╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
овно
пружиной подброшенные, побежали к Прямоугольному металлическому
контейнеру, который скучно стоял в самом центре помещения. Распахнулись
стальные двери. Два унтер-офицера в сопровождении врача в форме офицера
ВВС быстро прошли внутрь. Они осторожно сняли с тела сержанта Ферриса
провода и электроды. Руки доктора пробежались по запястью лежащего перед
ним человека, затем он поднял веки сержанта и заглянул в расширенные
зрачки. Приложив ухо к груди Майка, он прислушался к гулкому биению
утомленного сердца. Затем Ферриса осторожно подняли с его ложа и
переложили на носилки.
Доктор подошел к генералу, который, стоя в окружении своей свиты,
неотрывно смотрел через пространство ангара на тело, распростертое на
носилках.
- С ним все в порядке, сэр, - сказал доктор. - Сознание несколько
затуманено, но реакции уже нормальные.
Генерал кивнул:
- Могу я его видеть?
Врач ответил молчаливым наклоном головы, и восемь человек в форме
двинулись через ангар к носилкам, звонко клацая подковками ботинок по
бетону пола. У каждого на левом плече была нашивка, удостоверяющая, что ее
владелец - сотрудник Управления космических исследований ВВС США. Они
подошли к носилкам, и генерал наклонился, чтобы заглянуть в лицо сержанту.
Глаза Ферриса были уже открыты. Он повернул голову - посмотреть на
генерала, и улыбнулся едва заметной улыбкой. Изнуренный, бледный,
небритый. Страдание, обособленность, невзгоды долгих часов одиночного
заключения в металлическом ящике наложили отпечаток на его лицо и на
выражение глаз.
Генералу был знаком этот взгляд - хотя он и не знал Ферриса, - неизменно
он появлялся у каждого раненого, когда проходил шок. Он не был знаком о
Феррисом лично, если не считать тех шестидесяти страниц на машинке из
досье да этого человека, которые он пристальнейшим образом изучил перед
экспериментом. Но теперь он понял, что знает сержанта. Около двух недель
он наблюдал его на маленьком экране, почти вплотную, много ближе, чем
кому-либо когда-нибудь приходилось наблюдать человеческое существо в таком
состоянии.
Генерал наказал себе не забыть, что сержанту следует дать за это медаль.
Он перенес такое, чего не выпадало на долю еще ни одному человеку. Двести
восемьдесят четыре часа он находился в одиночестве - учебный полет на
Луну, включавший почти все психологические ситуации, с которыми может
встретиться в таком полете человек, в точности воспроизведенные в
металлическом ящике размерами два метра на полтора. Провода и электроды
показали полную картину того, каково будет физическое состояние
космического путешественника. С их помощью были зафиксированы его дыхание,
деятельность сердца, кровяное давление. Помимо этого, что было самым
важным, они дали детальное представление о том, где находится та грань, за
которой ломается человеческое "я", грань, где человек уступает одиночеству
и пытается вырваться из него. Именно в этот момент сержант Майк Феррис и
нажал кнопку внутри своей тесной металлической камеры.
Принужденная улыбка появилась на лице генерала, когда он наклонился над
носилками.
- Как дела, сержант? - осведомился он. - Чувствуете себя лучше?
- Много лучше, сэр, - кивнул Феррис. - Благодарю вас, сэр.
После небольшой паузы генерал снова обратился к нему:
- Феррис, - сказал он, - на что это было похоже? Где вы, по-вашему, были?
Прежде чем ответить, сержант некоторое время размышлял, глядя в высокий
потолок ангара.
- В городе, сэр, - тихо ответил он. - В городе без людей... там никого не
было, никого. Я не хотел бы снова туда вернуться. - Он повернул голову к
генералу; - Что со мной стряслось, сэр? Умопомрачение - или что?
Генерал кивнул доктору.
- Просто своего рода бред, зародившийся в вашем же мозгу, сержант, - мягко
проговорил тот. - Понимаете, мы можем кормить человека концентрированной
пищей. Мы умеем обогащать его кровь кислородом и выводить из организма
шлаки. Мы можем снабдить его книжками, чтобы он мог отдохнуть, и в то же
время, чтобы занять его мозг...
В полном молчании собравшиеся вокруг носилок слушали доктора.
