вещиц, должна была сначала вызреть в умах хоть
и азартных, но прижимистых кастильцев.
     Смыков  успел  уже  немного охрипнуть,  когда  из  толпы  выступил заранее
проинструктированный  Цыпф  и,  сильно  смущаясь,  согласился  сыграть.  Против
пистолета (кстати сказать, своего собственного) он поставил чудом сохранившийся
во всех перипетиях последних дней томик хроник Альфонса X, чем вызвал опасливое
уважение зевак: надо же, книгочей, а может, еще и чернокнижник!
     Легко угадав местонахождение апельсина,  он  забрал свой приз и,  не  смея
поднять глаза, отошел в сторонку.
     - Видите?  -  ничуть не обескураженный Смыков обвел взглядом ряды зевак. -
Удача человеку подвалила!  А  вы  боитесь!  Вот он,  апельсинчик,  здесь лежит!
Теперь туда-сюда,  туда-сюда,  туда-сюда!  Где он?  Справа? Правильно! Извольте
полюбоваться!
     Хороший пример оказался не  менее заразителен,  чем  дурной.  К  гранитной
плите,  некогда  запечатлевшей печальную мудрость,  а  ныне  тешившей постыдный
порок,  уже проталкивался коренастый кастилец,  судя по роже,  простолюдин,  но
разодетый,  как  кабальеро,  короче говоря,  местный нувориш,  разбогатевший на
бартере с Отчиной - туда вино и свинина, обратно пустые бутылки и самосад.
     - Это хочу! - он ткнул пальцем в часы.
     - Что ставишь, человек хороший? - Смыков сразу перешел на испанский.
     - Деньги. Пять реалов.
     - Десять.
     - Шесть.
     - Пусть будет семь. Покажи.
     Кастилец вытащил  из-за  пазухи  объемистую кожаную мошну  и  вытряхнул на
ладонь Смыкова семь серебряных монет с вензелем короля Педро на аверсе.
     - Годится!  -  Смыков положил реалы рядом с  часами.  -  А  теперь играем.
Смотри. Накрываю. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. Где?
     - Здесь!  -  кастилец ткнул пальцем в  тот стаканчик,  с  которого все это
время глаз не сводил.
     - Посмотрим. - Смыков перевернул его. - Угадал! Твоя взяла.
     Толпа  загудела.  Некоторые  полезли  в  кошельки,  некоторые  побежали  к
лабазам,  где  хранился непроданный товар.  Люди вокруг Смыкова уже  стояли так
плотно, словно собрались пообедать им.
     - Это хочу! - теперь кастилец нацелился уже на нож.
     - Пять реалов.
     - Три.
     - Ладно,  четыре...  Туда-сюда,  туда-сюда,  туда-сюда...  Не дыши на меня
чесноком,  человек хороший.  -  Смыков  сдвинул все  стаканчики вместе,  и  они
быстро-быстро закружились в народном танце племени ватусси "поменяйся местами".
- Туда-сюда, туда-сюда. Где?
     - Здесь! - ответил кастилец гораздо менее уверенно, чем в первый раз.
     - Мимо! - Смыков перевернул пустой стаканчик.
     - Еще раз хочу!
     Вскоре часы вновь перешли к  хозяину,  а вместе с ними -  и все содержимое
пресловутой мошны.  Кастилец не сразу понял,  какая беда с ним приключилась,  и
еще  долго умолял непреклонного Смыкова вернуть деньги,  грозясь как небесными,
так и земными карами.
     Наличие разменной монеты сразу облегчило игру - можно было, затравки ради,
периодически допускать мелкие проигрыши.  По-крупному он залетел только однажды
- засмотрелся на рослую, чрезвычайно пикантную арапку, хладнокровно справлявшую
малую нужду прямо возле ворот.  (Это же  надо иметь такую тонкую талию при всех
остальных столь пышных женских снастях!)
     Результатом этого  краткого  восторга было  то,  что  заветный стаканчик с
апельсином ускользнул из-под  контроля Смыкова,  и  какой-то  чумазый  нехристь
сгреб в  свой  пояс  чуть ли  не  полсотни реалов.  Впрочем,  довольно скоро он
вернулся в сопровождении толпы соплеменников,  и под их сначала восторженные, а
затем негодующие вопли спустил не  только весь предыдущий выигрыш,  но  и  двух
своих сменных коней в придачу.
