мле и ее плодах.
     - Сам Градоначальник не желает видеть у себя на столе  ничего,  кроме
моего сыра, - похвалился он. - Большая честь.
     Было очевидно, что Распар не столько не польщен оказанной ему честью,
сколько обрадован возросшим благодаря ей сбытом его продукции.
     Сбор винограда уже начался. По террасам сновали женщины  с  корзинами
на крутых бедрах. Эллак задумчиво посматривал на них.
     Вдоль аллеи между конскими пастбищами  выстроились  тополя.  Вороные,
серые и гнедые  лошади  повернулись  и  галопом  унеслись  от  нас,  мотая
длинными головами. Мы миновали еще одну группу  зданий  -  надо  полагать,
конюшни и хлева. За ними располагалось огромное  открытое  пространство  в
виде большого овала, обнесенного  оградой  из  высоких  кольев.  В  центре
возвышался помост из наваленных в кучу камней.
     Экипаж остановился.
     - Тренировочный трек, - объявил Распар.
     Мы вылезли из экипажа, и из  одного  каменного  здания  к  нам  вышел
человек, поджарый и загорелый, с морщинками  от  солнца  вокруг  черных  и
зыркающих, как у ящерицы, глаз. Он  слегка  прихрамывал,  его  правый  бок
странно крепился вкось. Он все еще находился на  некотором  расстоянии  от
нас, когда Распар вполголоса пояснил:
     - Это Беллан. Он служит у меня с тех пор, как колесницы разделались с
ним в Коппайне два года назад. Теперь он мой объездчик. Он  участвовал  во
многих скачках вроде Сагари и выигрывал их все.
     Беллан доковылял до нас, поклонился Распару, окинул нас  взглядом.  Я
ожидала  неприязни,  даже  ненависти.  Наверняка  ведь  должна  возникнуть
ненависть - по крайней мере к Дараку, прямому и высокому, каким колесничий
Беллан  уже  никогда  больше  не  будет.  Но   ничего   подобного   я   не
почувствовала. Он улыбнулся и кивнул Дараку, когда Распар свел из  друг  с
другом. Он оказался дружелюбным, но сдержанным и, похоже, неторопливым  на
решения. Голос его был глуховатым и приятным на слух.
     - Если господин готов, у меня есть для него колесница.
     Из-за зданий появился конюх, ведя обыкновенную металлическую  повозку
с тремя гнедыми в оглоблях.
     - Это для разминки, - заметил Распар. - Вороные будут позже. Дай один
круг.
     Воротную секцию в  ограде  распахнули  внутрь  и  провели  через  нее
колесницу и упряжку. Лошади рыли копытами землю  и  мотали  головами;  при
всем том, что они не были главной гордостью  Распара,  они  все-таки  были
скаковыми лошадьми, капризными и  нервными.  Дарак,  мгновение  изучив  их
взглядом, снял с себя тунику, отдал  ее  Эллаку,  а  затем  прислонился  к
колесу экипажа, пока Маггур стаскивал с него сапоги.
     Беллан одобрительно хмыкнул.
     Дарак прошел в ворота и обошел кругом лошадей.  Он  немного  поласкал
их, разговаривая с  ними,  а  потом,  явно  удовлетворенный,  забрался  на
колесницу. Отвязав и распутав сплетенные вожжи, он тряхнул ими, щелкнул  -
и кони рванули вперед. Они плохо сочетались в одной упряжке и шли неровно;
колесница подскакивала, но Дарак в ту же секунду  сообразил,  что  делать.
Правую крайнюю он оставил в покое, левую крайнюю с силой притормаживал,  а
коренника слегка шлепал вожжами, заставляя его рваться  вперед.  Колесница
покатила,  сперва  медленно,   немногим   быстрее   пешехода.   Неровность
мало-помалу  покинула  тройку  гнедых,  когда  они  почувствовали   указку
поводьев, подгоняющую или сдерживающую. Они  притерлись,  объединились,  и
тогда он дал им волю. На  середине  скакового  круга  поводья  провисли  и
натянулись, и кони внезапно пустились галопом. Я убедилась, что Дарак и  в
самом деле знаком с колесницами, хоть и не понимала, где и  каким  образом
он с ними познакомился. Кони и ездок  стали  теперь  единым  целым,  одним
летящим существом. Поднялась туча пыли, едко-золотой на солнце.  Я  быстро
огляделась  по  сторонам.  Эллак  ухмылялся,   Распар   слегка   улыбался,
поглаживая подбородок, Беллан,  стоявший  у  ограды  из  кольев,  нагнулся
вперед.  Глаза  у  него  сверкали,  ноздри  раздувались,  ноги  беспокойно
переступали, покалеченная левая рука дергалась.
