стал на сторону детей
Кровавого Кузнеца.
     - Хотите сказать, что нужное время пришло?
     - Иначе зачем бы я беседовал с тобой?
     - А если... я не приму вашей стороны?
     - Мы  практикуем не  только добровольную,  но и  принудительную службу,  -
впервые в голосе Ламеха прозвучало что-то идущее от чувств,  правда,  от чувств
недобрых.
     - Пытать станете?
     - Это было бы чересчур примитивно.  Хотя и такой метод не исключается.  Но
обычно к  таким  экземплярам,  как  ты,  мы  применяем другой подход.  Не  хочу
сказать,  что каинисты свято чтут родственные узы,  но в чувствах,  порождаемых
кровным родством, они разбираются.
     - Что-что, а этого у вас не отнимешь...
     Ламех на  эту реплику не  обратил никакого внимания.  Точно так же  и  кот
позволяет плененной мышке немного попищать и побегать в последние минуты жизни.
     - Готовя тайного служителя Каина,  мы всегда оставляем у себя заложника, -
продолжал он.  -  Отца,  мать, брата, сестру... Их дальнейшая судьба зависит от
отношения нашего протеже к делу Кровавого Кузнеца.
     - Вы хотите сказать...  что можете причинить моей сестре зло?  - ужаснулся
Цыпф.
     - Если она  не  склонит тебя на  нашу сторону,  непременно,  -  уголки рта
Ламеха дрогнули,  что должно было означать улыбку.  -  Но  ведь ты  не  станешь
доходить ситуацию до такой крайности?
     - Стану,  если вы потребуете от меня предательства! - Цыпф обхватил голову
руками.  -  Она моя сестра,  я  люблю ее...  Но даже ради братской любви нельзя
губить своих друзей.
     - Тебе придется трудно...  Анархия разъела твою душу. Ты отвык подчиняться
и не умеешь командовать даже самим собой...  Но это поправимо.  Что же касается
твоего выбора между сестрой и друзьями, это спорный момент... Посмотрим, как ты
заговоришь,  когда мы бросим ее на сковородку.  Кроме того, у твоей сестры есть
дети, твои племянники. Ты познакомишься с ними, но уже в камере пыток.
     - Сволочи, - прошептал Цыпф. - Какие вы сволочи.
     Ламех ударил его -  но не кулаком, как равный равного, а открытой ладонью,
как слабака.  Впрочем,  и  этого оказалось достаточно,  чтобы у  Цыпфа из  носа
хлынула кровь, а из глаз слезы.
     - Запомни,  гнида,  в следующий раз за такие слова я оторву тебе язык. Кем
бы ты ни стал к тому времени. Хоть президентом Отчины, хоть государем Кастилии,
хоть  великим  ханом  Степи,  -  впервые  из  уст  Ламеха  вырвались искренние,
привычные слова,  но  уже спустя секунду он  овладел собой и  уже совсем другим
тоном добавил:  -  Что же касается друзей,  мы не требуем,  чтобы ты немедленно
погубил их.
     - А что вы требуете? - лицо у Цыпфа горело, как от удара плетью.
     - В  первую очередь -  откровенности.  Ты должен ответить мне на несколько
вопросов.
     - А потом?
     - Когда придет это потом,  состоится совсем другой разговор,  - Ламех чуть
заметно поморщился. - Кстати, как могут расценить твое отсутствие друзья?
     - Плохо. У них тоже возникнет ко мне несколько вопросов. А кривить душой я
не умею.
     - Даже ради жизни родного человека?
     - Ради жизни родного человека я не могу петь оперные арии.  Или, например,
танцевать в  балете.  Не  дано,  знаете ли.  По той же самой причине я  не могу
кривить душой, - озлился вдруг Цыпф. - Вот таким дерьмом я уродился!
     - Что же мне с тобой делать?  - Похоже, Ламех и в самом деле призадумался.
- Ладно... Возможно, я и отпущу тебя, но только взамен на некоторую информацию.
Отвечай быстро. Куда вы сейчас идете?
     - Домой, в Отчину, - честно признался Цыпф.
     - Вы и в самом деле обладаете неким сверхмощным оружием?
     - Да, - и это было правдой.
     - Вы поддерживаете связь с Доном Бутадеусом?
     - Сейчас - нет, - (абсолютная истина).
     - Почему последнее время возле вас сшиваются варнаки?