     Игра то затихала,  то вновь оживлялась,  и  к концу базара карманы Смыкова
лопались  от  монет,   а  вокруг  громоздились  мешки  овечьей  шерсти,  рулоны
златотканой материи,  стопки  юфти,  гирлянды  подков,  битая  птица,  копченая
свинина и  бурдюки с  вином.  Какой-то разнесчастный идальго даже проиграл свой
клинок -  очень хороший, толедской работы, но, к сожалению, не кривой, а потому
для Толгая несподручный.
     Недовольных  осталось  предостаточно,  но  лежащий  под  рукой  у  Смыкова
пистолет,  уже заряженный, сдерживал разгул мстительных страстей. От стражников
он  откупился ненужным барахлом,  степнякам вернул коней,  а  в  ораву  калек и
нищих,  многозначительно пялившихся на  него,  швырнул пару пригоршней серебра.
Опаснее всех были свои же  ребята из  Отчины,  не  скрывавшие намерения погреть
руки на успехе земляка,  но кто-то из них узнал Смыкова. Это сразу охладило пыл
корыстолюбцев,  ведь  где-то  рядом  должны были  ошиваться и  другие члены его
ватаги.  (Пистолет Зяблика и  сабля  Толгая  были  достаточно хорошо известны в
народе, чтобы кто-то отважился подставить под них свою башку.)
     Сверяясь с Веркиным списком,  Смыков купил почти все необходимые лекарства
для Зяблика,  самый кривой из  попавшихся на  глаза клинков для Толгая,  что-то
засахаренное и  залитое сиропом для  Лилечки,  новые очки для  Цыпфа и  вдоволь
патронов для себя самого.  Не остался без подарка и Артем, которому приглянулся
аккордеон, почти такой же, как тот, что остался в квартире Лилечки, только чуть
поновее.
     У  выхода с рынка к ним пристал какой-то одетый в рубище тип,  выглядевший
так,  словно его неоднократно пытались пропустить сквозь мясорубку,  вставляя в
шнек то головой, то ногами, то задницей. Самым невероятным образом прихрамывая,
горбясь до самой земли, выворачивая кривую шею и подергиваясь в такт одному ему
слышимой зажигательной мелодии, калека затараторил на пиджике:
     - Благородные господа,  купите снадобье, помогающее от самых жестоких ран.
Единственное, чего оно не может, так это оживить мертвеца. Только благодаря ему
я остался жить на этом свете! Полюбуйтесь!
     Задрав свои живописные лохмотья,  он  продемонстрировал тело,  имевшее вид
одного сплошного, долго и неравномерно заживавшего шрама.
     - Выглядит убедительно, - сказал Артем.
     - Я на собаках еще не такое видал, - буркнул недоверчивый Смыков.
     - Не верите?  - не унимался калека. - Сомневаетесь? Тогда возьмите щепотку
даром.  А когда убедитесь в моей правоте, приходите за остальным, - он протянул
бархатный мешочек, крохотный, как деталь кукольного туалета.
     - И сколько же вы,  братец мой, за это снадобье просите? - поинтересовался
Смыков.
     - Все,  что у вас есть,  благородный господин!  -  он бесцеремонно ухватил
Смыкова за брючный карман. - Все, до последней монеты.
     - А по физиономии не хотите? - поинтересовался Смыков.
     - А  вы  не  хотите,  чтобы благодаря вашей скупости умер  лучший друг?  -
парировал калека.
     - Откуда вы это взяли? - насторожился Смыков.
     - Иначе зачем бы вы покупали столько дорогих и бесполезных лекарств?
     - Ладно, после поговорим. - Смыков локтем отпихнул приставалу.
     - Меня зовут Гильермо,  благородный господин.  Гильермо Кривые Кости. Меня
тут каждый знает. - Калека резко свернул в сторону и сразу затерялся в толпе.
     - Эй, а как ваше снадобье принимать? - крикнул вслед ему Смыков.
     - Внутрь,  благородный господин,  внутрь,  - донеслось сквозь разноголосый
базарный гул.
     За  время их отсутствия состояние Зяблика ухудшилось.  Он очнулся,  маялся
болью и беспрерывно постанывал, как человек, вздернутый на дыбу. Мрачный Толгай
беспомощно топтался поблизости,  а Верка время от времени стряхивала слезинку с
уголка глаза.
     - Интоксикация начинается, - сообщила она. - Уже моча черная пошла. Боюсь,
почки не выдержат. Вы все достали, что я просила?
     - Сама смотри,  - Смыков передал ей пакет с лекарствами. - На взвод солдат
должно хватить.
     - Если их  от поноса да насморка лечить...  -  Верка быстро рассортировала
лекарства.  -  Хотелось бы,  чтобы это помогло.  Только я не представляю, как у
него кожа на подошвах зарубцуется. Там же все до костей сожжено.
