и же все как
жеребцы бегают. Шутя догонят. Проверить надо... Пусть кто-то сначала попытается
в одиночку сбежать.  А мы посмотрим,  чем это кончится. В крайнем случае всегда
можно сослаться на то, что ты, не зная местности, заблудился.
     - И кому же ты предлагаешь это дело обделать? - сразу насторожился Зяблик.
     - Конечно же,  вам,  братец мой,  -  сказал Смыков ласково. - Опыт побегов
имеете.  К тому же вы сами эту идею подали.  Значит, сами и осуществляйте. Ведь
не маленький, должны знать, чем чревата чрезмерная инициатива.
     - Неприятностями чревата,  -  ухмыльнулся Зяблик.  - Самое разумное в этой
жизни: сидеть и не высовываться.
     Зяблик  совершил  пробный  побег  в  конце  того  же  дня,   когда  Эрикс,
натрудивший язык  очередной  порцией  белиберды  о  будущем  процветании Эдема,
заснул, а все остальные только старательно имитировали сон. Впрочем, постепенно
все впали в дрему, и поляну огласил разноголосый храп.
     Проснувшись,  они  позавтракали опостылевшей вегетарианской пищей и  стали
ожидать дальнейшего развития событий. Эрикс пока не выказывал никаких признаков
беспокойства, хотя число пять от числа четыре должен был отличить.
     От нечего делать стали болтать о всякой всячине.
     - Смыков,  а у тебя уже глаза начали меняться, - говорила Верка. - И плечи
раздались. В нефилима превращаешься.
     - А у вас,  Вера Ивановна,  как я погляжу, груди стали намечаться. Скоро и
потрогать можно будет. Вот радость-то! - парировал Смыков.
     Лилечка беспрерывно плела венки из райских цветов,  почти сразу начинавших
увядать.  Оська,  довольный тем,  что его на время оставили в покое, дремал под
кустом. Заметно нервничал один только Цыпф.
     - Прошло пять часов,  -  бубнил он,  что-то вычисляя в уме. - За это время
можно уйти  километров на  двадцать.  Если  шагом.  А  если бегом,  раза в  два
дальше...  Сколько же это получается...  Километров сорок, не меньше! Да он уже
мог до Нейтральной зоны дойти и вернуться!
     - Нюни зря не распускайте,  -  успокоил его Смыков. - Погуляет и вернется.
Он же не всерьез сбежал, а понарошку.
     - А вдруг на аггелов напоролся?
     - Это хуже. Но мы-то ему сейчас все равно ничем не поможем.
     - Давайте поговорим с Эриксом.  Так и так,  скажем,  пропал, мол, человек.
Пошел поразмять ноги и как в воду канул. Пусть ищет, если взялся нас опекать.
     - Нельзя,  - поморщился Смыков. - Мы для чего это все затеяли? Чтоб Эрикса
проверить.  Реакцию его выяснить. Лопух он или нет. Пока получается, что лопух.
Задержанный отсутствует уже свыше пяти часов, а он даже не чешется. Разве можно
таким  субъектам ответственное дело  доверить?  Да  никогда!  Гнать их  каленой
метлой.
     - Вы-то что переживаете?  Можно подумать, что вы начальник зоны, а Эрикс у
вас надзирателем служит...  Кстати,  гонят паршивой метлой.  А  каленым железом
выжигают.
     - Какая разница, - поморщился Смыков, не видевший особого различия и между
вещами более существенными, например, самооговором и чистосердечным признанием.
     Вдоволь повалявшись на  траве,  Эрикс  сделал  трусцой несколько кругов по
поляне,  энергично помахал руками и  прыгнул с  разбега в  реку.  Завершив свой
моцион, он напился, втягивая воду губами, как лошадь, а затем с беспечным видом
скрылся в лесу.
     - К  Майре своей отправился,  -  авторитетно заявил Смыков.  -  Все ему до
лампочки! Можно хоть сейчас убегать.
     - Куда же  мы  без  Зяблика?  -  встревожился Цыпф.  -  Так и  разминуться
недолго. Надо его здесь дожидаться.
     Вернулся Эрикс только часа через полтора, но не один, а вместе с Зябликом,
которого он деликатно поддерживал за локоток.  Неудачливый беглец,  едва ступив
на поляну, заголосил:
     - Кореша,  хоть вы за меня доброе слово закиньте!  Да разве я  бы на побег
решился?  Куда бы  я  один без вас делся?  А  тем более без бдолаха!  Я  же вас
предупреждал,  что гулять иду!  Ну заблудился,  с кем не бывает... Зачем же мне
криминал шить?
