го сына, и вы ее получите. Потом я уйду.
     Ее глаза были действительно синими, темными, как сапфиры.  Взгляд  ее
мог быть убийственным.
     - Ваш подход неверен,  -  сказал  я  спокойно.  -  Вы  считаете  меня
шакалом,  злодеем  и  глупцом.  Это  ваше  дело,  но  тогда  не  стоит   и
церемониться со мной.
     - Не учите меня.
     - И вы меня тоже. Я говорил с вашим сыном. Он не скажет  вам  спасибо
за то, что вы прикрываете его своими юбками.
     Она махнула рукой и сказала:
     - Все это не имеет значения, лишь бы он был жив.
     - А если я откажусь? - спросил я, как спрашивал и у него.
     - Есть другие способы.
     - Убейте меня, госпожа Малмиранет, и весь город скажет, что  ваш  сын
сделал это из страха. А потом, интересно, как вы собираетесь это  сделать,
если я могу убить человека одной только мыслью.
     Она смотрела на меня молча; ее  руки  опять  задрожали.  В  маленькой
комнате ощущался запах ее  духов,  тонкий  аромат,  приглушенный,  как  ее
голос. Внезапно она опустила глаза и отрывисто заговорила:
     - Вы думаете, я считаю своего сына трусом и поэтому пришла к  вам?  Я
бы не пришла, если бы он был трусом. Я  боюсь  как  раз  его  храбрости  и
вашего волшебства. Если вы можете сделать хотя бы одну пятую из того,  что
о вас говорят, он погибнет. Зачем чудотворцу эта дуэль? Вас заботит честь?
Хорошо, пусть он думает, что вы удрали от него.  О  чем  беспокоиться?  Вы
мужчина, вы молоды. Пользуйтесь  своими  силами,  чтобы  стать  господином
где-нибудь в другом месте, и пусть Сором останется жить.
     Я подошел к ней, этой императрице, которая по неизвестной мне причине
утратила свое высокое положение. Конечно, она была далеко уже не девочкой,
но это  лицо,  тщательно  вылепленное,  без  единого  изъяна,  никогда  не
принадлежало девчонке. Что же касается остального, надо быть  дураком  или
слепым, чтобы пройти мимо нее. Ее брови  были  почти  на  одном  уровне  с
моими. Я взял ее руку, руку с обвившейся вокруг нее змейкой.  Ладонь  была
жесткой от поводьев, ладонь Сорема ненамного отличалась от ее.
     - Ради вас, -  сказал  я,  -  он  останется  жив.  Я  отказываюсь  от
сомнительного удовольствия убить его.
     Она вскинула на меня глаза - большие,  синие.  Казалось,  можно  было
купаться в этой глубокой синеве.
     - Скажите, сколько это будет стоить.
     - Нисколько.
     Это стоило сказать хотя бы для того, чтобы посмотреть, как пристально
она посмотрит на меня.
     Она убрала свою руку и стала натягивать покрывало.
     - Как я вам поверю, если вы не берете платы?
     - Это проблема, которую придется решать вам самой.
     Она помолчала и спросила:
     - Вы действительно сын короля, как говорит молва?
     - Спросите в Эшкореке, - ответил я.
     Она отвернулась и, нетерпеливо дергая покрывало, завернулась в  него.
Не сказав больше ни слова, она быстро вышла во  двор,  и  через  минуту  я
услышал, как экипаж удаляется по дороге на восток.


     На следующее утро пришел официальный вызов от Сорема.
     Принесли его два джердиера с невыразительными лицами, его лейтенанты.
Один из них вручил  мне  бронзовую  шкатулку  со  свитком  и  уставился  в
пространство над моей головой, пока я читал послание.

     "От Сорема из Храгонов, Вазкору, обычно называемому чудотворцем.
     Приглашение на бой на мечах.
     Сегодня вечерам, на Поле Льва, у северного алтаря.
     В час после заката."

     - Это приемлемо? - спросил джердиер в воздух.
     Я ответил, что да.
     Они повернулись, как заводные, и торжественно вышли.
     В тот день во дворах без конца шептались: Лели, предстоящее сражение,
женщина под покрывалом. Днем человек в лохмотьях принес свою дочь и умолял
меня помочь ей. Я не смог отказать, их было всего двое. Ребенок всхлипывал
от боли на его руках, а убежал, смеясь и прыгая у ног мужчины.  Глаза  его
были в слезах. Я был тронут, и поймал себя на мысли: "Посмотрела  бы  она,
дама королевского двора, со своими разговорами о деньгах и сделках!"
