╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
олько отступила на шаг и застыла,
неподвижно глядя на Воронова.
Мареев невольно пригляделся к девушке. Красивой ее нельзя было назвать, но
было в ней что-то такое, что останавливало взгляд. Легкий свитер и светлые
джинсы плотно облегали ее легкую фигурку. Прямые волосы рассыпались по
плечам. Узкий разрез глаз и чуть широкие скулы придавали ее окаменевшему
лицу что-то азиатское. Губы были плотно сжаты...
- Так надо, Лена, - тихо сказал Воронов и еще раз улыбнулся, но уже не
виновато, а ободряюще.
И она, видимо уже овладев собой, едва заметно кивнула ему в ответ.
Воронов снова сделал знак своим помощникам, и они начали закреплять шлем у
него на голове. Теперь он выглядел существом из какого-то другого мира.
Опутанный проводами, он сидел в кресле, отделенный шлемом энцефалоскопа от
всего окружающего, - человек, ставший решающим звеном в сложной
электронной системе и готовый слиться с окружающей природой. Но видимо,
мысли его все еще были здесь, в аппаратной. Он медленно повернул голову и
еще раз посмотрел на Лену. Она снова кивнула ему и выбежала из комнаты.
Секунду помедлив, Воронов глубже вдавился в кресло, протянул руку и резким
движением нажал одну за другой две большие красные кнопки...
Мареев машинально перевел взгляд на табло, затем на экран дисплея. Словно
что-то мгновенно могло измениться. Но там все оставалось по-прежнему.
Прошла минута. Другая... Ничего не происходило. Если что-то и совершалось,
то оно было невидимо и неощутимо даже для приборов. И от этой неощутимости
у Мареева возникло странное чувство нереальности происходящего. Будто он
перенесся в далекое научно-фантастическое будущее. Или скорее во времена
мистических ритуалов древних инков или египетских жрецов... Заклинание
природы! Человек - против стихии!.. Но человек современный - во всеоружии
научных знаний и технических возможностей...
Воронов продолжал сидеть неподвижно, закрыв глаза, казалось, он погружен в
гипнотический сон. Лицо его побледнело, нос сразу заострился, как у
мертвеца. И только чуть заметно приподнимался и опускался в такт дыханию
накладной карман на клетчатой ковбойке, а вместе с ним выглядывавшая из
него шариковая ручка.
Вернулась вскоре Лена в белом халате с медицинским чемоданчиком в руке и
остановилась у входа, включившись в общее ожидание...
И вдруг в аппаратной что-то изменилось. Неуловимо, но изменилось. Может
быть, чуть сильнее Воронов сжал побелевшими пальцами подлокотники кресла,
чуть подалась вперед Лена, чуть выше поднялись брови на лице Слюсаренко.
Мареев скорее не увидел все это, а почувствовал. И сразу быстрее побежали
на табло цифры, зазмеились линии графиков. И даже те, кто сидел спиной к
табло, каким-то шестым чувством уловили это и повернули головы...
Стихия, подумал Мареев, сама по себе она мертва. Грозные явления
природы... Разве были они грозными, когда на Земле еще не было человека?
Ураганы, наводнения, землетрясения... Грозными для кого? Только с
появлением человека явления природы обрели определенный смысл... Мареев
отчетливо, почти зримо, словно перед ним на экране замелькали кадры
мультипликационного фильма, представил себе, как мощные электрические
импульсы бегут по многочисленным кабелям к различным пунктам окружающей
местности, как они заставляют деформироваться - сжиматься и разжиматься
горные породы и гасят вот-вот готовое вспыхнуть пламя сейсмической
катастрофы. И тут же на этом внутреннем киноэкране возник другой кадр:
человеческий мозг, и. от него во все стороны бегут управляющие импульсы, а
к нему стекаются сведения о состоянии горных пород, сигналы обратной
связи...
Нет, не человек - против стихии, а человек, слившийся со стихией, с
окружающей средой. И получивший в результате этого слияния совершенно
новые возможности...
И снова в аппаратной что-то изменилось. Теперь все смотрели на экран
дисплея. Там медленно, словно сопротивляясь, сменялись цифры. Вместо
одиннадцати баллов катастрофического прогноза значились уже девять...
Потом девятка уступила место восьмерке. Дальше перемены стали происходить
во много раз быстрее. Семь, шесть, пять, четыре балла. На этом движение
цифр прекратилось.
