лишних слов стал готовить розги.  Николас  напомнил
старцу,  что  он  как-никак  принц  крови,   на   что   Сэмюэл   невозмутимо
ответствовал:
   - В свое время сек я и вашего батюшку, ваше высочество, и вашего  дядюшку
короля, да продлят боги его дни!  Так  что  подите-ка  сюда  по-хорошему  да
подставьте мне свою спину. Высеку и вас, коли уж вы этого заслужили.
   Светало. Сквайры мчались наперегонки через замковый двор, чтобы предстать
перед строгим сенешалем. Тот должен был уведомить их,  не  поступало  ли  от
герцога или Маркуса каких-либо особых распоряжений на их счет. Обычно поутру
еще до рассвета Николас и Гарри застывали  у  дверей  спален  своих  господ,
словно два изваяния, дожидались пробуждения герцога и Маркуса  и  в  течение
дня повсюду их сопровождали, чтобы выполнять  их  приказы  и  поручения,  но
случалось,  что  поздней  ночью,  когда  сквайры  уже  затворялись  в  своих
каморках,  герцогу  приходило  на  ум  отправить  их  на  следующее  утро  с
каким-нибудь делом в кузню, на конюшню или  в  город.  В  таких  случаях  он
поручал дворецкому передать им свой приказ.
   Вбежав в коридор, куда выходила  дверь  рабочего  кабинета  Сэмюэла,  они
увидели,  что  старик  возится  с  тяжелым  висячим  замком.  Бывало,   что,
промешкав, они появлялись здесь с опозданием, когда дворецкий  уже  восседал
за своим массивным письменным столом. За  подобную  провинность  всякий  раз
приходилось расплачиваться их спинам.
   Старик с насмешливой улыбкой кивнул юношам и, еще немного поколдовав  над
замком, отпер дверь и  вошел  в  свой  кабинет.  Оруженосцы  остановились  у
порога.
   - Ну что ж, похоже, на сей раз вы проявили  похвальную  расторопность,  -
Сэмюэл уселся за стол и обратил к мальчикам полувопросительный взгляд.
   - У вас есть  для  нас  какие-нибудь  распоряжения,  сэр?  -  почтительно
поклонившись, спросил Гарри.
   Дворецкий кивнул.
   - Гарри, тебе надлежит сей же час отправиться  в  гавань  и  узнать  там,
прибыл ли к нам корабль из Карса. Его  ожидали  еще  вчера,  и  герцога  это
опоздание начинает тревожить.  -  Гарри,  не  полюбопытствовав  даже,  какое
поручение будет дано его другу, чтобы не навлечь на  себя  гнев  скорого  на
расправу Сэмюэла, стремглав выбежал  в  коридор,  и  дворецкий  обратился  к
принцу:
   - А вы, Николас, ступайте к своему господину.
   Принц  заторопился  ко  входу  в  покои  герцога.  Лишь  теперь,  вовремя
домчавшись до кабинета дворецкого и тем благополучно  избежав  наказания  за
мешкотность, он почувствовал, что смертельно устал. Николас никогда  не  был
приверженцем  раннего  вставания.  Напротив,  дома  в  Крондоре  он   всегда
пользовался любой возможностью подольше поваляться в постели. И  потому  эти
каждодневные подъемы за час до рассвета вконец его изнурили.
   После того памятного утра, последовавшего за торжественным обедом в честь
их прибытия, когда ему пришлось четырежды проехать верхом по  главной  улице
городка, он больше не испытывал того острого чувства новизны,  что  охватило
его при виде  незнакомых  улиц  и  странных,  приземистых  строений.  Служба
герцогу отнимала у него столько сил, что он просто принужден был отдавать ей
также и все свои помыслы, все стремления и  чувства.  Ни  на  что  другое  у
принца просто не оставалось времени. С самого раннего утра и до ужина он  то
сломя голову куда-то мчался  -  пешком  ли,  верхом  или  в  повозке,  -  то
неподвижно стоял у дверей в герцогские покои, кабинет или  оружейную  и  как
мог старался отогнать от себя  сон.  Он  не  ожидал,  когда  отправлялся  из
Крондора в приграничный Крайди, что служба его здесь окажется именно  такой,
но не в силах был отчетливо припомнить, чего иного он  от  нее  ждал  и  как
представлял ее себе.
