ние  мне  подумалось,  что  они
ринулись туда вниз  с  утеса  и  погибли,  а  затем  в  центре  я  увидела
высвеченную луной ступицу этого колеса, которой служила Книга.
     Я полезла по скалам в  поисках  пути  вниз.  Он  оказался  ненадежным
известняковым спуском, прерываемым  естественными  террасами.  Я  рискнула
воспользоваться им, цепляясь за расщелины и длинную траву; из-под моих ног
со  стуком  сыпались  на  берег  камни.  Вся  в  синяках  и  царапинах   я
приземлилась на последнем отрезке пути, где камень уступил место песку.  Я
обогнула утес, выбирая тропу рядом с его нижней частью, покрытой  зелеными
пятнами. Они, казалось, не услышали меня, и я снова гадала, не  мертвы  ли
они. Однако приблизившись, я увидела,  что  они  дышат,  хотя  и  лежат  с
закрытыми глазами, словно в трансе. Я коснулась плеча одной женщины, и  та
не шелохнулась. Перепрыгнув через ее тело, я очутилась внутри круга.
     Из-под моих ног разлетелся песок. Я посмотрела  на  них,  но  они  не
очнулись. Во мне снова  проснулся  зверь,  дикое  немыслящее  существо.  Я
осквернила какое-то их тайное священнодействие, не посчитавшись ни с  чем,
кроме собственной потребности.
     Я подбежала к Книге и опустилась рядом с ней на колени.  От  волнения
глаза мои пронзили черные стрелы. Я распахнула обложку.
     И вскрикнула. Я неистово листала страницы -  одну  за  другой.  Я  не
могла поверить своим глазам, не желала им верить. Ибо страницы Книги  были
чистыми.
     О, да, письмена в ней когда-то были, уж это-то я увидела, но  чернила
выцвели. Теперь остались лишь слабые следы на желтизне. И по ним я  ничего
не могла определить.
     Я раскачивалась всем телом, все еще стоя на коленях у Книги, уставясь
на черное отступающее море.
     Я быстро сообразила, что это племя не то, о котором  говорила  Уасти,
горное племя целителей, обучавших ее. Затем я рассудила, что и  эта  Книга
не та, о которой она мне рассказывала, а другая, наверное, копия, или даже
иное произведение. И все же она носила то же самое название и  почиталась;
должно быть, и она была _к_а_к_о_й_-_т_о_ реликвией Сгинувших  -  каким-то
ключом для меня. Я надеялась. А здесь в результате ничего не оказалось.
     Я поднялась на ноги,  оставив  Книгу  раскрытой,  ночной  бриз  слабо
ворошил пустые страницы. Я выпрыгнула из круга и пошла  на  юг  вперед  по
берегу. Если не Книга, то руины рухнувших городов. По  крайней  мере,  они
должны здесь быть, ибо где же еще племя обнаружило бы свою реликвию?
     Я устала, шла с полузакрытыми глазами, еле волоча ноги. По краю  моря
я оставляла свои следы,  кружевные  веера  пены  холодили  мне  кожу,  рос
древний рыбный запах воды. Песок сменился галькой, а потом - более грязным
песком. Я бросила гирлянду в море и смотрела, как волны уносят ее, а затем
приносят обратно ко мне.
     До меня дошло наконец, как горька была ирония Книги, провозгласившей:
"В этом - Истина". Ибо в ее выбеленных страницах и заключалась истина. Что
такое истина, кроме как нечто выцветшее, потерявшее  свой  облик,  ставшее
нечитаемым и неразличимым, чистый лист, где люди могут написать  все,  что
пожелают.


     Под ногами теперь - сплошная галька  и  осколки  белого  камня.  Ночь
подходила к концу и  меня  настиг  жестокий  холод  приморского  рассвета.
Большую часть ночи я прошла под нависающими гончарными изделиями  великана
- утесами, в то время как море дышало, то накатывая в приливе, то отступая
в отливе. Один раз мне пришлось забраться на место  повыше,  за  пределами
досягаемости воды и спать там, пока снова отступающие волны  не  разбудили
меня, и я продолжила путь. Я шла по узкому участку между длинной  полоской
воды и высокими неровными каменными стенами.
     Из моря  поднялись  бледно-желтые  ноготки  солнца,  роняющего  капли
своего цвета на серебряные валы. Кружили и кричали морские птицы.