- ...Но есть одна потребность, которую мы не научились удовлетворять
искусственным путем, - продолжал тот. - А это одна из самых основных
потребностей человека. Голод по общению с себе подобными. Барьер, который
мы пока еще не знаем, как преодолеть. Барьер одиночества...
Четверо санитаров подняли носилки с Феррисом и двинулись к гигантским
воротам в противоположной стене пустого ангара. Затем его вынесли в ночь,
где уже ждала машина скорой помощи. Феррис взглянул вверх, на огромный
диск Луны и подумал про себя, что в следующий раз все будет по-настоящему.
Уже не ящик в ангаре, а... Но он слишком устал, чтобы продолжить эту мысль.
Санитары осторожно подняли носилки и уже вдвигали их в машину, когда
Феррис совершенно случайно дотронулся до своего нагрудного кармана. Пальцы
нащупали под тканью какой-то твердый предмет, и он вытащил его. Дверцы
скорой помощи закрылись: тишина и полумрак сомкнулись над ним. Феррис
услышал, как завелся мотор, почувствовал, как пришли в движение колеса
машины, но он слишком устал, чтобы анализировать - что же это такое
держали его пальцы на расстоянии вытянутой руки от глаз.
Просто билет в кино - только и всего. Билет в маленький кинотеатр в пустом
городе.
Звук мотора скорой помощи усыплял, мягко бегущие колеса заставили его
закрыть глаза, но билет он крепко зажал в кулаке. Утром ему придется
задать себе несколько вопросов. Утром он соберет вместе несколько
разрозненных кусков невероятного сна и действительности. Но все это будет
утром. Сейчас Майк Феррис чувствовал себя слишком усталым.
Перевод с английского
Е. Кубичева
Об авторе
Род Серлинг, по мнению американских литературоведов, входит в первый
десяток наиболее популярных писателей-фантастов США - вместе с Брэдбери,
Шекли, Азимовым, Воннегутом. В основе столь высокой оценки лежит,
естественно, в первую очередь литературное мастерство, богатейшее
воображение и четкая гражданская позиция писателя, выступающего против
засилья военно-промышленного комплекса США и против агрессии в Индокитае.
Популярность его среди молодого поколения Америки подкрепляется еще и тем,
что вот уже не первый год Р. Серлинг ведет регулярную телевизионную
передачу "Истории Сумеречной Зоны" - по мотивам своих
научно-фантастических рассказов. Советскому читателю Род Серлинг известен
только по двум рассказам - "Можно дойти пешком" (журнал "Искатель" № 6,
1968 г.) и "Когда спящие пробуждаются" ("Смена" № 3, 1970 г.).
Р. Серлингу 46 лет, он сражался в рядах армии США в Европе во время второй
мировой войны. Писатель живет постоянно в Калифорнии.
Гюнтер Крупкат
ОСТРОВ СТРАХА
Фантастический рассказ
Я отнюдь не был в восторге от миссии, возложенной на меня Всемирным
Исследовательским Советом. От имени высочайшего научного гремиума я должен
был запретить профессору Деменсу его дальнейшие опыты с аутогонами.
Конечно, его могли бы известить о решении по видеофону, если бы... Вот
именно, если бы! С этого все и началось. Ни один из способов установить
связь с профессором не достиг цели. Никто не знал, что с ним произошло и
жив ли он вообще.
С некоторых пор о Деменсе и его эксперименте, которому с упорством
одержимого он посвятил себя целиком, стали ходить странные слухи.
Поговаривали, что якобы в Деменсии, выбранной им лично резервации, что-то
не все в порядке, что жителям окрестностей докучают аутогоны.
Так я оказался на пути в Деменсию, и теперь мы летели на малой высоте над
западно-австралийским побережьем. Полет на гравиплане поистине чудесен.
Машина мчится беззвучно, ей не страшны порывы ветра. Она парит, подымается
и опускается, как облачко в тихом летнем небе.