   Он остановился у дверей в спальню Мартина и Брианы.  Герцог  и  герцогиня
наверняка уже пробудились и оделись и вот-вот  должны  были  выйти.  Николас
повернулся к высокому окну и выглянул наружу. Внизу был виден замковый двор,
а дальше, за крепостной стеной, - широкая дорога и за  ней  город.  Николасу
приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть черепичные крыши у заставы. В
этот предутренний час все окрест окутывала  зыбкая  туманная  мгла.  Пройдет
немного времени, и солнце зальет побережье яркими лучами. Но может  статься,
что оно во весь день так и не выглянет из-за туч, и  тогда  сырой  туман  не
рассеется до следующего  утра.  В  этих  краях  никогда  нельзя  было  знать
заранее, каким окажется наступающий день;
   Принц зевнул и потянулся. Как бы ему  хотелось  сейчас  улечься  на  свой
жесткий тюфяк и позабыть обо всем на свете! А еще лучше было  бы  свернуться
калачиком на мягкой, широкой кровати в спальне крондорского  замка.  Или  же
так: заснуть на тюфяке в каморке, а проснуться в своей спальне  в  Крондоре.
Однако все эти мечты были равно неосуществимы, и принц  вздохнул.  День  еще
только занимался, и до отхода ко сну было так далеко! Но Николас не  мог  не
признать, что в его целодневной занятости имелись и свои хорошие стороны. Он
поймал себя на том, что давно уже не вспоминал о доме. У него просто не было
времени тосковать о привольной жизни в  Крондоре.  А  к  вечеру  он  уставал
настолько, что с наслаждением вытягивался на соломенном ложе, которое в  эти
мгновения не казалось ему ни узким, ни жестким, и засыпал как убитый.
   Николаса смущало и озадачивало то, что Мартин оказался  вовсе  не  таким,
каким он запомнил его  по  их  прежним  встречам.  С  тех  пор,  как  герцог
четырнадцать лет назад посетил Крондор, Николас привык думать о  нем  как  о
веселом, добродушно-открытом, улыбчивом великане. Случалось, дядя сажал  его
верхом к себе на шею или поднимал на руки и  подбрасывал  высоко  в  воздух.
После этого довольно продолжительного угощенья,  во  время  которого  они  с
племянником так сдружились, Мартин всего однажды побывал с  кратким  визитом
при дворе Аруты, но Николас тогда хворал и лежал в  постели.  Они  почти  не
виделись. Дядя лишь на  несколько  минут  зашел  к  нему  в  спальню,  чтобы
поздороваться и расспросить о самочувствии. Нынче  же  в  их  отношениях  не
осталось и следа былой задушевности и теплоты. Герцог  Крайдийский  предстал
перед младшим племянником в совершенно ином свете.
   В отличие от старика Сэмюэла, Мартин, что бы  ни  случилось,  никогда  не
давал воли гневу, не говорил никому ни одного грубого слова и уж  тем  более
не срывался на крик. Он даже голоса ни разу не повысил. И вместе с тем, если
Николас или Гарри допускали какой-нибудь промах или,  хуже  того,  проявляли
небрежение и нерадение к своим обязанностям, Мартин порой так взглядывал  на
провинившегося, что тот почитал бы за счастье тут же  на  месте  провалиться
сквозь землю. Иногда же в подобных случаях его светлость молча  и  осуждающе
поворачивался к виновному спиной.  Гарри  и  Николас  сошлись  на  том,  что
предпочли бы этому безмолвному назиданию любое, пусть  самое  чувствительное
внушение со стороны Сэмюэла.
   Рыжекудрому Гарри, как считал  Николас,  изрядно  повезло:  он  ведь  был
назначен в оруженосцы к Маркусу и  потому  гораздо  реже,  чем  его  прежний
господин, становился объектом неудовольствия сиятельного герцога. Что же  до
Маркуса, то он, в отличие  от  отца,  был  куда  как  щедр  на  замечания  и
выговоры, когда Гарри по его мнению этого заслуживал.  Кое-кто  из  замковой
челяди  охотно  объяснил  двоим  крондорцам  причины  чрезмерной   резкости,
требовательности и придирчивости юного Маркуса по отношению к ним. Дело было
в том, что до приезда принца и его спутников  в  Крайди  Маркус  сам  служил
оруженосцем  при  Мартине.  Возможно,  он  успел  во  всех  деталях  постичь
обязанности, налагаемые  на  юношу  этой  должностью,  и  неукоснительно  их
выполнял, а теперь требовал того  же  и  от  них.  А  быть  может,  Маркусу,
напротив, не раз случалось  оплошать  и  оказаться  объектом  невысказанного
неодобрения герцога, и нынче он решил выместить на принце и Гарри  все  свои
былые обиды. Но что бы там ни было, они взяли себе за  правило  сносить  все
его придирки с терпением и кротостью и ни в  чем  ему  не  перечить,  как  и
подобало настоящим сквайрам. Лишь однажды Николас пробовал было объяснить их
некоторую нерасторопность тем,  что  они  здесь  чужие  и  не  знают  толком
местоположения дворовых служб и помещений в замке.  На  что  Маркус  холодно
возразил:
   - О том, чего не знаете, надлежит спрашивать. Любой из  слуг  ответит  на
ваши вопросы и укажет вам дорогу.
