целительной силы во мне не было.
     Очевидно отвращение вытеснило милосердную часть моих колдовских  сил,
но не для меня, так как я тотчас же  вылечился  от  раны,  нанесенной  мне
ребенком, а для других. Я мог бы убить бедного звереныша.
     Хессеки погрузились в молчание. Я махнул  Каю  рукой,  чтобы  он  шел
дальше, но спросил, куда он меня ведет.
     - Недалеко, - ответил он. -  В  место,  священное  для  нас.  Ребенку
предстоит умереть, повелитель?
     - Он и так уже почти мертв. Объясни, что это за святое место?
     - Могила, - сказал он так естественно, как  другой  сказал  бы:  "Дом
моего соседа".
     Больше я не заглядывал в  его  мысли;  его  смятение  уменьшилось  до
простой нерешительности, и  хотя  раньше  я  не  чувствовал  беспокойства,
будучи, как мне казалось, непобедимым,  темнота,  вонь  и  несчастный  вид
здешних мест вдруг страшно опротивели мне.
     Минуты три спустя мы добрались до нужного места.
     Тропа выходила  к  хессекскому  кладбищу,  когда-то  единственному  в
старом городе. Ворота из украшенного орнаментом ржавого металла  открывали
вход в каменный коридор, местами освещенный незакрытыми факелами, горящими
бледно-желтым пламенем.
     Конец коридора был перекрыт двойными дверями из  меди,  рассыпавшейся
от старости в голубоватую пыль, за ними - прямоугольный ритуальный зал для
похорон, завешанный драпировками из древнего паутинного шелка.  У  дальней
стены этого уютного гнездышка стояли  три  скамьи  из  камня,  украшенного
завитками, на них в живописном беспорядке лежали позеленевшие человеческие
кости.
     В благоуханном доме смерти появляться обычно не очень весело.
     - Кай, - сказал я, - это не похоже на укромное место, где я хотел  бы
поселиться.
     - Прошу терпения, мой повелитель, - сказал Кай.
     Он раздвинул хрупкие занавеси, за ними открылась  еще  одна  комната,
тоже освещенная факелами, но совершенно пустая.
     Я прошел в эту комнату, и занавеси сдвинулись за моей спиной, оставив
меня одного.
     Одновременно  в  дальнем  конце  комнаты  открылась  потайная  дверь.
Эшкорекская уловка. Но в дверях появилось нечто, заставившее  меня  забыть
об Эшкореке.
     Первой двигалась фигура в черном - человек  на  четвереньках,  -  его
голова была, как у зверя, опущена вниз, на шее - ошейник.  За  ним,  держа
поводок, шел другой, тоже в  черном,  но  во  весь  рост;  его  лицо  было
украшено узорами,  как  мне  показалось,  из  граненых  изумрудных  бусин.
Последней шла женщина.
     В ее волнистых волосах извивались гадюки - украшение из  полированной
бронзы, имевшее достаточно натуральный вид, а в дрожащем свете - и слишком
натуральный. Казалось, змеи шевелятся. На женщине  было  платье  из  очень
тонкого льняного полотна, свет факелов проникал сквозь  пего,  как  сквозь
воду, освещая ее серебристое тело. Пояс на талии,  украшенный  зелеными  и
алыми драгоценными камнями.
     Она остановилась, закрыла лицо руками и склонилась  передо  мной.  На
ней не было ни покрывала, ни косметики. Когда она подняла глаза,  я  узнал
ее.
     Это была Лели.



                                    8

     Человеческое  существо  на   полу   зарычало.   Оно   подняло   лицо,
раскрашенное  черными  отметинами,  как  у  тигра,  края  его  зубов  были
заострены, а дикий  взгляд  блуждал.  Он  был  одержим  навязчивой  идеей,
случайной или намеренно вызванной, и  представлял  себя  зверем.  Со  мной
заговорил человек с маской из зеленых бусин, державший зверя.
     - Добро пожаловать, повелитель. Мы рады, что ты здесь, рады,  что  ты
пришел по своей воле.
     - А она тоже по своей воле пришла? - спросил я.
     Лели улыбнулась, и холодные пальцы  пробежали  по  моим  плечам.  Эта
девушка, которую я создал из старческой плоти, была действительно красива.
Даже слишком  красива,  если  вспомнить,  что  было  вначале.  Это  чистое
алебастровое лицо, как у новорожденного младенца, ничем не тронутое.
     - Она должна быть нашей жрицей, - сказал мужчина. - Нашим символом.
