т о серьезном.
Теперь он говорил резко.
   - Я скромный чародей. Иногда я вкладываю немного чар в мои травы,  но
не часто. Иногда общаюсь с живущими в дальних краях мудрецами, а  иногда
вынужден ворожить ради защиты. Я не такой могущественный маг, как ты.
   Джека охватило раздражение.
   - Никакой я не могущественный и никакой не маг. - Он стиснул в  руках
чашу, стремясь нарушить ее безупречную гладкость.
   - Не надо лгать, Джек. Ты ведь знаешь,  что  я  сказал  правду.  -  В
голосе Тихони зазвучал гнев. - Чем дольше ты  будешь  отрицать,  что  ты
маг, тем больше вреда натворишь. Вспомни, что  случилось  с  фортом.  Ты
утратил власть над  собой.  Ты  не  имеешь  ни  малейшего  понятия,  как
останавливать то, что начал. Лишь отчаяние помогло тебе  положить  конец
разрушению - ничего более. - Травник дрожал, говоря это. - Ты опасен,  и
тебе надо научиться владеть собой.
   Чаша треснула в руках у Джека.
   - Откуда ты все это взял?
   - Я это чувствую. Чувствую слепую, бесцельную ярость. Она  накатывает
волна за волной. Не льсти себе, Джек. Да, ты  могуч,  но  совершенно  не
обучен. То, что ты натворил в форте, непростительно. Ты дал  волю  своим
чувствам - это самая большая глупость, которую может совершить  чародей.
Ты, словно избалованное дитя, заставил других расплатиться за свою боль.
Твоя сила может сравниться только с твоим  невежеством.  Потому-то  я  и
привез тебя сюда. Не потому, что в мои привычки входит подбирать усталых
путников, а потому, что ты опасен для окружающих и пора кому-то заняться
тобой.
   Джек знал, что Тихоня смотрит на  него,  но  не  мог  себя  заставить
посмотреть травнику в глаза и глядел на треснувшую чашу. Гнев прошел,  и
его сменил стыд. Все, что сказал Тихоня, было правдой.
   - Я не хотел никому делать зла.
   Тихоня тут же оказался рядом и положил руку ему на плечо.
   - Я знаю, парень, знаю. - Его  голос  снова  приобрел  напевность.  -
Извини меня за резкость...
   - Нет, не извиняйся. Я это заслужил. Ты прав - я человек  опасный.  -
Джек уронил расколотую чашу на пол. Пришла пора довериться  кому-то.  Он
набрал в грудь воздуха. - Мне нужна помощь.  Я  не  знаю,  что  со  мной
происходит, откуда взялась у меня эта сила.  Я  чувствую,  будто  должен
сделать что-то, - но что, не знаю.
   Тихоня ласково кивнул.
   - Что ты видел, когда был в трансе?
   - Хелч - так же ясно, как тебя. Кровь,  тучи  мух  и  трупы.  -  Джек
содрогнулся, вспомнив об этом. - Это было точно предостережение.
   - А раньше с тобой случалось такое?
   - Да. В последние месяцы случалось. - Джек беспомощно провел рукой. -
Стоит кому-то упомянуть о войне, как мой желудок скручивает узлом и меня
так и тянет бежать туда, где воюют.
   - В Хелч?
   - Нет - в Брен. - Джек посмотрел Тихоне в глаза.  -  Мне  кажется,  я
знал с самого начала, что Кайлок выиграет войну с Халькусом.
   - Он еще не выиграл ее.  Столица  пала,  но  восточный  Халькус  пока
свободен. Кайлоку потребуются недели, если не  месяцы,  чтобы  завоевать
всю страну.
   - И что же будет тогда? - Джеку казалось, что он уже знает ответ,  но
он хотел услышать Тихоню, жителя Анниса.
   - Весь Север  обратится  в  поле  брани.  Никто  не  станет  смотреть
спокойно, как Кайлок сколачивает себе империю. Быстрота,  с  которой  он
дошел до Хелча, ошеломила всех. Это просто чудо какое-то  -  и  Аннис  с
Высоким Градом испытывают ужас от того, что и они могут  пасть  жертвами
подобного чуда. - Тихоня снова принялся  толочь  кору.  -  Скоро  Кайлок
будет владеть и Бреном по ту  сторону  гор,  и  Халькусом  по  эту.  Еще
немного - и он обратит свой взор на державы, лежащие между ними.
   - Как скоро это случится?
   - Не могу сказать. Это зависит от Кайлока. Аннис и Высокий Град ждут,
что он станет делать дальше.
   Джек очень устал. Лакус одолевал его. Он подавил  зевок  -  скоро  он
уснет.
   - Но при чем тут  я?  Я  ведь  из  Королевств,  и  мне  следовало  бы
радоваться тому, что Кайлок создает империю.