     - Мы сами не знаем, - и на этот раз Лева ничуть не покривил душой.
     - Точно?  - рука Ламеха со стремительностью жалящей змеи метнулась к горлу
Цыпфа.
     - Т-точно... - захрипел он.
     - Ладно.  Живи пока,  -  Ламех убрал руку, и Лева мешком сполз с пенька на
землю. - Все остальное зависит только от тебя. Когда будет нужно, мы свяжемся с
тобой. Возможно, это произойдет в самое ближайшее время.
     - Я хочу увидеть сестру...  Пожалуйста,  - лежа в ногах у Ламеха, попросил
Лева.
     - Иди, она догонит тебя... Но говорить вы можете не больше пары минут...
     Неверным вихляющимся шагом Цыпф побрел обратно. Сейчас он ненавидел самого
себя с такой силой,  что даже патрон было противно тратить.  Эх, утопиться бы в
каком-нибудь болоте...
     Когда  это  было  нужно,  аггелы умели передвигаться бесшумно.  Из  кустов
магнолии, исполнявших под ударами ветра какой-то дикий танец, выскользнула, как
тень,  женщина-аггел и молча пошла рядом с Цыпфом. Он почти силой ухватил ее за
холодную, мокрую руку.
     - Я все же вспомнил твое имя, - прошептал он.
     - А теперь и не рад, - глядя мимо него, усмехнулась Соня.
     - Почему - не рад? Очень рад.
     - Ты с нами?
     - С кем? - не понял Цыпф.
     - С детьми Каина.
     - Нет... что ты!
     - Почему же тогда тебя отпустили?
     - Не знаю... Отпустили и все.
     - Ты знаешь, что будет со мной и моими детьми, если ты обманешь Ламеха?
     - Он говорил мне... - Цыпф закашлялся.
     - Но тем не менее ты остался при своем мнении.
     - Послушай...
     - И слушать ничего не хочу! - Она яростно глянула на него. - Черствая твоя
душа!  Хочешь погубить всех  нас?  Хочешь,  чтобы  в  знак  предупреждения тебе
прислали голову моего сына?
     - Не я придумал эти игры...
     - Но и не я! - отрезала Соня.
     - Тем не менее ты давно играешь в  них.  У  тех,  кто не уверовал в Каина,
рога не растут.
     - Я  все это делала ради тебя!  Мне сказали,  что,  если я буду послушной,
тебе сохранят жизнь.
     - Тебя шантажировали самым банальным образом...  Точно так же,  как и меня
сейчас.
     - Никто  тебя  не  шантажирует,   -   горячо  заговорила  она.  -  Будущее
принадлежит нам, детям Каина. Только они одни могут спасти этот мир. Только они
одни даруют людям надежду на будущее.
     - О чем ты говоришь, - поморщился Цыпф, - разве можно построить будущее на
крови нынешних поколений...
     - Почему бы и нет?  Любое великое дело замешано на крови.  Вспомни историю
христианства.  А  на  чем  несли свою  веру последователи Мухаммеда?  На  своих
клинках! Даже Будда не щадил врагов.
     - Может быть... Но никто, кроме вас, не возводил убийство в культ... Соня,
прости,  у меня не так уж много времени. Мне предстоит еще непростое объяснение
со спутниками, и я не знаю, чем оно кончится. Поэтому давай прощаться.
     - Хорошо тебе так говорить,  -  она отступила в сторону.  - Ты уйдешь, а я
останусь. Вчера у меня отобрали детей. Сегодня - оружие. Завтра отберут одежду.
Я буду сидеть в каком-нибудь темном и холодном подвале,  ожидая своей участи, и
никто не подаст мне корки хлеба, даже ты, брат.
     - Что же мне делать?  -  забыв об осторожности, взвыл Цыпф. - Сесть в этот
подвал вместо тебя? Удавиться? Лизать пятки аггелам?
     - Этим  ты  ничего  не  изменишь.  Тех,  кто  желает лизать аггелам пятки,
хватает и без тебя... Но если ты и в самом деле не хочешь нашей смерти...
     - Я не хочу вашей смерти!
     - Тогда сделай вот  что...  Я  слыхала,  что  вы  раздобыли здесь какое-то
необычайно мощное оружие. Отдай его аггелам. Это спасет и нас, и тебя.
     - О чем ты говоришь...  Дать вам в руки факел,  которым можно спалить весь
мир? Никогда.
