посмел. Обычно он становился
бухим уже после трехсот-четырехсот грамм любого алкогольного напитка, крепостью
превышавшего тридцать градусов,  а  в  кувшине,  судя по  всему,  плескалось не
меньше литра.
     - Пей,  -  на ломаном русском языке произнесла девушка.  - Госпожа велела.
Иначе холостым будешь.
     Заранее ожидая,  что  омерзительное пойло  обожжет ему  рот.  Лева  сделал
первый глоток и от неожиданности едва не поперхнулся -  в кувшине была вода! Со
странным привкусом и еще более странным запахом,  но,  несомненно,  вода.  Леву
давно уже  мучила жажда,  вызванная суетой и  треволнениями этого дня,  поэтому
прохладный напиток пришелся как нельзя кстати.
     Напившись,  Лева сразу ощутил прилив сил,  а главное -  уверенность в этих
силах.  Ситуация уже  не  казалась ему  такой  безысходной.  Надо  было  только
выдержать соревнование на  выносливость,  а  уж  в  своей  смелости  он  сейчас
почему-то не сомневался.
     И  вот  вновь застучали барабаны.  На  этот раз  их  сопровождали какие-то
неизвестные Цыпфу музыкальные инструменты, издававшие высокие, тревожные звуки.
Воины  без  промедления начали свой  танец,  представлявший нечто среднее между
конвульсиями буйно помешанных и упражнениями каратистов.
     Ритм,  вначале медленный и как бы вкрадчивый, постепенно ускорялся. Многие
зрители не выдержали искушения и  тоже пустились в  пляс.  Даже горбатый колдун
неуклюже вертелся на одном месте, похожий на краба, которому отдавили клешню.
     В  отличие от соперников Лева не испытывал от танца никакого удовольствия.
Для  него это была неприятная и  тяжелая повинность.  От  ритма он  старался не
отставать,  но  силы попусту не  транжирил.  Его  танец скорее напоминал бег на
месте, чем прыжки. И тем не менее в очередной раз отрываясь от земли, он считал
про себя:  "Пятьдесят,  пятьдесят один,  пятьдесят два..."  На  трехсот десятом
прыжке  Лева  внезапно заметил,  что  у  него  осталось не  больше  семи-восьми
соперников.  Остальные  претенденты уже  успели  принять  лежачее  или  сидячее
положение,  хотя их тела продолжали дергаться в такт зажигательной музыке. Пяля
в пространство осоловелые глаза,  они бормотали что-то невразумительное, короче
говоря,  представляли собой типичных клиентов медвытрезвителя. (К сожалению, до
такого  вида  коммунальных услуг  в  далеком  от  цивилизации  Лимпопо  еще  не
додумались.)
     "Вот кому хорошо,  - с завистью подумал Лева. - И невеста им уже не нужна,
и предстоящее состязание на смелость не волнует".
     До  пятисотого прыжка  Цыпфу  осталось совсем  немного,  но  тут  барабаны
оборвали свою дробь. Умолкли и маримбы, эти ксилофоны Черной Африки.
     Лева дышал, как запаленная долгой скачкой лошадь, хорошо еще, что пену изо
рта не пускал.  У него дрожали не только ноги,  но и руки,  голова и вообще все
нутро.  Раз и навсегда он возненавидел все на свете танцы,  как народные, так и
классические.
     Испытание на  выносливость выдержали пять человек -  один белый и  четверо
черных.  Лева,  конечно,  проскочил дуриком,  но этих четверых можно было смело
посылать  в  космос,  спускать  в  жерло  действующего вулкана  и  безо  всякой
тренировки выставлять на  двенадцатираундовый бой против чемпиона мира по боксу
Кассиуса Клея.  Еще оставалось неизвестным, в чем именно состоит заключительное
испытание, но можно было не сомневаться, что эти четверо в нем не сробеют. Лева
вновь тихо запаниковал.
     Тем  временем колдуны  в  масках,  изображавшие духов  смерти,  вынесли на
середину плаца пять плетеных конусообразных корзин.  Горбун исполнил вокруг них
довольно непристойный танец,  вдоволь повалялся в  пыли,  а затем с обезьяньими
ужимками сорвал крышки.
     В наступившей тишине яственно раздалось многоголосое зловещее шипение.  Из
корзин  разом  поднялись пять  узких  змеиных головок.  Их  пасти  были  широко
раскрыты,  демонстрируя ядовитые клыки,  а в глазах горела древняя ненависть ко
всем  двуногим,  четырехногим и  крылатым тварям.  Характерная расцветка змей -
темно-бурая спина и грязно-белое брюхо -  свидетельствовала о том, что это были
так называемые черные мамбы, самые опасные гады саванны, укус которых смертелен
даже для зебры.
