ую слабость...
     - Я все равно не отпущу тебя! - Лилечка вцепилась в его куртку.
     - А вот этого не надо!  -  он рванулся. - Не превращай последние часы моей
жизни в ад! Хочешь, чтобы я сошел с ума?
     - Да  ты  и  сейчас ненормальный!  Как  можно было  придумать такое?  Псих
припадочный!
     - Каждый человек вправе поступить так,  как велит ему совесть! - Куртка на
Левке затрещала.
     - Если болячку не трогать,  она сама заживет!  - Лилечка оказалась цепкой,
как заправский самбист.  -  Зачем ее зря бередить!  Так и совесть твоя! Сама со
временем успокоится, только не растравляй ее.
     - Не ждал я от тебя таких слов!
     - А  я  такой  дурости от  тебя  не  ждала!  Некоторое время борьба шла  с
переменным успехом, но Левке, хоть и с трудом, все же удалось вырваться.
     - Умоляю,  возвращайся назад! - Он метнулся в сторону. - Я все равно убегу
от тебя!
     - Попробуй!  -  Лилечка кинулась за ним вслед.  - Если надо, я за тобой до
самого Эдема буду гнаться...  До  самой Отчины...  Не  на ту нарвался...  Это я
только с виду тихая...
     Началась гонка,  оба  участника которой  со  стороны  выглядели форменными
дураками.  Лева мчался несуразными скачками и,  дабы уберечь глаза от встречной
растительности,  размахивал перед собой руками (о  брошенных в  порыве отчаяния
очках теперь можно было только сожалеть).  Лилечка не  отставала ни на шаг.  Не
всякая покинутая жена,  даже та,  муж которой вдобавок унес с  собой и семейную
кассу,  была  способна  проявить  такую  прыть.  Несколько раз  она  уже  почти
настигала дезертира, но все время что-то мешало: то ветка по лицу хлестанет, то
оторвется  хлястик  Левкиной  куртки,  до  которого  сумели-таки  дотянуться ее
пальцы.  Девушка просто осатанела.  На  все мольбы своего сердечного дружка она
отвечала угрожающе-лаконично: "Не уйдешь, трус поганый..."
     И  тем  не  менее преимущество Левы,  обусловленное разницей в  физиологии
полов,  начало сказываться.  Как бы  ни  были плохи его физические кондиции,  у
Лилечки,  до восемнадцати лет из дома вообще почти не выходившей, они оказались
еще хуже.  Разделявшее их расстояние начало мало-помалу увеличиваться и  вскоре
достигло  полусотни  шагов.   Потеряв  Леву  из   виду,   девушка  должна  была
ориентироваться только по шуму его шагов, что еще больше затрудняло погоню.
     Последние слова Цыпфа, которые Лилечка смогла разобрать, были таковы:
     - Дальше нельзя... Опасно... Берегись аггелов...
     На это она ответила предельно прямо:
     - Ты лучше сам поберегись... Отделаю тебя так, что и аггелы позавидуют.
     Спустя примерно три  четверти часа Левка,  вполне уверенный,  что  Лилечка
безнадежно отстала,  наткнулся на передовую заставу аггелов. Сначала его хотели
просто придушить,  но  Левка  прокусил пятерню,  зажимавшую его  рот,  и  успел
крикнуть:
     -Ламех! Мне срочно нужен Ламех!
     Тем  не  менее в  ставку самозванного потомка Каина его доставили в  почти
бесчувственном состоянии.  Свидание с  Ламехом состоялось во внутреннем дворике
хорошо сохранившейся виллы,  построенной в  латиноамериканском стиле из  весьма
убедительной    имитации     каррарского    мрамора.     Несколько     десятков
аггелов-новобранцев  устанавливали  на   дне   высохшего   бассейна   культовую
сковороду,  с  которой уже  было ободрано все,  что  могло свидетельствовать об
истинном предназначении сего  предмета.  Здесь же  высилась куча свеженаколотых
дров.
     - Я не ждал тебя,  -  не утруждая себя приветствием, недружелюбно проронил
Ламех, внимательно наблюдавший за возней в бассейне. - Почему ты здесь?
     - Сестра сказала,  что мы заслужим вашу благосклонность,  если я раздобуду
то самое оружие, которым вас громили в гавани.
     - Громили?  -  презрительно усмехнулся Ламех.  - Нас? Ты что-то путаешь...
