╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
сти Василию Кузьмичу стало не по себе. Показалось
даже, что чувствует на себе чей-то тяжелый взгляд из лесной чащи. И потом
никак не мог отделаться от этого ощущения. Не помогали ни холодная
рассудительность, ни обидные слова, обращенные к себе.
"Как мало нам нужно для тревоги, - подумал он. - Может быть, потому, что
весь процесс жизни - хождение по тонкому канату над пропастью? Чем больше
знаешь, тем больше тревожишься. Но погоди. Ведь должно быть наоборот.
Бояться должен тот, кто знает меньше о мире! Суеверный. А я свободен от
суеверий. Во всяком случае, мне так много говорили об этом, что я почти
поверил. Чего же я теперь боюсь? Если даже снежный человек существует, то
он не обладает никакими сверхъестественными силами. У него нет даже ружья,
а ведь человека с ружьем следовало бы бояться больше..."
Василий Кузьмич присмотрелся к Руми, и по его настороженной походке, по
напряженной шее с обозначавшимися мышцами понял, что он боится тоже, но
умеет держать себя в руках.
Ученый услышал шорох за спиной, в чаще. Подумал: "Чудится". Шорохи
сопровождали его неотступно. Руми, очевидно, тоже слышал их, но не
оборачивался. Василий Кузьмич стал за дерево - шорох затих, пошел - шорох
повторился. Что-то белое мелькнуло в зарослях, сверкнули огоньками глаза.
- Руми, кто-то идет за нами.
- Это галуб-яван. Не оборачивайтесь.
Василий Кузьмич снял ружье:
- Кто бы там ни был, лучше всего отпугнуть.
Руми поспешно напомнил:
- Вы сами говорили: не будем дразнить!..
Его охрипший от волнения голос подействовал на Василия Кузьмича. Но ружье
ученый не повесил за спину, - понес в руке.
Они вышли к горному озеру, расположились на привал. Руми развел костер,
вскипятил воду, бросил в нее кубики концентрата. В чистый запах леса и гор
влился дразнящий аромат. Шорох в чаще усилился: как видно, преследователь
стал нетерпеливее.
- Вот что, Руми, - сказал Василий Кузьмич, зачерпывая ложкой суп, -
надоели загадки. Я выйду на свой след и посмотрю, кто идет за нами.
- Это делают, когда охотятся на тигра. Но мы ни на кого не охотимся, -
возразил Руми.
Он съел совсем немного супа - болел желудок, язва все настойчивее
напоминала о себе. Иногда он кусал губы, чтобы не застонать.
- Да, да, мы сейчас не охотники, но я не согласен быть и дичью, -
решительно сказал Василий Кузьмич. - Как хотите, но я выйду на след.
Резкие складки у губ Руми показали, как глубоко он осуждает решение своего
начальника.
"Вот тебе и необычный человек! - подумал Василий Кузьмич. - А суеверия
вполне обычные. Неужели я ошибся в своих предположениях, и он самый
заурядный полуграмотный бродяга?"
Василий Кузьмич встречал немало и таких людей. Каждый из них казался на
первый взгляд колоритной фигурой, но за этим колоритом и загадочностью, за
нахватанными, чужими манерами и фразами скрывались бессилие, лень,
неприспособленность к жизни.
Не глядя на сердитое лицо Руми, ученый вымыл свою чашку, собрал рюкзак и
первым тронулся в путь. Василий Кузьмич не мог разобрать, откуда слышится
шорох. Он специально шел через заросли и несколько раз сворачивал, чтобы,
сделав петлю, выйти на свой след и неожиданно для преследователя
столкнуться с ним лицом к лицу.
Василий Кузьмич скорее ощутил, чем увидел опасность. Что это за снежная
горка выросла метрах в пяти впереди, почему она шевелится? Почему в ней
сверкают янтарные злобные глаза? В сотую долю секунды мозг "проявил"
принятое изображение - и ученый увидел снежного барса, изготовившегося к
прыжку, оскалившегося, с подрагивающим хвостом. Ученый едва ли успел
вспомнить, что за секунду барс одолевает прыжком пятнадцать метров и,
значит, пять он одолеет за треть секунды. Лишь сигнал опасности мелькнул в
подсознании. И когда он молниеносно вскинул ружье, еще молниеноснее
возникла мысль: "Поздно!"