Мареев перевел взгляд на Воронова, продолжавшего все так же неподвижно
сидеть в своем кресле. Лицо его стало еще бледнее. И вдруг руки, сжимавшие
подлокотники кресла, напряглись, сейсмолог весь сжался, словно совершая
последнее усилие, и в то же мгновение все ощутили легкие колебания и
слабый толчок. Накопившиеся в земной коре напряжения разрядились
безобидным четырехбалльным землетрясением.
Пальцы Воронова разжались, и руки бессильно повисли. И словно после
стоп-кадра все вокруг пришло в движение. Вскрикнув, Лена со шприцем
наготове бросилась к Воронову. Подняв рукав ковбойки, сделала укол.
Ассистенты, торопясь, расстегивали ремни, стараясь как можно быстрее снять
шлем. Но когда это было сделано, голова Воронова безжизненно качнулась и
откинулась на спинку кресла.
Лена, почти такая же бледная, как и Воронов, стояла рядом с ним на коленях
и пыталась нащупать пульс. Потом медленно отпустила его руку и
выпрямилась. Лицо ее застыло. Все молча окружили кресло, как солдаты
окружают бойца, павшего в бою с врагом. Павшего, но одержавшего победу.
Мареев почувствовал, как кто-то сжал его руку. Рядом с ним стоял
Слюсаренко.
- Признаться, я не верил в это, - сказал он тихо. - И помолчав, добавил: -
Он спас целый город. Вы должны написать...
Мареев почувствовал, как спазма перехватила горло.
- Да, да, - произнес он с усилием. - Велика сила человеческого разума... И
духа...
И в который раз за этот вечер Мареев посмотрел на часы. Они показывали
девять часов сорок три минуты. Если бы не Воронов, то до начала
катастрофы, грозившей унести тысячи жизней, оставалось всего четыре минуты.
МИХАИЛ ГРЕШНОВ
СУДНЫЙ ДЕНЬ ЮДЖИНА МЭЛЛТА
Фантастический рассказ
Юджин Мэллт, личный консультант Президента по ядерным испытаниям, вполне
удовлетворен. Серия испытаний закончена. Особенно впечатляющим был взрыв в
Атакаме. Ад! Настоящий ад!..
Он очень устал, Юджин Мэллт. Напряжение нервов!.. Хотя бы с "Пепитой".
Семьдесят мегатонн, - и вдруг часовой механизм будто сорвался с цепи:
стрелки закружились вперегонки. Но ведь с часами соединяется вся эта...
требуха! Какой вид был у коллеги Симпсона - волосы ощетинились на
затылке!.. При воспоминании о "Пепите" Мэллт чувствует сердцебиение. Как
он заорал, Симпсон: "Бежим!.." - как будто можно убежать от вулкана...
После, за стаканчиком бренди, Мэллт позволил себе расслабиться - предался
воспоминаниям. "Одиннадцатая бомба, - говорил он. - Невада, Бикини,
Эниветок - хорошие удары, Симпсон. Но этот будет отличный. Вспомните мое
слово!" При этом Мэллт держал стакан перед собой - Симпсон поставил стакан
на стол: руки у него дрожали. В груди Мэллта, признаться, витал холодок:
он ведь тоже из плоти и крови...
Дорога вьется среди холмов. По обеим сторонам от дороги - пустыня,
притихшая, с разорванным сердцем. Испытания проводились в сердце пустыни
"The Heart of Desert". И сердце ее разорвано. Чудовищный кратер лежит в
песках. К нему подойти нельзя: его охраняют сто восемьдесят постов по
окружности.
Пусть охраняют. Мэллт спешит на аэродром. Багаж он отправил утром и теперь
мчит на "виллисе". Без охраны: можно же проскочить без прихвостней в серых
шляпах!.. Мэллту нравится, когда он один.
Вечер. Солнце, кажется, замерло, наполовину погрузившись в песок. Вершины
холмов покраснели, тени густо-лиловые, как на абстрактной картине. Мэллт
любит абстрактности и не любит пустыни: за полгода она успела ему
осточертеть. Наедине приятно думать о семье, о дочках. Дочерей у Мэллта
две: Юдифь и Далила, четырех лет и пяти. Имена он подобрал сам, из Библии
- ведь он набожный человек и примерный отец. Но если спросить его, зачем
он произвел двух маленьких крошек в мир, где страшные бомбы разрывают
сердце пустыни, он ответит, что крошкам ничего не грозит. Его имя в первом
номенклатурном списке. Семье обеспечено место в генеральном убежище на
глубине двух тысяч футов, с плавательным бассейном, цветами и прочим
комфортом. Две тысячи футов!.. - Мэллт с удовольствием затягивается
сигарным дымом. Последние испытания направлены в глубину. За океаном тоже
бомбоубежища. Говорят, что они на глубине тысячи семисот футов. "Пепита"
дала кратер в тысячу семьсот футов!.. В багаже Мэллта фотографии. Не
только к отчету - для его личных альбомов. На каждую бомбу альбом. Есть на
что посмотреть... Фотографии у Мэллта цветные, на отличной пленке. И везде
в центре черный неистребимый цвет. По ночам он снится Юджину Мэллту...