     - Вот ты,  оказывается, какой, братец, - печально улыбнулась она. - А ведь
я тебя вчера пожалела...
     - Как это? - удивился Цыпф.
     - Я  должна была вытрясти из  тебя все,  что  возможно...  Сломать тебя...
Сделать послушным орудием в руках аггелов.  И я была готова к этому...  Хватило
бы  и  силы,  и  доводов...  Вот  только с  бдолахом осечка вышла...  Перебрала
немного...  Знаешь,  как он действует?  Правильно, что хочешь, то и получишь...
Вот я и получила... Одну только жалость к тебе... Слезы да сопли... Уже за одно
это я заслуживаю беспощадного наказания.
     - Пойдем со  мной!  -  Цыпф  снова попытался поймать ее  руку.  -  Порви с
аггелами!  Мои  друзья поймут тебя.  А  потом  мы  найдем способ выручить твоих
детей!
     - Нет,  -  она отступала все дальше.  -  Рогатые никогда не возвращаются к
людям...  Кто  однажды поверил Кровавому Кузнецу,  ни  за  что ему не  изменит.
Каиново клеймо не может смыть даже смерть... Спасибо тебе за все, брат...
     Как это ни странно, но отлучка Цыпфа прошла безо всяких последствий. Когда
он вернулся,  все еще спали,  а на часах стоял наивный Толгай,  которого вполне
удовлетворили жалобы Левы на несварение желудка.
     Но  ничего не  кончилось.  Все  еще  только начиналось.  Смерть на  костре
мучительна,  зато сравнительно скоротечна.  Цыпфу же  была уготована куда более
жестокая мука -  огонь душевного страдания неотступно жег  его изнутри.  Как бы
Лева ни поступил сейчас,  какое бы решение ни принял,  в  конечном итоге он все
равно оставался подлецом.  Ради спасения сестры пришлось бы  предать друзей.  А
верность прежним идеалам неминуемо привела бы к гибели родного человека.
     Это был тупик.  Неразрешимая дилемма.  Удавка,  которую тянут сразу за два
конца.  Все уже давно встали и  готовились к  завтраку,  а  он продолжал лежать
лицом вниз, изображая спящего. Проходившая мимо Верка негромко сказала:
     - Ох,  не  нравишься ты мне сегодня.  Может,  беда какая-нибудь случилась?
Излей душу, пока не поздно.
     Впрочем, слух о его недомогании вскоре распространился повсеместно, и Леву
оставили в покое.
     Наступила жестокая пора - пора решений.
     Спустя  примерно час  Лева  встал,  с  рассеянной улыбкой выслушал шуточки
друзей и отозвал Лилечку в сторону.  Оставшись с девушкой наедине, он поздравил
ее с  днем рождения и вручил цветы.  Надо заметить,  что делал он это впервые в
жизни.
     - Ой, какие симпатичные! - восхитилась Лилечка. - Где взял?
     - Да тут, неподалеку... - неопределенно ответил Лева.
     - А почему ты такой хмурый?  -  Лилечка,  чмокнула его в щеку.  -  Животик
болит?
     - С  животиком у  меня как раз все в  порядке -  Лева принялся старательно
протирать свои очки. - Тут другое дело... Не знаю даже, с чего и начать...
     - Ну опять!  -  огорчилась девушка.  -  Вечно ты мне настроение испортишь.
Если что-то плохое,  так лучше не начинай... Ради моего дня рождения потерпи до
завтра.
     - Я бы потерпел,  -  у Левы непроизвольно вырвался тяжелый вздох.  - Да не
получается. На все только пара часов и осталось...
     - На  что  -  на  все?  -  радостная улыбка на  лице Лилечки уже сменилась
страдальческой гримасой.
     - На все,  -  повторил Лева, сделав ударение на последнем слове. - На этот
разговор, на задуманные дела, на жизнь...
     - Ты хочешь сказать...  -  ресницы ее затрепетали, как крылья подшибленной
бабочки, - что через пару часов тебя уже не будет в живых?
     - Так получается,  -  он неловко развел руками и  уронил при этом очки.  -
Хорошо, что ты поняла это без долгих объяснений.
     - Значит, и объяснений не будет? - она спрятала побледневшее лицо в букет,
но глаз с Левы не сводила.