     Я обогнула еще один утес и обнаружила, что он был  последним.  Передо
мной лежал широкий и открытый залив, простирающийся  до  террас  невысоких
гор. За заливом вдали - едва  различимый  в  утреннем  тумане  язык  суши,
вонзавшийся в море на много миль. Сперва  я  не  усидела  белых  силуэтов,
разбросанных по горам у залива, как и языка суши. Но солнце указало на них
холодящим оранжевым пальцем, и я поняла, что нашла с  рассветом  снившиеся
мне города.
     Я вошла в холодную воду залива, следуя его изгибу и все же не подходя
ближе. Интуиция - все, что осталось у меня от моей Силы, - подсказала мне,
что это место очень древнее, древнее, чем Эзланн,  Темный  Город,  древнее
даже, чем Ки-Ул, и не только древнее. Оно было  необитаемым.  Его  окружал
какой-то  атмосферный  барьер,  отгонявший  людей  прочь.  Далекие  предки
черного племени  некогда  все-таки  пришли  -  и  нашли  Книгу.  Наверное,
приходили и другие - ненадолго, однако, никогда не задерживаясь достаточно
долго, чтобы оставить следы на холодных камнях. И кто б там ни приходил  и
ни уходил, города забыли их. Я подумала о тех городах Края моря на далеком
юге, которые намеревался завоевать Вазкор. Не наступил ли  и  у  них  тоже
упадок? Не столкнулись ли бы его армии, если б дошли  туда,  с  еще  одной
такой древней окаменелостью?
     Позади раздался резкий звук, заставив меня  стремительно  обернуться,
широко раскрыв  глаза,  и  увидеть,  как  некий  демон-хранитель  развалин
проснулся и выступил против меня.
     В  прибое  стояли,  дожидаясь,  трое   высоких   черных   воинов,   с
развевающимися на ветру длинными  волосами,  с  копьями  в  правых  руках,
ножами на узких бедрах. Их предводитель, самый высокий, заговорил:
     - У мужчин  и  женщин  нашего  крарла  возникает  иногда  потребность
отыскать это место. Все, кто испытывает такую потребность, приходят  сюда.
У тебя возникла такая потребность?
     - Да, - сказала я, - а также потребность быть здесь одной.
     - Нехорошо быть здесь одной, - мягко указал воин. -  Днем  в  городах
водятся странные твари, а еще более странные - ночью.
     Холодный ветер сек мне кожу. Я задрожала.
     - Я - Фетлин, - представился он.
     - Я - Вексл, я - Пейюан, - сказали второй и третий.
     Снова повторилось магическое число три -  моя  стража  опять  стояла,
дожидаясь служения мне, последовав за мной сквозь  ночь  -  и  я  даже  не
почувствовала их присутствия. Но теперь я не хотела никаких услуг.  Больше
ни один человек не умрет за меня, как дурак.
     - Вернитесь, - призвала я, - вернитесь к Квенексу и своему народу.  Я
осквернила ваш обряд на берегу. Я  открыла  золотую  Книгу  -  я  нарушила
неприкосновенность очага и попрала гостеприимство вашего  крарла.  Плюньте
на меня и возвращайтесь.
     Фетлин посмотрел на меня и сказал:
     - У тебя была в том потребность.
     - Вы ничего не знаете о моей потребности, - закричала я  на  него.  -
Возвращайтесь - убирайтесь - я больше не допущу, чтобы  из-за  меня  гибли
жизни!
     Я  перестала  кричать,  и  ветер  заполнил   тишину,   как   заполнял
тысячелетнее молчание в этом заливе.
     - Если ты войдешь в Город, мы последуем за тобой, - заявил Фетлин.  -
Именно так должно быть. Твоя потребность  есть  твоя  потребность.  Только
наши собственные боги понимают, почему.
     Было нечто решающее в том, что они признали, как не удалось Маггуру и
его людям, и как лишь частично удалось Мазлеку  и  его  друзьям,  что  они
связаны со мной какими-то необъяснимыми и таинственными узами.
     - Отлично тогда, - сдалась я. - Ни  у  кого  из  нас  нет  выбора.  Я
сожалею, ибо вы погибнете.
     Я повернулась к ним спиной и направилась в глубь  суши  к  изогнутому
ковшу залива, безразличная к тому, что они пошли следом за мной.



                                    3

     Дальше на юг от моря шла насыпная дорога, подымавшаяся  над  берегом.
Наверное, там был когда-то порт и сторожевой маяк, но не осталось  ничего.