В тот самый миг сзади раздалось громоподобное рычание. Удар в локоть,
выстрел. Ружье отлетело в траву. Барс почему-то не прыгнул, а только
нерешительно зарычал и попятился. Затем, напуганный грозным ревом и
выстрелом, кинулся в сторону и скрылся за деревьями.
Василий Кузьмич рывком обернулся - и увидел искаженное, какое-то звериное
лицо Руми, его горящие глаза, напряженное тело, словно тот собирался
прыгнуть навстречу барсу. Руми стоило большого труда вернуться в прежнее
состояние. Улыбка тронула его губы, а глаза все еще меняли выражение.
Наконец; он улыбнулся по-настоящему и проговорил, вспоминая только что
пережитое, отвечая на свои мысли:
- Значит, не разучился...
- Что это было? - спросил Василий Кузьмин, опомнившись.
- Этому меня научил дед... Он говорил: "Если сможешь так крикнуть, и тигр,
и барс не тронут тебя, уйдут".
- Фирменный секрет племени? - пошутил Василий Кузьмич и, сразу став
серьезным, добавил: - Вы спасли мне жизнь, спасибо!
- Долг платежом красен! Ведь это благодаря вам мы из дичи превратились в
охотников, - ответил Руми. - Если бы вы не вышли на след, зверь мог
выбрать более удачный момент для прыжка. Барс или очень голоден, или
ранен. Иначе он не спустился бы с гор и тем более не охотился бы за людьми.
Василий Кузьмич посмотрел вверх, на возвышающиеся скалы, где в поисках
пищи бродят киики и архары5, где властвуют барсы и орлы. Он перевел взгляд
на Руми и впервые отметил, как соответствует окружающей природе весь облик
этого человека - выверенный прищур глаз и смуглая кожа, гибкая легкая
фигура, наклоненная вперед. Вот только недуг слегка исказил его облик;
боль все чаще давала о себе знать.
"Место, где живет человек, привязывает его к себе и накладывает свой
отпечаток. Оно проникает в человека, поселяется в нем навсегда, становится
частью его, - думал Василий Кузьмич. - Раньше так было всегда. Но теперь
печать местности затмевается печатью профессии. Все больше и глубже.
Затрагивая даже интимные стороны характера. Затушевывая и стирая
национальные черты. Хорошо это или плохо, когда работа, которую выполняет
человек, постепенно становится самым важным для него?.."
Его отвлекло от этих мыслей восклицание Руми. Над ними пролетала огромная
птица. Она тяжело взмахивала крыльями, неся в лапах добычу.
- Какая сила! - с восхищением сказал Руми. - Орел-ягнятник. Молодого
архара взял. В воздухе никому не хочет уступать власти. На самолет - и то
нападает...
- А зайца вот не может взять, - засмеялся Василий Кузьмич.
- Да, волка берет запросто, а зайца - никак, - развел руками Руми. -
Длинноухий тактику против орла хитрую придумал - бросается на спину и
барабанит ногами по воздуху. Орел устанет низко над землей висеть,
поднимется - заяц опять бежит. И так повторяет свой прием, пока не
доберется до укрытия. Охотники говорят: "Заяц зенитки включил". Под удар
его задних ног и орлу лучше не попадать...
Руми умолк, нагнулся, поднял несколько камушков:
- Смотрите, выходы медной руды! Надо бы эти места на карте отметить.
Он вытащил карту, а Василий Кузьмич раскрыл записки Сейкила:
"...И земля становится желтой, и камни начинают сверкать по-особому. Ты
проведешь там ночь, и дикий человек с гор проведет ее рядом с тобой, не
видимый тебе..."
- Руми, взгляни-ка, что пишет Сейкил.
Руми задышал над ухом Василия Кузьмича. Ученый не сомневался, что сейчас
его спутник скажет о необходимости готовиться к ночлегу. А так как сам
Василий Кузьмич изрядно устал, то указания старого Сейкила его вполне
устраивали.
"...Путь ты продолжишь за час до рассвета, - писал далее Сейкил. -
Подымешься на гору. Там увидишь поляну. Разденься и голым ползи по траве,
не оглядываясь, но помни о том, кто следит за тобой. И едва первые лучи
солнца коснутся травы, загорятся каплями крови ягоды. Ешь их, если тебе
разрешит хозяин - дикий человек гор. Ешь, как ест архар, не срывая руками.
Ешь, сколько сможешь, до икоты. Потом сорви и возьми с собой на три дня. В
это время ничего, кроме ягод, не ешь. И болезнь оставит тебя навсегда..."