     Замысел устроительницы состязаний стал ясен.  Для того чтобы доказать свою
смелость, нужно было всего-навсего схватить змею рукой.
     Откуда-то  вновь появился горбатый колдун.  На  веревке он тащил лохматую,
неказистую  собачонку,   жалобно  скулившую  в  предчувствии  беды.   Это  была
одновременно и жертва богам, и тест на проверку агрессивности змей.
     Как ни  сопротивлялась бедная псина,  но  колдун победил -  ухватил ее  за
шкирку и швырнул в сторону змеиной выставки. Собачка ловко приземлилась на лапы
и  только хотела дать деру,  как  ближайшая мамба нанесла стремительный,  почти
неуловимый для человеческого взгляда удар...
     Секунд через десять собачка завалилась набок, потом перестал подергиваться
кончик  ее  хвоста,  а  спустя  еще  пару  минут  окончательно стихло  и  тихое
повизгивание.  Публика тревожно загудела -  как-никак она явилась на свадьбу, а
не на поминки.
     Никто из участников заключительно тура,  в том числе и Лева, не двигался с
места.  И  если на лицах воинов читались признаки растерянности (выйти с голыми
руками на  змею для арапа было то  же  самое,  что для уроженца Отчины стать на
пути  несущегося железнодорожного состава),  то  человек,  хорошо знавший Леву,
сразу  догадался  бы,   что  в  его  черепной  коробке  происходит  интенсивный
умственный процесс.
     "В чем же здесь фокус? - думал он. - Не могу поверить, чтобы Анна Петровна
хотела моей  смерти.  Змея может стать безвредной,  если израсходует весь запас
своего яда.  Но опыт с  собачкой свидетельствует как раз об обратном.  Иногда у
змей вырывают ядовитые клыки...  Посмотрим повнимательнее...  Нет,  у всех пяти
штук  клыки  на  месте.  Что  же  делать?  Соревноваться  со  змеей  в  реакции
бессмысленно.  Я не мангуст.  Дудочки для заклинания у меня тоже нет,  хотя все
это  сказки,  змеи  почти  не  способны слышать...  А  если  это  просто  повод
прекратить борьбу?  Восстановить, так сказать, статус-кво? Хоть бы предупредила
заранее, противная старушенция!"
     Цыпф оглянулся по сторонам. Анна Петровна почему-то отсутствовала. Исчезла
куда-то и Лилечка.  Девушка,  напоившая Леву водой, делала какие-то жесты, явно
провоцирующие его на более близкое знакомство со змеями.
     Слово опять взял горбун. В одной руке он держал флягу-колебасу, а в другой
-тонкий, как шило, нож.
     Из  его  речи,  чересчур витиеватой для  арапа,  можно  было  понять,  что
испытание будет продолжаться только до тех пор,  пока из фляги не вытечет вода.
Если за это время ни один из претендентов не попытается доказать свою смелость,
все  они  будут  с  позором  изгнаны  прочь,  а  мудрая  Анаун  назначит  новые
состязания, но уже с другим составом участников.
     После этого он  проткнул колебасу ножом,  повесил ее  на  тотемный столб и
вновь смешался с толпой.
     И тогда Цыпф заставил свои ноги стронуться с места.  Побуждения, двигавшие
им,  были  чрезвычайно просты:  если  Лилечка действительно любит  его,  то  не
допустит такой глупой смерти,  а  если не  любит,  тогда и  жить не стоит.  Еще
поплачет она на его могилке! Еще пожалеет о своем коварстве!
     Короче  говоря,  предпринятые  Левой  отчаянные  действия  были  вовсе  не
попыткой доказать свою смелость,  а  актом мести по принципу:  вырву себе глаз,
чтобы у моей тещи зять кривой был.
     Связываться со всеми змеями сразу Лева не собирался и поэтому выбрал самую
крайнюю в ряду, да и двигался-то он к ней не по прямой, а по дуге.
     Публика заревела, приветствуя Леву. Что ни говори, а смелость среди арапов
ценилась почти так же высоко, как и богатство.
     Змея,  к которой приближался Лева,  приняла боевую стойку - передняя часть
туловища приподнялась, голова откинулась немного назад, пасть раскрылась.