     Никаким средствами я не хотел убивать Сорема. Я решил, что не так  уж
трудно будет отклонить его вызов и закончить все дело ничем. Не хотел я  и
уезжать из-за этого из Бар-Айбитни.
     Должно быть, для нее было опасно тайком  идти  ко  мне  из  Небесного
города, известного своей стражей и запорами. Не знала она и чего  от  меня
ожидать. Я мог бы потребовать любую цену -  ее  богатство,  драгоценности,
тело, я даже мог убить ее. Так как  все,  что  она  знала  обо  мне,  было
почерпнуто из слухов, а слухи не отрицали и этого - в одних баснях  я  был
спасителем, в других - чудовищем. Она была смелой  и  крепкой,  как  может
быть крепким что либо прекрасное и закаленное.
     В миле  от  Столба-Цитадели  находился  незаселенный  участок  земли,
отведенный под виноградники и фруктовые сады, который к северу переходил в
неровную местность, покрытую лесом, и круто обрывался к морю. Недалеко  от
обрыва на низком холме находился алтарь - куча камней, поросших  вереском.
Этот алтарь считался святилищем какой-то сельской богини,  ей  поклонялись
рабы-хессеки и масрийцы-бедняки. Они пробирались сюда в сумерках,  принося
ей хлеб и цветы. Поле Льва лежало у подножия этого холма.
     Завернувшись в плащ, я обходным путем шел туда пешком. Для компании я
взял с собой только Лайо. Я был бы  рад  Длинному  Глазу,  его  молчаливой
сдержанности, его осторожности и отсутствию любопытства  к  моим  странным
деяниям.
     На задворках  фешенебельных  улиц  находилась  разрушенная  изгородь,
остатки какой-то хессекской  крепости;  она  отделяла  окраины  Пальмового
квартала от виноградников.  Солнце  только  что  село,  и  первые  сумерки
окрасили воздух в синие тона,  когда  я  миновал  изгородь  и  вступил  на
тропинку, ведущую к северной стене.
     В  прохладном  небе  слепо  носились  стаи   летучих   мышей,   а   в
черно-зеленых  колоннах  кипарисов  вездесущие  соловьи  настраивали  свои
серебряные колокольчики.
     Появились звезды. Извилистая дорожка шла по лесу вверх,  потом  вниз,
и, когда ветер дул с океана, я слышал его дыхание,  тихое,  как  у  спящей
девушки. Я подумал: "Что за ночь для убийства, что за ночь для того, чтобы
уничтожить человека!" И я вдруг  подумал,  что  мои  чувства  переменились
после получасового разговора с женщиной.
     Лайо был начеку, опасаясь грабителей и вздрагивая от каждого звука. В
трех или четырех милях от нас залаяла лисица, а в его руке уже дрожал нож.
Я посмеялся над ним - таким смелым я стал.  В  следующий  момент  из  тени
деревьев вышел какой-то человек. Эго был один  из  джердиеров  Сорема,  он
кивнул  мне  и  знаком  попросил  следовать  за  ним.   Поле   Льва   было
прямоугольником травы между можжевеловыми деревьями,  наполнявшими  воздух
своим ароматом. К северу лес отступал, и начинался склон холма, на вершине
которого находился алтарь,  похожий  на  черный  неровный  дверной  проем,
прорезавший  сумерки.  Интересно,  подумал  я,   свидетельницей   скольких
аристократических дуэлей стала эта загадочная богиня с  холма,  окруженная
мертвыми маками, которые набросали ей рабы?
     Джердиеры принесли четыре светильника с железными  экранами  и,  пока
еще незажженные, воткнули в землю. У одного из светильников с двумя своими
офицерами стоял Сором, облаченный в обычную одежду джердиеров.
     В поле становилось темно, но я достаточно хорошо видел  его  лицо.  В
нем я видел ее черты, так же, как и в ее лице проступали его.
     Он отрывисто кивнул мне не более вежливо, чем мой проводник, и  велел
одному из своих людей зажечь факелы.
     - Здравствуйте, Вазкор. Надеюсь, вас устраивает место?
     - Очень живописно, - сказал я. - Но есть еще кое-что.
     - Ну, говорите, давайте все выясним.
     За своими металлическими ограждениями запылали факелы, изменив мягкие
цвета поляны на контрастные, густые фиолетовые, зеленые и свинцово-черные.
     - Я вас обидел, - сказал я. - Я признаю это  и  готов  компенсировать
вам обиду, как вы пожелаете.