Руми после недолгих поисков нашел неглубокую пещеру. Они набрали сухих
веток, разожгли костер. Ученый сразу же уснул и не слышал, как долго
ворочался Руми, корчась от боли, пытаясь найти позу, чтобы хоть немного
успокоить зверя, грызущего его внутренности.
Василия Кузьмича разбудил протяжный стон. Он приподнялся на локте,
осмотрелся. Костер горел маленьким ровным пламенем. Стонал во сне Руми.
Крупные капли пота стекали по его лбу.
"Бедняга, - подумал Василий Кузьмич. - Сдерживал стоны целый день".
Он прикоснулся ко лбу Руми, к горячей влажной коже.
"Он сам себе навредил этим путешествием, - подумал ученый. - Такое
напряжение нервов и мышц не может не сказаться при язве. Хорошо, что скоро
конец пути".
Тени еще только начинали сбегать в ущелье. Время от времени слышались рев
хищника, крики жертвы. Живые существа выполняли программу природы, охотясь
друг на друга. Василий Кузьмич и Руми двинулись в путь. Тропу едва можно
было угадать по незначительным приметам: ярче других блестел стертый
камень, более низкая трава казалась темнее... Василий Кузьмич испытующе
поглядывал на спутника - одолеет ли подъем? Но по гибкой фигуре Руми
ничего нельзя было определить - он словно бы и не делал особых усилий,
чтобы взбираться на скалы. А его худое лицо в те минуты, когда он
поворачивал его к ученому, выражало лишь напряженность и желание поскорее
достигнуть цели.
Наконец подъем окончился. Его сменило обширное плато.
- Здесь, - шепнул Руми и стал раздеваться.
Василий Кузьмич только пожал плечами: дескать, делай, как знаешь; но
опустился в траву рядом с ним. Тревога спутника передалась ему. Снова
слышал потрескивание веток, чувствовал на спине чей-то следящий взгляд.
Трава была мокрой от росы, даже сквозь одежду проникал сырой холодок.
Немного впереди Василия Кузьмича бесшумно стлался по траве, как ночной
хищник, Руми. Его мокрая кожа блестела, будто чешуя.
Они передохнули не больше пяти секунд и снова поползли. Первые розовые
лучи пробились сквозь листву, пробежали по траве. И когда Руми развел
рукой кусты, - сверкнули кровавые капельки. Можно было подумать, что он
сильно поранил руку - и на кусты брызнула кровь.
Руми сделал несколько быстрых движений и стал срывать ягоды губами и есть
их. Василий Кузьмич с минуту наблюдал за своим помощником, затем
решительно вышел на поляну. Сорвал несколько ягод и попробовал их.
Его губы запрыгали, брови поползли вверх от изумления. Потом он
оглушительно захохотал. Ученый видел удивленные, осуждающие глаза Руми, но
не мог остановиться: смех переходил чуть ли не в истерику. Он всхлипывал,
пытаясь произнести какое-то слово, но звуки сливались, и ничего нельзя
было разобрать. Наконец, первый заряд был израсходован, и Василий Кузьмич
проговорил, все еще давясь смехом:
- Зем-ля-ника!..
Руми, продолжая есть ягоды, с недоумением поглядывал на него.
- Да, да, обычная земляника! И за ней - идти на Памир?
Василий Кузьмич кое-как справился со вторым приступом смеха и сказал:
- Великое открытие, а? В любом справочнике по лекарственным растениям
сказано, что земляникой лечат желудочные заболевания, в том числе язвы.
Естественно, лечение длится годами и не всегда приносит результат.
Позабавился над нами ваш предок! Остроумным человеком, однако, был Сейкил!
Руми невозмутимо продолжал поедать ягоды.
- Да полноте вам, Руми! Пора и в обратный путь. Будем вспоминать эту
экспедицию как забавный анекдот, рассказанный с помощью древнего юмора.
Пошли!
Но прошло еще более часа, прежде чем Руми наелся ягод и нарвал их в
корзину на три дня пути, как советовал старый Сейкил. Василий Кузьмич
продолжал посмеиваться над парнем, но, чем больше времени проходило, тем
серьезнее становился ученый.
Руми менялся на глазах. Пот больше не бежал по его лбу, судороги страданий
не искажали лицо.
"Самовнушение", - думал Василий Кузьмич, но для самовнушения такой
результат был слишком эффективным. Изменилась даже окраска лица Руми:
исчезла синева и характерная желтизна.
