╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
овки являются аллегорическими
островами спасения. Значит, еще можно отсюда выбраться живым и невредимым!
Вскочив на ноги, он схватил шест и начал толкать им плот.
- Джил, помоги-ка мне! - вскричал он. - Это наш последний шанс на спасение.
Девушка тоже увидела остров и тоже все поняла. Она присоединилась к
Фаррелу, и они принялись вместе работать шестом. Но теперь течение стало
свирепым, стремнины - неистовыми. Плот качало и швыряло из стороны в
сторону. Остров приближался, постепенно увеличиваясь в размерах.
- Сильней, Джил, сильней, - задыхаясь, шептал Фаррел. - Нам надо
вернуться. Надо выбраться отсюда.
Но потом он понял, что им ничего не удастся сделать, что, несмотря на их
совместные усилия, течение продолжает нести их дальше, мимо последнего на
этой Реке островка, связывающего их с жизнью. Оставался только
единственный выход. Фаррел сбросил ботинки.
- Джил, держи крепче шест! - закричал он, схватил в зубы кончик линя,
бросился в кипящую стремнину и поплыл изо всех сил к острову.
Плот резко накренился, шест вырвался из рук Джил, и ее сбросило на бревна.
Однако Фаррел ничего этого не видел, пока не достиг острова и не
оглянулся. В его руках оставалось как раз столько троса, чтобы успеть
обмотать им маленькое деревцо и крепко привязать к нему плот. Когда линь
натянулся, деревцо покачнулось, плот рывком остановился на расстоянии
каких-нибудь пяти-шести футов от края пропасти. Джил стала на четвереньки,
отчаянно стараясь удержаться на плоту и не сорваться. Схватив трос обеими
руками, Фаррел хотел подтянуть плот к себе, но течение было настолько
сильным, что с равным успехом он мог бы попытаться придвинуть остров к
плоту.
Маленькое дерево кренилось, корни его трещали. Рано или поздно его вырвет
с корнем из земли, и плот исчезнет в пучине. Оставалось только одно.
- Джил, где твоя квартира? - закричал он, перекрывая грохот водопада и шум
Реки.
Слабый, еле слышный ответ донесся до него.
- Дом 229, Локаст-авеню, квартира 301.
Он был поражен. Дом 229 по Локаст-авеню - так они же соседи! Вероятно,
проходили мимо друг друга десятки раз. Быть может, встречались и забыли. В
городе такие вещи случаются на каждом шагу.
Но не на этой Реке.
- Держись, Джил! - закричал он. - Я сейчас доберусь до тебя в обход.
...Неимоверным усилием воли Фаррел очнулся и оказался в своем гараже. Он
сидел в автомашине, голова гудела от адской, тупой боли. Выключив
зажигание, он вылез из автомашины, распахнул двери гаража и выскочил на
пронзительно холодный вечерний зимний воздух. Он спохватился, что оставил
пальто и шляпу на сиденьи.
Пусть! Он вдохнул полной грудью свежий воздух и потер снегом виски. Затем
бросился бежать по улице к соседнему дому. Успеет ли? В гараже потеряно
минут десять, не больше, но, может быть, время на Реке движется гораздо
быстрее? В таком случае прошло много часов с тех пор, как он покинул
остров, и плот уже успел сорваться в водопад.
А что, если никакого плота, Реки и девушки со светлыми, как солнышко,
волосами вообще нет? Что, если все это просто привиделось ему во сне, в
том самом сне, который подсознание нарисовало, чтобы вырвать его из рук
смерти?
Мысль эта показалась ему нестерпимой, и он отбросил ее.
Добежав до дома, Фаррел ворвался в подъезд. Вестибюль был пуст, лифт
занят. Он бегом проскочил три лестничных пролета и остановился перед
дверью. Заперто.
- Джил! - закричал он и вышиб дверь.
Она лежала на кушетке, лицо ее при свете торшера было бледным, как воск.
На ней было то самое желтое платьице, которое он видел в своем сне, но не
порванное, и те же туфли, но не запачканные.
Однако волосы остались такими же, какими они запомнились ему на Реке, -
коротко постриженными, слегка вьющимися. Глаза были закрыты.
Он выключил газ на кухне и широко распахнул окна в квартире. Подняв
девушку на руки, он бережно отнес ее к самому большому окну на свежий
воздух.
