я смотрела то ли в свое прошлое, то ли в свое будущее, то ли  на
нарисованную картину, которая вечно менялась,  и  все  же  сохраняла  свои
основные элементы. В центре круга из  трех  девушек  сидела,  сверкая  при
свете огня чешуей и  выпуклыми  черными  глазами,  гигантская  ящерица,  а
точнее ящер. Ранее я не заметила его, потому что мой взгляд  скользнул  по
нему и отбросил, не поверив. Он был размером с большого пса, даже с волка,
какая-то мутация адского характера. Его  собственная  самоцветная  красота
вспыхивала, когда  пламя  стеклянно  поблескивало  на  его  броне,  а  его
холодные глаза переходили с одной из танцующих девушек на другую, и тут  я
ясно  определила  смысл  их  танца,  чувственного  и  влекущего,  и  жесты
танцовщиц обращались к нему. Внезапно одна девушка  встала  на  колени,  а
затем сделала мостик, опустив голову к  собственным  лодыжкам  и  ступням,
пока ее волосы не коснулись  пола.  Ее  бедра  широко  распахнулись  перед
ящером, она начала напевать и гладить себя. Ящер поднялся, накренился  над
ней, при этом его  фаллос  -  гигантский  и  все  же  странно  похожий  на
человеческий - высунулся из чешуйчатых ножен. Я думала, девушка завопит от
боли, когда он вонзился в нее, но она лишь застонала и опустилась еще ниже
к собственным лодыжкам. Другие девушки пристроились вокруг  ящера,  лаская
его, когда начался противоестественный акт совокупления.
     В голове  у  меня  все  поплыло.  Огненная  буря  разноцветных  огней
затуманила  мне  взор  и   исчезла.   Я   впервые   почувствовала   густой
горько-сладкий запах. Наркотик. Да,  теперь  я  узнала  поднимающиеся  над
костром голубоватые пары; но дело было не только в этом - нездоровая магия
таилась также и в их чашах, и в пище. Я шагнула  назад,  и  кожаный  полог
упал на место. Вокруг прохладная темнота и безмолвие. И  все  же  я  стала
возбужденной и сонливой - я вдохнула сущность их  черного  пира.  Я  пошла
обратно через оазис, переступая ногами, словно налившимися свинцом,  и  ко
мне тянулись бледные руки, и  слышался  старый  и  древний  смех  мертвых,
которые не умерли, а продолжали жить в разложении всех, кто пришел позже.
     Я пустилась бежать вдоль узкого ручья к месту, где русло  расширялось
и становилось прудом, в котором бил из огромного  каменного  шпиля  яркий,
игольно-острый фонтан. Уже стемнело, и в небе взошла луна.  Я  сообразила,
что оставила скальную изгородь позади и шагаю по плоской  пустой  равнине.
Деревья все еще стояли, как рекруты на часах,  но  впереди,  казалось,  не
было ничего, кроме безрадостной,  выбеленной  луною  пустыни.  И  вдруг  -
стремительный серебряный блеск по отвесу скалы передо мной. И  темнота,  с
блеском перемещающаяся, и слабые приглушенные звуки осторожно  двигающихся
людей и животных.
     Я увидела,  где  проходил  их  путь  раньше,  чем  они  попали  сюда:
извилистый проселок, ведущий под игольные струи и мимо пруда.  Спрятавшись
в тени одного из деревьев-скелетов, я следила, как они приблизились, около
сорока человек, одетых все как один сплошь в черное,  на  черных  конях  с
обмотанными копытами. Луна на мгновение скрылась за облаком, и  когда  она
вышла вновь, я испытала потрясение, и под воздействием наркотика  чуть  не
вскрикнула, так как от их голов и от голов их коней  не  осталось  ничего,
кроме черной гривы и начищенного до блеска серебряного черепа.


     Мне потребовался какой-то миг, чтобы вернуть способность  рассуждать,
а затем я увидала  в  масках  всего  лишь  маски  и  поняла  наконец,  что
послужило образцом для черепастых охранников Севера.
     Наверное, логично предположить, что они приехали на хутор -  вряд  ли
они могли ехать к какому-то иному пункту в этой пустыне. Но этим  дело  не
ограничивалось. Я знала, что они приехали за караванщиками,  чтобы  увезти
их - не знаю, куда и зачем. И вдруг я рассердилась и испугалась.  Я  стала
их целительницей, Уасти. В мое существо внезапно  впилась  ответственность
за их презренные жизни.