   - Я думаю, ты уже знаешь ответ, Джек, - мягко сказал Тихоня.  -  Тебе
суждено сыграть какую-то роль в грядущих событиях.
   - Но почему?
   - Не важно почему - важно как. Происшествие в форте  доказывает,  что
ты и война как-то связаны. Ты помог Кайлоку, сам того не  ведая.  Теперь
тебе нужно научиться владеть своей силой, чтобы  подобное  не  случилось
снова. В следующий раз, когда ты прибегнешь к  чарам,  ты  должен  точно
знать, что ты делаешь и каковы будут  последствия.  Я  не  могу  сказать
тебе, в чем заключается твоя роль - это ты должен будешь узнать  сам,  -
но могу оградить тебя от дальнейших ошибок. Тебя надо научить  управлять
тем, что у тебя внутри, - и это в моих силах.
   Джек заглянул в голубые глаза Тихони.
   - Зачем тебе это нужно?
   - Быть может, и у меня есть своя  роль.  Быть  может,  она  в  том  и
состоит, чтобы научить тебя уму-разуму.

***

   - Нет, Боджер. Коли хочешь разогреть девушку, не корми ее устрицами.
   - Почему, Грифт?
   - Устрицы - дело ненадежное, Боджер. То ли она от них разогреется, то
ли обсыплет ее в одном месте.
   - Да что ты, Грифт?
   - Точно, Боджер. А ими ведь еще и подавиться можно.
   - А чем же ее тогда кормить, Грифт?
   - Хлебным пудингом, Боджер.
   - Хлебным пудингом, Грифт?
   - Да, Боджер. Самое сильное возбуждающее, какое есть  на  свете.  Нет
такой бабы,  которая  не  хлопнулась  бы  на  спину  после  двух  порций
хорошего, сытного хлебного пудинга. Он  лишает  женщину  всякой  воли  к
борьбе.
   - Но  ведь  она,  стало  быть,  не  разогревается,  Грифт,  -  просто
наедается до отвала.
   - Верно, Боджер, и это лучшее, на  что  может  надеяться  мужчина.  -
Грифт отхлебнул эля. - Следи только, чтобы она его соусом не поливала.
   - Почему, Грифт?
   - От соуса они спесивыми делаются и требуют от тебя незнамо чего.
   - Я вижу, любезные, вы разговорчивы, как всегда.
   Боджер и Грифт обернулись на  звук  бархатного  насмешливого  голоса.
Баралис стоял на пороге часовни - он открыл дверь и вошел, а  они  и  не
слышали.
   - Вы одни? - спросил он, прикрыв дверь за собой.
   - Да, ваша милость, - кивнул Грифт,  тихонько  заталкивая  ногой  под
скамью пустой кувшин из-под эля. Незачем  Баралису  знать,  сколько  они
выпили.
   - Хорошо - тогда перейдем сразу к делу. Вы еще не забыли, что кое-чем
обязаны мне? Я мог бы выдрать вас за ваш длинный язык. -  На  его  губах
заиграла улыбка. - Да и сейчас еще могу.
   - Мы очень сожалеем о том, что говорили на  пути  в  Брен,  -  сказал
Боджер. - Мы никого не хотели обидеть.
   Грифт предостерегающе тронул его за плечо - я, мол, сам  разберусь  с
лордом.
   - Чем мы могли бы отслужить вам, лорд Баралис? - Этот человек  не  за
извинениями сюда пришел - он хочет заключить сделку.
   Баралис подошел к ним и понюхал воздух.
   - Элем сплетни запиваете, так?
   - Всего-то полкувшинчика...
   Грифт оборвал Боджера, лягнув его по ноге.
   - Вы имеете что-то против? - спросил он, глядя Баралису в глаза.
   - Ничего. - Баралис стоял так близко, что Грифт с трудом удерживался,
чтобы не шарахнуться от него. Боджер  уже  вжался  в  спинку  скамьи.  -
Наоборот - я надеюсь, что  вы  и  завтра  вечером  не  откажете  себе  в
выпивке. Я даже сам пришлю вам пару кувшинов  -  самого  лучшего  сорта,
разумеется.
   - А почему нам необходимо выпить завтра? - Грифту стало очень  не  по
себе.
   - Потому что если вы будете пить по ту сторону двери, то не  заметите
человека, который войдет в часовню.
   - Что за человек?
   - Не надо вопросов, друг мой, - вскинул руку Баралис. - Делай, как  я
говорю, вот и все. - Густой голос обволакивал, соблазняя.  -  Пропустите
этого человека, и будем в расчете.