     - Будут.  Объяснения будут.  Как раз для этого я  и  позвал тебя...  -  Он
поднял очки, но потом, как ненужную вещь, отшвырнул их прочь. - Представь себе,
что в бушующем море гибнет лодка с тремя пассажирами на борту.  Это, во-первых,
ты  сама.  Потом  кто-то  из  твоих друзей,  которому ты  очень многим в  жизни
обязана.  И, наконец, единственный на свете родной тебе человек, имеющий к тому
же своих собственных детей,  которые одни не проживут.  Плавать никто из вас не
умеет,  а  спасательных кругов только два.  Ты  знаешь,  что такое спасательный
круг?
     - Знаю... Мне бабушка морские рассказы читала.
     - Так вот, распоряжаться спасательными кругами имеешь право только ты. Как
ты поступишь? Кому даруешь жизнь, а кого обречешь на смерть?
     - Почему именно я  должна это  решать?  -  Лилечка,  похоже,  находилась в
полнейшей растерянности.
     - Таково условие моей задачки.
     - Ничего себе задачка... Не собираюсь я за других решать. Расскажу все как
есть и пусть сами думают. Или пусть жребий тянут. Только по-честному.
     - Дело в том, что лодка попала в бурю по твоей вине, - Лева понизил голос.
- И кто бы из твоих спутников ни погиб, тебя все равно замучает совесть.
     - Теперь все ясно,  - многозначительно кивнула Лилечка. - Лодка гибнет. Не
из-за меня,  конечно,  а из-за тебя.  Спастись могут только двое из троих,  вот
только не знаю, кто они такие...
     - Это так, условность.
     - И  ради спасения этих условных двоих ты решил пожертвовать собой,  чтобы
потом, значит, не мучиться совестью.
     - Примерно...
     - А обо мне ты подумал? - Она отшвырнула букет.
     - Конечно. Ведь ты тоже находишься в этой лодке.
     - Помощь ниоткуда не придет? - Лилечка буквально сверлила Цыпфа взглядом.
     - Помощь не придет,  -  ответил тот печально.  -  И буря не утихнет.  Даже
после моей смерти.
     - Подожди-ка,  - она скрестила на груди руки. - Что-то тут не так... Ты не
людей хочешь спасти,  которые в  этой лодке по твоей вине оказались,  а  самого
себя.  Утоплюсь, дескать со стыда, а вы там сами между собой разбирайтесь. Круг
спасательный, наверное, всего один. А может, и того нет. Ну ты, Лева, и эгоист.
Причем самой крутой закваски. Эгоист-самоубийца.
     - Не  мне судить...  Возможно,  ты и  права.  Но другого выхода для себя я
просто не вижу.  Я сознательно иду на смерть, потому что не могу сделать выбор.
Это то же самое,  что выбирать между чумой и  холерой.  Надеюсь,  хоть какие-то
ваши  проблемы благодаря этому разрешатся.  Попроси за  меня прощения у  всех и
предупреди, что вокруг полным-полно аггелов. Они не нападают, так как опасаются
кирквудовской пушки. Им не известно, что сейчас она ни на что не годится.
     - Ты уходишь к аггелам? - Лилечка в ужасе зажала ладонью рот.
     - Да,  но это не предательство,  -  поспешно объяснил Лева.  -  Сейчас они
считают меня своим серьезным козырем.  Возможно,  это и  так,  но только до тех
пор, пока я жив. Став мертвецом, я сразу превращусь в фальшивую карту, и вся их
игра развалится... А теперь прощай.
     - Лева,  не уходи!  - закричала она. - Давай расскажем обо всем нашим! Они
обязательно придумают что-нибудь!
     - Нет,  -  сейчас Лева был почти спокоен.  -  Я очень уважаю и Зяблика,  и
Смыкова,  и  Веру Ивановну,  но у них совсем другие понятия о жизни.  Не берусь
судить,  хуже или лучше, но другие... Тем более что чужому человеку в мою шкуру
не влезть.
     - Лева, подожди! Ну хоть немножечко! - взмолилась Лилечка. - Если это наша
самая последняя встреча...  Я на все согласна... Помнишь, в той черной норе под
гаванью мы договорились,  что, если наступит конец, мы все же выкроим минуточку
для любви... Лева, давай, а?
     - Не могу,  -  голос у Левы сразу осип.  -  Я очень благодарен тебе, но не
могу... Боюсь, после этого я потеряю решимость... Ты просто не знаешь, чего мне
стоило все  это...  Я  весь как  комок нервов,  Мне  нельзя позволить себе даже
минутн