     - Символом чего? - спросил я.
     - Она была стара - ты сделал ее  молодой,  сильной,  благословил  ее.
Хессек тоже стар.
     - И мне надо сделать хессека  молодым  и  сильным?  Потому  что  я  -
бог-дьявол, которому вы поклоняетесь.
     Я заметил, что изумрудные точки на щеках и на  шее  мужчины  были  не
бусинами, а сушеными блестящими жуками, которые сверкали в свете  факелов.
Он, вероятно, был кем-то вроде жреца,  и  жуки-украшения  на  его  лице  и
человек на поводке должны были служить знаками его власти. Похоже, это был
мой жрец. А Лели - моя жрица.
     - Даже ты,  повелитель,  -  сказал  он,  -  можешь  не  знать  своего
предназначения, воли того, который в тебе. Если ты позволишь, мы  проводим
тебя во Внутренний покой и узнаем это.
     - А если я не позволю? Вы же знаете, что я могу убить вас  на  месте,
да и всех других, кто может прийти за мной.
     - Да, повелитель, - сказал он.
     Из-за насекомых было трудно определить выражение его лица. Я  слышал,
как масрийцы с презрением говорили,  что  все  хессеки  на  одно  лицо,  и
сейчас, в рассеянном тусклом свете похоронного зала, это казалось правдой.
Этот человек был  скорее  олицетворением  своей  расы,  чем  индивидуумом.
Внимательно глядя на него, я подумал, что не узнаю его,  когда  он  снимет
свои украшения.
     Ответ для меня нашла Лели.
     - Всемогущие любопытны к людям,  -  сказала  она.  -  Иди  с  нами  и
удовлетвори свое любопытство.
     Я еще не слышал ее девичьего голоса. В  ней  не  осталось  ничего  от
прежней Лели. Ее слова  были  изящны,  изменился  даже  ее  мозг,  который
создавал слова. Я еще подумал, а помнит ли она, какой была раньше,  помнит
ли  свою  несчастную  жизнь  горбатой  проститутки,  немощной   продавщицы
сластей. А что касается ее предложения, то я не  мог  противиться  вязкому
неотвязному желанию посмотреть, что там будет, тому  самому  желанию,  что
привело меня сюда.
     И даже моя сообразительность не подсказала мне,  что  они  околдовали
меня.
     - Хорошо, - медленно сказал я. - Тогда идем.
     Мужчина, мой жрец, поклонился мне, потом Лели, а когда он заговорил с
ней, я услышал, что он добавляет почтительное хессекское "йесс".
     - Вы мудры, Лели-йесс.
     Она улыбнулась, и ее улыбка мне не понравилась.
     Священник вышел, она за  ним.  Я  последовал  за  ней  по  очередному
коридору, душному и вонючему, каким только и может быть место для  могилы,
и под ворчание человека-тигра на поводке я сказал ей в спину:
     - Продолжай быть мудрой, бабушка-девочка, не выкидывай фокусов.
     - Ты несправедлив ко мне,  -  сказала  она.  -  А  потом,  чего  тебе
бояться, тебе, который храбр и ужасен? Мне сказали, что ты сегодня вечером
спас жизнь храгонского принца. Что, Сором твой любовник, что ты так мил  с
ним? Я думала, Вазкор - мужчина для женщин.
     Ее одеяние из газа  показывало  мне  все,  что  могло,  но  она  была
девушкой, которую я не хотел и никогда не захочу. При мысли лечь с  ней  я
почувствовал нечто вроде отвращения. Я понял по ее  походке,  что  она  об
этом не догадалась.
     - Как я и просила, ты сделал меня невинной. И я еще не тронута. Разве
ты не мужчина для женщин, Вазкор?
     - Для кого как, - ответил я. - Мужчина не для тебя, женщина.
     Нет более быстрого  способа  сделать  из  женщины  врага.  Вы  можете
говорить ей, что она холодна или что она сука, но пока вы ее желаете,  она
все вам простит. Но скажите ей,  что  она  -  чудо  света  и  покажите  ей
холодный пах, и она будет ненавидеть вас, пока не погаснет солнце.  Это  я
понимал достаточно хорошо, но я мало считался с Лели и ненамного больше  -
с ее людьми. В любом случае, это  была  простая  честность,  и  испытание,
которому они собрались меня подвергнуть, ничего бы не изменило.
     Она больше ничего не сказала, и я тоже молчал.