     - В Эдеме и младенец не заблудится,  -  строго сказал Эрикс.  -  Вы ведете
себя неискренне. Покинув лагерь, вы преследовали какую-то скверную цель.
     - Опять   двадцать  пять!   -   Зяблик   весьма   правдоподобно  изобразил
оскорбленную  невинность.   -   Никакой  цели  я  как  раз  и  не  преследовал.
Прошвырнулся малость, и все.
     - Ваша  версия выглядит неубедительно.  Прошу вас  впредь не  покидать это
место. - Эрике пяткой очертил в центре поляны круг.
     - А по нужде? - тут же поинтересовался Зяблик.
     - Вы нуждаетесь? - слегка удивился Эрике. - В чем?
     - Он  имеет в  виду  процесс дефекации,  -  объяснил Лева.  -  Не  в  этот
конкретный момент, а вообще. Как ему вести себя в подобном случае?
     - Пусть сообщит мне, и я отведу его в удобное для этого место, - разъяснил
Эрикс.
     -Премного благодарен,  - поклонился ему Зяблик. - Не обделаюсь, значит, на
глазах у сограждан.
     Эрикс еще  немного постоял,  словно раздумывая,  что делать дальше,  потом
отошел и улегся в сторонке.  Выглядел он немного обескураженным и лекций в этот
день больше не читал.
     Ватага сбилась в  кучу  и,  пока  Верка создавала звуковые помехи,  громко
распевая: "Приходите свататься, я не буду прятаться...", стала перешептываться.
     - Ну? - Зяблик задал вопрос первым. Докладывал Смыков:
     - Опомнился он  часов через пять  после вашего побега.  Вида,  правда,  не
подал и нас ни о чем не расспрашивал. Ушел себе молчком. А потом видим, вас под
конвоем ведет. Вот и все.
     - Как хоть там, на воле? - спросил Цыпф.
     - Нормально.  Я  сразу к  тому  леску пошкандыбал,  где  Чмыхало в  засаде
остался.  Аггелов он там положил -  кошмар!  Всех из лука. Кого в грудь, кого в
спину.  К  этому времени от них одни кольчуги остались,  а  внутри чуток черной
слизи. Воняет так, что рядом стоять нельзя.
     - А от Толгая, значит, ничего не осталось? - печально спросила Лилечка.
     - В  том-то и  дело,  -  Зяблик загадочно приподнял правую бровь.  -  Труп
исчез,  это понятно. А куда сабля могла деваться? Я там все на карачках облазил
- и  ничего!  Все мечи на  месте.  По  счету сходится.  Правда,  одного лука не
хватает.  Но это тоже можно объяснить.  Кто-то налегке в бой кинулся,  только с
мечом. Где же тогда сабля? Не иголка, слава Богу.
     - А вдруг он ее раньше обронил? - высказал предположение Смыков.
     - Нет. Не мог. Он их потом саблей рубил. Добивал, наверное. Три кольчужных
колпака пополам.  Мечом так  не  сделаешь.  Меч  кольца сминает.  А  тут -  как
бритвой. Сабля у него знатная была.
     - Жив Толгай, по-вашему?
     - Не исключено.
     - Хоть одна хорошая новость, - Верка прекратила свои завывания.
     - Сейчас будет и вторая, - сказал Смыков елейным голоском, что уже само по
себе  не  предвещало  ничего  хорошего.  -  Выдаем  вам,  так  сказать,  полный
карт-бланш  на  покорение сердца нашего сурового тюремщика.  Бабья краса валит,
как коса! Это умными людьми подмечено.
     - Ты что, в сводни нанялся?
     - Ни в коем разе! Просто вспомнил ваше личное обещание свести этого типа с
ума, - он кивнул в сторону Эрикса. - Иного выхода у нас просто нет. Как вы сами
могли убедиться, побег не гарантирует удачу.
     - Да я же шутила тогда! - воскликнула Верка. - На фига мне такой чудик!
     - Придется ради общего блага постараться.  - В голосе Смыкова задребезжала
начальственная сталь. - Считайте это боевым заданием...
     Затем он обратился к Зяблику:
     - А как же вас Эрикс выловил?
     - Просто. Подкрался, пока я поле боя осматривал. Потом хвать за шкирку - и
с приветом.
     - Ничего не говорил?
     - Ничего.  Правда,  когда яму для аггелов рыл, заставил меня помогать. Все
туда покидали. И мечи, и кольчуги, и луки... Целый арсенал.
     Эрикс и без того был человеком не от мира сего (в буквальном смысле), да и
Эдем его уже прилично пообмял под свой образец, так что задача Верке предстояла
совсем не легкая.