     Черепастые на  миг  задержались  у  пруда:  некоторые  из  лошадей  в
масках-черепах напились. Я заскользила обратно от тени к тени, от дерева к
дереву. Это потребовало больше времени, чем я полагала, так как теперь все
стало мрачным и реальным. Вот, наконец, и зал, но  уже  без  света  из-под
кожаной завесы. Я побежала к  нему,  мимо  двери,  во  тьму.  Там  мерцала
искорка света  -  в  противоположном  конце,  где  находились  костры  для
поджаривания  мяса.  Я  споткнулась  о  лежащего;  тот  шевельнулся,   но,
казалось, на заметил  меня.  Был  слышен  легкий  шум  и  слабые  рыдания.
Сексуальный пик пира наступил с темнотой  и,  несомненно,  повсюду  вокруг
меня сминали красоту других девушек их Темнокожего народа. Я пробралась  к
огоньку и обнаружила длинный тканый занавес, заслонивший последний костер.
Свет за занавесом отливал алым, и здесь  на  меня  уставился  сидевший  на
железной цепи гигантский ящер. Около столба с цепью сидели трое темнокожих
и среди них тот, который, вероятно, был их  вождем  и  носил  ожерелье  из
белых камней. Они сидели совершенно неподвижно  и  смотрели  на  меня  без
всякого выражения на темных лицах. Я знала, что их язык иной,  но  слышала
его мало. Опустошив свой мозг, я сумела найти слова.
     - Приближаются люди, люди в масках в виде черепов. Идут на вас.
     Какой-то миг мне думалось, что они не заговорят, но вождь сказал:
     - Не на нас, женщина. На твоих соплеменников. Так подстроено.
     Значит, дальнейших слов в конце не понадобится. Я резко повернулась и
выхватила из костра длинную тонкую ветку, горящего на одном  конце.  Ею  я
ткнула в них, и они  вскочили  и  попятились,  а  на  их  лицах  появилось
какое-то подобие эмоции. Глаза ящера нервно  завращались  и  заморгали.  Я
повернулась и побежала обратно в зал, содрав по ходу дела занавес.
     - Проснитесь, - закричала я им. - Проснитесь - приближается враг!
     Это был самый древний из кличей; пламя  трещало  и  освещало  красным
часть зала, и все  же  никто  не  шевельнулся.  Люди  лежали  вповалку  и,
казалось, спали, хотя огонь отражался в  их  открытых  глазах.  Они  сонно
улыбались моему призыву.
     Здесь толку не будет. Я побежала к кожаной завесе у двери,  выскочила
наружу, и она упала за моей спиной. Стоя неподвижно в  безлунной  черноте,
вглядываясь в черноту, я  высоко  подняла  горящую  ветку  дерева.  Вскоре
появились они и  не  столь  уж  бесшумно;  глухой  стук  лошадиных  копыт,
позвякивание сбруи. Моя ветка, а не луна осветила  серебро  на  их  темных
силуэтах. Всего пятнадцать футов отделяло их от меня.
     Не знаю, почему,  но  я  крикнула  им  на  Старинной  речи  Сгинувших
единственное слово:
     - ТРОРР!
     И они остановились, как я  приказала,  и  остались  недвижимы.  Затем
ехавший во глава - их капитан, подумала я,  -  отделился  от  остальных  и
подъехал немного ближе. На  его  правой  руке  был  массивный  браслет  из
черного металла и золота в виде переплетенных змей. Сквозь глазницы черепа
в его маске я не смогла разглядеть глаз, ибо их закрывало черное стекло.
     - Кто ты? - потребовал он ответа глухим холодным голосом. Это была не
Старинная речь, но нечто, настолько близкое к ней,  насколько  мне  вообще
доводилось слышать в мире живых.
     - Я Уасти, - ответила я на том странном  среднем  языке,  на  котором
заговорил он. - А вы явились увести людей, находящихся на моем попечении.
     Когда я назвала присвоенное мной имя, по их рядам  прокатился  легкий
шорох, но быстро стих.
     - Посторонись, - приказал капитан черепастых. Он спешился  и  подошел
ко мне медленным угрожающим шагом, свободно положив руки на яркие  рукояти
десятка ножей на бедрах.
     Я оставалась  совершенно  неподвижной,  пока  он  не  оказался  очень
близко, а затем упала перед дверью на колени в позе мольбы, все еще  держа
в правой руке горящую ветку.
     - Господин, - начала я, - умоляю тебя... - и схватилась за его пояс.