     - Я желаю компенсации здесь, - сказал он, - с помощью этого. -  И  он
хлопнул по мечу в белых ножнах, который держал лейтенант.
     - Я не буду с вами драться, Сорем из семьи Храгонов.
     Его восклицание было наполовину презрительным, наполовину удивленным:
     - Вы боитесь? Чудотворец боится? Маг,  который  превращает  старух  в
девушек?
     - Скажем, мне не нужна ваша смерть.
     Последний факел полыхнул снопом искр и вместе  с  ним  вспыхнул  гнев
Сорема.
     - Во имя Масримаса, вы будете со мной драться, и я угощу  нас  сталью
прежде, чем вы успеете сказать мне это еще раз.
     Я показал ему свои пустые ладони. Он обернулся и крикнул своим людям,
чтобы принесли еще один меч. Его принесли.  Он  вытащил  его  из  ножен  и
протянул мне. Это был хороший, острый меч. Затем он вынул из белых кожаных
ножен свой меч из синего алькума с позолоченной рукояткой,  но  лезвие  на
нем было не острее моего.
     - Раз уж вы забили свой меч, - сказал он спокойно, -  выберите  любой
из этих.
     - Вы очень великодушны, - ответил я. - Но вы должны согласиться,  что
мне не нужно оружие.
     Он воткнул свой меч острием в землю у моих ног.
     - Возьмите этот и будьте готовы.
     - Я отказываюсь.
     Он поднял другой меч, отсалютовал и пошел на  меня.  Я  был  готов  к
этому, хотя он и двигался очень быстро. Он хорошо знал свое дело. "Вот это
воин", - подумал я с какой-то дикарской глупостью. Затем я поднял  руку  и
выпустил  заряд  энергии.  Засиял  тонкий  белый  луч  света  и  джердиеры
вскрикнули. Луч ударил в клинок и выбил его из рук Сорема.
     Он неподвижно остановился в ярде от меня.
     - Все-таки колдовские фокусы, - сказал он очень мягко.
     Его глаза расширились и стали ненавидящими. Я  едва  успел  подумать:
"Что теперь?" Холодное сияние наполнило воздух. Я  почувствовал,  как  оно
ударило меня и земля качнулась подо мной и толкнула меня в бок.
     На протяжении двух или трех  ударов  сердца  я  лежал,  с  изумлением
чувствуя, как возле меня пригнулся Лайо с дрожавшим в руке ножом,  готовый
меня защищать,  пока  я  собирался  с  силами,  чтобы  освежить  голову  и
распрямить ноги.
     Я зря потратил дни до того, как Сорем прислал мне  формальный  вызов.
Сейчас я понял, как он провел это время. Однажды он уже предупредил  меня,
что имеет подготовку жреца, и за это время он освежил свои знания.  Сорем,
принц из династии Храгонов, тоже владел Силой.
     Качаясь, я  встал  на  ноги.  Он  больше  не  делал  движений,  чтобы
атаковать меня.
     - Я вижу, каково это.
     - Хорошо, - ответил он. - Теперь мы будем сражаться. Любым  способом,
каким вы предпочитаете - мечами или - этим.
     Но колдовство стоило ему очень  дорого:  его  лицо  стало  бледным  и
изможденным. Этот единственный белый удар, слабее любого моего, выжал  его
досуха, он стал, как сушеная тыква.
     - Сорем, - сказал я.
     - Не будем больше говорить, - сказал он.
     Он чуть-чуть отклонился в сторону и опять поднял свой меч. Я подумал:
"Я позорю его каждой секундой своего промедления. Конечно, я  могу  с  ним
сражаться, не убивая его. Вымотать его,  возможно,  позволить  ему  ранить
меня, чего стоит лишняя рана, если ее можно залечить усилием воли?"
     И я тоже наклонился и поднял меч с земли, его меч из алькума.
     В Эшкореке я занимался боем на мечах, это так же популярно там, как и
уроки музыки. А малоподвижный образ  жизни  я  вел  недолго  и  умения  не
потерял. Но план держать его на медленном огне сразу выскочил  у  меня  из
головы. Он нападал, как нападает змея - быстро, неожиданно, смертельно.
     Клинки встретились, и сила их  удара  сотрясла  мою  руку  до  плеча.
Раскаленные  докрасна  колпаки  на  факелах  осветили  его  лицо,   полное
решимости, которое мне не надо было видеть. Он  не  ненавидел  меня  -  им
владело  более  определенное  чувство.  Было  бы  удобнее  иметь  дело   с
ненавистью.
     Он ударил меня в бок.