     Трудно  начинать  любовную  агрессию,  не  имея  в  арсенале ни  приличных
нарядов,  ни  достойной косметики,  ни  импортных духов,  чей запах сам по себе
дурманит слабые мужские головы.  Да и козыри (доступные обозрению) у Верки были
не  ахти какие -  щуплое,  мальчишеское тело (Зяблик успокаивал ее:  "Он  вроде
швед,  а  шведы как  раз  таких,  как  ты,  худосочных любят"),  светлые овечьи
кудряшки да голубые глаза с  ехидцей.  Свое главное оружие -  неуемную страсть,
помноженную на  завидную технику,  -  она должна была до поры до времени таить,
как убийца таит в рукаве остро отточенный нож.
     Начинала Верка, как всякий опытный игрок, по маленькой. Тот, кто нацелился
сорвать банк, должен поднимать ставки осторожно. Теперь она поддакивала каждому
слову Эрикса,  за едой оказывала ему мелкие услуги, для чего иногда приходилось
выдирать лучший кусок съедобного корня чуть ли  не изо рта Зяблика или Смыкова,
и уже начала открыто высказывать склонность к переходу в нефилимы.
     Когда  Эрикс  в  очередной раз  сиганул с  бережка в  воду,  там  его  уже
поджидала Верка,  заранее запасшаяся пучком  особой травы,  заменявшей в  Эдеме
мочало.  Пришлось гостю из будущего потереть ей спинку (а при всей своей худобе
Верка кожу имела атласную). Потом она сама занялась спиной Эрикса, треугольной,
как  варяжский щит.  Возможно,  одной спиной дело не  ограничилось,  потому что
Эрикс вылез из  воды красный как  рак,  что  было весьма странно для  нефилима,
отрицающего само понятие стыда.
     Вскоре они гуляли и  купались только на пару,  оживленно при этом беседуя.
Эрикс   рассказывал  Верке   о   тонкостях  науки   эгидистики,   для   большей
убедительности (или по  рассеянности) переходя иногда то  на  малайский,  то на
суахили, а она ему - содержание своего любимого кинофильма "Зита и Гита".
     Дело,  похоже,  шло на лад,  и  Смыков,  считавший себя чуть ли не главным
вдохновителем этой  интриги,  уже  заранее потирал руки.  Каково же  было общее
разочарование, когда столь тщательно спланированная операция закончилась полным
крахом.
     Взбешенная Верка рассказывала об этом так:
     - Пусть он,  думаю,  неизвестно какой национальности,  пусть родился через
сто  лет после моих похорон,  пусть уже стал наполовину нефилимом,  но  мужиком
все-таки является.  По всему заметно. Со сна у него такая эрекция, хоть пудовую
гирю вешай.  А раз он мужик, то я его обязательно охмурю. Осечки еще ни разу не
было.  Вижу,  идет на  сближение.  Стали мы  по лесу прохаживаться.  Но никаких
поползновений!  Даже пальчиком ко мне не притронется.  Может, воспитание такое,
думаю.  Полезла целоваться.  Сама,  первая - представляете? Целуется и он, хотя
без энтузиазма. Ну и черт с тобой! Я тоже до поцелуйчиков не очень охочая. Пора
переходить к основному пункту программы.  По шевелюре его глажу, ласкаю - вроде
ничего.  Возбужден.  Правило как чугуном налилось...  Ну  все,  кажется.  Да не
тут-то было! Затрясся вдруг, как припадочный, и в сторону. Не пойму, что такое.
Вроде  не  импотент,  не  педик.  Я  в  растерянности.  Тогда он  мне  во  всем
чистосердечно признается.  Задолго  до  его  рождения,  значит,  врачи  выявили
какую-то  новую болезнь.  Название я  забыла.  Не то аид,  не то аидс.  Короче,
что-то  связанное  с  поражением иммунной  системы.  Передается только  половым
путем,  через  общий шприц и  при  переливании крови.  За  полвека эта  болезнь
выкосила всех проституток,  наркоманов и  педиков,  а  потом перекинулась и  на
честной народ.  Никакие лекарства не помогают.  А если что стоящее и придумают,
то болезнь мигом видоизменяется и еще сильнее свирепствует.  Стали тогда все за
безопасный  секс  бороться.   И  власти,   и  церковь,  и  общественность.  Без
презерватива никуда ни  шагу.  А  если  баба  вдруг решила ребенка завести,  ее
искусственно осеменят, как колхозную телку.
     - Так, наверное, неинтересно, - задумчиво произнесла Лилечка.