     Он обругал меня,  отбросил  в  сторону  ударом  кулака  и  направился
широким шагом к завесе. Однако нож, на который я положила ладонь, вышел из
ножен.
     Я встала. Он протянул руку к завесе.
     - Ни шагу дальше, - предупредила я.
     Он не обратил внимания, и я метнула нож ему в спину, ловко,  так  что
клинок вонзился прямо в сердце. Он издал короткое удивленное  проклятие  и
рухнул ничком, угодив головой под край завесы, так  что  снаружи  остались
только его туловище и ноги.
     В меня полетели копья. Я бросилась наземь, и они, не причиняя  вреда,
ударились о камни стены, и лишь одно нашло цель в затвердевшей  глине.  Но
они спешились, воины с обнаженными, бледными, как лед, мечами, и  побежали
ко мне, гневно завывая.
     Совершенно не к месту мне пришло в  голову,  что  их  действия  -  не
просто  агрессия,  тут  говорило  чувство.  Должно  быть,   этот   капитан
пользовался у них популярностью.
     Все перепуталось. Мне казалось, что я опять  с  Дараком.  Я  швырнула
горящую ветку в лица двух воинов, добравшихся до меня первыми, и когда они
отшатнулись, плюясь от боли, выхватила у обоих из рук  мечи.  Один  клинок
разрезал мне ладонь почти до кости, когда я ухватилась за него;  от  крови
он стал скользким и держать его было трудно.
     И все же я наделала им хлопот.
     Хуже всего было мое женское платье -  я  почти  забыла  про  него,  и
поэтому оно сковало меня не только тканью, но и  неожиданностью.  В  конце
концов, запутавшись в нем, покрытая их и своей кровью, окруженная  плотным
кольцом черепастых воинов, я получила свою смертельную рану.
     Я почти не ощутила боли, только огромное оцепенение. Свет  и  чернота
стремительно сошлись. Луна плыла, словно выпуклый бледный нарост  на  лике
неба, а затем потемнела и пропала.




                      ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТЕМНЫЙ ГОРОД


                                    1

     Потому-то я и не видела, как они забрали караванщиков. Несколько дней
я вообще ничего не видела, кроме горячечных снов, о которых лучше забыть.
     Полагаю, я пролежала мертвой два-три дня, если можно назвать  смертью
состояние,  при  котором  смертельная  рана  самоисцеляется.  Наконец,   я
очнулась, ощущая сильную боль  и  огромную  слабость,  посреди  угнетающей
темноты. Некоторое время мне думалось, что я вернулась под Гору  и  должна
начать все заново. Затем до меня дошла вонь истолченной земли, и я поняла.
Я лежала в могиле - меня похоронили Темнокожие. Не  так  уж  и  странно  -
подобно  многим  другим  примитивным   народам,   они   страшились   духов
неумиротворенных покойников. Возле  меня  даже  положили  немного  сушеных
фруктов и глиняную чашу с молоком и оставили на мне одежду  и  шайрин,  да
вдобавок накрыли мне лицо черной тканью. К счастью, почва  была  настолько
сухой и рыхлой, что не особенно давила на меня и не мешала  дышать,  да  и
могила была неглубокой, так как Темнокожие, несмотря  на  все  страхи,  не
уделили  мне  много  времени.  Тем  не  менее,  вырываться  на  волю   мне
потребовались долгие часы, и в  своем  болезненном  состоянии  я  испытала
всевозможные ужасы - что я и в самом деле умру, что я никогда не  выберусь
на  поверхность,  что,  наверное,  я  все-таки  умерла,  а  это   какая-то
болезненная фантазия. Но в конце концов земля  подо  мной  и  вокруг  меня
подалась, осыпая меня, проникая в рот и глаза,  и  я  выползла  в  чистоту
серого дня. С плачем я упала на землю, но не смогла двигаться вновь,  пока
солнце не нависло пурпурным диском низко над горизонтом.
     Тогда я села и огляделась. От хутора  я  находилась  далековато;  мне
едва удалось различить скальные стены, деревья и  поднимающийся  над  ними
дым кухонь. А вблизи находилось нечто более интересное  -  лоскут  пастбищ
где разочарованно  щипали  желтоватую  траву  три-четыре  тощие  костлявые
лошади.
     В наступающих лавандовых сумерках я потащилась  к  этому  пастбищу  и
добралась до ограды - как раз в тот момент, когда туда же подошел  молодой
парень, чтобы увести животных на хутор. Он  бросил  на  меня  единственный
взгляд, побелел, а затем повернулся и убежал со всех ног, крича от страха.