     В  течение  девяноста  с  лишним   лет   в   Бит-Хесси   существовало
пророчество; мне потом рассказал о нем священник. Как и другие народы, под
гнетом завоевателей превратившиеся в рабов, нищих и отверженных  на  своей
родной земле, они мечтали о спасителе, который избавит их от угнетателя  и
на миллионе могил масрийцев  восстановит  древнюю  империю  хессеков.  Они
сбросили своих бывших богов, которые не защитили их, даже самого  морского
демона Хессу, мифологического основателя Бит-Хесси. Хотя хессекские моряки
и рабы по-прежнему служили мессы  и  приносили  жертвы  божествам  океана,
полей и погоды, никаких остатков этой прежней  религии  не  сохранилось  в
старом городе на болоте. Метрополис во тьме уходил в землю, и его таинства
вместе с ним.
     Раса  хессеков  была  старой,   она   доживала   свой   век.   Начали
поговаривать, что  когда  засохшее  дерево  даст  зеленые  побеги,  явится
спаситель хессеков; при тех обстоятельствах это  был  достаточно  циничный
афоризм, но с годами рабства  он  приобрел  наивно-благочестивый  оттенок.
Однако Лели -  засохшее  дерево  -  оделась  зеленой  листвой  девичества.
Ненамеренно я воплотил их мечту, использовав Лели как пешку в своей  игре.
Когда в Роще она подошла ко мне, шепча о своей юности, я решил, что это ее
боги вверили ее моим рукам. Может быть, так оно и было.
     Внутренний покой, казалось, лежал в самом сердце кладбища, попасть  в
него  можно  было  через  лабиринт  проходов,  ведущих  между  склепов   и
саркофагов, где на вас злобно смотрели сложенные горками черепа, а  воздух
был насыщен запахом гнили.
     От причудливого приветствия по окончании  пути  я  ждал  какой-нибудь
угрозы, и не  ошибся.  Арка  открыла  большое  пространство,  вокруг  стен
сплошной толпой стояли священники в черном и жители Бит-Хесси в лохмотьях.
В центре было пусто, там горела бронзовая лампа на высоком треножнике,  по
хессекской традиции - открытая. Впереди меня прошла Лели  и  священник  со
своим неприятным любимчиком. Когда я  вошел,  толпа  издала  резкий  крик,
разбившийся о высокую кровлю. В нем ощущалась затаенная истерия, я слышал,
в подобное  состояние  впадали  женщины  в  крарлах  во  время  похоронных
песнопений. Мне очень не понравился сам тон,  так  что  я  даже  не  сразу
понял, что они кричали. А  они  снова  и  снова  кричали  одно  и  то  же:
"_Э_й_у_л_л_о _й_е_й_ с_'_у_л_л_у_-_К_е_м_!" (Невидимый бог стал видимым в
своем сыне!)
     Больше, чем однажды, я назвал себя богом, на то у меня были  причины.
Но я похолодел, встав лицом к лицу с ордой фанатиков и слушая их  выкрики.
Это было все равно, что стоять в пороховом  погребе  Эшкорека  и  высекать
кремнем искры.
     Я подумал: "Они меня здесь проверяют. Если я обману их, они придут  в
неистовство;  если  я  тот,  кого  они  ждут,  то  же  самое   неистовство
выплеснется мне в  лицо".  Я  не  знал,  как  именно  они  собрались  меня
проверить. Глядя на их безумный пыл, можно было ожидать чего угодно.
     Жрец, воздев руки, добился молчания; драгоценные камни на поясе  Лели
разбрызгивали красные и зеленые отблески на ее  грудь  и  шею,  когда  она
склонилась над  лампой  на  треножнике.  На  полу  в  центре  комнаты  был
нарисован белый круг бегущих  животных,  заляпанный  коричневыми  пятнами;
несомненно, это была кровь.
     В  загадочных  всполохах  огня,  над  которым  колдовала  Лели,   мне
показалось, что звери побежали: каждый из них бросался на животное впереди
себя. Это напомнило мне стадо, спасающееся бегством от роя жалящих оводов.
Я почувствовал, как меня  притягивает  эта  картина  и  подумал:  "Я  могу
потягаться с их силой". И (как я думал) по своей воле я решил  вступить  в
круг бегущих зверей, и там посмотреть, что меня ожидает.
     Скажите себе, если хотите,  что  вы  бог  или  демон.  Встретьтесь  с
кем-нибудь из них,  и  увидите  свою  ошибку.  До  сего  дня  я  не  знаю,
действительно ли  оно  было  тогда  со  мной,  их  демоническое  божество,
повелитель тьмы. Возможно, древнее колдовство,  неотъемлемая  часть  жизни
хессеков, было  столь  убедительным,  или  их  открытая  вера  была  столь
настойчивой, что вызвала его к жизни, подобно тому, как  устрица  в  своей
раковине создает из песка жемчужину.