За песчано-травянистым склоном - заросли крепких  темно-зеленых  деревьев,
и,  пробираясь  меж  ними,  я  обнаружила  первые  руины  дороги,  некогда
сорока-пятидесяти  футов  шириной,  вымощенные  теми  огромными   плитами,
которые я помнила по Лфорн Кл Джавховор; теперь от нее осталось  немногое.
Растения вздыбили плиты. Лишайники  и  сорняки  сплелись  друг  с  другом,
словно гобелен, покров, натянутый на что-то мертвое.
     Потом возник открытый зеленый отрезок, где дорога целиком пропадала и
снова  появлялась  двадцатью  футами  дальше,  разделяя  рухнувшую  стену,
охраняемая с обоих сторон цоколями колонн. Те некогда были очень высокими,
а теперь они казались  похожими  на  растаявшие  огарки  свечей.  Когда  я
добралась до них, то протянула руки,  чтобы  коснуться  стершейся  резьбы.
Ничто не шевельнулось ни во мне, ни вокруг меня. И все же давным-давно эта
были ворота феникса.
     Когда  я  миновала  их  и  стояла  в  городе,  мне  пришлось   быстро
оглянуться. Позади фигур  воинов  я  увидела  бледное  сверкание  моря.  Я
повернулась и продолжила путь.
     По зелено-белым  заплатам  мостовой,  между  открытыми  фундаментами,
кроме  которых  ничего  не  осталось.  К  холмам  прислонилось   несколько
потрескавшихся мраморных обелисков, словно не  решивших  -  то  ли  упасть
сейчас, то ли подождать еще несколько веков. Сквозь обломки дворцовых стен
дули те странные воющие ветры, которые живут в покинутых местах.


     Солнце поднялось выше, и небо стало бледно-голубым. Был полдень, и  я
прошла через множество ворот, по многим разрушенным дорогам. Они все стали
для меня одинаковыми. Мы забрались выше на террасированные горы,  внизу  -
отдаленное бирюзовое море. Здесь между зданий  пробилось  одно  дерево.  Я
уселась под ним, уставясь в пространство через пустую площадь.
     Фетлин, Вексл и Пейюан присели в нескольких футах от  меня,  разделяя
скромную трапезу из козьего  сыра  и  сушеных  фиников.  Я  отказалась  от
предложенной ими пищи, но отпила глоток-другой из  прихваченного  Фетлином
бурдюка с водой.
     Руины заставляли меня  чувствовать  себя  скованно,  мне  требовалось
двигаться дальше, несмотря на усталость, однако, я не знала ни куда  идти,
ни что я должна искать. Хотя по-прежнему дул сильный ветер, стало  теплее.
Я закрыла глаза, прислонившись спиной к дереву. Я дремала, соскальзывала в
сон,  когда  вдруг  мозг  мой  словно  пронзило  зеленое  копье.  Я  резко
проснулась и в тот же миг  почувствовала  Притяжение,  такое  же  сильное,
какое ощутила на равнине перед Эзланном. Поднявшись на ноги, я  стояла  не
двигаясь, стараясь ощутить его, как  собака  вспоминает  слабо  помнящийся
запах.
     С площади шла на юг маленькая боковая  улочка,  огражденная  с  обоих
сторон немногими одиноко стоящими стенами. Я пошла по ней и услышала,  как
Фетлин и двое других подымаются и идут следом  за  мной.  Через  некоторое
время Притяжение стало таким сильным, что я пустилась бегом. Одна из  моих
черных теней бежала рядом со мной, а  три  других  -  позади  меня.  Улица
исчезла среди деревьев. А за их темной влажной тенью земля внезапно  круто
пошла под уклон. Я  остановилась,  обнаружив,  что  смотрю  на  небольшого
долину, скрытую от взглядов с берега террасированными горами и утесами.
     В холме была высечена лестница, теперь такая же зеленая, как и  холм,
ведущая вниз. Долина также была зеленой и почти  пустой.  Белые  камни  на
этой зелени казались овцами, забредшими в какое-то заколдованное  место  и
окаменевшими.
     На противоположном конце долины покоилась туча пихт, и из  этой  тучи
возникла рука великана с одним  длинным  пальцем,  направленным  вверх,  в
небо.
     За  спиной  у  меня  Вексл  издал  неизвестное  приглушенное   слово,
наверное, имя бога.
     Рука была каменной, как и все прочее, но  цвет  был  теплее  -  более
прочный строительный материал, который и сохранился подольше.  На  среднем
суставе этого пальца-башни виднелось кольцо, которое на  самом  деле  было
опоясывающим ее огромным балконом.  На  этом  кольце  все  еще  оставались
кусочки золота; они отражали солнце и сверкали желто-белым.