В глубь суши тянется скрэб - дикие заросли акации и эвкалиптов. Временами
среди зарослей виднеются пересохшие русла рек. Куда ни глянь, ничего
живого - ни человека, ни зверя. Внезапно посреди этого пыльно-зеленого
растительного ковра выросла гряда известняковых скал. Издали она была
похожа на груду белых костей. Среди высохшего кустарника виднелось
приземистое полуразрушенное здание. Земля вокруг него усеяна обломками. И
это все, что осталось от Деменсии? Дальше к югу на берегу реки
обозначилось большое ржаво-коричневое пятно. Это бокситовые рудники,
единственное, кроме Деменсии, обитаемое место на многие мили вокруг. Я
попросил посадить гравиплан именно там.
Едва машина приземлилась, как нам навстречу ринулся какой-то человек.
- Что вам надо? - накинулся он на меня. - Может, вы еще привезли этих
дьявольских штучек?
Выражение моего лица отчетливо говорило, что он обратился не по адресу.
Человек сразу изменил тон.
- Я здесь главный инженер. Простите за грубость. Но я по горло сыт этими
чудовищами. С меня хватит!
- Меня зовут Гуман, уполномоченный Всемирного Исследовательского Совета.
Расскажите, что здесь происходит?
- Могу вам сказать, что творятся более чем странные вещи. - Инженер вытер
лоб. Было тридцать пять Цельсия в тени. - Поначалу мы не очень ощущали
соседство этого сумасшедшего профессора с его опытами. Но несколько недель
назад появились эти... эти ауто...
- Аутогоны. Киберы первого порядка.
- Пусть так. Короче, они появились вблизи рудников и стали рыскать
повсюду. Однажды утром я заметил, что не хватает трех сервороботов. В
следующую ночь пропало пять. И пошло. На рудниках работало двести
служебных роботов. Это специально запрограммированные, исключительно
надежные автоматы. За последнее время я лишился пятидесяти! Все дальнейшее
производство под вопросом. Мне не хотят больше доставлять пополнение.
- А что все-таки случилось с этими пятьюдесятью? Их переманили?
- Какое там! Проклятые бестии из Деменсии выкрали их, раскололи, как
орехи, и вытащили все, что им было нужно. Мое терпение лопнуло. В конце
концов пусть этот проклятый Деменс держит своих аутогонов на привязи.
Кроме того, он должен ответить за убытки. Но посланные мной люди не дошли
до Деменса. Чудовища преградили им дорогу.
Между тем разбой продолжался. Мне ничего не оставалось, как прибегнуть к
самообороне. Мы подкараулили банду и с ходу обстреляли ее из нейтринных
пистолетов. Думаете, это что-нибудь дало? Ничуть! Наоборот, парни стали
агрессивнее, и мы проиграли. Ведь у них реакция быстрее, чем у людей... С
тех пор мы больше не уверены в своей безопасности. Одного из нас эти
чудовища хотели распотрошить, как робота. Ужасно, скажу вам! Вы же знаете,
что сохранение жизни каждого человека, каждого живого существа есть высшая
заповедь. Но такой одичавший монстр может просто не обратить внимания на
подобную мелочь. Нет, этому не бывать! Деменс ответит за все!
Инженер производил впечатление вспыльчивого человека, способного к
преувеличениям. Но не приходилось сомневаться и в разбойничьих выходках
аутогонов. Вероятно, все дело здесь было в ошибке при программировании.
- Деменс даже после этих инцидентов ничего не давал о себе знать? -
спросил я.
- Ни разу, - заверил инженер. - А вы уверены, что он вообще еще там,
наверху? Кажется, его собственные создания загнали профессора ко всем
чертям. И это не удивительно после того, что мы пережили.
Я вспомнил опустошенный дом на вершине хребта, и меня охватило
предчувствие беды.
- Мы позаботимся о профессоре, - сказал я, - и проследим, чтобы аутогоны
больше не причиняли вам вред.
- Вы действительно собираетесь в Деменсию?!
- Разумеется. Мне это поручено.
Гравиплан оторвался от земли и взял курс на север. Нужно было еще раз
облететь резервацию, чтобы разыскать убежище профессора. Я не думал, что
он обосновался в руинах, и хотел наткнуться на него, избежав встречи с
бродячими аутогонами. Если уж они нападали на обычных роботов, можно не
сомневаться, что их заинтересует и наш гравиплан. А это никак не входило в
мои расчеты.
