омневался,  что  сделаю
это. Даже если бы они ранили меня, мои раны зажили бы.  Они  были  подобны
младенцам, оставленным в траве на пути льва.
     - Нет? Это короткий ответ для Скора, - заметил кто то. - Как, никакой
воркотни по поводу бури, скачки и охоты на волка, когда волка нет нигде?
     - О, волк есть, - сказал я.
     И я направил коня прямо через край  карьера  и  через  костер  свалив
этого человека, развернувшись и наклонившись,  чтобы  сразить  еще  троих,
прежде чем они поняли, какой демон гуляет среди них.
     Темный раб откатился в сторону. Я схватил его вертел с насаженными на
него зайцами и вонзил его в темя другого черепоголового, когда он вскочил,
чтобы броситься на меня.
     Тут кто-то подбил ноги лошади, она рухнула, и я вместе с ней. Человек
Немарля обрушился на меня; я изогнулся, и его  меч,  не  попав  в  сердце,
приколол мое правое плечо к земле. Я рванулся вверх на  всю  его  длину  с
криком боли и ярости и изо всей силы ударил нападавшего кулаком в челюсть;
когда его голова опрокинулась, я вонзил нож в его горло левой рукой.
     Он замертво упал на меня. Я выбрался из-под него  и  вытащил  меч  из
своего плеча. Остались только раб и я. Последний черепоголовый  карабкался
из каменоломни, призывая Зренна (а может  быть,  свою  мать,  трудно  было
понять). Я пожалел, что нет стрелы или копья, чтобы  снять  его,  нож  так
далеко не полетит.
     Но мне не потребовалась стрела. Теперь, когда в этом не было нужды, я
почувствовал в себе оружие, как это случилось в палатке Эттука.
     Но сейчас было не совсем так. В тот раз энергия использовала меня как
проводник, чтобы вырваться в мир. А сейчас казалось, что я могу  управлять
ею, обуздать, направлять и снова погасить, когда закончу свою операцию.  Я
стянул с головы серебряную маску-череп, бросил на землю и оттолкнул  ногой
в сторону.
     Мне стало легко, и я едва почувствовал, как она вылетела из меня, эта
колдовская сила, используя глаза как дверь.
     Тонкий  белый  лучик  света  протянулся  через  каменоломню.  Ревущий
человек, метавшийся там, опустил руки, широко раскинул их как бы собираясь
взлететь, упал среди разметанных углей костра и затих.
     У меня  кружилась  голова,  но  я  не  чувствовал  слабости;  сдержал
энергию, использовал ее и остановил. Это  ободрило  меня.  Я  обернулся  и
обнаружил, что Темный раб все еще стоит рядом со мной.
     Его уродливое лицо не  выражало  страха,  радости  или  сожаления  по
поводу смерти его хозяев от моей руки. Но он без слов пал ниц передо мной,
зарывшись лицом в грязь и пепел. Потом,  поднявшись,  все  еще  молча,  он
поискал убийственный вертел, конец которого закрепился  во  лбу  человека,
сдернул наполовину недожаренного зайца и нырнул с ним в непроглядную ночь.
     Мне поклонялись, как богу, но и пренебрегали, как чем то бесполезным.
     Два таких крепких напитка в одном бокале.
     Из плеча сильно текла кровь.  Я  думал,  рана  заживет  быстро  и  не
обращал внимания. Я оказался очень самонадеянным. После этого я  мало  что
помню из событий последующих нескольких дней.
     Моя игра с силой белого света стоила мне кое-чего в  конечном  итоге.
Моя  рана  затягивалась  медленно  и   кровоточила.   Несмотря   на   свою
измученность, я, должно быть, шатаясь, пробрел мили, забыв о лошадях  и  о
том, что еще четыре охотника идут по моему следу.
     Каким-то образом я ускользнул  от  преследования,  или  мои  безумные
пьяные шатания увели меня в сторону.
     Я думаю, что двигался главным образом на восток. В одном месте я брел
над рекой по каменному мосту,  более  древнему,  чем  деревья,  что  росли
вокруг.
     В этом состоянии отупения я потерял около четырех дней и окончательно
пришел в себя, лежа у какою-то пруда, куда я приполз напиться как  больной
медведь. Рана моя затянулась, и с ее заживлением  прошло  мое  тупоголовое
оцепенение. Воздух пах незнакомо, его непривычный аромат широко разливался
вокруг, и вода в пруду была соленая.