Откровенно говоря, Мэллт даже не прочь, чтобы судный день наступил на его
веку. День этот он переживет - на то и бомбоубежище! А потом в числе
избранных он будет основателем новой расы.
Аэропорт пуст. Безлюдны посадочные площадки. Личный самолет Мэллта
ремонтируется. Обещали сделать ремонт через четыре дня, пошла вторая
неделя. Такое возможно только в этих богом проклятых странах... Но где
рейсовый самолет? Мэллт поднимается к начальнику аэропорта:
- Где рейсовый на Сезарио?
Начальник Мария Кастелла Перес смотрит на Мэллта, как на выходца с того
света:
- Вы еще здесь?
- Отвечайте на вопрос! - прерывает его Мэллт.
Перес поднимается с кресла:
- Семь минут, мистер Мэллт, - показывает он на часы. - Семь минут, как
рейсовый взлетел с полосы!
Юджин Мэллт озадачен: опоздал, замечтался в дороге? Но не это волнует его
сейчас.
- И багаж? - спрашивает он. - Улетел?..
- Семь минут! - Перес все еще не верит, что перед ним Мэллт.
Однако тот повторяет:
- И багаж?..
В вопросе столько металла и льда, что Перес наконец убеждается в
реальности Мэллта.
- И багаж... - отвечает он, утвердительно кивнув.
Мэллт ошеломлен: багаж отправлен без него? На что это похоже?.. Но
замешательство консультанта длится секунду, не больше:
- Дайте мне самолет! - требует он. - Немедленно! Знаете, что у меня в
багаже?..
Перес не знает. Никто не знает, что с багажом Мэллта улетели расчеты и
результаты проведенных испытаний - секретная информация. Сейчас все это
болтается в воздухе без хозяина.
- Вшивая страна! - Лицо Мэллта наливается краской. Все можно вынести:
"Пепиту", толстый затылок Симпсона, но никому нельзя потакать. - Почему не
задержали багаж? - Мэллт теряет контроль над собой. - Верните! Радируйте!..
Начальник аэропорта чувствует вину: в том, что багаж отправлен без
пассажира, виноваты его подчиненные, но, увы, в воздухе самолет вне его
власти!
- Что вы стоите! - Мэллт стучит кулаком по столу. Следующая минута
заполнена звонками, трескучей испанской речью по двум телефонам сразу.
Перес как виртуоз: слушает, разговаривает и отдает приказания.
Через четверть часа Мэллт сидит в самолете - в поршневой двухмоторной
машине местной линии. Самое большее, что из нее можно выжать, - шестьсот
километров в час. Пусть себе - лишь бы перехватить багаж!
В иллюминатор Мэллт смотрит на поле аэродрома. Вспоминает разговор в
кабинете начальника. Разговор был короток и резок. Пилоты говорили на
испанском языке, будто отгораживались от Мэллта. Потом мальчик-рассыльный
проводил его в самолет, - пилоты задержались, все еще разговаривая.
Стрелки часов сонно ползут по циферблату. Две минуты - Мэллт поглядывает в
иллюминатор. Три минуты. Где они там?.. Время не терпит! И все же - один -
ноль в его пользу. Конечно, Перес не мог ему отказать. Но от этих каналий
ждать можно всего, вторую неделю ремонтируют самолет... Все-таки один -
ноль: багаж Мэллт догонит в Сезарио. Догонит место в самолете, которое его
ждет. Четвертая минута. Мэллт нетерпеливо приникает к иллюминатору.
Вот они! Старший пилот Мигель и его помощник Фернандо. Идут через поле к
машине. Как медленно, вразвалку они идут!.. Мэллт готов крикнуть пилотам:
скорее!