     Я начала спускаться по заросшей лестнице и сразу  же  ощутила  холод.
Мне думалось, что трое воинов могут не пойти со мной, но они пошли.
     Неподалеку от дна долины ступеньки заросли кустами,  и  воины  ножами
прорубили мне дорогу. Трава в долине казалась бархатной, но ближе к зданию
она стала жестче и длиннее, и там же  росли  пурпурные  цветы  с  колючими
стеблями. Я несколько раз оглянулась на местность  позади  воинов.  Долина
была совершенно неподвижной.
     Я подвернула ногу на одном слишком гладком камне и снова, несколькими
футами дальше, на другом. Я посмотрела вниз, потому что они на ощупь вовсе
не походили на камни, и увидела лежащий  в  транс  череп,  отполированный,
коричневый от времени. После этого я  внимательно  смотрела,  куда  ставлю
ногу, но увидела другие черепа, а также кости.
     В ледянистых тенях пихт лежали скелеты трех больших  собак  или  даже
волков.
     Что-то в этих костях напугало меня.  Однако  холодок,  щекочущий  мне
позвоночник и шею, желание оглядываться через плечо стало настолько частью
моей натуры, что мне почти удавалось не обращать на них внимания.
     Три тени легли у основания руки, подымаясь далее по сложной  каменной
кладке и резьбе, изображавшей браслет. Прямо передо мной,  словно  камень,
вставленный в этот браслет, находилась овальная темная  дверь,  казавшаяся
сделанной  из  оникса.  На  двери  не  виднелось  никаких  меток,  никаких
указаний, как войти.  Поперек  порога  лежало  что-то,  пялящееся  на  нас
черными глазницами.
     - Хранитель, - тихо произнес Фетлин.
     Скелет был полностью облачен  в  разложившиеся  древние  латы,  плащ,
лишившийся всякого цвета, шлем с длинным  распавшимся  гребнем.  На  бедре
покоился меч, яркий от ржавчины. Это казалось странным, ибо цветы и трава,
покрывшие все остальное, не тронули его.
     Страх, который я тогда испытала, исходил не от меня, а от этого места
и от какой-то давней-преданней атмосферы, связанной с наложенным  на  него
проклятием или Силой.
     - Дальше ни шагу, - сказала я Фетлину. - Войти я  должна  одна,  если
есть способ войти.
     Они не стали со мной спорить, и я заставила себя двинуться  вперед  к
овальной двери. Нагнувшись к мертвому часовому, я прикоснулась пальцами  к
его бронированной груди.
     - Мир тебе, древний, - сказала я.  Понятия  не  имею,  почему  я  это
сказала, но слова эти, казалось, сами сошли с моих уст. -  Я  не  намерена
причинять никакого вреда, и я  имею  право  ходить  здесь.  Узнай  меня  и
пропусти.
     Ни холод, ни страх нисколько не  уменьшились,  но  я  прошла  дальше,
обойдя его кругом, а не перешагнув  через  скелет,  и,  когда  я  положила
ладонь на овальную дверь, раздался щелчок замка, и  она  открылась  передо
мной.
     Уж не знаю, чего я, собственно, ожидала, полагаю, самого худшего  или
самого лучшего, что могло выпасть на мою долю. Но ничего столь заурядного,
как круглая белая комната. Я вошла в нее, и дверь за мной захлопнулась.  Я
не ощутила никакого особого страха, так как я почему-то знала, что  так  и
произойдет. С  закрытием  двери  в  комнате  стала  темнее  и  все  же  не
совершенно темно. Свет шел не из окон, а  из  колодца  наверху,  где  была
расположена ведущая в башню лестница.
     На стенах виднелись слабые силуэты,  призраки  картин.  Я  ничего  не
смогла на них разобрать.  Мне  требовалось  мое  утраченное  зрение  -  то
зрение, которое  могло  различать  высеченные  слова  на  пути  Верховного
Владыки,  настолько  стершиеся  и  смазанные,  что  никто  другой  не  мог
определить, что там вообще что-то написано. Я покинула  стены  и  пошла  к
лестнице из белого мрамора. На первой ступеньке сидел,  усмехаясь,  второй
воин-скелет.
     - И тебе тоже мир, - прошептала я.  Глубоко  в  глазницах,  казалось,
двигались глаза, а страшный рот смеялся. Я обошла его и направилась  вверх
по лестнице.