     Он мысленно мчался на этой колеснице.
     Они сделали поворот легко и размашисто за каменным помостом,  который
представлял собой Скору Сиркуникса. Второй поворот - и  сквозь  тучи  пыли
предстала напряженная медная мощь, удерживаемая сильной  рукой.  Колесница
замедлила бег и остановилась. Дарак посмотрел на нас.
     - Лошади хорошие, Распар, но плохо сочетающиеся.
     - Знаю. Ты заслужил лучших.
     Гнедые, рассерженные этим внезапным прекращением своего полета, снова
рванули было вперед. Дарак с силой натянул  поводья,  и  тут  же  подбежал
конюх, который распряг и увел лошадей.
     Дарак вышел с огороженного поля, его коричневое тело слегка  побелело
от пыли.
     - Ну, Беллан? - спросил Распар.
     - Да, - сказал Беллан. И повернулся к  Дараку.  -  У  пригодного  для
колесниц есть нечто от льва в пустыне, - хорошо скрытая  мощь  проявляется
только в движении. Неужели ты никогда раньше не участвовал в скачках?
     - На стадионе - нет. Только на треке в...  -  Дарак  заколебался,  не
желая называть какое-либо место, где он бывал в прошлом. - В одном городе,
где я проживал, у меня оказалось много свободного времени.
     - Да, - молвил Беллан, - у тебя божий дар, а ты им пренебрегаешь.  Ты
колесничий, но малость заржавел. Подобно хорошему колесу, тебя надо  будет
как следует смазать, прежде чем ты будешь готов. Но все же хорошее колесо.
Теперь я дам тебе испробовать моих вороных, и посмотрю, понравишься ли  ты
им.
     Их  уже  привели.  Они  изумительно  смотрелись  на  солнце:   тройка
животных,  высеченная  из  единого  черного   янтаря,   отшлифованная   до
серебряного  блеска,  со  вставленными  в  ноздри  рубинами.  Они   стояли
совершенно неподвижно и ждали, напряженные и опасные.
     - Представь им нашего друга, Беллан, - предложил Распар.
     - С вашего разрешения, я предпочел бы, чтобы он сам им представился.
     Дарак пожал плечами. И двинулся вперед ровным и твердым шагом. По  их
телам пробежала дрожь. Все три головы вскинулись почти одновременно. Дарак
тихо рассмеялся. Он вошел в азарт. Он не уклонился  вправо  или  влево,  а
направился к кореннику тройки. Конь  оскалил  зубы,  и  другие  двое  тоже
всхрапнули. Передние копыта  чуть  поднялись.  Рука  Дарака,  уверенная  и
ласкающая, скользнула по атласной  морде.  Поглаживая,  он  нагнул  голову
поближе, что-то шепча. Зрелище было  чувственным,  почти  сексуальным,  но
удивительно прекрасным. Конь ткнулся ему в плечо.  Другие  двое  по  обеим
сторонам вытянули морды, чтобы получить свою долю внимания.
     Беллан негромко рассмеялся.
     - Отлично, отлично, мой Даррос.
     - Один мозг в трех телах, - сказал Дарак, - именно так они  относятся
к скаковому кругу?
     - Испытай их. Они теперь пойдут с тобой. Но учти, только  два  круга.
Они нам еще понадобятся, и их нельзя утомлять. Кроме того,  нам  требуется
многое обсудить.
     Конюх ввел их в оглобли и запряг. Дарак стоял на  колеснице,  ему  не
терпелось поскорей начать. Вороные  трепетно  дрожали.  Конюх  выбежал  за
ограду и закрыл ворота. Вожжи щелкнули и натянулись.
     В первый раз мы видели полет, но этот полет был огнем. Черным  огнем,
вырывающимся из масла. Лошади мчались вперед, стремясь догнать собственные
тени, отброшенные на предыдущем круге. Дарак тоже весь устремился  вперед.
От этой сумасшедшей быстроты ничего нельзя было  ясно  разглядеть:  только
изгиб, порыв, оргазмический, неудержимый, и мир застывает, замирает вокруг
этого ядра скорости. Я почувствовала, что должна мчаться с ними,  так  как
стоять не двигаясь было кощунством.
     - Довольно! Стой, сигкогский пес! - взревел Беллан.
     Колесница  вспыхнула,  замерцала,  затормозила.  Кони  рысью   прошли
поворот, возвращаясь к нам.
     - Разве я не сказал - два раза и не более?
     Дарак усмехнулся.