     Я пробормотал себе, что никогда больше не должен  убивать  с  помощью
белой энергии, взращенной в мозгу. Это звучало как бред лунатика в лесу. Я
сам почти не верил в реальность своих слов, и  осознание  действительности
возвращалось ко мне медленно, по частям.



                                    3

     В тот вечер я встретил черную ведьму с рыжим котом, которая гуляла по
мысу над морем.
     Я вышел к морю неожиданно, но море всегда - неожиданность  для  того,
кто никогда прежде не знал его. Сначала думаешь, что это земля  или  небо,
или легкий туман, потом понимаешь, что это безбрежная лазурная масса  воды
лежит, как дракон, в последних лучах  солнца,  и  дышит,  и  наползает  на
берег.
     Море казалось безумным видением, явившимся завершением  моих  путаных
блужданий. Когда я увидел девушку, она тоже была как неясное  видение  или
игра моего воображения.
     Поразительная девчонка, черная как уголь, с черной  атласной  гривой,
явно рожденная среди черных болотных  племен.  Только  вблизи  можно  было
разглядеть, что в ней есть смешанная кровь,  потому  что  на  этом  тонком
эбонитовом лице ослепительно горели светлые глаза, как серо голубое  море,
что плескалось позади нее.
     На ней было темное прямое платье, простая одежда  женщин  крарлов,  и
браслет из зеленоватых гладких камней, а в ушах золотые серьги. Вокруг шеи
было нечто, что я принял за оранжево-красный меховой капюшон, но  это  был
кот с горящими глазами.
     Их головы разом поднялись, когда они увидели меня, а глаза  одинаково
вспыхнули, что заставило меня улыбнуться.
     - Что ж, - сказала она, - я призвала тебя, и ты пришел.  Ты  видение,
мужчина или дух?
     - Мужчина, - сказал я. - Доказать это тебе?
     Тогда она тоже улыбнулась, другой, женской улыбкой, и отвернула лицо.
У нее был точеный профиль с орлиным носим, почти плоские скулы, рот у  нее
был полный, изгиб нижней губы напоминал  сливу,  но  цвет  губ  был  темно
красный.
     - Ты слишком высокий, - сказала она, - и слишком белый,  но  все-таки
красивый. Возможно, я лягу с тобой, но не сейчас.
     - Девушка, - сказал я, - тебе не следует играть в  игры  с  мужчиной,
когда ты одна и никого нет рядом, чтобы позвать на помощь.
     - О, я не одна. Я  могу  привлечь  духов  себе  на  помощь  в  случае
необходимости. Я колдунья, я Уасти.
     Это  имя  моментально  меня  остановило,  хотя  я   с   удовольствием
рассчитывал на другие вещи,  потому  что  обычно,  когда  женщина  говорит
"возможно",  означает  "конечно"  и  "не  сейчас"  означает   "почему   ты
медлишь?".
     - Уасти? - глупо повторил я.
     Хотя она произнесла свое имя иначе, тверже и  короче,  это  было  имя
эзланской кошки-богини, моей суки-матери.
     - Так меня называют,  -  сказала  черная  девушка.  -  Я  колдунья  и
целительница, а женщин, которые учатся искусству врачевания у жрецов моего
народа, называют Уасти. Таков обычай. Мой кот - тоже знак моего призвания.
     - Уасти - городское имя, - сказал я все еще тупо, - а кошка -  символ
тамошней мертвой богини.
     - Возможно. В нашем языке  много  странных  слов,  заимствованных  из
Древних Золотых Книг жрецов, так говорят. Уасти - одно из них,  означающее
врачевание и мудрость, и его символ - кот, потому что кто ж не знает,  как
мудр кот? Не правда ли, любимый? - добавила она, обращаясь к злобной рыжей
твари, лежавшей вокруг ее шеи.
     Та ответила таким трубным ревом, которому можно было  дать  множество
определений, но мудрость подходила меньше всего.
     - Однако, - добавила моя колдунья, - у меня есть тайное имя,  которым
ты можешь пользоваться. Это имя - Хвенит.
     И тут я вдруг осознал, что она говорит на языке, которого я никогда в
жизни не слышал, - и тем не менее, я понимал ее и мог говорить  с  ней  на
этом языке.
     Я замер на месте.
     Я бессознательно освоил язык города, заслугу за эту способность  я  с
детским послушанием приписал своему отцу. Но теперешней ситуации я не  мог
найти объяснения. Я изумлялся этому, и  мурашки  бегали  у  меня  по  шее.