Воинство аггелов неисчислимо.  Что  значит  по  сравнению с  ним  жалкая  кучка
разленившихся на караульной службе псов,  приворовывавших бдолах и менявших его
на кастильских шалашовок?  Этот гад Грибов давно был у меня на примете. О шкуре
своей заботился больше,  чем о деле Кровавого Кузнеца. Дальше сотника за десять
лет так и не дослужился.  Да и сотником-то я его только за то сделал, что ихний
колхоз над нашей зоной когда-то  шефствовал.  Гнилой свеклой и  тухлой капустой
снабжал. Разве Зяблик тебе не рассказывал?
     - Нет,  -  молвил Лева,  которому уже абсолютно все равно было,  кто такой
сотник Грибов и в каких отношениях он находился с Ламехом.
     - Ах да... - поморщился аггел. - Совсем забыл... Он же тогда в крытке вшей
кормил...  Ну  да ладно.  Толкай свою речь.  Будешь,  наверное,  за оружие цену
набивать?
     - Нет, - молвил Лева все тем же безразличным тоном.
     Жить ему  -  если оправдаются все расчеты -  оставалось минуты три-четыре.
Лева уже морально подготовился к смерти и убедил себя,  что это вовсе не конец,
а начало чего-то нового, неизведанного. (Тут уж пригодились проповеди Зяблика о
переселении души.)  И  все  же  невозможно было  оторвать взгляд даже  от  этих
постыло-серых,  но  успевших стать привычными далей.  Хотелось до бесконечности
вдыхать сырой,  странновато попахивающий воздух.  Так и  тянуло в последний раз
сделать глоток воды, погладить шероховатый ствол дерева, надкусить травинку.
     Однако выбор  был  сделан.  Телесная оболочка еще  попирала ногами грешную
землю, а душа уже рвалась на волю.
     - Нет, - повторил Левка. - Нет.
     - Не  понял!  -  Ламех косо глянул на  него.  -  Ты  что,  штымп порченый,
издеваешься надо мной?
     - Нет, - ответы Левки не отличались разнообразием.
     - Что - "нет"? - обычная невозмутимость уже начала покидать Ламеха.
     - Оружия нет,  -  сказал Левка отчетливо.  -  И  меня нет.  Ничего вам  не
достанется. Ошиблись вы, козлы рогатые!
     Не давая врагам опомниться,  Левка сунул руку в потайной карман,  случайно
обнаруженный им пару дней назад под подкладкой трофейной куртки. Устроен карман
был так хитро,  что даже пистолет в нем почти не прощупывался,  не говоря уже о
гранатном запале,  много места не  занимавшем,  но  вполне способном прикончить
человека (если, конечно, успеть сунуть его в рот).
     Карман был глубокий,  и рука ушла в него почти по локоть.  Было там немало
всего:  несколько мелких монеток, завернутые в вощеную бумагу фосфорные спички,
окаменевший сухарик,  армейская пуговица и  много табачных крошек.  Вот  только
ничего похожего на  проклятый запал не попадалось,  хотя Лева прекрасно помнил,
что  прихватил его с  собой,  перед тем как отправиться к  аггелам.  Не  то  он
вывалился из кармана во время борьбы с  аггелами,  не то был изъят при обыске в
тот момент, когда Лева находился в бессознательном состоянии.
     Ситуация создалась идиотская, чтобы не сказать больше.
     С  одной стороны,  за  свои  слова надо  было  отвечать (при  упоминании о
рогатых козлах  головы  всех  присутствующих,  как  по  команде,  повернулись в
сторону Цыпфа), а с другой стороны, столь наглое поведение безоружного пленника
как-то настораживало аггелов.  Что бы там ни говорил Ламех, а побоище у фонтана
Посейдона не  только не  выветрилось из памяти каинистов,  но и  успело обрасти
новыми жуткими подробностями.  Никто не мог даже предположить,  какой очередной
неприятный сюрприз ожидает нынче детей Кровавого Кузнеца.
     На  Левку  уже  было  наставлено  не  меньше  десятка  стволов,  однако  в
присутствии Ламеха никто не осмеливался открыть стрельбу.  Тот хоть и скрежетал
от ярости зубами,  но на людях старался сохранять величие,  приличествующее его
высокому сану.
     - Ты почему грабку в карман засунул? - спросил он зловеще-строго.
     - Да  так...  проголодался...  -  Лева  почистил  о  рукав  извлеченный из
потайного кармана сухарик и  принялся грызть  его,  что  было  весьма  кстати -
помогало маскировать нервное клацанье зубов.
     Маразматическое поведение Левки запутало Ламеха.  Он просто не мог взять в
толк,  что имеет дело не с  хитро продуманным планом действий,  а  с  отчаянием
дилетанта, утратившего путеводную нить своих замыслов.