     - Мы с ними забыли.
     - Вы с ними должны научиться помнить. - Но Беллан тоже улыбался.
     Дарак поклонился, слез с колесницы и, взяв принесенные конюхом легкие
попоны, собственноручно накрыл  ими  каждого  коня.  Те  тыкались  в  него
мордами.
     Эллак был не на шутку удивлен. Раньше он не слыхивал, чтобы его вождь
с улыбкой сносил приказы и оскорбления от какого-либо человека.  Наверное,
он ожидал драки; и поэтому  выглядел  сбитым  с  толку,  но  его  внимание
отвлекла хорошенькая девушка, принесшая нам охлажденное вино.
     - Тебе многому нужно будет научиться, - сказал Беллан,  -  и  вороным
тоже. Мы должны поработать над этим. Ты мало знаешь  о  Сагари.  Благодаря
милостивой предусмотрительности моего хозяина, ты очень  скоро  узнаешь  о
них больше. - Он кивнул на скаковой круг. - Земля, воздух, огонь  и  вода.
Скачки радости, страха и ненависти. Но прежде всего - твой  лучник.  -  Он
взглянул на Маггура, на Эллака, немного отошедшего в сторону с кравчей.  -
Эти люди будут слишком тяжелыми. Тройке незачем любить лучника так же, как
возничего, но она должна быть в силах вытерпеть его.
     Тут вступил в разговор Распар.
     - Даррос предложил, чтобы с ним ехала его дама.
     Беллан, похоже, поразился.
     -  Женщина?  В  постели,  наверное,  великолепна,  но  на   колеснице
неуклюжа, как вол.
     - Лучник Дарроса _я_, - заявила я.
     Беллан посмотрел на меня пристально, впервые заинтересовавшись.
     - Ты? Я думал, ты степной мальчишка. Вижу,  что  это  не  так.  Прошу
прощения.
     - Шайрин носят только женщины степных племен, - уведомила его я.
     - В самом деле? - Беллана  эта  ошибка  не  волновала.  -  Ты  умеешь
стрелять?
     - Я _я_в_л_я_ю_с_ь_ лучником Дарроса.
     Он теперь откровенно ощупывал меня взглядом.
     - Маленькая. Вес подходящий. - Он обернулся и кликнул конюха, который
тут же подбежал. - Организуй мишень. И принеси лук и простые стрелы.
     Я думала, что испытания пройдут на твердой земле, но вышло иначе.
     С лошадей сняли попоны, Дарак стоял на колеснице, а  я  позади  него.
Беллан проковылял к нам.
     - А теперь - что вы думаете, мои три ночные песни? - Обратился Беллан
к тройке. Он потерся лицом об их морды,  и  они  тотчас  же  откликнулись.
Затем он двинулся к задку колесницы. - Сними сапоги. Ты должна чувствовать
трепещущего под тобой жизнь, жизнь колесницы и биение сердца. Если  хочешь
устоять на ногах, твои ступни должны быть как ладони. Они у  тебя  слишком
мягкие, поэтому я дам тебе сандалии.
     - Ступни  у  меня  твердые,  -  возразила  я  и  сняла  сапоги.  День
становился все жарче, и слои металла на полу  накалились  под  солнцем.  Я
почувствовала, как у меня закружилась голова от напряжения: воздух казался
хрупким, как треснувшее голубое стекло. Мне вручили лук и стрелы с длинным
оперением. Я не знала, что именно они имели в виду, называя их "простыми".
Позже мне доведется узнать.
     Подошел конюх и установил металлическую перекладину на открытом задке
колесницы, приблизительно на уровне моей талии, а  затем  закрепил  ее  на
месте.
     Двое человек скакали на лошаденках по скаковому кругу за  колесницей,
лицом ко мне. Между собой  они  везли  раскачивающийся  на  шнуре  большой
деревянный овал мишени, размеченный заплатами синего, желтого  и  красного
цветов.
     - Когда колесница помчится на полной скорости,  -  сказал  Беллан,  -
целься в цвета на мишени. Синий - отлично,  поскольку  его  трудней  всего
увидеть, красный - хорошо, а желтый - удовлетворительно.
     Беллан вышел за ограду. Ворота закрылись.
     Толчок.  Я  выдержала  его.  Второй  толчок  -  и  меня  швырнуло  на
металлическую перекладину,  чуть  не  сбив  дыхание.  Проклятый  Дарак.  Я
услышала, как он смеется.
     - Смелей, Имма.