     - Еще бы!  Но  ничего не  попишешь.  По-другому они уже не  могут.  И  вот
почему. Каждому новорожденному каким-то образом воздействуют на психику. В этом
их врачи насобачились.  Ставят в мозгах что-то вроде барьера.  И все! Ни на что
из того,  что у них считается опасным сексом,  ты уже не способен.  Вот в такую
беду и вляпался мой Эрикс.
     - Ну а если... иначе как-то. Вы меня, Вера Ивановна, конечно, понимаете. -
Смыков вдруг вспомнил свою  полузабытую кубинскую подружку,  умевшую доставлять
мужчинам наслаждение разными экзотическими способами.
     - Понимаю я тебя прекрасно,  извращенец!  - покосилась на него Верка. - Но
только я не школьница и не шкура вокзальная, чтобы такими делами заниматься. Ты
мать-природу за  дуру не  считай.  Она все правильно спланировала.  Мужику одно
дала,  бабе  другое.  Этим  хозяйством и  нужно пользоваться.  Только от  этого
настоящая страсть бывает.  А все другие затеи - суррогат. Их старики придумали,
у которых уже на полшестого показывает...
     - Строги вы, однако... - здесь Смыкову крыть было нечем.
     Зяблик между тем требовал подробностей:
     - Ты прямо говори, получилось у тебя с ним что-нибудь или нет?
     - Я тебе,  остолопу,  уже десять раз говорила -  нет! То, что этому Эриксу
надо,  наша  резинотехническая промышленность давно  не  производит по  причине
своей полной разрухи и отсутствия натурального каучука.
     - Такому амбалу и галоша подошла бы... как раз по размеру.
     - Пошел ты знаешь куда...
     - Знаю!  А  еще  я  знаю,  что твоя затея накрылась одним местом!  Что нам
теперь делать - в Эдеме век вековать?
     - Подождите,  я вам еще не все рассказала. У них в будущем такие барьеры в
мозгу  не  только по  поводу секса стоят.  То  же  самое касается и  любых форм
насилия.  Я,  конечно, не все из его рассказа поняла, но человеческую кровь они
не могут пролить ни при каких условиях.
     - А если война? - удивился Смыков. :
     - Воюют там специальные машины, а люди только команды подают издалека. Это
у них насилием не считается. Но вы мою мысль, конечно, уловили. Эрикс никого из
нас убить не может. Бумажный тигр он, а не вояка.
     - А зачем ему нас убивать, - возразил Зяблик. - Догонит, в охапку сгребет,
как котят, и обратно доставит. Да еще и в торец натыкает. Это им позволяется?
     - Наверно, - пожала плечами Верка.
     - Ну  раз  больше  деваться некуда,  давайте  всем  скопом  записываться в
нефилимы, - как бы подвел итог Смыков.
     - Нет,  -  сказал Зяблик твердо. - Мне пока еще никто в мозгах барьеров не
ставил.  И если надо,  могу любого пришить. Даже такого милейшего человека, как
Эрикс.
     - Чем - пальцем? - осведомился Смыков.
     - Яму надо раскопать,  в  которой оружие покойных аггелов зарыто.  Башка у
Эрикса не чугунная, против меча не устоит.
     - Ты,  урка косорылая,  при мне об этом даже не заикайся!  - вышла из себя
Верка.
     - А  что такого?  Я  к  нему в  гости не напрашивался!  -  озлился в ответ
Зяблик.  - Почему он, гад, меня воли лишил? По какому такому праву? Заяц, когда
его собаки затравят,  опаснее любого хищного зверя бывает! Горло может запросто
перегрызть или  лапой брюхо разорвать!  Потому что жизнь свою спасает!  Если ко
мне с добром, я тем же отвечаю! А к сучарам всяким и отношение соответствующее.
     - Н-да-а,  случай сложный,  - задумался Смыков. - Лично я на Эрикса зла не
держу. Растяпа. Другой бы на его месте нам не так салазки загнул. Но если такая
ситуация... В принципе я не возражаю против предложения предыдущего оратора...
     - Зато я возражаю! - заупрямилась Верка.
     - А тебя никто не спрашивает, - отрезал Зяблик, на лицо которого уже легла
недобрая  тень  готовящегося  преступления.   -   С   тобой  давно  все   ясно,
с-соблазнительница. Что остальные думают?
     - Я не собираюсь здесь оставаться,  но и согласие на такое дать не могу, -
голос Лилечки дрогнул.
     - А может,  не убивать?  -  выдавил из себя Цыпф.  -  Оглушить...  Связать
чем-нибудь...