     - Что ты там такое про оружие плел? - спросил Ламех. - То оно есть, то его
нет...
     - Дайте вспомнить...  - Левка попытался изобразить на лице крайнюю степень
задумчивости,  но  получилось  нечто  такое,  что  вызвало  сочувствие  даже  у
закоренелого каиниста Ламеха.
     - Может,  ты,  приятель,  ширнулся?  Или колес наглотался? Тут в некоторых
местах такая дрянь попадается, что от глюков целый месяц спасения нет.
     Цыпф в ответ промычал что-то неопределенное.  Все его планы, в равной мере
геройские и дурацкие,  разом рухнули. Надо было срочно выдумывать что-то новое,
но  в  голову,  как на  грех,  ни  одна толковая мысль не  лезла -  сказывалось
душевное потрясение, вызванное пропажей запала. Как это он не догадался взять с
собой несколько штук и по разным карманам рассовать?  Правильно говорил Смыков,
что запас задницу бережет.
     - Похоже,  он голос потерял,  -  пожал плечами Ламех.  -  Вояка... Эй там,
кто-нибудь, тряхните его!
     Детина,  стоявший к  Левке ближе всех  других аггелов,  очевидно,  страдал
тугоухостью,  иначе чем  еще  можно было объяснить его  действия,  определяемые
отнюдь не понятием "тряхнуть", а скорее - "трахнуть".
     - Это тебе за козлов рогатых, - тихо сказал он, дуя на свой правый кулак.
     - Извиняюсь,  -  вежливо произнес Левка,  вставая на ноги.  -  Я  совсем в
другом смысле...  Знаете,  как говорят:  свинье Бог рог не дал. Значит, свиньям
рога не положены. А козлам положены. По чину. Ну и вам, естественно.
     - Засунь своего Бога знаешь куда? - вновь осерчал Ламех. - Где оружие?
     - Вот  я  про это и  хотел сказать,  -  Левка,  слегка контуженный ударом,
затряс головой.  -  Нету его пока...  Доступа не имею... Но постараюсь... Через
денек примерно...
     (Шальная надежда вдруг овладела им - а вдруг поверит, а вдруг отпустит? На
сковородку, уже полностью подготовленную к делу, он старался не смотреть.)
     - Ни  хрена не понимаю,  -  Ламех оглянулся по сторонам,  словно выискивая
кого-то в толпе аггелов. - Позовите Циллу, да побыстрее.
     Кто-то  из  молодых шустро кинулся во внутренние покои виллы и  уже спустя
минуту вернулся вместе с женщиной, которую Левка Цыпф считал своей сестрой.
     Мельком  и  без  особого  интереса  глянув  на  незадачливого братца,  она
обратилась прямиком к Ламеху:
     - Звал? Что случилось?
     - Ты посмотри на этого придурка.  - Ламех ткнул в сторону Левки пальцем. -
Пришел безо всякого вызова и  несет какую-то туфту...  Это ты ему велела оружие
раздобыть?
     - Кто же еще... Ты сам меня об этом просил.
     - А он, понимаешь ли, пустой явился... Не нравится мне такой коленкор.
     - А что,  если его дружки сейчас какую-нибудь пакость против нас затевают?
- высказалась Соня-Цилла.
     - Нет, у них все спокойно. Недавно доклад от дозорных был.
     На  протяжении этого  краткого диалога  Цыпф  во  все  глаза  рассматривал
сестру.  В  отличие от прошлых встреч она вела себя сейчас абсолютно спокойно и
на заложницу,  озабоченную своей судьбой,  совсем не походила.  Даже всемогущий
Ламех разговаривал с ней не так, как с другими аггелами, а как с равной себе.
     - Нам можно поговорить наедине? - Соня, - растерянно позвал он.
     - Зачем?  У  меня  от  своих  секретов нет,  -  взгляд ее  был  совершенно
равнодушен,  ни  огонь бдолаха,  ни  наигранная жалость к  самой себе больше не
оживляли его.
     - Соня... хочешь узнать, зачем я пришел сюда?
     - Вот это действительно любопытно.
     - Я  пришел сюда  для  того,  чтобы на  глазах у  вашей братии покончить с
собой. Понимаю, что этот поступок можно назвать малодушием, но иного выхода для
себя я не вижу.  Дело в том,  что я стал опасен.  Как для тебя,  так и для моих
друзей.  Выбрать что-то  одно я  не  могу.  Моя  смерть избавит тебя от  участи
заложницы, а их - от потенциального предателя.