     "Да  она  меня сама боится,  -  подумал вдруг Лева.  -  Это в  саванне она
хозяйка,  а здесь -  пленница.  Как только я подойду вплотную,  она спрячется в
корзине. А тогда можно смело хватать ее за основание головы".
     Струйка воды,  изливающаяся из продырявленной фляги, заметно слабела. Надо
было спешить.  Лева погрозил змее пальцем и сделал еще один шаг вперед, даже не
шаг, а шажок.
     Укус в правую руку он почувствовал прежде,  чем уловил движение змеи.  Все
произошло так быстро,  что,  если бы  мамба вздумала ужалить Леву в  глаз,  он,
наверное, не успел бы даже моргнуть.
     Он  инстинктивно отпрянул назад  и  тем  избежал новой атаки.  На  тыльной
стороне запястья виднелись две аккуратные ранки - одна подле другой.
     Ощущая во всем теле быстро нарастающую слабость,  Лева двинулся в  сторону
деревни.  Ему  хотелось умереть на  глазах бессердечной Лилечки.  Ему  хотелось
умереть на глазах у ее подлой бабушки. В свой смертный час ему хотелось слышать
их покаянные рыдания.
     Нет,  он не будет проклинать их. Не стоит предаваться мелочным страстям на
пороге вечности. Он великодушно простит их обеих - и тихо скончается. Точно так
же  поступали благородные рыцари,  жертвовавшие жизнью ради  прославления имени
своей дамы.
     Кое-как доковыляв до тотемного столба,  Лева ухватился за него и подставил
рот под иссякающую струйку воды. Несколько капель попало на язык, но он даже не
смог их проглотить - горло словно одеревенело.
     "Сейчас я  превращусь в  бревно,  -  подумал Лева.  -  Укус мамбы вызывает
паралич всех  мышц...  Только бы  не  расслабились сфинктеры...  Нужно  умереть
мужчиной, а не засранцем..."
     Лева мешком осел на землю,  опрокинулся навзничь. Выглядел он в эти минуты
уже не человеком, а тряпичным манекеном.
     Последнее, что он увидел, были бегущие к нему со всех сторон люди - воины,
зрители, колдуны... Много-много людей, много-много черных лиц... И среди них ни
единого белого...
     Очнулся Лева от  того,  что кто-то  ножом разжимал его челюсти,  а  кто-то
другой лил  в  рот воду,  вкусом и  запахом очень напоминавшую ту,  которой его
напоили перед началом состязаний на выносливость.
     Был,  правда, еще и кто-то третий, державший его голову на своих коленях и
ласково гладивший виски.
     - Да  ты,  милок,  просто малахольный какой-то!  -  Лева  узнал голос Анны
Петровны (воду, похоже, лила именно она). - Раскис, как баба! Подумаешь, змейка
его укусила! Эка невидаль!
     Лева  пришел в  себя окончательно и  оттолкнул горбатого колдуна,  чуть не
раскрошившего его  зубы.  Но  на  дальнейшие столь  же  решительные действия он
оказался не способен - сначала на него обрушился дождь слез, таких крупных, что
они  сами  по  себе  могли  утолить любую  жажду,  затем сверху рухнули мягкие,
пахнущие ландышем волосы,  а  уже  после  всего  этого в  холодные Левкины губы
впился горячий Лилечкин рот.
     Взаимные поцелуи,  рыдания и объятия продолжались так долго, что бабушка с
досады даже ногой топнула.
     - Ну прямо детский сад какой-то!  Да на вас же, бесстыдников, прорва людей
смотрит!  Вы сюда зачем пожаловали - дело делать или лизаться? Будет еще на это
время!
     При  помощи  колдуна она  поставила Левку  на  ноги,  и  это  событие было
встречено единодушным ликованием толпы.  Из-за своей исторической отсталости, а
может,  наоборот,  благодаря ей  дикари  не  страдали  излишней  завистью  и  к
победителям в честном соревновании относились с нескрываемым уважением.
     - Поприветствуй их, - сказала бабушка. - Ручкой помаши или просто кивни...
Пусть пока идут пить-гулять за мой счет, а завтра совет соберем, как ты просил.
Да и тебе самому отдохнуть не мешает.  Ты хоть сегодня и победил,  но все равно
слабак.
     Лева поймал,  наконец,  упорно ускользающее равновесие и,  утвердившись на
своих собственных ногах, отдал честь по всем правилам строевого устава, которые
некогда перенял у Смыкова.
     - Дорогие товарищи арапы! Поздравляю вас с праздником - международным днем
змеи-мамбы! - гаркнул он. - Ура, товарищи!