   Грифт знал, что выбора им не остается.  Этот  человек  может  сделать
так, что их выгонят, может подвести под кнут и пытки, может их  отравить
- и это еще не самое страшное. Грифт проклял день, в который королевский
советник подслушал их разговор. Задолжать Баралису все одно что  дьяволу
- оба так и норовят захапать твою душу.
   - Вы не оставляете нам выбора, лорд Баралис, - сказал он.
   - Я вижу, ты человек разумный. Надеюсь, и твой юный приятель  проявит
такое же благоразумие.
   - Боджер сделает все, как я скажу.
   - Хорошо. И помните: никому ни  слова.  -  Баралис  сложил  ладони  и
зашагал по проходу к двери.
   Грифт спросил вслед:
   - Человек, о котором вы говорите, выйдет потом обратно?
   -  Да.  -  Баралис  поразмыслил,  обернувшись  к  ним.  Лицо  его  из
задумчивого сделалось хитрым. - Когда он выйдет, поднимайте  тревогу.  Я
не хочу, чтобы он выбрался из дворца живым.

XXXV

   - Нет, Несса, - вскричала Мелли, - не так  туго!  Я  и  дышать-то  не
смогу, где уж там дойти до алтаря. - Она  знала,  что  слишком  резка  с
девушкой, но ничего не могла с собой поделать. - Подай-ка  мне  вина.  -
Служанка опрометью бросилась  выполнять  приказание,  и  тут  же  позади
послышались шаги.
   - Ваше вино, госпожа, - сказал Таул, подавая ей чашу вместо Нессы.
   Мелли было приятно его видеть, но она старательно это скрыла.
   - Где Несса? - спросила она, взяв у него чашу.
   - Вышла на минутку. Вы совсем  ее  заездили,  -  с  мягкой  насмешкой
сказал Таул. - Вы будете очень красивой невестой, но что до кротости...
   - Так я красива?
   - Просто дух захватывает.
   Мелли пришлось отвести глаза - слишком откровенен был взгляд Таула.
   - Вы будете на венчании? - спросила она, поднеся чашу к губам.
   - Да. Я буду сопровождать вас с супругом в ваши покои.
   Супруг. Мелли невольно поморщилась при этом слове.
   Все происходит так быстро. Слишком быстро. Она точно едет в  повозке,
которую  бессильна  остановить.  Можно  подумать,   что   брак,   словно
одушевленное существо, наделен собственной волей, и эта воля увлекает ее
за собой.  Мелли  была  просто  потрясена,  когда  герцог  предложил  ей
обвенчаться так скоро. Она надеялась хотя бы на двухнедельную  передышку
- но этому не суждено сбыться. Герцог настоял на  том,  чтобы  венчаться
сегодня - и тайно.
   - Откройте ставни, - сказала она Таулу. - Посмотрим,  что  сулит  мне
день моей свадьбы.
   Таул, всегда мгновенно исполнявший все ее  приказы,  не  промедлил  и
теперь. В окне показалось ясное голубое  небо.  Мелли  подошла  и  стала
рядом с Таулом. В лицо пахнуло теплом. Большое озеро  было  гладким  как
стекло.
   - Чудесный день, - прошептала она, и ее рука нашла руку Таула.
   Вошел Мейбор, и Таул с Мелли тут же отпрянули друг  от  друга.  Наряд
лорда поражал своей роскошью -  он  был  одет  в  фамильные,  красные  с
золотом, цвета и увешан рубинами с  головы  до  ног.  Даже  на  башмаках
красовались два парных камня.
   - Как ты хороша, Меллиандра, просто прелесть!
   Она тоже была в красном - в тяжелом атласном  платье  густо-багрового
цвета с юбкой, расшитой бесценным жемчугом. У нее была  почти  суеверная
неприязнь к красным тонам, но это платье она надела в  честь  отца.  Она
подошла к нему, и он стиснул ее в медвежьем объятии. Как знакомо от него
пахнет  -  дорогими  духами   и   лобанфернским   красным.   Она   снова
почувствовала себя ребенком.
   Мейбор поднял ее в воздух и опять поставил на пол.
   - В этот день я чувствую великую гордость, дочь моя.
   - Несмотря на то что выхожу я  не  за  короля?  -  Как  много  седины
прибавилось у него в волосах! Не она ли тому причиной?
   Отец поднес ее руку к губам.
   - Ты сделала собственный выбор, и  могу  сказать:  твой  выбор  лучше
моего. - Так он на свой лад извинился перед ней.
   - Вам следовало бы знать, что нищего в  мужья  я  не  возьму.  -  Она
принудила себя улыбнуться - слезы были бы не к месту и не ко времени.