- Джил! - шептал он. - Джил!
Веки ее дрогнули и приоткрылись. Голубые, наполненные ужасом глаза, не
мигая смотрели на него. Но постепенно ужас сменился пониманием
окружающего, и она узнала Фаррела. И тогда он понял, что для них той Реки
уже больше не существует.
Перевод с английского
Н. Колпакова
Об авторе
Роберт Янг - один из талантливых американских писателей-фантастов,
которого советскии читатель знает каь автора глубоко лирических рассказов
"Срубить дерево" ("Искатель", 1967, № 6); "Девушка-одуванчик" ("Антология
фантастических рассказов", "Молодая гвардия", 1967, т. 10); "Звезды зовут,
мистер Китс" (книга "Звезды зовут...", "Мир", 1969). Роберт Янг
опубликовал несколько сборников рассказов ("Миры Роберта Янга", "Рюмка
звезд" и другие). Рассказ "На Реке" взят из сборника "Рюмка звезд",
изданного в Нью-Йорке в 1968 году.
Артур Конан-Дойл
КОЛЬЦО ТОТА
Фантастический рассказ
Мистер Джон Ванситтарт Смит, член Лондонского королевского общества,
отличался редкой энергией в достижении намеченной цели, а также ясностью и
четкостью мысли. Такие данные, бесспорно, могли бы выдвинуть его в первые
ряды ученых. Но, к сожалению, он обладал еще одним качеством -
честолюбием, которое побуждало его стремиться к овладению разными науками,
вместо того чтобы сразу отдать предпочтение какой-либо одной. В юности
мистер Смит проявлял интерес к зоологии и ботанике, и друзья даже
провозгласили было его вторым Дарвином. Но когда кафедра по этим предметам
была уже почти в его руках, он вдруг забросил свои исследования и
переключил всю энергию на химию. Его труд о спектре металлов обеспечил ему
звание члена Королевского общества. Однако он снова проявил легкомысленное
непостоянство и исчез из химической лаборатории, а через год неожиданно
для всех опубликовал труд об иероглифических и демотических1 надписях
Эль-Каба.
Однако даже самый ветреный человек в конце концов останавливается на
чем-либо одном. Так случилось и с Джоном Ванситтартом Смитом. И чем более
он углублялся в египтологию, тем сильнее увлекался ею. Его поражали и
огромные горизонты, раскрывающиеся перед ним, и чрезвычайное значение этой
науки, которая обещала осветить начальные ступени цивилизации и
происхождение большинства современных искусств и наук. Мистер Смит был так
захвачен египтологией, что срочно женился на молодой леди, занимающейся
той же наукой и написавшей труд о VI династии. Таким способом мистер Смит
обеспечил себе солидные исходные позиции для дальнейших работ, которые
объединили бы исследования Шампольона и Лепсиуса2, и приступил к сбору
материалов, потребовавшему срочных поездок в Лувр для изучения имеющихся
там великолепных египетских коллекций. В результате своей последней
поездки, которая была предпринята им в середине октября прошлого года,
Джон Ванситтарт Смит оказался вовлеченным в очень странную историю.
Поезда запаздывали, на Канале свирепствовала буря, и поэтому ученый прибыл
в Париж утомленным и несколько взвинченным. Добравшись до "Отель де Франс"
на улице Лаффит и сняв номер, он бросился на диван, чтобы отдохнуть
часок-другой, но, убедившись, что уснуть не сможет, решил, несмотря на
усталость, сегодня же заняться делом. День был дождливый и холодный,
поэтому мистер Смит надел пальто и отправился в Лувр, где сразу прошел в
отдел рукописей.
Даже наиболее ярые почитатели Джона Ванситтарта Смита не решились бы
утверждать, что он красавец мужчина. Нос его напоминал своей формой птичий
клюв, подбородок резко выдавался вперед. Впрочем, эти черты лица
соответствовали его энергичному характеру и проницательному уму. Голову
мистер Смит держал как-то по-птичьи, а когда в разговоре приводил свои
доводы или возражал собеседнику, он кивал ею совсем как птица, которая
что-то упорно долбит клювом. Стоя с поднятым до самых ушей воротником
пальто, мистер Смит, конечно, имел возможность убедиться по отражению в
витрине, что вид у него довольно странный. И все-таки его как будто током
ударило, когда он услышал за спиной громко произнесенную фразу на
английском языке:
- Посмотри-ка, какой чудной парень!