     - А мы раздобыли универсальное лекарство,  -  сказал Артем.  - Лечит любые
раны, кроме заведомо смертельных.
     Снадобье, полученное от калеки, при ближайшем рассмотрении оказалось бурым
порошком с  довольно неприятным запахом.  Попадались в  нем  какие-то  соринки,
зернышки и даже крылышки насекомых.
     - Из тараканов натолкли, - скривился Смыков.
     - Вы считаете,  что это должно помочь?  - Верка подняла на Артема грустные
глаза.
     - Хуже,  во всяком случае,  не будет.  Человек,  который предложил нам это
средство, лично у меня вызывает доверие.
     - Удивляюсь вам,  -  сказал Смыков.  - Опытный, хм... человек, а доверяете
первому попавшемуся шарлатану.
     - Потому и доверяю,  что опытный,  -  ответил Артем доброжелательно.  - Вы
обратили внимание,  какую  форму  имела его  грудная клетка,  особенно с  левой
стороны? Насколько я разбираюсь в медицине, в свое время он получил жесточайшую
травму  грудины.  Вряд  ли  при  этом  уцелела  хоть  одна  кость.  Такие  раны
смертельные,  ведь  переломанные ребра  протыкают легкие и  даже  сердце.  Этот
человек должен быть мертв не на сто, а на сто пятьдесят процентов.
     - У  травм  и  ожогов разная патология,  -  сказала Верка.  -  Но  давайте
попробуем...
     Порошок высыпали Зяблику в  рот  и  дали  запить вином.  После этого Верка
занялась уколами и  перевязками,  Толгай -  испытанием новой  сабли,  Лилечка -
аккордеоном, а Смыков, Цыпф и Артем обсуждением ближайших планов.
     Почти сразу определилась дилемма:  или  на  всех  парах нестись в  Отчину,
надеясь  если  не  на  эффективное лечение,  то  на  помощь  родных  стен,  или
оставаться на месте, дожидаясь действия неведомого снадобья.
     - Дайте вспомнить...  -  Артем наморщил лоб.  -  Есть ли  у  вас  что-либо
похожее на заведения, которые раньше назывались Ожеговыми центрами?
     - Куда  там!  -  махнул рукой  Смыков.  -У  нас,  считайте,  и  больниц не
осталось.
     - А как же люди лечатся?
     - Когда как.  В некоторых общинах есть врачи, но все больше самоучки. Ну а
с  лекарствами,  сами  видели,  только  на  толкучке  и  десятилетней давности.
Костоправов  и  акушерок  хватает.  Бабки  травы  целебные  собирают.  Живем...
Народ-то у нас в основном крепкий остался. Слабаки все давно преставились.
     - Я  правильно понял:  в  Отчине  ваш  друг  не  сможет  получить никакого
интенсивного лечения,  связанного с  переливанием крови или пересадкой кожи?  -
уточнил Артем.
     - Зато дома-то и  умирать веселее,  товарищ дорогой.  Вам,  как природному
бродяге,  это,  конечно, трудно понять. Мы его в чистую постельку положим, всех
специалистов соберем, авось что-то и придумаем.
     - Постельку  мы  ему  и  здесь  сможем  соорудить.   В  шалаше,  например.
Специалистов тоже хватает.  Врач ваша -  человек опытный и старательный. Да и я
кое-что  в  медицине смыслю.  Подождем денек-другой.  Если резкого улучшения не
наступит, двинем в Отчину.
     - А вдруг наступит?
     - Тогда отправитесь на поклон к Гильермо Кривые Кости и купите снадобье по
назначенной им цене.
     - Никакой он не Гильермо, - сплюнул Смыков.
     - А кто же?
     - Какой-нибудь Гришка Костыль.  На  пиджике кое-как  болтает,  а  когда  я
по-испански с ним заговорил, сделал вид, что не расслышал. Из наших он. То ли у
инквизиторов в переплете побывал, то ли у аггелов.
     - Особого значения это  не  имеет.  Главное,  чтобы  снадобье не  подвело.
Ему-то самому какое-то волшебное лекарство определенно помогло.
     - Слухи о всяких чудодейственных эликсирах циркулируют уже довольно давно,
- вступил в разговор Цыпф.  -  Хотя лично я не знаю ни одного человека, который
испытал бы их действие на себе.
     - Знаете,  братец вы мой,  знаете!  -  точно с  такой же интонацией Смыков
когда-то  произносил на  очных  ставках:  "Обвиняемый,  вы  можете  опознать  в
представленном вам человеке своего соучастника?"