А когда они добрались до города, рентген и исследования показали, что язва
начала зарубцовываться.
Василий Кузьмич вертел в руках фотопленку, глядя то на нее, то на Руми.
"Что же произошло? - напряженно соображал он. - Была острая язва.
Исцеление за три дня, о которых говорилось в древнем рецепте? Обычная
земляника и самовнушение?.. Погоди, старина, не спеши! Вспомни еще раз
рецепт..."
Слабый свет догадки заколебался в его мозгу: "Земляника, растущая на горе.
Там, где имеются выходы медной руды. Может быть, у той земляники есть
особые свойства, связанные с местом, где она растет? И еще - особые
условия, в которые нас поместил старик Сейкил: трудный путь, опасности,
нервное напряжение на пределе... Возможно, именно это учитывал древний
мудрец. Весь комплекс. То, о чем иногда забываем мы. И потом удивляемся,
почему выращенный на плантациях женьшень не приносит того эффекта, который
ему приписывали умудренные опытом лекари. И обвиняем древних в излишней
фантазии..."
Василий Кузьмич вынул записи Сейкила, перечитал их. Он так увлекся, что
забыл о присутствии Руми, и опомнился лишь, когда услышал его голос:
- Если идешь по тропе мудреца, выполняй его советы.
Василию Кузьмичу вдруг захотелось возразить то ли Руми, то ли себе. Он
уступил "бесу противоречия":
- Не все советы надо выполнять. К чему, например, Сейкил требовал
раздеваться на поляне и ползти?
- Там была роса. Она тоже лечит, - уверенно сказал Руми.
"Он умеет думать, этот человек. Я не ошибался в нем. И кто знает, кем бы
он стал, если бы избрал другой путь в жизни и учился? Но речь сейчас не о
нем. И не о Сейкиле, который не мог ставить научных опытов, доступных нам,
но умел чувствовать глубокое единство человека и породившей его природы.
Речь о нас - обо мне, о моих коллегах и товарищах. Неужели все дело в том,
что мы научились ставить опыты, но зато разучились наблюдать? Вернее, у
нас уже не хватает времени на наблюдения, на пристальное созерцание
природы. А ведь она ставит в миллионы раз больше опытов, чем мы! Каждое ее
движение и дыхание - опыт. А мы так заняты экспериментами в своих
лабораториях, что у нас едва остается время, чтобы осмыслить их
результаты. И те большей частью незримые связи, которые делают всех нас
гигантским единым организмом, невероятно сложным, живущим и дышащим в
одном ритме со всей Вселенной. Добиваясь объективности, мы делаем свое
познание слишком субъективным, оставляя ему один-два пути и отсекая все
иные. Где же выход? Терять и приобретать, приобретать и терять - и всегда
терзаться сомнением: не теряем ли мы больше, чем приобретаем?.."
Он поднял взгляд на Руми, будто надеясь услышать от него ответ на свой
немой вопрос. А Руми с любопытством ожидал, что скажет ученый человек о
его чудесном исцелении. Впрочем, таком ли уж чудесном?..
*
Об авторе
Росоховатский Игорь Маркович. Родился в 1929 году в гор. Шпола Черкасской
области. Окончил Киевский пединститут им. М. Горького. Литератор и
журналист, член Союза журналистов СССР. Работает литсотрудником редакции
газеты украинских пионеров "Юный ленинец". Автор свыше ста
научно-популярных статей и ряда книг: сборника стихотворений "Мост"
сборника рассказов о милиции "Два куска сахару", а также сборников
фантастического жанра "Загадка акулы", "Виток истории", "Встреча во
времени", "Дело командора". В нашем альманахе публикуется второй раз.
Впервые выступал в выпуске 1965 года. В настоящее время работает в
соавторстве над очерковой научно-фантастической книгой "Кибернетический
двойник" для издательства АН УССР "Наукова думка".
Олег Гурский
БЛИЖЕ, ЧЕМ ДУМАЮТ ЛЮДИ
Фантазия
Около пяти часов утра меня разбудил далекий гул, доносившийся откуда-то с
вышины. Словно басовые звуки гигантских струн прокатились над лесами.
Выбежав из дому, я посмотрел вверх. В бездонной синеве висело круглое
светящееся облако. Оно ритмично пульсировало, озаряясь изнутри всеми
цветами радуги. Через несколько секунд из него выплыл огненный шар.