Ученый обладал изрядным запасом тщеславия, проявлявшегося в подчеркнутом
пренебрежении к своему внешнему виду. Он сжал губы и сурово посмотрел на
лежащий перед ним свиток папируса, в то время как сердце его кипело
горечью и негодованием против отвратительного племени путешествующих
бриттов.
- Да, - сказал другой голос, - действительно замечательный тип.
- Знаешь, - проговорил снова первый голос, - можно прямо-таки подумать,
что от постоянного созерцания мумий этот чудак сам наполовину превратился
в мумию.
- У него определенно египетский тип лица, - ответил второй.
Джон Ванситтарт Смит круто повернулся, чтобы несколькими едкими
замечаниями уничтожить своих бесцеремонных соотечественников, но, к своему
удивлению и большому облегчению, обнаружил, что оба молодых человека,
только что говоривших друг с другом, стоят к нему спиной и разглядывают
одного из служителей Лувра, который в этот момент усердно наводил глянец
на какие-то медные предметы в другом конце зала.
"Любопытно, что эти болтуны считают египетским типом лица", - подумал Джон
Ванситтарт Смит, взглянул на служителя, и дрожь пробрала его: это был
действительно тот самый тип лица, с которым он был так хорошо знаком
благодаря своим научным исследованиям. Правильные, величавые черты,
широкий лоб, округленный подбородок, смуглая кожа - все было копией
бесчисленных статуй, мумий и рисунков, которые украшали зал. Не могло быть
и речи о простом совпадении. Этот человек, безусловно, был египтянином.
Достаточно было взглянуть на угловатость плеч и на его узкие бедра, чтобы
убедиться в этом.
Джон Ванситтарт Смит нерешительно направился в тот конец зала, где работал
служитель. Ему было любопытно поговорить с ним, но как завязать разговор?
И как найти золотую середину между покровительственным тоном лица,
стоящего на более высокой ступени общества, и панибратством собеседника
равного положения?
Когда мистер Смит приблизился к служителю, тот стоял к нему в профиль.
Что-то противоестественное и нечеловеческое было в его облике. Особенно
поражала кожа. На висках и скулах она блестела, как натянутый пергамент.
На ней не было даже намека на поры. Было невозможно представить себе,
чтобы живая влага пота когда-либо орошала эту мертвенную поверхность. А
лоб и щеки были заштрихованы бесчисленным количеством морщин, которые
переплетались друг с другом, как будто причудница природа решила
похвастать, какие странные и сложные узоры умеет она создавать.
- Где коллекция Мемфиса?3 - спросил ученый с неловким видом человека,
придумывающего вопрос только для того, чтобы начать разговор.
- Там, - сухо ответил служитель, кивком головы указав на другую часть зала.
- Вы египтянин, не правда ли? - продолжал мистер Смит. Служитель повернул
голову и поднял на англичанина странные темные глаза. Таких глаз мистер
Смит еще никогда не видел.
Они были прозрачные, с неясным сухим блеском, и в глубине их читалось
смешанное чувство ненависти и отвращения.
- Нет, мсье, я француз. - Служитель резко отвернулся и снова склонился над
своей работой. Некоторое время ученый с изумлением глядел на него, затем
отошел и, опустившись на стул в отдаленном углу зала за одной из дверей,
стал записывать сведения, только что почерпнутые им из папирусов. Но его
мысли никак не могли войти в привычное русло: они все возвращались к
загадочному служителю с лицом сфинкса и пергаментной кожей.
- Какие у него глаза! - размышлял Ванситтарт Смит. - В них видна сила,
мудрость и усталость - невероятная усталость и отчаяние, которое
невозможно выразить словами. Черт возьми! Я должен еще раз заглянуть в эти
глаза! - Он встал и прошелся по египетским залам, но человек, возбудивший
его любопытство, исчез.
Ученый снова уселся в тот же уютный уголок и вернулся к своим заметкам.