И неудивительно - ведь я же была трупом, и позади меня зияла  разверзнутая
могила; я шла, серая от грязи  и  пыли,  с  руками,  покрытыми  кровью  от
сорванных ногтей, со свалявшимися, слипшимися от глины  волосами,  белыми,
как иглы какого-то странного животного: дух, живой мертвец. Лошади тоже от
меня шарахнулись, но мне удалось схватить одну  за  беспорядочную  жесткую
гриву. Напряжение, потребовавшееся  для  того,  чтобы  забраться  на  нее,
лишило меня последних сил. Я навалилась всем телом ей на шею, слегка пнула
ее в бок, и она рванула испуганным галопом.
     Я не думала, что они станут меня преследовать.


     Тянулась дорога, вымощенная  камнем,  с  плитами,  теперь  далеко  не
ровными, местами выступавшими, местами - ушедшими в землю.
     Первая часть скачки прошла в  каком-то  болезненном  сне.  Теперь  же
вокруг царила пронизанная лунным светом темнота, черно-белый мир пустынной
ночи.
     Я находилась далеко от хутора и гадала, почему лошадь  устремилась  в
этом направлении. Позже мне пришло в голову, что хуторяне, вероятно, время
от времени ездили этой дорогой, и лошадь, откликаясь  на  знакомый  пинок,
рванула по ней. Менять курс не имело смысла.
     Я выпрямилась и посмотрела по сторонам и вперед.
     Мерзость запустения.
     Плоский ландшафт,  попадающиеся  иногда  скопления  скал,  невысоких,
приземистых и ветшающих. И древняя  дорога,  такая  похожая  на  Лфорн  Кл
Джавховор, по которому я  путешествовала  с  Дараком.  Впереди  пустыня  и
дорога раскинулись до самого  края  земли,  неустанно  и  монотонно.  Луна
прожигала в моих глазах белые дыры.


     Я тогда думала, что не знаю, почему я позволила лошади нести меня  по
древней Дороге, но, должно быть, я все таки знала.  К  рассвету  я  начала
ощущать притяжение. И рыба, вытащенная на берег в жестокой сети, не  может
почувствовать себя более беспомощной. И все  же  я  не  испытывала  ничего
похожего на ужас, ощущаемый рыбой. Я  радовалась,  что  меня  притягивает,
влечет; взволнованная, ликующая, окрыленная. В меня вливалась новая  сила,
укрепляя и согревая меня. Я выпрямилась  и  шлепнула  лошадь  ладонью.  Та
какое-то время шла неспешной рысью, теперь же она  снова  побежала  вперед
очень быстро и уверенно по этой дрянной мостовой.
     Небо  надо  мной  постепенно  серело,  звезды  растворялись,   словно
брошенная  в  воду  соль.  На  востоке  почти  у  меня  за  спиной  облака
раскалывались золотыми трещинами.
     Я долго его  не  видела.  Небо  светлело  позади  меня  и  оставалось
индиговым впереди. Но затем солнце пробилось на волю и озарило  его,  и  я
отлично увидела, к чему  же  я  спешу.  Примерно  в  двух  милях  от  меня
начинался постепенный подъем, и мостовая стала широкой дорогой, идущей  по
насыпи,  возвышавшейся  примерно  на  пятьдесят   футов   над   окружающей
бесплодной пустыней. Милей дальше по обеим сторонам ее стояли две огромные
колонны, высеченные из темного камня, и дорога там казалась укрепленной  и
ровной. За ними, примерно в  пяти  милях  от  меня,  монотонная  местность
извергла из себя огромную скалу с плоской вершиной и черную, как  слепота.
А на вершине этой скалы стоял Город.
     Он тоже был черным,  но  сверкающе-черным,  из  базальта  и  мрамора.
Возносящиеся шпили и многоступенчатые крыши отражали солнце, как зеркала.
     Я удерживала лошадь на месте и глядела на него во все глаза, учащенно
дыша. Насколько древним был этот Город? Достаточно древним. Он стоял еще в
их время; они, Древние, построили его руками своих рабов. Я не  испытывала
ни  отвращения,  ни  страха,  только  потребность  быть  там,  среди  этой
сверкающей темноты.
     Лошадь прыгнула, подгоняемая мной, и помчалась к насыпной дороге.


     Я никак не думала, что  застигну  их  в  дороге,  но  я  забыла,  что
множество скованных людей идут медленнее, чем едет одинокий всадник как бы
сильно их ни хлестали.