     Арапы,  в  многочисленных стычках с бледнолицыми соседями хорошо изучившие
смысл слова "Ура!", дружно поддержали Левку.
     - Да ты,  никак,  ошалел!  - толкнула его в спину Анна Петровна. - Плетешь
невесть что!
     - Мне можно,  -  возразил Лева с достоинством. - Я с того света только что
вернулся.
     - С какого еще того света,  милок?  - возмутилась Анна Петровна. - С тобой
если что и случилось, так только обморок от страха. Змеи испугался? А кто перед
этим целый кувшин противоядия выкатил,  как не  ты?  Теперь тебе со змеями даже
целоваться можно.
     - Бабуся,  на что ты намекаешь?  -  к спору подключилась и Лилечка.  - Еще
неизвестно,  кто здесь змея! Устроила балаган на радость своим черномазым! Если
бы я знала, что у тебя на уме, ни в жизнь не согласилась бы участвовать. Это же
надо придумать - на живого человека змею натравливать! Риск-то какой!
     - Как  раз  и  никакого!  Я  вот  на  нем  все  яды и  противоядия заранее
перепробовала! - Анна Петровна кивнула на горбуна. - Нгаи, покажи!
     Колдун, интуитивно понявший, чего от него хотят, протянул вперед обе руки,
на которых виднелись характерные следы змеиных укусов,  и уже почти зажившие, и
совсем свежие.
     Тут  уж,  как  говорится,  крыть  было  нечем.  Впрочем,  бабушка  тут  же
постаралась перевести разговор на другую тему.
     - Уж  раз так все сложилось,  то свадьбу,  хочешь -  не хочешь,  а  играть
придется,  -  сказала она примирительным тоном.  -  Все сделаю,  как обещала. И
угощение выставлю, и приданое дам.
     - Просто восторг! - воскликнула Лилечка. - Мы погрузим сундуки с добром на
коров и погоним стадо в Отчину.
     - Не только сундуки, но и котлы! - напомнила бабушка.
     - Тем более!
     - Скажите,   а  сколько  примерно  у  вас  длятся  свадьбы?   -  осторожно
поинтересовался Цыпф.
     - Как когда, - ответила Анна Петровна. - Но не меньше тридцати дней.
     - Нет, это нам не подходит, - развел руками Лева. - Я, конечно, не против,
вы не подумайте... Но нас дома люди ждут.
     - И в самом деле,  лучше повременить,  -  поддержала его Лилечка. - Ну что
это за свадьба по дикарскому обычаю.  Я  же крещеная.  Желаю в церкви венчаться
или, в крайнем случае, в кастильском храме. Чтоб все было по закону.
     - Ну как хотите,  -  надулась Анна Петровна.  - На вас ведь не угодишь. Из
молодых, да ранних... Пошли, Нгаи.
     - Бабуся, не обижайся, - Лилечка обняла ее. - Я тебе и в самом деле за все
благодарна. Но не до свадьбы нам сейчас...
     На  следующий день  в  доме  Анны  Петровны состоялся большой совет вождей
саванны.  Ради такого случая подача спиртного была строго ограничена,  и арапы,
заранее настроившиеся на длительную дармовую попойку,  выглядели хмуро. Зато их
суждения,  как  надеялась Анна  Петровна,  должны были  отличаться трезвостью и
здравомыслием.
     После обычного для  таких мероприятий обряда по  умиротворению духов слово
для доклада взял Лева Цыпф.
     Как  и  большинство людей,  мировоззрение которых  сложилось под  влиянием
книжных знаний,  он  в  своих доводах не  умел снизойти до уровня аудитории.  С
арапами,  искренне полагавшими,  что все сущее на свете,  в  том числе и  люди,
создано   в   незапамятные  времена  божественным  кузнечиком-богомолом,   Лева
разговаривал так,  словно  все  они  имели  по  крайней  мере  неполное среднее
образование. Единственное, что хоть немного выручало слушателей, это отсутствие
в  местном языке слов,  обозначающих всякие отвлеченные понятия,  что вынуждало
Леву максимально упрощать свои сентенции.