     Вокруг меня и в самом деле на задних лапах бежали настоящие звери.  Я
обонял их запах, чувствовал их тепло,  видел,  как  из  их  пастей  каплет
настоящая слюна.
     Затем подо мной раскрылась дверь, не быстро, а как бы  растаяв.  И  я
оказался в каком-то месте без света и звуков, и он был там вместе со мной.
     Я не слышал и не  видел  его,  это  создание,  которое  они  называют
Шайтхуном, повелителем мух, но я ощущал его присутствие как дыхание  возле
моего уха. Помню, что я выставил против него мои силы, как вокруг  стоянки
племени выставляют загородки с шипами, чтобы защититься от волков. Но  это
был тот волк, от которого я не мог  защититься.  Нет  человека,  настолько
святого, чтобы нельзя было найти у него  ни  одной  черной  мысли  или  ни
одного дверного дела, пусть даже самого маленького. А такое дело или такая
мысль есть ворота, через которое проникают дьяволы, подобные этому дьяволу
Хессека.
     Я начал видеть без света и слышать без звука.
     Из дыма заклубился другой дым. Этот дым состоял из  миллионов  мелких
частиц, в которых я увидел  его  творения.  Крылатые  жуки,  мухи,  черные
мотыльки, саранча, а под ними - наземные посланцы  его  царства:  личинки,
черви и пауки, висящие на своих стальных проводах.  Они  летали  и  ползли
перед моим внутренним взором, как дождь течет по бумажной шторе  на  окне.
Казалось, у меня не было другого выхода, кроме как поверить в эту иллюзию;
моя сила была скована или подавлена поклонением хессеков,  а  еще  потому,
что я не имел определенного противника, с которым мог бы бороться.
     Через мгновение исчезло видение дыма из насекомых,  и  вместе  с  ним
исчез и бесформенный полумрак.
     Я был  во  Внутреннем  покое,  который,  не  считая  круга  из  белых
животных, был пуст. Опять неподвижные, они повернули свои огромные головы,
чтобы посмотреть на меня. Бегущие, они телами чем-то напоминали львов,  но
их головы больше походили на лошадиные, хотя были гораздо тяжелее, на шеях
лежали складки кожи, а короткие мускулистые ноги под  провисшими  животами
оканчивались лапами с пятью пальцами. От них шел какой-то болотный  запах,
напоминающий запах старого ила.
     Они пристально смотрели на меня, вывалив,  как  собаки  после  охоты,
толстые коричневые языки.
     Затем между мной и зверями появилась темнота, в воздухе начала  расти
тень. Я знал, что это не бог хессеков, так как он  никогда  не  мог  стать
видимым, несмотря на все их крики.
     Настоящий или воображаемый,  он  не  мог,  как  это  существо,  иметь
никаких мужских черт. Неожиданно я осознал, что моя собственная ментальная
энергия, крепко пойманная  религиозными  страстями  Бит-Хесси,  обернулась
внутрь меня и произвела некий образ из моего собственного  мозга,  как  бы
для того, чтобы противодействовать их образам.
     На секунду я решил, что это мое зеркальное отражение.
     Высокий, широкий в кости мужчина, худой и жилистый, с темным загаром;
его иссиня-черные волосы были такой же длины, как мои в то время, когда  я
был воином в племени. Он был одет в черное, на его руках - черные  кольца.
Его лицо было моим, хотя и не совсем моим, кое чем отличались глаза и рот,
многие этого бы и  не  заметили.  Кровь  зашумела  в  моих  ушах,  и  ноги
подкосились.
     Я забыл хессекский язык. Во рту был соленый привкус, в душе ворочался
невыразимый ужас, когда я заговорил невнятно, как ребенок.
     - Вазкор. Мой отец.
     Он не ответил мне. Но дух ли, галлюцинация ли - он  смотрел  на  меня
так, как будто он меня видел. Ничто в прошлом, никакие мечты или грезы  не
подготовили меня к этому - ни  пророчество,  ни  огненная  тень  тогда  на
острове. Казалось, что до него можно было дотронуться. Но я не  подошел  к
нему.
     - Мой король, я не забыл. Я верен клятве. Я сдержу  ее.  -  Ноги  мои
дрожали, пот по мне катился градом.  -  Чего  ты  хочешь  от  меня  помимо
клятвы?