Сперва его рука быстро бегала по бумаге, но вскоре строчки стали менее
ровными, слова менее четкими, и наконец карандаш со стуком упал на пол, а
голова ученого тяжело опустилась на грудь. Донельзя утомленный
путешествием, он так крепко заснул в своем уголке за дверью, что ни говор
туристов, ни шаги сторожей, ни даже громкий хриплый звонок, возвещающий о
закрытии музея, не могли его разбудить.
Только около часу ночи Ванситтарт Смит глубоко вздохнул и открыл глаза.
Лунный свет проникал через незавешанное окно. Взгляд ученого упал на
мумии, пробежал по бесконечным рядам витрин. Только тогда он понял, где он
и как сюда попал. Ванситтарт Смит отнюдь не был нервным человеком. В его
сердце жила любовь к неизведанному. Потянувшись и расправив онемевшие руки
и ноги, он посмотрел на часы и усмехнулся, разглядев стрелки на
циферблате. Этот эпизод можно будет преподнести в форме забавного анекдота
в очередной статье, чтобы оживить сухое и серьезное научное изложение. Со
сна немного познабливало, но вскоре мистер Смит окончательно проснулся и
почувствовал себя бодрым и освеженным. Не удивительно, что охрана
проглядела задремавшего посетителя: ведь черная тень от двери скрывала его
непроницаемой завесой.
Полная тишина. Кругом ни звука, ни души. Только мистер Смит наедине с
мертвецами из мертвой цивилизации. Во всем зале не было ни одного
предмета, начиная от сморщенного колоса пшеницы и кончая ящичком с
красками, возраст которого не исчислялся бы четырьмя тысячами лет. Эти
обломки древней цивилизации, выброшенные на берег бескрайним океаном
времени, были доставлены сюда из величавых Фив, из роскошного Луксора, из
больших храмов Гелиополя4, из сотен гробниц. Ученый глядел на
многочисленные молчаливые фигуры, смутно выделявшиеся из мрака. Его
охватили благоговение и грусть. Он показался себе таким юным,
незначительным. Облокотившись на спинку стула, мистер Смит задумчиво
глядел на длинные анфилады залов, посеребренных луной, и вдруг заметил
желтый свет далекой лампы.
Джон Ванситтарт Смит выпрямился на стуле. Нервы его были напряжены. Огонек
медленно приближался, время от времени замирая на месте, а затем снова
рывками продвигаясь вперед. Человек, несший лампу, шел совершенно
бесшумно, в полнейшей тишине не было слышно ничего похожего на шаги. У
англичанина мелькнула мысль о взломщиках, и он прижался глубже в свой
темный угол. Вот свет уже близко, теперь он в соседнем зале, и все же не
слышно ни звука. Трепет пробежал по телу мистера Смита, когда он наконец
увидел лицо, как бы плывущее в воздухе. Вся фигура человека была скрыта во
тьме, свет падал только на лицо - странное, возбужденное лицо. Глаза с
металлическим блеском, мертвенная кожа... Ошибки быть не могло. Это
служитель, с которым он разговаривал!
Первым побуждением Ванситтарта Смита было подойти к служителю и окликнуть
его. Достаточно нескольких слов, чтобы объяснить положение. Несомненно,
его тут же выпустили бы на улицу через какую-нибудь боковую дверь, и он
преспокойно отправился бы в свою гостиницу.
Но в движениях человека, вошедшего в зал, было так много таинственности,
он передвигался так осторожно, крадучись, что англичанин изменил свое
намерение. Ясно, что это не был обычный обход помещения. На ногах
служителя были войлочные туфли, грудь его высоко вздымалась, он озирался
по сторонам. Притаившись в углу, Ванситтарт Смит сжался и напряженно
разглядывал вошедшего. Он был уверен, что появление служителя связано с
какой-то зловещей тайной.
Движения вошедшего были уверенными. Быстро и бесшумно он подошел к одной
из больших витрин, вынул из кармана ключ и открыл ее. Сняв мумию с верхней
полки, он с величайшей осторожностью и заботливостью положил ее на пол.
Рядом поставил лампу, а затем, опустившись возле мумии на корточки на
восточный манер, начал распеленывать ее длинными дрожащими пальцами. По
мере того как спадали хрустящие бинты, зал наполнялся сильным ароматом:
куски ароматического дерева и благовоний сыпались на мраморный пол.
Джон Ванситтарт Смит увидел, что эту мумию еще никогда не распеленывали.