   За этими размышлениями Николас сам не заметил, как задремал. Он проснулся
от скрипа двери и тут же вытянулся по стойке смирно. Из спальни вышли Бриана
и Мартин. Герцогиня мягко улыбнулась юноше.
   - Утро доброе, сэр оруженосец.
   - Приветствую  вас,  миледи.  -  Николас  церемонно  ей  поклонился.  Его
утонченные придворные манеры казались герцогине не совсем уместными здесь, в
маленькой приграничной крепости, и  она  не  раз  позволяла  себе  беззлобно
пошутить над ним за это. Николас же от души смеялся ее шуткам, но вести себя
продолжал по-прежнему, и с течением дней это превратилось  у  них  в  своего
рода игру.
   Мартин притворил за собой дверь и коротко кивнул оруженосцу.
   - Николас, герцогиня и я совершим сегодня верховую прогулку. Позаботься о
том, чтобы нам вовремя подали лошадей.
   - Слушаюсь, ваша светлость.
   Николас повернулся и бросился бежать по длинному коридору. В  свое  время
Сэмюэл  предупредил  его,  что,  ежели  их  светлости  отправляются  с  утра
проехаться верхом по окрестностям, то ждать их возвращения следует не  ранее
чем через два, а то и три часа. А Потому герцог или Бриана  перед  тем,  как
выйти на крыльцо, обычно заглядывали на кухню, чтобы захватить  заранее  для
них приготовленную корзину с завтраком. Николас  по  собственной  инициативе
решил сперва наведаться туда.
   В огромной кухне суетились повара, их подмастерья и ученики. Они готовили
завтрак для более чем двухсот человек, обитавших в стенах крепости.  Главный
повар Мегар, высокий старик с обширной лысиной и гладко выбритым морщинистым
лицом  бдительно  надзирал   за   спорыми,   проворными   действиями   своих
подчиненных. Его жена, дородная, добродушная тетушка Магья,  склонилась  над
огромной сковородой, стоявшей на плите. Она проверяла, хорошо ли прожарилась
оленина, ломти которой переворачивали с помощью  длинных  двузубых  вилок  и
специальных медных лопаточек два молодых подмастерья в белых колпаках.
   Николас подошел к Мегару, стоявшему в  центре  кухни,  и  с  улыбкой  ему
кивнул.
   - Мастер повар, герцог и герцогиня нынче утром решили проехаться верхом.
   Мегар сердечно улыбнулся Николасу в ответ на его приветствие. Кухня  была
едва ли не единственным местом во всем замке, где Николаса  и  Гарри  всегда
встречали улыбками, где все были им рады. Казалось, старикам Мегару и Магье,
чьи дни близились к закату, нравилось опекать двоих юношей, почти мальчишек,
которые годились им во внуки и у которых в Крайди почти не было  знакомых  и
друзей.
   - Я знаю об этом, сэр, знаю. Все уже готово. - И Мегар кивнул  в  сторону
седельной сумы, наполненной снедью и поставленной на огромный сундук у входа
в кухню. - Но вы хорошо сделали, что удостоверились в этом. Теперь на душе у
вас будет покойнее. - Он  сопроводил  свои  слова  одобрительной  улыбкой  и
помахал вслед Николасу, который,  кивнув,  торопливо  зашатал  к  выходу  из
кухни.
   Путь его теперь лежал на конюшню. Он быстро пересек двор и открыл ворота.
В просторном помещении царила тишина, и Николас с досадой понял, что главный
конюх Рульф даже и не думал подниматься. И как только этому лежебоке удалось
занять  такую  ответственную  должность,  с  все  возраставшим  раздражением
подумал принц. И удерживать ее за собой в течение многих лет!  Это  казалось
ему  непостижимым.  Николас  пробирался  вперед  по  темному  проходу  между
стойлами. Некоторые из лошадей, заслышав его  шаги,  негромко  приветственно
заржали, другие поднимали  головы  над  деревянными  решетчатыми  дверьми  и
тянули к нему морды в надежде на угощение - кусочек сухаря или хлеба.