Итак, у меня были все основания для беспокойства, и не только после
разговора с инженером. Я хорошо знал Илифоруса Деменса. Мы не раз
ожесточенно спорили друг с другом. Он имел три докторские степени и ни
одной гонорис кауза. Физиолог поначалу, Деменс стал впоследствии
инженером-механиком, потом учился на факультете кибернетики. Бесспорно, он
был умен, но странен и полностью находился в плену идей, характерных для
так называемых механистов. Их представления о мире сверхразумных роботов
попросту абсурдны. Механисты считали, что человек лишь временно высшая
форма живой материи и сам, как биологический автомат, согласно
неизменяемым законам эволюции, создаст мир идеальных машин, чтобы затем
исчезнуть как разновидность рода. Ложный, бессмысленный и опасный вывод,
против которого я, где только мог, решительно выступал. И возможно, мои
споры с Деменсом побудили его на проведение в жизнь своих опасных замыслов.
Однажды он исчез. Никто не знал, где он. А я тотчас предположил, что
старый упрямец намеревается доказать справедливость своей теории, не думая
о том, что этим доставит, возможно, величайшие хлопоты и нам, и самому
себе. Когда начали просачиваться слухи о его эксперименте, я рекомендовал
Исследовательскому Совету тотчас же вмешаться. Но там сослались на свободу
науки и решили подождать.
...Гравиплан парил над Деменсией. Мы пытались увидеть аутогонов, но
тщетно. Следов присутствия Деменса тоже не было. Мы долго кружили над
домом. Ни малейшего признака жизни. Это запустение подавляло, и я все еще
медлил с посадкой, боясь угодить в западню. Аутогоны как высокоразвитые
киберы способны на любую хитрость, чтобы заполучить предполагаемого врага.
Но где мог быть Деменс? Неужели он действительно покинул область
эксперимента? Это невероятно. Деменс не из тех, кто отказывается от того,
что затеяно.
Наша машина спустилась еще ниже. Солнце уже клонилось к горизонту, тени
стали длиннее. Необходимо отыскать Деменса до наступления темноты, ведь
привлекать внимание аутогонов светом прожектора было бы неразумно и
опасно. Под нами, увеличиваясь в размерах, проплывала плоская вершина
скалы с отвесно падающими стенками. Мы уже не раз летали над этим местом,
но не так низко. Вдруг мы увидели человека, возбужденно подававшего нам
какие-то знаки. Это мог быть только Деменс. На вершине хватало места для
посадки. Когда мы сели, Деменс, шатаясь, направился к гравиплану. Он
никогда не был представительным мужчиной, но сейчас походил на
опустившегося, изможденного старика. Выцветшие спутанные волосы свисали на
заострившееся лицо, изорванный грязный костюм по цвету почти не отличался
от известняка. Под распахнутой рубашкой была видна натянувшаяся на ребрах
загорелая кожа. Неизменным оставался только фанатический блеск его глаз,
чуть померкший в тот момент, когда он увидел меня, своего старого
противника. Он не приветствовал нас как спасителей, словами радости и
благодарности, чего следовало бы ожидать в его положении, а воскликнул
торжествующе:
- Эксперимент удался, Гуман!
- Мне тоже так показалось, - ответил я сдержанно. - Где вы, собственно,
обитаете?
Он кивнул на плоскую выемку в скале. Там из нескольких слоев жесткого
хвороста было устроено ложе, над которым возвышался навес от солнца,
сооруженный из брезента и колючих веток.
- Да, мой милый, все прошло именно так, как я предусмотрел. Я расскажу вам
о ходе эксперимента с самого начала. Но прежде один вопрос: нет ли у вас
случайно чего-нибудь съестного?
Я пригласил его в кабину и стал угощать всем, чем была богата наша
бортовая кухня. Он проглатывал это, забыв о необходимости пережевывать
пищу. Я терпеливо ждал.
- Когда вы в последний раз ели что-нибудь существенное, Деменс?
- Восемь дней назад. - Он вытер губы тыльной стороной ладони. - А потом
только кору эвкалиптов. Знаете, это надолго отбивает вкус. К счастью, у
меня еще было немного питьевой воды.
- А чем бы закончился для вас этот грандиозный эксперимент, если бы мы не
прилетели?
Глаза Деменса заметали искры.
- Вы опять хотите спорить? Это нечестная игра. В настоящее время я не в
наилучшей форме.