Процесс этот чрезвычайно заинтересовал его. Он трепетал от любопытства,
его птичья голова высовывалась из-за двери все дальше и дальше. Он с
трудом сдержал возглас изумления, когда служитель начал снимать последний
бинт с тела, которому было четыре тысячи лет. Сперва появился целый каскад
длинных черных, блестящих локонов. Второй виток обнажил низкий белый лоб с
двумя изящно изогнутыми бровями. Третий открыл два глаза с густыми
ресницами и красивый прямой нос, а после четвертого, последнего, витка
показался нежный рот и прекрасно очерченный подбородок. Лицо было
прелестно. Единственное, что его портило, - кофейного цвета пятно
посередине лба. Перед Ванситтартом Смитом было чудо искусства
бальзамирования. Глаза его расширились от восхищения.
Но впечатление, произведенное на египтолога, было ничтожным по сравнению с
эмоциями странного служителя. Он вскинул кверху руки, забормотал какие-то
непонятные слова, а потом, бросившись на пол около мумии, сжал ее в
объятиях.
- Моя малютка, - горестно бормотал он по-французски, - моя бедная, бедная
малютка! - Его голос прерывался от волнения, бесчисленные морщины дрожали.
Ученый заметил при свете лампы, что глаза служителя оставались сухими, как
два стальных шарика, на них не было ни слезинки. Несколько минут он лежал
около мумии, лицо его судорожно подергивалось, он стонал и причитал над
прекрасной женщиной. Вдруг неожиданно он улыбнулся, произнес несколько
слов на неизвестном языке и энергично вскочил на ноги с видом человека,
принявшего твердое решение.
В центре зала стояла большая круглая витрина, в которой хранилась - как
это не раз видел мистер Смит - великолепная коллекция колец и драгоценных
камней эпохи раннего Египта. Служитель быстро подошел к ней, отпер ее и
распахнул настежь. На край витрины он поставил лампу и небольшой глиняный
сосуд, который вынул из кармана. Затем, взяв из витрины горсть колец, он с
очень серьезным и озабоченным лицом стал смазывать их одно за другим
какой-то жидкостью из глиняного сосуда, разглядывая их после этого на
свет. Испробовав таким путем первую партию колец, он был явно разочарован
и, швырнув их обратно в витрину, вытащил другие. Одно из них - массивное,
украшенное большим кристаллом, - он схватил, бросив остальные, и
лихорадочно смазал содержимым своего сосуда. В то же мгновение он испустил
радостный крик и дико взмахнул руками. Сосуд опрокинулся, жидкость,
находившаяся в нем, потекла по полу к самым ногам англичанина. Служитель
вытащил из-за пазухи красный платок и, вытирая жидкость, добрался до угла
комнаты, очутившись внезапно лицом к лицу с мистером Смитом.
- Извините, - сказал Джон- Ванситтарт Смит самым любезным тоном. - Я
нечаянно заснул здесь за дверью.
- И вы следили за мной? - спросил служитель по-английски. Его лицо было
искажено злобой. Ученый был прямым человеком.
- Сознаюсь, - сказал он, - я видел ваши действия, и они возбудили во мне
сильнейшее любопытство.
В руках служителя появился длинный нож со сверкающим лезвием.
- Вы были на грани смерти, - прошипел он. - Если бы я заметил вас десять
минут назад, я пронзил бы вас этим ножом. И сейчас предупреждаю: если вы
попытаетесь помешать мне или хотя бы дотронетесь до меня, вы будете убиты.
- Я не собираюсь мешать вам, - возразил ученый. - Ведь я оказался здесь
сейчас совершенно случайно. Единственное, что мне нужно, - это чтобы вы
были любезны показать мне выход на улицу.
Мистер Смит говорил чрезвычайно вежливо, так как служитель все еще
прижимал лезвие своего ножа к ладони левой руки, как бы желая убедиться,
хорошо ли он отточен. Лицо его продолжало сохранять злобное выражение.
- Если бы я подумал... - начал он. - Но, впрочем, может быть, это к
лучшему... Как вас зовут?
Англичанин назвал свое имя.
- Ванситтарт Смит.... - повторил служитель. - Не тот ли самый Ванситтарт
Смит, который опубликовал в Лондоне статью об Эль-Кабе? Я читал ее. Ваши
знания в этой сфере совершенно