     В общем и целом смысл его речи сводился к тому,  что злокозненные силы,  в
свое время похитившие солнышко и  наславшие на  мир вечные сумерки,  на этом не
успокоились.  Начинается новый этап драмы.  За  гибелью неба должна последовать
гибель земной тверди.  Камень, песок и глина превратятся в хищников, пожирающих
все,  что обеспечивает человеку существование в этом мире. Реки станут потоками
огня,  равнины разверзнутся и поглотят стада, а холмы будут гоняться за людьми,
как взбесившиеся носороги. Род человеческий сгинет навсегда. На его месте будут
жить  каменные дети  злых  богов.  Однако есть в  мире могущественные существа,
которым небезразлична судьба людей. За главного у них великий колдун, известный
в  саванне  под  именем  Белый  Чужак.  О  его  сверхъестественных способностях
известно всем. Помогают ему хозяева нижнего мира, неуязвимые и могучие варнаки,
которых арапы  называют "людьми-бегемотами".  Белый  Чужак  согласен возглавить
переселение народов в чудесную страну,  где каждый обретет покой, благоденствие
и телесное здоровье.  Правда,  дорога в этот благословенный край будет тяжелой.
Поначалу она  даже может кое-кому показаться непосильной.  Идти придется сквозь
жару и мрак,  а то, что имеет здесь один вес, там станет втрое тяжелее. Но тот,
кто осилит эту дорогу, обретет вечное блаженство для себя и своих потомков.
     По ходу выступления Леву никто не перебивал - здесь это было не принято, -
но стоило ему только умолкнуть,  как посыпались вопросы, и по-детски наивные, и
по-иезуитски каверзные.
     - Ты зовешь нас в мир теней?  -  спросил один из вождей,  который, судя по
возрасту,  одной ногой уже  стоял на  пороге этого самого мира.  -  Туда,  куда
улетают души, покинувшие мертвые тела?
     - Нет,   это  мир  живых  людей,  -  твердо  ответил  Лева.  -  Там  можно
наслаждаться едой,  питьем,  женщиной,  умной беседой.  Там есть все,  без чего
человеку  нельзя  обойтись.  Но  там  нет  ничего,  что  укорачивает жизнь  или
причиняет страдания.  Ни  болезней,  ни  распрей,  ни хищных животных,  ни злых
соседей.
     - Ты  сказал,  что  Белый Чужак собирается увести в  счастливую страну все
народы?  Я правильно понял? - спросил другой вождь, имевший на лице отметину от
пистолетной пули.
     - Да, - кивнул Лева.
     - И твоих братьев,  не раз обагрявших своей и нашей кровью великую реку? И
желтолицых разбойников из Степи?  И одетых в железо алчных слуг распятого Бога?
И  даже рогатых детей первого на  свете братоубийцы?  Как же  мы сможем ужиться
рядом?
     - Страна,  о  которой я вам рассказывал,  -  не просто место для жизни,  -
волшебный источник,  смывающий грязь не только с  тела,  но и с души,  -  начал
объяснять Лева.  -  Каждый,  кто  поселится там,  превратится совсем в  другого
человека.  Зло,  засевшее в душах,  исчезнет,  а добро даст обильные всходы.  И
белые,  и  желтые,  и  черные станут одним народом,  навечно забывшим распри...
Впрочем,  рогатых это  не  касается.  Они уже преступили ту  грань,  которая не
позволяет зверю вернуться в мир людей.
     - Какой скот пасется на лугах этой благословенной страны?  -  вопрос задал
совсем еще молодой арап, вместе с Левой участвовавший в состязании женихов. - И
много ли его там?
     - Луга,  леса  и  реки  этой  страны  населяют только  эфемерные существа,
единственное предназначение которых  -  радовать человеческий глаз,  -  понятие
"эфемерные" он перевел как "нечто более легкое, чем туман".
     - Если там,  куда ты  нас  зовешь,  нет скота,  мы  смело можем гнать свои
стада! - обрадовался юноша.
     - В  этом нет никакой необходимости!  -  заволновался Лева.  -  Я ведь уже
говорил,  в  этой стране есть все,  что  нужно человеку.  Вода в  реках вкуснее
молока,  а  растения насыщают лучше,  чем мясо...  И потом,  ваш скот просто не
выдержит дорогу.  В  нижнем мире нет ни травы,  ни листьев,  а  земля и  воздух
обжигают огнем.
     Услышав  это,  вожди  сразу  помрачнели и  принялись вполголоса совещаться
между собой.  На Леву теперь поглядывали уже не как на героя дня, вымолившего у
богов счастливый жребий, а как на опасного безумца.
     Затем слово взял  тот  из  вождей,  который,  очевидно,  умел лучше других
формулировать общее мнение.
     - Истина в том,  что люди рождаются для того,  чтобы владеть скотом, - это
беза