Я отчетливо видел, что его хладнокровие было деланным, что его обуял
страх, буквально панический ужас.
- Оставим эту комедию, Деменс, - сказал я, - Состояние ваших дел у всех на
виду.
Профессор отодвинул в сторону остатки еды.
- А что? Я доволен.
- Довольны, что доказали неизбежность гибели как Илифоруса Деменса в
частности, так и гомо сапиенс в целом?
- Да, если хотите. Мои аутогоны нанесли мне полное поражение. Если бы вас
сейчас здесь не было, у меня оставалась бы альтернатива: умереть от голода
на этой скале или до скончания века подчиняться аутогонам. И если они
схватят ваш чудесный гравиплан, вы окажетесь в той же ловушке, что и я.
- Непонятно. Видимо, налицо какая-то ошибка в контактах.
- "В контактах"! - Деменс язвительно засмеялся. - Вы рассуждаете как
дилетант, Гуман. Тут цепная реакция, которая, будучи однажды
высвобожденной, уже не поддается сдерживанию.
- Сколько аутогонов в вашей резервации?
- Около сорока.
- Вам бы полагалось знать точное количество.
- Я потерял контроль. Они репродуцируются невероятно быстро. Это уже их
второе поколение.
- Когда же? Ведь вы только полгода в Деменсии...
- Однако это так. Я пришел с тридцатью сервоавтоматами и с их помощью
построил лабораторию.
- Те развалины?
- Сейчас все разнесено вдребезги, вы правы. Поблизости от нее был устроен
склад. Я доставил туда много сырья, отдельных узлов и заготовок. Большие
запасы материала находились наготове за океаном. Я еще не знал, когда и
буду ли вообще использовать эти резервы. Мой план был эластичным,
рассчитанным на разные возможности.
- А почему вы выбрали именно эту местность?
- О, это совсем не просто - отыскать клочок земли, уединенный настолько,
насколько мне было необходимо. Этот горный хребет больше всего
соответствовал моим требованиям. Он окружен скрэбом, побег через который
по меньшей мере затруднен. Кроме того, как вы знаете, кибер охотнее
подымается в гору, нежели спускается с нее. И наконец, море находится
отсюда достаточно далеко. Мои аутогоны способны жить и в воде. Большое
преимущество, но, если они улизнут под воду, их уже ни один дьявол не
поймает. Я не теряя времени принялся за работу, и через неделю первый
аутогон был готов. Цилиндровый тип из полисилита. Отличный материал,
выдерживает разницу температур в четыреста градусов. Очень вам рекомендую.
Механизм аккумуляции - накопитель опыта - занимает верхнюю треть цилиндра.
Все это я рассчитал еще дома. Емкость двадцать миллиардов бит!
- Но это количество единиц информации соответствует разве что знаниям
семнадцатилетнего юноши...
- Мой дорогой Гуман, аккумулятивный механизм у человека...
- Память!
- Что? Ах, да. Человеческая память сама по себе сконструирована очень
хорошо. Но функциональная способность - увы! Уверяю вас, трехступенчатый
искусственный мозг в продолжительном режиме работы много надежнее. В нем
ничего не забывается. Все, что важно, остается. Во всяком случае я был
очень горд своим аутогоном. Антей, так я его назвал, действовал
безупречно. В первые дни он изучал окрестности и накапливал опыт. Особый
интерес аутогон проявил ко мне и к моей работе. Часами Антей стоял в
лаборатории и смотрел, как я монтирую аутогонов. Однажды он пришел и
спросил, зачем у меня ноги. Он-то их не имел, а передвигался или, лучше
сказать, плыл по АГБ-принципу. Антигравитационный баланс, по-моему, -
идеальный способ передвижения для механизмов цилиндровой конструкции. Я
попытался объяснить Антею, что человеческие ноги всего-навсего грубая
погрешность природы. Я демонстрировал ему, как неуклюжа, прямо-таки
беспомощна наша походка, доказывал, что при ходьбе мы только
переваливаемся с ноги на ногу, и если теряем какую-нибудь из них, то
остаемся на всю жизнь калеками. Однако мне не удалось его убедить.
Напротив, он стал дерзить, обозвал меня ограниченным и даже халтурщиком.
Тогда я запретил ему переступать порог лаборатории. Последствия этого
неосмотрительно