     - Почему  же  ты  не  выполнил своего  плана?  -  еле  заметно усмехнулась
Соня-Цилла. - Струсил, как всегда?
     - Не вышло... Хотя моей вины здесь нет. Причиначисто техническая.
     - Те псы, которых ты называешь друзьями, знают о твоих намерениях?
     - Думаю, что да... Уже должны знать.
     - Выходит,  ты открылся им.  Покаялся. Обрубил все концы, - что-то недобро
дрогнуло в ее лице.
     - Пусть будет так...
     - Как  же  я  ошиблась в  тебе,  -  теперь в  ее  тоне сквозила брезгливая
жалость.  - Как же мы все ошиблись в тебе. И на что ты сейчас рассчитываешь? На
нашу милость? На мое сострадание?
     - Как можно рассчитывать на милость каннибалов и сострадание братоубийц, -
Левка надеялся,  что кто-то из аггелов не вынесет оскорблений и  всадит в  него
пулю.  -  Просто обидно,  что я  обманулся и  на этот раз.  Хотел спасти родную
сестру, отвести беду от ее детей, а оказался в гнусной ловушке.
     - Ничего этого не случилось бы,  прими ты нашу сторону,  - отрезала она. -
Да и  в людях тебе пора разбираться.  Разве я похожа на убитую горем заложницу?
Память у  тебя действительно хорошая.  Ты  вспомнил,  как  меня звали много лет
назад. Но нужно еще и головой немножко соображать. Ведь имя Циллы, любимой жены
Ламеха, вот так запросто не дается. Не всякая из нас удостаивается такой чести.
Это заслужить надо.
     - А  ты,  сестричка,  как я  понимаю,  заслужила.  Представляю,  чем можно
заслужить авторитет у каинистов.
     - Темный ты.  Обманутый.  Разве можно судить о том,  что для тебя остается
тайной за семью печатями?  Все вы, непосвященные, видите только внешнюю сторону
наших дел.  Нас обвиняют в убийствах,  насилиях.  Это гнусная демагогия.  Мы не
убиваем.   Мы   просто  очищаем  землю  от  недостойных.   Нас  часто  называют
стервятниками.  Это название нас устраивает.  Если бы  стервятники не  пожирали
падаль,  она отравила бы своими миазмами все вокруг.  Левка,  твои друзья и те,
кто за ними стоит,  -  падаль.  Падалью был козопас и  наушник Авель,  которому
воздалось по делам его... А наши методы... Пусть они не нравятся кому-то. Какое
это  имеет  значение?  Единожды  переступив через  рабскую  мораль  почитателей
Распятого, можно уверенно шагать дальше. Тебе не понять, как притягательны, как
заворожительны идеи Кровавого Кузнеца...  Не удивительно ли,  что до сих пор ни
один каинист не изменил своей вере? По-моему, такого прецедента в истории нет.
     - Тут ты допустила небольшую неточность, - прервал ее Цыпф. - Следовало бы
сказать немного иначе:  в живых не осталось ни одного каиниста, который изменил
своей вере.
     - Ты обманут, Левка, - печально вздохнула она. - Как ты обманут!
     - Верно, - согласился он. - Обманут. И, что самое печальное, именно тобой.
     - Тот обман был во благо тебе.  А  кроме того,  среди нас это не считается
грехом.  Наш отец,  чтобы спасти себя,  пытался обмануть того, кого вы считаете
Богом-Создателем.
     - Может, сестричка, ты меня и относительно своих детей обманула?
     - А вот детей моих ты не касайся!  - холодные глаза ее вновь оживились, на
этот  раз  яростью тигрицы.  -  Все  мои  дети  отдали жизнь за  дело Кровавого
Кузнеца!  И я ничуть не жалею об этом! От тебя же, мразь, я публично отрекаюсь!
- Она резко повернулась к Левке спиной.  - Поступай с ним, как считаешь нужным,
- слова эти относились уже к Ламеху.
     На  минуту  во  дворике  виллы  наступила  тишина.  Затем  аггелы,  словно
опомнившись,  кинулись доделывать свои дела: кто-то занялся колкой дров, кто-то
ладил ведущий на  сковородку трап,  кто-то растягивал по дну бассейна цепи,  до
этого кучей лежавшие в стороне.