Пилоты в самом деле не торопились. В кабинете начальника им некогда было
перекинуться словом. Задание объяснял Перес: маршрут, время, при этом он
то и дело поглядывал на часы. Маршрут пилотов не радовал. Ночью лететь
через горы - кого это обрадует? Хотя бы линия полета была прямая, так нет:
атомную дыру в пустыне надо обогнуть стороной. Никаких ориентиров на линии
- ночь, пустота. В последний момент, когда рассыльный увел Мэллта к
самолету, Перес сунул Мигелю дозатор: "Не залетите в пекло..." Дозатор у
пилота в нагрудном кармане, как авторучка. Собачья служба - рыскать над
горами в ночи. Хотя бы задание стоящее. И тут не повезло: пилот вспоминает
надутого индюка Мэллта.
- Мне не нравится его рожа, - говорит на ходу Фернандо.
- Знаешь кто это?
- Кто?
- Юджин Мэллт.
- Юджин Смерть?
- Тише! - одергивает его Мигель. С минуту слышен стук каблуков по бетону
да, кажется, дыхание обоих пилотов.
- Я бы утопил эту крысу! - говорит наконец Фернандо. Опять стук каблуков.
И - неожиданные, даже небрежные слова Мигеля:
- А что нам стоит?..
Небрежность кажущаяся: в ней бешеная решимость.
- Мигель! - Фернандо сжимает в темноте локоть товарища. Теперь они идут
быстро - бегут к машине.
- Наконец-то! - улыбается Мэллт. В самолете Мигель и Фернандо надевают
парашюты. Помогают надеть парашют Мэллту.
- Опасно? - спрашивает он.
- Ночью в горах... - неопределенно говорит Мигель.
Когда самолет вышел на полосу, в кабинете начальника аэропорта еще горел
свет. Но вот все четыре окна погасли. Перес, однако, не торопился домой.
Он подошел к окну и наблюдал, как серебристая птица в свете сигнальных
огней набирала разбег и, поднявшись над лентой бетона, канула в темноту.
Начальник аэропорта устал за день, за все эти дни. Устал от тревоги, от
ожидания и секретных шифровок: "Срочные перевозки". "Секретный груз..." И
все это завершилось взрывом в пустыне. Не только взрывом - окриком:
"Вшивая страна!.." Перес за свои пятьдесят лет вынес немало унижений и
оскорблений. И сегодня, собственно, заурядный случай... Но почему перед
глазами холеное налитое краской лицо? Почему в ушах так больно звучит
оскорбление ему и его стране? Страна, в понимании Переса, это
пространство, на котором расположены города и аэродромы, земля, по которой
он ходит. Все здесь понятно и просто. Но когда пришли взрывы, Перес ощутил
боль, которую чувствовала его земля. Может быть, впервые в жизни старый
служака осознал кровную связь с землей. Оказывается, земле можно причинить
боль, а человеку почувствовать эту боль. Можно оскорбить землю и вместе с
ней человека. "Вшивая страна!.." Жаль, что самолет ведет не он, Мария
Кастелла Перес, он бы вытряхнул спесь из этого консультанта!..
Как ни странно, Мэллт тоже думал о земле и о взрывах. Очень ловко
придумано - испытывать бомбу между горами и океаном. Ветры дуют с
материка, дождей почти не бывает. Радиоактивную пыль унесло в океан,
утопило в воде. Если что и попало в горы, это никому не повредит, разве
лишь бродячим индейцам... Снимок "The Heart of Desert", сделанный с
самолета, показал в центре пустыни черную рану.
На память Мэллту приходят стихи:
В лучшем виде обошлось,-
Все отлично взорвалось,
Са ира, са ира,
Все отлично взорвалось!
Это стихи о первом испытании водородной бомбы. Мэллт знал и ценил поэзию,
цитировал Лонгфелло, Уитмена. Любил английских поэтов прошлого. Но Мэллт
не предположил бы, что можно написать стихи о водородной бомбе.
Все отлично взорвалось!..
Чьи стихи, Мэллт не помнит. Они были тиснуты в крупнейших газетах, звучали
восторженно:
Са ира, са ира,
Все отлично взорвалось!
Французское "Са ira" в тексте, несомненно, авторская находка. Так во время
революции 1789 года назывался веселый танец. "Са ira" значит "Лучше не
может быть!" Подумать только!.. Но и не будь "Са ира", стихи выдавали
восторг поэта, лившийся через край и, видимо, должный вызвать восторг всей
нации. Как насчет нации, сказать трудно, но скачущие стишки нашли такой же
вихлястый мотив, получилась песенка, которую мурлыкали под нос продавщицы
в магазинах, аптекари, даже научные работники:
Са ира, са ира,
Все отлично взорвалось!