     Удар не смертельный, но очень сильный. Мы сражались, передвигаясь  по
площадке, отступая и вновь наступая. Сталь, лизнувшая мою  плоть,  привела
меня в неистовство. Никому не понравится  быть  обманутым,  да  еще  когда
считаешь, что обманываешь сам.
     Я закрыл рану, как дверь. Не знаю, заметил ли это Сорем,  так  как  я
дал ему возможность отдохнуть.
     Я отбросил его назад, мой клинок двигался как два или три метеора,  а
он усмехнулся, отступая.
     - Лучше, - сказал он. -  Лучше,  мой  Вазкор,  -  и  он  отпрыгнул  в
сторону, так что только самый кончик меча задел его плечо.
     - Сейчас будет еще лучше, - сказал я  и,  снизу  обойдя  его  защиту,
ударил его по руке. Еще пять минут назад я не собирался этого  делать,  но
мое воинское прошлое быстро возвращалось ко мне.
     Я не хотел его убивать, и, может быть, мне и не следовало это делать,
хотя сейчас, заварив кашу, не приходилось жалеть масла.
     Когда он приближался ко мне, я услышал хрип позади светильников. Этот
звук не насторожит вас, если только вы не слышали его раньше - тут  уж  вы
его ни с чем не  спутаете  -  хрип,  который  издает  человек,  когда  нож
перерезает ему горло.
     Сорем тоже его узнал. Тотчас мы отскочили в стороны  друг  от  друга,
вглядываясь в темноту за мерцающим раскаленным железом. Перед лицом быстро
меняющейся реальности нам  пришлось  отложить  нашу  соответствующую  всем
правилам дуэль.
     Они не заставили себя  долго  ждать  -  эти  четырнадцать  человек  в
черном.
     Сорем привел с собой четырех человек, я - только одного.  Если  мы  и
ожидали предательства, то  лишь  друг  от  друга.  Но  перед  нами  стояли
четырнадцать человек, незаметно подкравшихся  к  нам,  одетых  для  ночной
работы, а у их ног лежало четверо  мертвых  джердиеров,  офицеров  Сорема,
уложенных рукой профессионала. Один Лайо стоял, невредимый,  и  глядел  на
меня разинув рот.
     Один из людей в черном плаще вышел вперед.
     - Господин принц, просим прощения за то, что  прервали.  -  Затем  он
повернул ко мне свое  лицо  -  пятно  потрепанных,  затертых  черт,  лицо,
которое я уже встречал у профессиональных убийц. -  Чудотворец,  и  у  вас
просим прощения. Но я наблюдаю за дуэлью,  и  она  мне  показалась  вялой.
Может, вам пригодится моя помощь, чтобы избавиться от этого  принца?  Что,
если два моих человека подержат его, пока вы его  проткнете?  Это  гораздо
менее утомительно; я думаю, вы согласитесь. - Он щелкнул пальцами и кто-то
кинул ему бархатный мешочек, в котором что-то звякнуло. - А потом, вот еще
что. Мы слышали, ваши цены высоки. Мой хозяин, боюсь, безымянный, как  все
хорошие хозяева, предлагает вам сотню связок золотых  монет,  вот  в  этом
мешочке. Можете их пересчитать. Вы, конечно, понимаете,  что,  убив  члена
королевской семьи, разумнее будет покинуть город? Хотя  я  могу  добавить,
что император недолго будет плакать по нелюбимому сыну.  Скажем,  три  или
четыре месяца, и вы получите прощение.
     Очевидно, они тоже сомневались, убью ли я Сорема.  Оказалось,  кто-то
очень хотел, чтобы его убили. Они собирались помочь мне в этом и  взвалить
вину на меня.  А  позже,  возможно,  заставить  и  меня  замолчать,  чтобы
сохранить невинность их повелителя. Я беру дорого? Может даже еще  дороже,
чем они предполагали.
     Я взглянул на Сорема. Он думал, что  для  него  все  кончено,  однако
стоял, бросая нам вызов; его голубые глаза метали молнии, и он  был  готов
многих забрать с собой во тьму.
     - Вот что, господин,  -  сказал  я  черному  плащу,  -  я  ценю  вашу
любезность, но предпочитаю сам платить по своим счетам.
     Я взмахнул мечом и, воткнув ему в живот,  повернул;  мне  показалось,
его боль доставит удовольствие этим людям. Когда он упал, корчась и крича,
я высвободил Силу, поднявшуюся во мне. Этот белый  свет  Силы  вылетел  из
моих ладоней и глаз, наполовину иссушив и оглушив меня.