     - Твоя  сестра  немного погорячилась,  -  сказал Ламех,  когда  Соня-Цилла
скрылась в  тех же дверях,  из которых недавно появилась.  -  Ты и в самом деле
сильно провинился перед детьми Кровавого Кузнеца,  но лично я считаю,  что шанс
на  исправление тебе все же  можно дать.  В  память о  шансе на жизнь,  который
Каин-изгнанник выторговал у  ослепленного яростью лжебога,  -  теперь,  когда с
Левой все было ясно,  речь Ламеха опять полилась плавно и величаво. - Хотя тебе
придется начинать все с  самого начала.  Наравне с  мальчишками ты пройдешь все
этапы посвящения,  после чего некоторое время повоюешь рядовым бойцом. Не здесь
и не в благословенной Хохме, а в Отчине, Эдеме или Кастилии. Если ты уцелеешь в
этой  праведной борьбе  да  к  тому  же  еще  сумеешь доказать свою  абсолютную
преданность, мы вновь займемся твоей судьбой.
     - Вот даже как...  Мне дают шанс...  Очень благородно с вашей стороны... -
Нервы Левы уже были на пределе.  -  А что требуется взамен... Кроме беззаветной
службы рядовым бойцом?
     - Ничего особенного...  Расскажешь нам  все,  что  тебе известно о  врагах
Каина,  твоих бывших друзьях.  Их слабые и сильные стороны. Их взаимоотношения.
Система охраны,  применяемая на ночевках. Планы на будущее. Связи на местах. Но
больше всего,  конечно,  нас интересует оружие, которое вы раздобыли здесь. Его
устройство.  Принцип действия.  Как оно попало в  ваши руки.  Имеются ли другие
подобные экземпляры. Ну и все такое прочее.
     - А если я откажусь?
     - С твоей стороны это будет глупостью. Трагической глупостью, я бы сказал.
Ты все равно ответишь на наши вопросы,  но свой шанс на спасение упустишь.  То,
что от тебя останется, даже вороны клевать не станут.
     Левка  хотел сказать твердое "нет",  но  получилось почему-то  уклончивое:
"Можно подумать?" Где-то в броне его души образовалась трещинка,  через которую
мало-помалу вытекала былая решимость.
     - Только до тех пор, пока не разгорится костер, - ответил Ламех.
     Аггелы,  в тот же момент налетевшие на Левку, сорвали с его ног ботинки, а
на руки надели железные браслеты с цепями.
     - Надеюсь, дрова у вас сухие? - на эти слова Лева истратил последний запас
своих нравственных сил.
     - Где ты здесь найдешь сухие дрова!  - сказал Ламех с напускной досадой. -
Уж прости, если не угодили тебе...
     Человек,  впоследствии принявший имя Ламех, лет до двадцати пяти вообще не
подозревал  о  существовании  такого  ветхозаветного персонажа.  В  той  жизни,
которая досталась ему,  не было места для слова Божьего. Что же касается козней
дьявольских,  то,  по  общему мнению соседей,  он  как  раз  и  был  их  зримым
воплощением.  Кличку Песик  он  получил еще  в  раннем детстве за  своеобразную
манеру драться -  если сил  в  руках не  хватало,  в  ход безо всяких колебаний
пускались зубы, на диво крепкие и острые.
     История его появления на свет в свое время потрясла весь Талашевск.
     Случилось это не в роддоме, не в фельдшерско-акушерском пункте и даже не в
домашней  обстановке,   а  в  -   вокзальном  туалете,  чудом  сохранившемся  в
первозданном виде еще со времен постройки Московско-Варшавской железной дороги,
впоследствии  переименованной  в   Белорусскую.   (Все   остальные  станционные
постройки  на  протяжении  полувека  сжигались  трижды:  в  девятьсот  пятом  -
революционными рабочими,  в  двадцатом -  отступающими белополяками,  а в сорок
втором - партизанами знаменитого батьки Бурака.)
     Однажды осенним днем  посетители той  части туалете которая была  помечена
буквой "М", услышали звуки, для заведения подобного рода весьма не характерные.
Не  вызывало  никакого сомнения,  что  принадлежат они  младенцу,  едва  только
появившемуся на свет и  этим фактом весьма опечаленному.  Но самое удивительное
было то, что истошные крики ребенка доносились не из-за стенки, делившей туалет
пополам (это еще можно было как-то объяснить),  а  как бы снизу -  из выгребной
ямы.
     Делегация особо  детолюбивых граждан,  справив  свою  нужду,  с  некоторой
опаской проникла в  отделение "Ж",  где и  обнаружила полуживую гражданку,  вид
которой свидетельствовал о том,  что совсем недавно она разрешилась от бремени.
В  цементном полу  туалета  имелось восемь  сквозных отверстий,  в  просторечии
именуемых "очко".  Рев младенца особенно явственно д