     Ехала я быстро -  мостовая  под  копытами  лошади  выровнялась  между
темными колоннами, очень высокими, увенчанными высеченными языками пламени
и фениксами с золотой отделкой. Свет стал полным и резко-ярким. Внезапно я
увидела впереди в миле  от  меня  ползущую  массу  -  черных  всадников  и
спотыкающихся людей, скованных друг с  другом  тусклым  металлом.  Пленные
караванщики и приезжавший за ними отряд, люди  с  мечами,  пронзившие  мне
сердце, что для них означало смерть.
     Я пнула лошадь, и та снова  побежала  вперед.  Она  имела  склонность
сбавлять темп всякий раз, когда я оставляла ее без внимания. Воздух запел,
и силуэты пустыни стремительно понеслись мимо меня.  Неприятная  процессия
впереди становилась все ближе и ближе.
     Трое ехавших в арьергарде черных солдат услышали  меня  первыми.  Они
быстро  обернулись,  и  солнце   вспыхнуло   бликом   на   их   серебряных
масках-черепах. Один из них  пораженно  вскрикнул.  В  замешательстве  они
повернули лошадей, выхватывая мечи. Но это был лишь привычный жест.  Разве
они  уже  не  убили  меня  однажды?  Запинающийся  ритм  движения  колонны
окончательно поломался. Серые лица пленников поворачивались в мою сторону,
люди  крякали  от  отчаяния,  удивления  и  боли.  Даже  сейчас   мелькали
бесполезные бичи. Затем двадцать черных всадников поскакали обратно, чтобы
преградить мне путь. Один из них, по-видимому, был их новым капитаном, так
как толстый браслет из переплетенного черного и золотого  металла  сверкал
теперь на его правой руке.
     Натянув поводья, я остановила лошадь и сидела, глядя на них. Они были
безликими, однако, я тоже не уступала им в этом. Всего тридцать человек, и
я не боялась. Я ощущала только презрение. Мы с ними знали, как мало  вреда
они могли мне причинить.
     Молчание длилось долго. Затем один из них взволнованно выпалил:
     - Она же умерла - Мазлек убил ее. Я сам видел, как клинок пронзил  ей
левую грудь - она пала.
     - Да, - тут же настойчиво добавил  другой.  -  Мазлек,  а  потом  мой
собственный клинок я вонзил его ей в  живот.  Она  плавала  в  собственной
крови. И не двигалась. Все еще лежала там, когда на рассвете мы забрали их
из зала. Она была _м_е_р_т_в_а_.
     - Молчать! - прорычал новый капитан железным голосом,  но  он  боялся
так же, как и все остальные. - Вы ошиблись.
     - Они не ошиблись, - очень мягко уведомила я его. - Твои воины  убили
меня, а хуторяне меня похоронили. Но вот я здесь, и  я  опять  цела,  и  я
жива. Эти люди, которых вы держите в цепях, - мои. Куда вы их ведете?
     - В цитадель, - ответил капитан, - служить  на  войне  солдатами  под
началом Джавховора Эзланна, великого Города, что  находится  перед  тобой.
Это не твое дело.
     Оттого, что они употребляли древний язык  и  назвали  древний  титул,
меня переполнила ярость. Я знала, что они не принадлежат к Старинной Расе,
хотя и старались изо всех сил подражать ей.
     - Кто этот человек, что дерзает носить титул Верховного  Владыки?  Вы
его слуги?
     С гневом пришло и невероятное ощущение Силы. Я почувствовала, как они
трепещут перед ней.
     - Мы солдаты военачальника Джавховора,  -  прохрипел  капитан.  -  Ты
видишь нашу силу. Поворачивай назад, и мы не причиним тебе зла.
     - Зла? - переспросила я. - Вы что, опять меня убьете?
     Снова воцарилось молчание. Лишь шипел сухой ветер пустыни.
     - Отпустите захваченных вами людей, - потребовала я. - А не то я убью
их, одного за другим, у вас на глазах. Они - мои. И достанутся  либо  мне,
либо Смерти, а не вам или вашему господину.
     - Если ты - их ведьма, то их судьба,  похоже,  достаточно  мало  тебя
заботит. Лучше уж надежда остаться в живых на войне, чем  смерть  здесь  и
сейчас.
     - Они для меня ничего не значат,  -  заявила  я,  -  но  они  мои.  И
достанутся либо мне, либо Смерти, - и  это  было  правдой.  Я  не  ощуща