   У стены в конце прохода на охапке сена возлежал Рульф.  Николас  чуть  не
налетел на него в темноте. Он собрался было потрясти конюха за плечо,  но  в
этот момент чей-то голос совсем рядом с ним негромко произнес:
   - Не делайте этого, сэр Николас.
   Принц едва не подскочил от испуга. Из тьмы перед ним возникло улыбающееся
лицо мастера конюшего Фэнсона. Вернее, самого лица с темно-коричневой  кожей
разглядеть  было  нельзя,  но  белки  глаз  и  блеснувшие  в   улыбке   зубы
вырисовались на его фоне совершенно  отчетливо.  Фэнсон  указал  на  Рульфа,
который лежал на спине с раскинутыми в стороны руками.
   - Жаль нарушать такой безмятежный покой, вы не находите?
   Николас сдавленно хихикнул и вполголоса сказал:
   - Ничего не поделаешь,  придется.  Ведь  герцог  с  герцогиней  приказали
оседлать им лошадей для прогулки.
   - Ну, в таком случае... - Не закончив фразы, Фэнсон поднял с пола ведро с
водой, отступил на шаг назад и  выплеснул  всю  воду  на  спящего.  Рульф  с
протяжным стоном  помотал  головой  и  внезапно  резко,  как  распрямившаяся
пружина, вскочил на ноги.
   - Бр-р-р... Что за...
   - Я  тебя  отучу  лодырничать!  -  крикнул  Фэнсон,  вмиг  утратив  былое
добродушие. - Скоро уж полдень, а он тут разлегся и поди  грезит  во  сне  о
портовых потаскушках!
   Рульф оторопело заморгал и снова тряхнул головой.  Он  еще  не  до  конца
пробудился и потому не узнал голоса Фэнсона. Взгляд его упал на Николаса,  и
главный конюх решил, что это не кто иной как оруженосец столь  непочтительно
с ним обошелся. Глаза его сузились, на скулах выступили желваки.
   - Живо за работу! - напутствовал его Фэнсон.  Тут  только  Рульф  заметил
конюшего с ведром в руках, и выражение лица его мгновенно переменилось.
   - Прошу прощения, мастер Фэнсон, - пробормотал он с заискивающей улыбкой.
   - Быстро оседлай  коней  для  их  сиятельств.  Если  герцог  и  герцогиня
принуждены будут дожидаться у крыльца, я тебе уши оторву  и  прибью  их  над
входом в конюшню!
   -  Слушаюсь,  мастер  Фэнсон!  -  Приземистый,   тяжеловесный   Рульф   с
удивительным проворством подскочил к лестнице, что вела на чердак,  поставил
ногу на перекладину и закричал:
   - Том! Сэм! Лежебоки этакие! А ну быстро ко мне! Вот  вы  у  меня  сейчас
получите за то, что не разбудили меня, как я вам велел!
   С чердака донеслось сонное ворчание, но  через  несколько  мгновений  два
дюжих парня лет двадцати с небольшим, разительно походивших друг на друга  и
на своего отца, спрыгнули вниз. Рульф принялся ругать их на чем свет стоит и
приказал им сию же минуту вывести и оседлать лошадей герцога и герцогини.
   - Вы и оглянуться не успеете, как они уже управятся, - заверил он Фэнсона
и ушел следом за своими отпрысками, чтобы проследить за их работой.
   - Наверное, вам трудно будет в это поверить, сэр, - сказал Фэнсон,  -  но
они на редкость умело ходят за лошадьми. Я ими очень доволен. Это у Рульфа в
крови. Отец его служил  главным  конюхом  при  мастере  конюшем  Элгоне,  да
упокоят боги его душу. Я тогда был еще мальчишкой.
   - Поэтому вы ему и доверили эту должность?
   Фэнсон кивнул:
   - Вы себе и представить  не  могли  бы,  какие  чудеса  храбрости,  какую
расторопность проявил этот неотесанный увалень Рульф во  время  Войны  Врат,
когда цурани осадили наш замок! Он все время носил воинам, одним из  которых
был я сам,  свежую  воду.  Пробивался  в  самую  гущу  сражений  как  таран,
совершенно безоружный, с двумя ведрами в руках.
   Николас изумленно вскинул брови.
   - Неужели?
   - В самом деле, - усмехнулся Фэнсон.
   - Простите, - зарделся принц. - Мне никак не избавиться  от  этой  глупой
привычки.
   Фэнсон дружески потрепал его по плечу.