Естественно, тогда был ажиотаж вокруг бомбы. Наверно, ажиотаж породил и
стишки. Они жили, жужжали в ушах, назойливые, как мухи. И сейчас жужжат.
Мэллт трясет головой, чтобы от них избавиться.
Дверь в кабину пилотов закрыта. Машину ведет Мигель. Оба пилота молчат.
Они молчат после тех нескольких фраз на аэродроме. Все решено, и не надо
слов. Фернандо косится на дозатор в нагрудном кармане товарища. Дозатор,
как живой, наливается светом, кажется - кровью. Внизу ни искры, ни
огонька. Только красная капля на груди Мигеля. Когда свет достигает накала
рубиновой густоты, Мигель то ли спрашивает, то ли говорит вполголоса:
- Начнем...
Фернандо поворачивается к нему:
- Машину тебе не жалко?
- Рухлядь, - говорит Мигель и подает рычаг на себя.
Машину тряхнуло. Мэллт потерял равновесие, ударился головой о спинку
сиденья. Тут же самолет накренило, Мэллта оторвало от пола, швырнуло на
бок, он едва не выдавил иллюминатор плечом. Вцепился в ремень, схлестнутый
пряжкой на животе. Его опять бросило как мешок. В чем дело?.. Дверь
пилотской кабины раскрылась. В прямоугольнике, который показался Мэллту
ромбом, потому Что машина еще не выровнялась, стоял Фернандо.
- Авария! - крикнул он, ринулся к пассажиру помочь ему выбраться из
сиденья.
- Скорее, мистер Мэллт! - торопил Фернандо. - Будете прыгать! Мы тоже!
Самолет потерял управление!
Все это происходило в считанные секунды. Консультант ничего не успел
понять и спросить.
- Внизу пустыня! - кричал Фернандо, балансируя между иллюминаторами. -
Почва ровная, приземлитесь благополучно! - ободрял он Мэллта.
Тот все шагал, шагал через иллюминаторы. Замигало освещение в самолете.
Потом свет опять загорелся ровно. Мэллт и Фернандо подошли к двери -
вытянутому овалу, лежавшему на пути.
- Как только открою - прыгайте! - Фернандо, нагнувшись, крутил ручку двери.
Самолет по-прежнему скользил на боку, падал. Мэллт схватился за лямки -
ощутил парашют за спиной. Конечно, он прыгнет - самолет падает.
Но когда Фернандо рванул на себя дверь и ветер хлынул в кабину точно из
шахты, Мэллт заколебался.
- Прыгайте! - крикнул Фернандо. Мэллт наклонился над шахтой, уперся руками
в обе стороны дверного проема.
- Ну, - торопил Фернандо, - смелей! Парашют раскроется сам!
Мэллт все еще медлил. Фернандо пнул его под колена ботинком, ноги Мэллта
рефлективно согнулись, и он нырнул в темноту, точно в воду.
Секунду ему казалось, что он летит рядом с машиной. Не зацепился ли
парашют? Но вот железная птица промчалась выше, ушла вперед. Что-то
огромное круглое вспыхнуло в небе, хлопнуло, точно выстрел. Мэллт
почувствовал рывок и закачался на стропах. Гул самолета растаял, Мэллт
оказался один между землей и небом. Тоненько свистело над головой, воздух
процеживался сквозь купол. Это успокаивало Мэллта. "Нормально!" - подумал
он, ему и раньше приходилось спускаться на парашюте. Вот только не видно
земли, но она все равно даст знать о себе прохладой или шорохом ветра.
Тогда он подожмет ноги, чтобы спружинить, и благополучно сядет. Потом его
начнут искать и найдут. Пилоты, конечно, успели передать координаты места
аварии. Поиски начнутся с утра, и его найдут.
Мэллт твердо верил в свою счастливую звезду. "В лучшем виде обошлось..." -
вспомнил он песенку.
Земля встречала Мэллта теплом, как из погасшей, но неостывшей печи: за
день от жаркого солнца не успела остыть... Внизу было темно. 'Тщетно Мэллт
всматривался, стараясь хоть что-нибудь разглядеть под собой. Поднимал
голову - и вверху темно: небо сплошь затянуто облаками.
Проходили минуты, спуск длился медленно. Столб воздуха держал, даже толкал
парашют вверх. Так бывает на планере: воздух ударяет снизу, несет аппарат
как на спине. Может, потянуть стропы, уменьшить площадь зонта? Будешь
спускаться быстрее? Этому учили Мэллта в летном клубе. Ког