Каждое новое откровение Силы - убивающий свет,  мои  заживающие  раны  без
шрамов, дар владения языками - все  это  потрясло  меня,  но  недостаточно
сильно. Сейчас я почти обезумел, боясь того, что таилось во мне. Казалось,
с младенчества я постепенно превращался в какого-то жителя мифов.
     - Хвенит, - закричал я, - ты ведьма и можешь призвать  демонов.  Зови
скорее, или я овладею тобой здесь и сейчас.
     Ее светлые глаза превратились в сверкающие ножи, и она обнажила зубы.
     - Не думай, что я не могу, - крикнула она, - но кот  выцарапает  тебе
глаза раньше, чем мне понадобится магия.
     - Покажи мне свое колдовство, - сказал я, кидаясь к  ней.  -  Я  тоже
колдун. Подчини меня.
     Она увернулась от меня, а рыжий кот пробороздил мне руку своей  лапой
с кинжалами. Почему-то я был уверен,  что  смогу  заставить  эти  царапины
затянуться быстрее, чем большие и малые раны до  этого.  Я  протянул  свою
руку Хвенит-Уасти так, чтобы она видела кровь и могла наблюдать. Сам я  не
наблюдал за царапинами, я пристально смотрел на лицо девушки.
     Вскоре она сказала тонким слабым голосом:
     - Однажды я видела, атак это делал жрец, когда он был на месте Книги.
Я не умею этого делать. Если ты врачеватель, ты не причинишь мне зла.
     - Не будь так уверена, крошка-колдунья.
     - Лучше бы я не призывала тебя, - сказала она,  суетясь  как  осенняя
оса. - Ты слишком большой и чересчур умный. Мне надо было оставить тебя  в
покое.
     - Так и следовало сделать. Зачем ты  призывала  меня?  И  неужели  ты
думаешь, что у такого сильного волшебника, каким  оказался  я,  нет  своей
воли, и он  должен  появляться  по  щелчку  твоих  пальцев  цвета  черного
нефрита?
     - Ну и что, - сказала она хитро, немножко приходя в себя, -  ведь  ты
здесь.
     С этим она повернулась и побежала прочь, оглянувшись один раз,  чтобы
посмотреть, иду ли я вслед за ней. Когда она увидела, что я не двинулся  с
места, она приостановилась.
     - Иди, - крикнула она. - Исполни со мной Летний Танец. Иди,  Мардрак;
догони меня, и я впущу тебя в свой дом.
     И она побежала по краю мыса сквозь коричневые сумерки, а  кот  вокруг
ее шеи завывал, как бешеный призрак.
     Ее деревня лежала в полумиле от мыса в  густой  луговине  на  вершине
горы, которая скатывалась вниз к пляжу,  покрытому  галькой  вперемешку  с
морским песком. Другие горы в этой цепи возвышались над побережьем слева и
справа. Высокие травы шелестели на ветру, и море стонало, когда  приливная
волна стаскивала его с берега, а потом тянула назад.
     Деревня была маленькая - около двадцати или двадцати пяти глинобитных
домиков. Иссиня-черные козы бродили в загородках  или  проскакивали  через
забор наружу. Красные костры разгорались  в  солнечном  вечернем  воздухе.
Очевидно, крарл Хвенит-Уасти больше не кочевал подобно другим  племенам  -
красным, желтым или черным  -  и  я  раздумывал,  какие  особые  невидимые
приманки  подвигнули  их  пустить  здесь  корни.  Может  быть,  им  особое
удовольствие доставляла жареная рыба?
     Она позволила мне подойти к ней, когда показался в виду  родной  дом,
но я не гнался за ней, просто позволял ей нести себя, догадавшись, что она
направляется к родному очагу. Моя краткая  вспышка  сексуального  аппетита
давно угасла. Я довольно долго ничего не ел, а также не спал с  удобствами
и вообще не имел крова много дней. Я забыл про четверых охотников и бойню,
которую я устроил на холмах. Даже  мои  волшебные  силы  сразу  показались
банальными и не имеющими значения. Что же до девушки, в тот момент  я  мог
поверить  чему  угодно,  и,  возможно,  она  действительно  призвала  меня
колдовством. В конце концов, как она сказала, я ведь пришел сюда.
     Я слышал  рассказы  о  черном  народе.  Красные  племена  считали  их
примитивными; это было не так. Они, судя по их коже,  когда-то  пришли  из
более жарких краев, но это было  давно.  Если  они  помнили  об  этом,  то
молчали. Что касается их целителей и  поклонения  золотым  книгам  древней
веры, в племенах говорили и об  этом  и  тоже  всякую  чепуху,  как  любая
болтовня от незнания.