     На первом уровне не оказалось ничего, только подобие выцветших  стен,
да и снег был сильнее. На втором уровне мне холодно задул  в  лицо  ветер.
Стены  помещения  пронзали  пять  открытых  овальных  дверных  проемов.  Я
пересекла мраморный пол  и  вышла  через  один  из  них  на  кольцо-балкон
пальца-башни. Балкон окружала очень высокая  балюстрада,  ее  резной  верх
возвышался над моей головой  на  целый  фут.  Только  рослые  мужчины  или
женщины могли смотреть поверх этого кольца на зеленую долину. Я  же  могла
видеть только небо, твердое и ледянисто-голубое, да верхушки гор под  ним.
Я медленно  обошла  балкон  вокруг.  Пол  был  выложен  цветными  камнями,
красными, коричневыми, зелеными и золотыми,  так  же,  как  в  разрушенном
театре  в   Ки-уле,   однако,   узор   выглядел   более   сложным,   почти
математическим. Я обходила балкон круг за кругом, не сводя глаз с  цветной
мозаики. Круг за кругом. До меня дошло, как во  сне,  что  я  могу  ходить
здесь вечно, пока не умру. Однако  мозаика  содержала  такое  разнообразие
перспектив,  что  мне  казалось,  будто  я  пересекаю  не  одно  и  то  же
пространство, а прохожу над водой и вершинами деревьев и красными  песками
какого-то другого мира...
     Спасла меня чайка, летящая в сторону суши. Она пронзительно закричала
высоко над башней, словно предупреждая меня, наверное, из-за  собственного
страха перед этой долиной. Я пришла в чувство, убежала в овальную дверь  и
стояла в бледной комнате, тяжело дыша. Дура! Ведь я  же  знала  наверняка,
что в этом месте будет какая то магия и капканы для ловли всякого мозга  и
воли. Неужто я уже забила коричневые кости в траве?
     Лестница все еще вела вверх, на этот раз прочь от дневного  света.  Я
подошла к ней и начала подниматься. Здесь уже черный мрамор и  темнота.  И
узость. Теперь мои сны стремительно вернулись ко мне, те  сны,  которые  я
утратила в Эзланне. Белый мрамор, ведущий к черному, а потом...
     Я закричала в неудержимом приступе страха. В  темноте  я  столкнулась
лицом к лицу, грудь с грудью с третьим часовым. В отличие от  двух  других
он  стоял  на  ногах,  уравновешенный  каким-то  непостижимым  образом,  в
овальной пасти-двери, у которой кончалась  лестница.  Никакой  возможности
обойти, кажется, не представлялось.
     - Мир тебе, древний, узнай и пропусти меня, - сказала я.
     Мы стояли лицом друг к другу, и он высился надо мной,  глядя  злобным
взглядом из провалов в черепе.  И  тут  на  меня  накатил  гнев,  лютый  и
внезапный.
     - Пропусти меня, - прошипела  я  скелету,  словно  тот  был  каким-то
солдатом, а я - кошкой-богиней Белой пустыни, и, когда скелет  остался  на
месте, отвесила ему  оплеуху.  Тот  опрокинулся  и  закувыркался  вниз  по
лестнице, гремя доспехами. У подножья твердый мрамор треснул,  и  череп  в
шлеме отделился от позвоночника и откатился прочь  с  глаз  долой.  Тут  к
липкому постоянному  страху  добавился  новый  страх.  Я  знала  суеверную
важность всех часовых - людей, поставленных караулить  до  смерти  и  даже
после нее пустующие обители исчезнувших народов.  И  все  же  теперь  дело
сделано и с определенной целью. Я прошла через дверной проем  в  последнюю
комнату башни.
     В темноте был источник света.  Он  мерцал  и  вспыхивал,  и  по  трем
расписанным стенам играло множество разных  цветов.  Я  не  могла  уделить
времени этому свету, так как  всем  моим  вниманием  завладела  роспись  -
картины были четкими, невыцветшими, но очень-очень  древними,  и  когда  я
посмотрела на них, то задрожала всем телом.
     На одной из стен картина изображала черную гору.  Над  ней  покоилась
пурпурная туча, а под ней лежала спящая женщина.  Женщина  с  очень  белым
телом и такими же белыми волосами; и у нее не было никакого  лица.  Вместо
него в камень вставили кусок нефрита. На второй стене  вновь  изображалась
нефритовая женщина, одетая в зеленую мантию, оставлявшую обнаженными грудь
и руки. Она держала в одной руке золотой бич,  в  а  другой  -  серебряны