     - Кого? - взволновался Цыпф.
     - Аггела,  что в Талашевске с крыши свалился.  Вспомнили?  Уж так бедолаге
умирать не хотелось,  так не хотелось.  Кажется, соберет сейчас мозги в носовой
платочек и дальше побежит... Спасибо Толгаю, успокоил его.
     - Верно!  -  Цыпф так  разволновался,  что  да  привстал с  травы.  -  Все
сходится...
     - Что сходится? - покосился на него Смыков.
     - Необыкновенные способности аггелов... Рога... Прыжки на восемь метров...
Жизнь после смерти... Слова их предводителя о чудодейственных травах.
     - Вы что, братец мой, этой политической проститутке Ламеху поверили?
     - Ламеху...  Какой смысл ему лгать? Ведь не мы его допытывали, а он нас. В
Эдем след тянется,  не иначе!  И Зяблик так думал. У нас с ним на эту тему даже
разговор был.
     - Следов вокруг напутано,  как на заячьих игрищах,  -  чувствовалось,  что
Смыков спорит уже просто так, по привычке. - Не знаешь, по какому и идти... Все
Эдем да Эдем.  А  ведь за Киркопией и Агбишером тоже немало земель,  до которых
никто еще из наших не добирался.  Я верно говорю?  -  словно ища поддержки,  он
оглянулся на Артема.
     - Более чем верно, - тот еле заметно улыбнулся. - Вы даже представить себе
не можете,  насколько верно ваше замечание.  За обеими этими землями,  название
которых мне,  кстати, ничего не говорит, открываются безграничные пространства,
пройти из начала в конец которых не дано даже богам.
     - Скажите... - Смыков понизил голос. - Значит, есть они все-таки?
     - Кто?
     - Боги.
     - В том понимании,  которое вы вкладываете в этот термин,  - нет. Все, как
известно,  познается в  сравнении.  Псу или курице мы,  возможно,  тоже кажемся
богами.  Однако  заявляю вам  вполне серьезно,  что  во  Вселенной присутствуют
весьма  могущественные  существа,   чьи   возможности  на   несколько  порядков
превосходят наши.  Но  это  вовсе не  боги.  Одни из  них смертные,  а  другие,
бессмертные в нашем понимании, заплатили за этот дар весьма дорогую цену.
     - Простите...  -  Цыпф наконец осмелился напрямую обратиться к Артему: - А
мы... люди... мы тоже платим за что-то? Чем мы заслужили столь суровую кару?
     - Чисто случайно.  По крайней мере,  мне так кажется. Вы знакомы с теорией
параллельных миров?
     - Только в популярной форме.
     - Каждый из этих миров отделен от других непроницаемой преградой,  природу
которой  я  не  могу  вам  объяснить  даже  популярно.  В  незапамятные времена
неизвестно какая сила развернула один-единственный мир  поперек всех остальных.
Получился  слоеный  пирог  из  бесконечного количества крохотных,  вырванных из
материнского лона,  сообщающихся между собой миров.  Представляете? Условно эта
вселенская патология называется Тропой.  Процесс  ее  роста  не  прекращается и
поныне.  На  Тропу  выталкиваются все  новые и  новые осколки ранее полноценных
миров.
     - Это  ваши умозаключения или абсолютная истина?  -  осторожно осведомился
Цыпф.
     - Ни  то  ни другое.  Просто плод наблюдений.  Я  миновал на Тропе столько
миров, что уже сбился со счета.
     - А вы можете объяснить,  почему с Землей получился такой винегрет?  -  не
унимался Цыпф.  -  Там мы,  здесь -  средневековая Кастилия, с другой стороны -
вообще первобытный лес какой-то, еще дальше - палеолит.
     - Представьте себе  лист  бумаги  с  печатным текстом.  Каждая  строчка  -
отдельная эпоха.  При  нормальном состоянии листа они  не  соприкасаются,  хотя
неразрывно следуют друг за  другом.  Но  если лист хорошенько помять,  а  потом
скомкать, строчки соприкоснутся между собой самым непредсказуемым образом.
     - Вы мне хорошую мысль подали,  - Смыков заерзал на своем месте. - Правда,
мятой  бумажки  у  меня,  к  сожалению,  нет.  Придется воспользоваться дубовым
листочком.