     Он начал исчезать, и это было ужасно.
     Я закричал:
     - Подожди, скажи мне свою волю. Повелитель... король... отец...
     Но он исчез, и оттуда, где он стоял,  столь  похожий  на  настоящего,
кинулась большая полосатая кошка, чтобы вцепиться мне в горло.
     Борясь с тигром, я катался по земле, сжимая в своей руке нож, который
они у меня не отобрали. Я полоснул ножом по шее тигра,  и  его  обжигающая
кровь потекла по моей руке. Все это происходило как бы в  оцепенении,  мой
мозг напрасно звал меня.
     Внезапно раздался крик. Не мой.
     Я стоял  на  ногах  в  кругу  нарисованных  белых  зверей,  в  центре
хессекского кладбища. В лампе на треножнике пылал огонь, и  я  видел,  что
вся толпа  вокруг  лежит  ниц,  склонившись  перед  своим  богом.  Лели  и
священник, украшенный жуками, тоже простерлись у  моих  ног,  и  здесь  же
лежала еще одна фигура. Оказывается, я убил не тигра,  а  сумасшедшего  на
поводке, который воображал себя тигром. Вот как по-настоящему выглядело их
жертвоприношение: они превращали человека в зверя и затем  перерезали  ему
горло. Значит, сейчас я поработал для них - окровавленный  нож  был  опять
заткнут за мой пояс.
     На коленях подполз ко мне священник. Он уцепился за мою ногу и  начал
целовать ее, я пнул его в лицо и сломал ему зуб. Он смотрел на меня  снизу
вверх и боли, казалось, не чувствовал.
     - Доказано, - сказал он. - Сила круга подтвердила  это,  как  и  твою
горящую тень. - Он прошептал: - Ты -  Шайтхун,  ставший  видимым,  Шайтхун
воплотившийся. Повелевай нами.
     - Будь благодарен, что я не убил тебя, - так же тихо ответил я.
     - Убей меня. Я готов. Я приношу себя в жертву тебе, Шайтхун-Кем.
     Лели тоже подняла белое лицо. Она разодрала свое прозрачное одеяние и
теперь царапала груди ногтями,  ее  губы  были  приоткрыты,  а  в  волосах
поблескивали гадюки. Она предлагала мне себя, предпочтя забыть о том,  что
я ей сказал.
     - Повелевай мной, - повторил священник.
     - Отведи меня в то убежище, ради которого твои люди привели меня сюда
через болота, - я постарался произнести это как можно  более  прозаическим
тоном.
     Кровь, магия, запах трупа и мигающий свет привели меня  в  обморочное
состояние, как какую-нибудь  глупую  девчонку.  С  меня  было  достаточно,
больше я ничего уже не хотел.
     Священник поднялся и поклонился, повинуясь мне.


     Я вошел в комнату и обнаружил, что в ней пусто, чисто, воздух свежий.
У стены стояло  ложе,  покрытое  тряпьем.  Я  упал  на  него  и  сразу  же
провалился в серую страну забвения.
     Меня разбудил сон; мне  приснилась  белая  кошка,  которая  пила  мою
кровь.
     Я уставился в туманный полумрак и увидел, что у моих  ног  свернулось
чудовище из моего сна. Это кошмар, не  похожий  на  другие,  он  разъедает
рассудок. Но в комнату уже входил рассвет, и через  секунду  я  разглядел,
кто там действительно был. В белом платье с  белым  покрывалом  на  голове
Лели-жрица явилась докучать мне.
     Эта комната была, скорее всего, наверху подземной части Бит-Хесси,  и
лучи восходящего солнца, пробившись  сквозь  узкое  высокое  окно,  залили
комнату розовым светом. В свете розового утра Лели  потянулась,  упало  ее
покрывало, а за ним и белое свободное платье.
     - Смотри, какой красивой ты меня сделал. О Вазкор,  мне  не  нравятся
твои сны.
     Я понял, что она знала мой сон со всеми подробностями. Нет  сомнения,
я кричал во сне, но мне показалось, что она прочла мои мысли  без  всякого
труда, тогда как вчера мне было непросто проникнуть в мысли  Кая.  В  этой
верхней комнате я опять испытал на себе воздействие разрушительной энергии
чего-то древнего и страшного.
     Несмотря на мои открытые демонстрации Силы,  здесь  мне  не  давалось
искусство исцеления, а в этот их круг я вошел, как бык в сарай мясника,  и
даже еще более охотно. Если бы я