     Некоторые женщины находились на улице перед своими домами,  занимаясь
приготовлением вечерней  пищи.  Стройные  и  темными,  как  ночь,  они  не
разинули рты, когда Хвенит ввела меня в деревню. Группа  мужчин  в  нижнем
конце деревни строила два новых домика, они прервали работу с наступлением
сумерек и обсуждали свои  дела.  К  ним  обратилась  Хвенит  повелительным
голосом:
     - Где мой отец?
     Мужчины взглянули, вежливо кивнули мне, как  будто  они  видели  меня
много раз, и ближайший к нам ответил:
     - Он пошел с Квефом.
     При этих словах Хвенит тряхнула волосами, как будто это имя  или  сам
факт раздражали ее.
     - Иди за мной, - сказала она тоном  повелительницы  и  пошла  дальше,
едва не сбив красивого черного малыша, который вежливо и предусмотрительно
уступил ей дорогу.
     Домик Хвенит-Уасти был последним и стоял немного в стороне от других.
У него была красивая дверь из отесанного камня, покрашенная  в  розовый  и
желтый цвет. Над дверью висела зажженная лампа из красной  глины  и  нитка
крошечных черных черепов грызунов. Около  домика  росло  странное  дерево,
удивительная   карликовая   ель,   которая   в   свете   лампы    казалась
дымчато-голубой. Такие, наверное, древние короли выращивали в своих садах;
я никогда раньше таких не видел.
     - Так как я Уасти, у меня  хороший  дом  и  голубое  дерево,  которое
выделяет его, - сказала Хвенит.
     Лица мужчин и женщин в деревне были загадочными, но  не  враждебными,
однако я заметил легкий оттенок любовной снисходительности по отношению  к
их целительнице. Может быть, особая дверь  и  дерево  были  игрушками  для
талантливого, не по летам развитого ребенка?
     - Женщины принесут мне еду, а также и тебе, - сказала она, - так  как
они видят, что у меня гость. Входи, но не прикасайся  к  травам  или  моим
инструментам.
     Нырнув в дверь, я зевнул.  Я  обдумывал,  чего  она  боялась  -  моей
неуклюжести,  невежества  или  того,  что  мои  волшебные  силы   причинят
какой-нибудь ущерб.
     В доме было полу темно и тепло от уже зажженной жаровни. Всюду  царил
колдовской беспорядок. На полу лежали толстые ковры. Я сел на них и  скоро
растянулся, как ленивая собака на солнце.  Сквозь  дремоту  у  меня  опять
возникло желание притянуть ее к себе и уложить рядом с собой, но я даже не
пошевелился. Я слышал ворчание моря в сгиб  оковах,  вдыхал  дымный  запах
жаркого пламени и смешивающийся с дымом аромат женского  тела,  и  мне  не
нужно было никакой другой магической формулы, чтобы  навлечь  сон.  В  эту
ночь она будет со мной в полной безопасности. Возможно, такая безопасность
ей и не по вкусу.



                                    4

     Я проснулся, когда солнце,  поднимаясь  над  морем  и  горами,  стало
заливать  светом  дом,  проникая  через  дверной   проем.   Этот   бледный
предутренний  свет  был  для  меня  наподобие  маяка  опасности.  Я  сразу
встрепенулся, вспомнил о погоне, убийствах и  четверых,  что  жили  мыслью
схватить меня; они наверняка идут по следу и уже совсем недалеко.
     Я сразу вскочил и ударился головой  о  чучело  ящерицы,  свисавшее  с
низкого потолка.
     На жаровне нежно булькал медный горшок, распространяя ароматный запах
трав. Хвенит и ее кота не было.  Снаружи  доносился  крик  чаек  и  слабое
блеяние коз, но никаких других звуков.
     Потом в дверь вместе  с  солнцем  вошла  женщина,  неся  на  плетеном
подносе блюдо и чашку. Она вошла молча,  но  они  вообще  были  молчаливый
народ, однако с привлекательной наружностью,  судя  по  всему.  Незнакомка
улыбнулась и поставила поднос с пищей на ковер передо мной.
     - Я Хэдлин, - сообщила она мне. - Каким именем можно называть тебя?
     С мыслью о погоне я ответил:
     - Ваша колдунья называет меня Мардрак.