Медленно и бесшумно он опускался на Лысую сопку.
Быстро одевшись, я снял со стены ружье, кликнул Венту и бросился в сторону
сопки, размышляя, что бы это могло быть: космический корабль или редкое и
таинственное явление природы?
У Голубых столбов, где из-под камней бьют горячие источники, лайка
насторожилась и зарычала. Вскоре я заметил человеческие фигуры,
мелькнувшие среди хмурых елей. Неизвестных было двое. Они направлялись ко
мне открыто - значит, не замышляли дурного или были уверены в своей силе.
Одеты они были в эластичные костюмы, наподобие комбинезонов, из светлого
материала, искрящегося в лучах зари.
Мгновение я колебался: не спрятаться ли среди скал? Затем решил, что вижу,
наверное, летчиков или космонавтов, испытывающих аппарат новой
конструкции, и, забросив ружье за спину, остался на месте. Мне сделалось
неловко за свою чрезмерную осторожность, когда я разглядел их приветливые
лица.
- Эй, далеко ли путь держите? - крикнул я бодро, когда они вышли из лесу.
Вента тихо повизгивала, но не лаяла.
Они продолжали смотреть на меня пристально и явно доброжелательно. Наконец
тот, что повыше ростом, русоволосый, ладно скроенный парень, вежливо
ответил:
- Здравствуйте. Вы, конечно, видели, как мы садились, - он махнул рукой в
сторону сопки. - Не так ли?
Говорил он негромко, но голос его был звучен, приятен. Человек этот сразу
располагал к себе.
- Видел, - сознался я, не находя причины таиться.
- И хотите знать, кто мы и откуда? - продолжал незнакомец.
- Вообще-то я не любопытен. Если вы не подожгли тайгу и не собираетесь
делать ничего худого...
- Зачем? - возразил он, пожав плечами. - Пока наши друзья там, - он вновь
указал на сопку, - заняты исследованиями, мы могли бы познакомиться, если
вы не против.
- Рад потолковать. Как вы догадались, что здесь кто-то есть?
- Мы заметили в этой стороне жилище. Оно излучало тепло. Вы турист?
- Вроде того, - уклончиво ответил я, соображая, какова на их корабле
аппаратура, если она способна за несколько километров уловить тепло от
печи, истопленной вчера утром. На всякий случай я добавил:
- Нас - целая партия в здешних местах...
Я не стал распространяться, что приятель, с которым мы странствовали по
тайге, отправился накануне в стан геологов, километров за тридцать; я же
остался в случайно обнаруженной нами охотничьей избушке, чтобы дать отдых
ноге, которую подвернул, переходя через бурный ручей.
Беседуя и приглядываясь друг к другу, мы шли неторопливо к моему
пристанищу. Вскоре я уже не ощущал никаких опасений, хотя помнил правило:
в тайге всегда будь начеку. Эти люди казались настроенными мирно, я не
заметил у них ничего, что хоть отдаленно напоминало бы оружие. Кто они,
однако? По-русски высокий говорил свободно. Ученые, космонавты? Судя по
речи, манере держаться - вполне возможно. Но откуда столь диковинный
сферический аппарат? Что за исследования они проводят?
- Мы - инопланетяне, - прервав мои размышления, неожиданно произнес
смуглый, похожий на индуса незнакомец. Я растерянно на него уставился. Он
заметил, что я озадачен его словами, и, чуть улыбнувшись, продолжал:
- Вернее, мы - те, кого у вас называют этим словом, понимаемым многими не
совсем правильно. Обычно земляне думают, что инопланетянин - это мыслящее
существо, прилетевшее с иной планеты. Но не в иной планете суть (хотя и
это имеет значение). Инопланетянин - тот, кто перешел в данный мировой
материальный план из иного мирового плана, из одной субвселенной в другую.
Я не знал, что и сказать. Мистифицируют меня? Для чего? Нет, вряд ли. По
их лицам - не похоже.
- Значит, вы - из иного плана Вселенной? - вымолвил я наконец. Смуглый
кивнул, задумчиво вертя в пальцах сухой прутик. Его товарищ пояснил:
- Мы - из субвселенной, соседней с вашей. Вообще-то попытки отделять,
например, географию вашей Земли от "географии" космоса очень искусственны.
Ваши космонавты и некоторые ученые понимают это сегодня гораздо лучше
других людей. На деле Земля и космос - органическое, п