   - Ничего, вы со временем станете реже повторять это привязчивое словцо, а
потом и вовсе о нем забудете. - Он бросил взгляд на конюха  и  его  сыновей,
седлавших лошадей в дальних стойлах. - И  мне  искренне  жаль  Рульфа,  ведь
бедняга так до конца и не оправился после смерти жены. Уж очень он ее любил!
Просто души в ней не чаял. И мальчишки тоже. Конюшня с тех пор заменила им и
Рульфу семейный очаг.  У  них  ведь  есть  жилье  в  том  крыле  замка,  где
помещаются слуги, но они предпочитают ночевать здесь.
   Николас кивнул и стал  всматриваться  в  дальний  конец  конюшни,  где  в
полумраке мелькали руки конюха и его  сыновей.  Движения  их  были  точны  и
быстры. Услыхав историю жизни Рульфа  из  уст  Фэнсона,  принц  взглянул  на
главного  конюха  совершенно  иными  глазами.  Он  не  мог  не  проникнуться
симпатией и глубоким уважением к этому человеку, который прежде казался  ему
неким подобием туповатого, ленивого животного. В который уже раз  он  поймал
себя на том, что склонен судить о людях поверхностно или  слишком  поспешно.
Фэнсон, словно прочитав мысли принца, дружески ему улыбнулся.
   - Я слишком уж здесь замешкался, - смущенно сказал Николас. -  Мне  давно
пора вернуться к его сиятельству.
   - Лошади будут готовы вовремя, - заверил его конюший, и принц заторопился
к выходу во двор.
   Он решил вернуться в замок через кухню. Туда уже спустились герцог и леди
Бриана. Герцогиня осмотрела содержимое плетеной сумы со съестными  припасами
и осталась им довольна. Она кивнула двоим служанкам, и те последовали за ней
к  выходу  в  замковый  двор.  Мартин,  а  за  ним  и  принц  направились  к
противоположной двери и, миновав большой зал и примыкавший к  нему  коридор,
очутились возле оружейной. Дежуривший у входа  воин  отсалютовал  герцогу  и
распахнул тяжелую дверь.
   В оружейной не было ни одного окна, и Мартин с Николасом, когда дверь  за
ними захлопнулась, очутились в  кромешной  тьме.  Принц  нащупал  на  низком
столике у одной из стен кремень и огниво и быстро зажег светильню.  Отблески
ее тусклого пламени тотчас же засияли на блестящих поверхностях бесчисленных
щитов, ножен и мечей, шлемов  и  панцирей,  кинжалов,  палашей  и  колчанов,
которыми были тесно увешаны все стены до самого потолка. По углам  оружейной
стояли сотни копий и алебард в высоких деревянных подставках.
   Николас подошел к неприметной дверце и распахнул  ее  перед  герцогом.  В
маленькой комнате, смежной с оружейной, хранилось личное оружие Мартина. Для
конной прогулки герцог выбрал один из длинных луков, что висели на стене,  и
протянул его Николасу. Принц отступил назад и замер у входа,  наблюдая,  как
Мартин неторопливо наполнял колчан стрелами длиной в ярд. Их иногда называли
портновскими линейками, потому что швеи и торговцы мануфактурой  обыкновенно
отмеряли ткани узкими дощечками точно такой же длины. До  приезда  в  Крайди
Николас не видел длинных луков. Воины Крондора для дальнего боя использовали
арбалеты, кавалерия же была сплошь вооружена короткими луками. Однако принцу
не раз  доводилось  слышать,  какой  поистине  безмерной  губительной  силой
обладало излюбленное оружие его дяди - лук в рост  стрелка  -  в  крепких  и
умелых руках. Поговаривали, что стрела, пущенная  из  этого  лука,  насквозь
пробивала любой, далее самый прочный щит, панцирь или шлем.
   Николас знал, что в течение  долгих  лет  Мартин  служил  главным  егерем
герцога Крайдийского, своего родного отца, и снискал себе  славу  одного  из
искуснейших лучников Западных земель Королевства. В тайну его рождения  были
тогда посвящены немногие. Герцог Боуррик доверил  ее  лишь  ближайшим  своим
советникам. Но на смертном одре он признал старшего сына,  и  вскоре  Мартин
Длинный Лук унаследовал герцогство Крайди, а также титул своего родителя.
   Герцог передал Николасу колчан со стрелами, а сам склонился  над  столом,
где были разложены всевозможные  ножи,  короткие  поясные  мечи  и  кинжалы.
Поколебавшись, он взял оттуда  два  охотничьих  ножа  и  также  протянул  их
оруженосцу. Затем он выбрал кор