     Когда мой взгляд прояснился, я увидел десять трупов, раскинувшихся на
траве, а трое,  которые  не  погибли,  с  ножами  набросились  на  Сорема.
Казалось, во мне сейчас не осталось энергии, к тому же он был среди них, и
я мог задеть и его. Борясь, черные плащи визжали от ужаса, но не отступали
от решения убить Сорема.
     Меч - плохое оружие против  ножей,  он  слишком  большой  и  медленно
движется. Я подбежал, оттащил одного человека и  располосовал  ему  горло.
Еще один бился на лезвии меча Сорема,  пытаясь  освободиться  и  продолжая
жить, несмотря на  смертельную  рану.  Сорем  держал  его  на  расстоянии,
отбиваясь ногами от  третьего,  лежавшего  на  земле.  Когда  Сорем  упал,
раненый тоже повалился, вырвав меч  из  рук  принца.  Сорем  повернулся  и
увидел, что лежавший  на  земле  человек  опять  поднялся  и  приготовился
бросить нож. Бледная молния ударила из  глаз  Сорема,  та  самая,  которая
раньше поразила меня. Жутко было наблюдать,  как  это  делает  другой.  От
удара  черный  плащ  откатился  в  сторону  и  грудью  напоролся  на  свой
собственный нож. А Сорем рухнул на колени и уронил голову,  как  загнанная
гончая.



                                    6

     Мертвые лежали повсюду. Один Лайо остался жив, но он удрал. Я не  мог
его за это винить.
     Я быстро осмотрел людей в черных плащах. Я даже нашел мешок "золота",
проверил его и обнаружил, что он был полон камешков и медяшек, с  которыми
играют дети.
     Внезапно ночь стала тихой, даже море сдержало свое дыхание.  Затем  к
востоку и к западу от нас снова запели соловьи, четыре или  пять  из  них,
безразличные к битвам людей и имеющие на это полное право.
     Сорем немного пришел в себя и с усилием сел, прислонившись  спиной  к
можжевеловому дереву. Я не знал, каких возможностей  они  достигали  после
жреческой подготовки в храмах на южной окраине города. Мог ли он  залечить
свои собственные раны? Рана на руке, которую я ему нанес, еще кровоточила,
рукав был алым от крови. Поразив последнего из носивших черные плащи своей
силой, он и сам упал полумертвым. С некоторым удивлением я осознал, что не
чувствую слабости, как раньше, когда я пользовался Силой для  того,  чтобы
разоружать своих противников, а не для того, чтобы убивать их. Кажется,  в
гуманности я превзошел сам себя.
     Я подошел к Сорему, а он сказал:
     - Должно быть, какой-нибудь бог над нами смеется.
     - Какой-нибудь бог всегда смеется. Одного того, что ты в них  веришь,
достаточно, чтобы они смеялись.
     - Что теперь? - спросил он.
     - Если можешь, залечи свою рану, если нет, то давай я это сделаю.
     - Сможешь? - спросил он и чуть улыбнулся. Я видел, что  он  не  может
сам себе помочь, и, положив свою ладонь на его руку,  стал  смотреть,  как
затягивается и обновляется кожа, пока под ржавым от крови рукавом  остался
только крошечный голубоватый шрамик. Некоторое время он смотрел на него, а
затем сказал: - Признаю, что я только ученик, а Вазкор - мэтр среди магов.
Но ты озадачил меня. Почему же ты не убил меня за такое количество золота?
Конечно, им нельзя было  доверять,  но  с  такими  талантами  тебе  нечего
опасаться черных убийц. Спасибо за то, что помог, но почему ты это сделал?
     - Почему бы и нет? -  спросил  я.  -  Я  не  хочу  твоей  смерти.  Не
следовало и оценивать меня столь поспешно, как быка на  рынке,  и  уж  тем
более фальшивыми деньгами.
     - За мной могут охотиться и другие. Я задолжал Баснурмону свою жизнь.
Если не хочешь впутываться в придворные дела, лучше уйди и оставь меня.
     - Считай, что я впутался. Сам ты едва ли  сможешь  отбиться  от  этих
стервятников. А жрецы не научили тебя лечить раны?
     - Кое-чему, - и он прикрыл глаза,  затуманенные  от  слабости.  -  Но
другому легче научиться. Ты  же  знаешь,  что  проще  наносить  вред,  чем
лечить.
     Я положил руки  ему  на  плечи  и  наполнил  его  целительной  силой,
чувствуя, как она изливается, не ослабляя меня.
     Отношения между нами переменились. Он, как и я,  увидел,  что  вр