     - Тогда и я буду, если ты не против, - сказала Хэдлин, добрая, чуткая
и очень милая, как будто она догадывалась, что я в беде.
     Имя Мардрак, конечно, вполне подходило. В основе значения  его  корня
лежало слово, обозначающее слоновую или белую кость, а  по  структуре  оно
напоминало устаревшее  понятие  воина  -  черные  люди  отрицали  войны  и
убийства. И позднее я узнал, что они никогда не убивали даже животных,  за
исключением случаев самозащиты. Их одежда была  соткана  из  тростникового
льна и вымененной шерсти, они не ели  мяса  и  даже  рыбы,  столь  обильно
предлагаемой океаном. Как я потом узнал, пища на блюде представляла  собой
отбивную из бобов и каштанов, поджаренную на костре, по-своему вкусную, но
поначалу она показалась мне странной. В чашке было козье  молоко,  хотя  в
разные сезоны они варили и пили также медовый напиток.
     Я снова сел, чтобы поесть, поблагодарив женщину по имени Хэдлин.  Она
повернулась, чтобы уйти и проговорила на ходу:
     - Пейюан через некоторое время придет навестить тебя.
     - Кто такой Пейюан?
     - Пейюан - наш вождь, отец Уасти. Он хочет узнать только, не может ли
он помочь тебе.
     - Ваш вождь великодушен, но мне надо идти. Больше  всего  он  поможет
мне, если позволит быстро уйти.
     - Но ты можешь уйти,  как  только  пожелаешь.  Тебя  никто  не  будет
задерживать.
     Я не хотел быть неблагодарным по отношению к этой красивой женщине  с
ласковыми манерами (я уже несколько отошел от воинских привычек,  несмотря
на прозвище, данное мне Хвенит). Не хотел я и ссориться  с  их  вождем.  Я
сказал, что подожду его, хотя все нервные окончания  в  моем  позвоночнике
говорили, что мне не следует медлить.
     Он не заставил себя ждать, я только успел поесть - они  были  мастера
на такие интуитивные тонкости.
     - Я Пейюан, - сказал он, не  предваряя  свое  имя  никакими  высокими
титулами.
     Я встал, на сей раз осторожно, чтобы не задеть ящерицу, но он  указал
мне садиться и сел сам.
     Пейюану было между сорока пятью и пятьюдесятью,  его  длинные  волосы
уже начали седеть, а его сильное тело  с  возрастом  приобретало  крепость
кремня, а не дряблость, как бывает с тонким стареющим деревом.  Он  оперся
на копье, больше символ, чем оружие, и он положил его между нами на  ковры
острием на запад в знак мира.
     - Моя Хвенит привела тебя, - сказал он. - Она воображает, что вызвала
тебя заклинаниями из земли.  У  нее  есть  такие  причуды,  но  она  умная
врачевательница, тем не менее. Она  также  воображает,  что  у  тебя  есть
какая-то магическая сила, но я не буду тебя спрашивать об этом,  это  твое
бремя, не мое. Я только спрошу, раз ты скиталец, не можем  ли  мы  оказать
тебе какую-нибудь помощь на твоем пути?
     - Мой вождь, - сказал я, - я благодарен  за  помощь,  которую  я  уже
получил. Я скажу так. Меня преследуют, и я должен уйти раньше, чем  погоня
придет сюда и причинит вред вашему крарлу и мне.
     - Нам никакого вреда не будет, - спокойно сказал  он.  -  Скажи  мне,
почему они охотятся за тобой?
     - Старая вражда. Месть. У них счеты с моим отцом, и наказание перешло
на меня.
     Он посмотрел на копье между нами, потом в мое лицо. Его темные  глаза
- голубые были  у  матери  Хвенит  -  всматривались  в  меня  с  серьезной
сосредоточенностью, не невежливо, но основательно.
     - Я расскажу тебе нечто  странное,  -  сказал  Пейюан.  -  Ты  можешь
отвечать или нет, как захочешь. Ты сильный и крепкий, ты боец, но на  тебе
нет ни одного  шрама.  Что  то  в  тебе,  то,  как  посажены  твои  глаза,
напоминает мне другого человека, которого я видел когда-то, около двадцати
лет назад. Женщину. Я опишу ее. Белая кожа без пятнышка, волосы, как лед.
     - А ее лицо? - спросил я, не сдержавшись.
     Он сказал:
     - Я никогда не видел ее лица. Она носила  шайрин.  Только  ее  глаза,
светлые и очень блестящие, прозрачные, как спокойная вода. Однако, хо