     - Лева, окстись! У тебя совсем черепушка поехала! Забыл, что ли, как такой
же нефилим нас недавно расшвырял, как цыплят? Только насмерть и только сонного!
Это наш единственный шанс.
     - Тогда я, пожалуй, воздержусь...
     - Два  против одного при  двух  воздержавшихся,  -  резюмировал Смыков.  -
Гражданин  Эрикс,   неизвестно  какого   года   рождения  и   неизвестно  какой
национальности,  по  совокупности  совершенных  преступлений  приговаривается к
высшей  мере  социальной  защиты.   Приговор  окончательный  и  обжалованию  не
подлежит.
     Возможно,  Смыков хотел пошутить, но никто даже не улыбнулся. Все молчали,
изредка растерянно переглядываясь между собой. Только на Зяблика никто старался
не смотреть...
     В  течение этого  дня  Эрикс  никуда не  отлучался,  и  откопать оружие не
удалось. Ватага уже собиралась ужинать, когда внезапно появились трое нефилимов
во   главе  с   Рукосуевым.   Все   имели  при   себе  обсидиановые  секиры  со
свежесрезанными рукоятками.
     Отозвав в  сторону Эрикса,  они о  чем-то пошептались с  ним и разошлись в
разные стороны - сам Рукосуев исчез в лесу, оставив реку у себя за спиной, один
из его спутников двинулся вдоль берега вниз по течению, другой - вверх.
     - Ночуем здесь в последний раз,  - сказал Эрикс, когда все трое исчезли из
поля  зрения.  -  Уйдем сразу после того,  как  проснемся.  Поблизости замечены
подозрительные личности. Не исключено, что это дозорные аггелов.
     - Далеко идти? - как бы между прочим спросил Смыков.
     - Далеко,  -  кивнул Эрикс.  - По вашему счету пять дней дороги. Но там вы
будете в безопасности. Очень тихое место...
     - Вот тебе, бабушка, и Юрьев хрен, - тихо сказал Зяблик. - Опять все планы
кобыле под хвост.
     - А если мы откажемся идти? Что тогда? - не унимался Смыков.
     - С  вашей  стороны это  будет глупостью,-  ответил Эрикс,  словно заранее
ожидал этого  вопроса.  -  Нам  придется нести  вас,  и  тогда на  дорогу уйдет
значительно больше времени.
     - Комментарии,  как говорится,  излишни,  - процедил сквозь зубы Зяблик. -
Тут, оказывается, все и без нас решили.
     Перед  дальней  дорогой  спать  улеглись  пораньше.  Эрикс,  как  нарочно,
расположился почти на  том  месте,  где  было  зарыто оружие.  Если  кто-нибудь
отходил в  кусты,  он поднимал голову и оставался в таком положении до тех пор,
пока справивший нужду не возвращался обратно.
     В голову Цыпфу лезли всякие невеселые мысли,  и, даже задремывая, он видел
обрывки бессвязных,  но  тоже невеселых снов.  Эта  ночевка могла стать гранью,
разделяющей его жизнь на две части - жизнь человека и жизнь нефилима.
     Позади оставалась Отчина,  друзья,  заменившие ему семью, и любимые книги,
которые он собирал в  брошенных хозяевами квартирах,  разграбленных магазинах и
чудом  уцелевших  от   пожаров  библиотеках.   Впереди  ждала  неизвестность  и
перевоплощение в  сверхъестественное существо.  Единственное,  что  хоть как-то
могло подсластить пилюлю, это то, что Лилечка должна была разделить его судьбу.
     В полусне-полуяви к нему являлись разные люди, многие из которых уже давно
лежали в могилах или канули в неизвестность. Поэтому призрак Толгая, медленно и
бесшумно выплывший из леса,  ничуть не удивил Леву.  Он засыпал, маялся во сне,
опять  просыпался от  сердечной тоски  и  всякий раз  видел перед собой смутный
силуэт верного степняка.
     Лишь когда тот, требуя молчания, демонстративно прикусил нижнюю губу, Лева
надел очки и  понял,  что  перед ним живой и  здоровый Толгай,  правда,  сильно
осунувшийся.  С натянутым луком в руках он подкрадывался сзади к Эриксу,  а тот
хоть и затих, уткнув лицо в сгиб локтя, но явно не спал.
     В  любой  момент под  ногой  Толгая могла хрустнуть ветка,  которых вокруг
ужина было разбросано немало.  Надо было выручать не  только друга,  рискующего
ради них очень многим,  но и самого Эрикса. При первом же неосторожном движении
он мог получить стрелу между лопаток.
     Стараясь погромче шуметь,  Лева встал,  тут же  пойм