     Мои  ноги   балансировали   на   движущемся,   подскакивающем   полу,
расставленные в  стороны  над  колесной  осью.  Я  напрягла  тело,  плотно
прижатое к металлу, и ждала. Теперь мы ехали быстро. Пыльная земля  вихрем
проносилась мимо,  шипя  от  скорости.  Позади  и  передо  мной  лошаденки
пустились галопом, так и раскачивая мишень. Я натянула лук,  сделала  руки
твердыми, прицелилась, выстрелила. Стрела  прошла  мимо  цели.  Волосы  от
скорости развевались у меня перед лицом. Придется мне их заплести  в  косу
или собрать в пучок на затылке, как воины в крарле. Я снова прицелилась  и
выстрелила. Стрела задела щит и шлепнулась в пыль.  Колесница  по-прежнему
набирала невероятную скорость. Новый толчок, который чуть не выкинул  меня
вперед через перекладину.  Я  откатилась  назад  к  металлической  стенке,
моргнула, очищая глаза от пыли, прицелилась и выстрелила. Стрела  взвилась
вверх, опустилась  и  попала  в  красное.  Я  выпрямилась,  а  затем  чуть
расслабила колени.  Теперь  я  лучше  чувствовала  подскакивающий  пол.  Я
нагнулась над перекладиной и выбила три синих, одну за другой.
     - Дарак, - окликнула я, - три синих, один красный.
     Он меня не услышал.
     Всадники догоняли нас. Я выбила большинство красных, и  много  синих.
Вот они уже впереди нас. Я  развернулась  кругом  и  выстрелила  с  борта.
Остальные - красные. Мы обошли их. Я выбила желтый и два синих.
     Беллан махнул нам, делая знак остановиться.
     Я оставила Дарака с лошадьми и  пошла  обратно  к  всадникам.  Мишень
ощетинилась стрелами, словно дикобраз. Я оставила невыбитыми пять синих.
     - Я вижу, ты по-настоящему и не пыталась попасть в желтые, -  заметил
Беллан. - Это очень хорошо. Среди моих всадников здесь  есть  великолепные
лучники. Они занимаются этим для развлечения. Выбивают примерно три-четыре
синих, пятнадцать красных. А у тебя двадцать синих  и  все  двадцать  пять
красных.
     Распар улыбнулся.
     - Оставляю вас на попечение Беллана, -  сказал  он.  -  Наверное,  вы
отужинаете сегодня вечерам в моем доме?



                                    5

     Наши дни составляли теперь странную мозаику, где дикость сочеталась с
изысканностью манер и настоящим делом.
     Дикостью был учебный трек. Тот первый день с его вспотевшими  конями,
вспотевшим  металлом,  перцем  пыли  и   хребтоломными,   костедробильными
упражнениями, был всего лишь прологом к последующим,  полным  опасности  и
дискомфорта, урокам.  Беллан  был  суровым,  строгим  учителем.  Он  будет
сквернословить так же мерзко, как любой разбойник, когда Дарак  не  сумеет
выполнить его требования, а Дарак будет выслушивать, не проявляя ни гнева,
ни возмущения, а потом пробовать вновь и добиваться успеха.  Каждую  ночь,
когда он уляжется на постель гостиницы, я буду втирать  мазь  в  очередной
рваный шрам у него на спине, в тех местах, где вороные, напрягая  обе  его
сильные руки, пытались разорвать  его  тело  надвое.  Следы  многих  таких
шрамов покрывали твердую и  жесткую,  как  дубленая  кожа,  белизну  спины
Беллана. Что же касается меня, то на правой руке  у  меня  саднили  рубцы,
оставленные браслетами щита - этого бронзового чудовища, закрывающего  мое
тело. Моя неспособность покрыться шрамами в данном случае была  невыгодной
- я не могла нарастить защитную ткань. С  каждым  рассветом  рука  у  меня
заживала, но к вечеру кожа снова стиралась в  кровь.  В  отличие  от  моих
ступней, подошвы которых были как железо с тех пор, как я  проснулась  под
горой, самообновляющаяся кожа тела делала  меня  уязвимой,  как  младенца.
Беллан полагал, что я, при всем  моем  мастерстве  лучника,  -  мягкотелая
девушка. Он посоветовал мне забинтовать следы рубцов льняными повязками  и
надеть на металлические браслеты кожаные кольца. Это помогло, но  мне  все
равно приходилось достаточно тяжело.
     На третий день, когда мы  сочли  себя  мастерами  лука  и  колесницы,
Беллан начал знакомить нас с сутью дела. Я еще не  видела  ни  стадиона  в
Анкуруме, ни планировки Прямой, когда ее приготовят  для  Сагари,  но,  по
милости Распара, учебный трек стал приличной копией. У нас имелись Прямая,
поворот и Скора. Теперь мы узнали препятствия - колонны Земли  и  Воздуха.