     Прогулочным шагом он  двинулся в  сторону рощи  корявых пробковых лесов и,
отойдя на приличное расстояние,  за спиной Артема покрутил пальцем возле своего
виска:  дескать,  совсем  крыша  поехала у  дорогого товарища.  Зато  уж  Цыпф,
несмотря  на   всю  свою  природную  деликатность,   вцепился  в   необычайного
собеседника, как репей в собачий хвост.
     - А знаете,  похожая мысль посещала и меня,  - горячо говорил он. - Только
мне в голову приходила несколько иная аналогия:  наш мир протащили сквозь узкое
отверстие,  имеющее свойство сминать не только пространство,  но и  время.  Тут
сразу  напрашивается вопрос:  а  какая участь постигла остальную часть планеты?
Ведь наша эпоха, к примеру, представлена только одним Талашевским районом, да и
то не всем. А это, наверное, меньше, чем десятая доля процента площади суши.
     - Ваш невезучий район остался в  пределах планеты и даже на прежнем месте,
но  для земного наблюдателя перестал существовать.  Вы  не  вырваны из  прежней
среды,  а отделены от нее невидимой и непроницаемой стеной.  На теле планеты не
осталось даже  шрама.  Просто  северная граница района соединилась с  южной,  а
западная -  с восточной.  Тысячи квадратных километров стянулись в точку,  куда
более крохотную, чем след от булавочного укола. Трудно представить, но это так.
     - Если мы  полностью утратили контакт с  прежней средой,  то откуда к  нам
проникает свет?  -  не унимался Цыпф.  -  В нынешнем мире отсутствует солнце, а
следовательно -  и  тени.  Но  если на идеально гладкую,  хорошо отполированную
поверхность   поставить   торчком   какой-нибудь   предмет,    то   с   помощью
увеличительного стекла можно обнаружить четыре,  пять, а иногда и шесть смутных
теней, направленных в разные стороны.
     - Я  уже говорил,  что Тропа беспредельна.  Она вобрала в  себя не  только
обитаемые миры,  но и все, что есть во Вселенной: космическую пустоту, звездный
огонь,  бесплодную твердь,  океаны бушующей магмы.  В вашем ближайшем окружении
достаточно самых разнообразных источников света.
     - А   как  поступали  вы,   натыкаясь  на   те  негостеприимные  миры?   -
поинтересовался Цыпф.
     - Иногда  обходил стороной.  Иногда пользовался туннелями в  пространстве,
напрямую соединяющими некоторые весьма удаленные друг  от  друга  точки  Тропы.
Есть здесь и такие чудеса.
     - Вам нравится такая жизнь?
     - Я просто не знаю другой.  Заметьте,  больше всех у вас страдают те,  кто
помнит прошлое:  Солнце,  звезды,  ясный день, темную ночь, зиму, лето. А дети,
никогда не видевшие голубого прозрачного неба,  настоящим считают это,  - Артем
глянул вверх.  - Не исключено, что скоро какой-нибудь доморощенный поэт воспоет
его красоту.
     - Еще в большей мере страдает тот, кто привык пользоваться электричеством,
автомобилями,  газом,  почтой,  магазинами,  аптеками.  В  каком-то  смысле  мы
пострадали  гораздо  больше,  чем  кастильцы  или,  скажем,  чернокожие  жители
Лимпопо, жизнь которых мало в чем изменилась.
     - Это уж как правило:  чем выше уровень цивилизации, тем более она уязвима
в  случае  тотальной катастрофы.  Впрочем,  в  большей  мере  это  касается так
называемых  технологических  цивилизаций,   черпающих  свое  благосостояние  из
окружающего мира.
     - А разве есть и другие?
     - Представьте себе,  есть.  В самой природе человека скрыта мощь,  которая
делает излишним использование любых других сил природы.  Что погубило привычный
уклад вашей жизни?  Кажется, сущая ерунда - исчезновение электричества. Да ведь
тысячи лет люди обходились без него. А вы оказались в тупике.
     - Да  не  исчезло вовсе  электричество!  -  горячо возразил Цыпф.  -  Если
поводить  пластмассовой расческой по  волосам,  то  клочки  бумаги  по-прежнему
прилипают к  ней.  Я склонен думать,  что изменились свойства веществ,  которые
раньше являлись проводниками. Электрическое поле продолжает существовать, но не
может,   так  сказать,   материализоваться  в  удобной  для  нас  форме.  Нужны
исследования,  опыты,  а кто станет этим заниматься? Все пекутся только о хлебе
насущном. Скорее бы уже жизнь наладилась.
     - А вы уверены, что она наладится? - Артем глянул на Цыпфа так, как глядят
на безнадежного больного, расписывающего свои пла