Они были чистейшим коварством, и больше  чем  с  двумя  другими  грядущими
препятствиями - Огнем  и  Водой  -  мы  могли  доказать  свою  способность
справиться с ними только на арене. Земля была дубовой стеной  на  колесах,
выкатываемой и устанавливаемой на  земле  перед  скачками.  В  этой  стене
имелись четыре арки, в каждом случае достаточно широкие, чтобы  пропустить
одну колесницу. А состязалось за возможность проехать  всегда  по  меньшей
мере шесть колесниц; мы уже знали, что в этом  году  Сагари  собрали  семь
соревнующихся, не считая нас самих. Воздух  представляли  две  ямы,  всего
пяти футов в диаметре, что правда то правда, но вытянувшиеся вперед  ярдов
на десять. Между ними и по обе стороны от них хватало места  для  проезда,
так что колесница, шедшая впереди, одна сумела  бы  проскочить  достаточно
легко. Но, когда их много, некоторые неминуемо попадутся  в  эту  западню;
ноги  лошадей  вмиг  переломятся,  а  если  застрянут  задние  колеса,  то
возничего и лучника, вероятно,  выбросит  вон  на  дышло  или  под  копыта
преследующих упряжек. Два дня мы потратили на стену Земли, уворачиваясь от
двух других учебных колесниц Распара, управляемых людьми Беллана.  Падения
случались, но без особых  жертв.  Один  колесничий  сломал  ногу,  а  одна
тройка, не наша, бешено  промчалась  прямо  сквозь  деревянно  стену  -  к
счастью, хлипкую и не причинившую большого  вреда.  Через  два  дня  после
этого мы играли с ямами Воздуха, не очень глубокими и, к счастью, накрытых
легкой сетчатой рамой. Несколько раз вороных заносило в них, но  к  закату
второго дня мы научились такому трюку, как  резко  повышать  скорость  или
отставать, что проносило  нас  мимо  или  оставляло  последними,  а  затем
настигать других, когда снова пойдет открытый участок.
     Следующей была Вода,  а  у  Распара  отсутствовали  подземные  ключи,
бурлившие под Сиркуниксом; и мы вместо этого твердо усвоили свой урок  под
потоками из гигантских накрененных ведер, раскачиваемых  сверху  на  цепях
веселыми слугами Распара. Мои лук и стрелы  сто  раз  повисали  мокрыми  и
бесполезными, прежде чем Дарак научился преодолевать это препятствие, а  я
научилась искусству закрывать их щитом, если  он  ошибался  в  расчете.  А
потом пришел Огонь.
     Это произошло на десятый день, когда Игры в  Анкуруме  уже  начались.
Сиркуникс  находился  достаточно  близко  к  городским  стенам,  чтобы   в
неподвижности жаркого дня до  конефермы  долетали  иной  раз  гневные  или
ликующие  вопли  толпы.  Там  шли  состязания  борцов,  травля  зверей   и
акробатика. Скачки начнутся через четыре дня от теперешнего, а  еще  через
два дня наступит черед королевских коронных скачек - Сагари. В тот десятый
рассвет мы знали, что у нас осталось всего шесть дней, чтобы подготовиться
к победе или смерти.
     И поэтому между горящих столбов, служивших символами столпов Огня  на
арене, мы проехали благополучно, потому что должны были это сделать.


     Вилла при конеферме была прохладным и  белым,  скупо,  по  со  вкусом
меблированным  жилищем,  которое  вносило  в  нашу  дикую  жизнь  элементы
изысканности и деловитости. Здесь  была  давно  уже  заключена,  скреплена
подписями, засвидетельствована и почти  забыта  сделка,  которая  казалась
теперь  мелочью  по  сравнению  с  предстоящими  скачками.  Товары  Дарака
исчезли. В  обмен  он  получил  щедрую  цену  -  цену,  заверил  он  меня,
превосходящую  все,  на  что  он  мог  надеяться,  пока  действовал  через
посредника.
     - Коль скоро мы станем победителями Сагари, то сможем  ехать  обратно
как короли, - сказал он мне, но в глазах его светился  увлеченный,  яркий,
лихорадочный азарт Беллана. Он был колесничим умом, телом и душой; даже во
сне я чувствовала, как его тело дрожит, оживляясь от бега колесницы. Редко
он обращался ко мне в темноте за любовью. Он был  опустошен;  кроме  того,
Беллан предупредил нас обоих, откровенно и без всякого выражения на лице.