   - Я рад, что сегодня нахожусь здесь, -  мягко  сказал  Мейбор.  Мелли
кивнула. Она тоже радовалась этому, присутствие  отца  было  благом  для
нее, она черпала в нем силы. После выходки Катерины в ночь,  когда  была
объявлена помолвка, Мелли усидела за столом только благодаря Мейбору. Он
всю ночь держал ее за  руку.  Она  охотно  сбежала  бы  от  обвинений  и
враждебных взглядов двора, но не  могла  бросить  отца.  Достоинство,  с
которым он себя повел, глубоко тронуло ее, и она решилась следовать  его
примеру. Придворные скорее могли бы осудить Катерину  -  Мейбора  и  его
дочь не в чем было упрекнуть.
   Мелли знала, что до конца своих дней будет лелеять память о том,  как
встретил ее отец после разлуки. Всю жизнь она думала, что он не любит ее
и ему дороги только сыновья, а она для  него  -  просто  вещь.  Праздник
первой борозды доказал ей, как она заблуждалась. Нет,  она  не  дурочка:
ему,  конечно  же,  польстило,  что  она   выходит   замуж   за   самого
могущественного человека Севера - с точки зрения Мейбора, лучше ничего и
быть не могло, - но не о богатстве и титулах думал он, когда бросился ей
навстречу. В тот миг им руководила любовь - Мелли была уверена в этом.
   - Ты готова, дочь моя? - Мейбор предложил ей руку. Неужто  уже  пора?
Все происходит так быстро! Мелли посмотрела на  Таула,  потом  на  отца.
Если сейчас она пойдет на попятный, то подведет их обоих.  Она  оперлась
на руку Мейбора.
   Вернулась Несса и довершила ее туалет. Мелли нежно  улыбнулась  отцу,
который все время гладил ее руку, точно никак не мог поверить,  что  она
здесь и жива. Таул не отходил от окна, но Мелли и не глядя знала, что он
не сводит с нее глаз.
   Мейбор достал из складок  камзола  ожерелье,  блистающее  рубинами  и
бриллиантами. Мелли сразу узнала  его.  Оно  принадлежало  ее  матери  -
Мейбор подарил его своей невесте в день свадьбы.  Рубины  были  крупные,
как вишни, а бриллианты окружали их, как лепестки.
   - Я привез его в подарок Катерине, - сказал Мейбор, - но у меня  рука
не поднялась отдать ожерелье ей. Ведь оно всегда предназначалось тебе. -
Большими, красными, дрожащими руками Мейбор застегнул  ожерелье  на  шее
дочери. - Идем теперь, доченька, - сказал он, поправив ей волосы.  Мелли
кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Таул опередил их, открыл дверь и
набросил Мелли на плечи простой шерстяной плащ. Выходя из  комнаты,  она
перехватила его взгляд. Быть может, Таул не так уж огорчился бы, если бы
она отказалась венчаться.

***

   - Расскажи мне о своих родителях, Джек, - потребовал Тихоня.
   Джек по привычке рассердился. Он терпеть не мог, когда его спрашивали
об этом, и ненавидел себя за то, что стыдился отвечать.
   - Зачем тебе знать о моих родителях?  Я  ведь  не  спрашиваю  тебя  о
твоих.
   - Я спрашиваю не ради любопытства, Джек, -  поднял  брови  Тихоня.  -
Просто мне нужно узнать, от кого ты унаследовал свою силу - от отца  или
от матери.
   Они сидели у огня. В доме Тихони было  всего  две  комнаты:  кухня  и
кладовая. На полках впритык  стояли  кувшины  и  корзинки  с  травами  и
специями. На стропилах висели пучки тимьяна и омелы, медленно сохнущие в
тепле очага. От мисок со съедобными  и  ядовитыми  грибами  шли  запахи,
повествующие о разных стадиях разложения. В банках с уксусом мариновался
розмарин, а в  банках  с  рассолом  -  сельдерей.  Здесь  присутствовало
столько растений, что Джек не знал и половины их. Он сам вырос на кухне,
но никогда не видал подобного изобилия.
   - А тебе дают силу травы? - спросил он, чтобы переменить разговор.
   - Нет, парень. Некоторые травы увеличивают силу, но они не могут дать
человеку то, с чем он не родился.
   - Значит, колдовство передается по наследству?  -  Сказав  это,  Джек
подумал о матери, о которой давно уже не вспоминал.
   -  Магия  проистекает  из  трех  источников,  Джек.  Чаще  всего  она
передается от родителей к детям, из поколения в поколение.
   При этом сила, как  правило,  уменьшается,  и  ребенок  бывает  менее
одарен, чем его мать. Бывают, конечно, исключения, а если двое с  магией
в крови  встретятся  и  родят  ребенка,  он  может  быть  сильнее  обоих
родителей. - Тихоня широко взмахнул рукой. - Но ни  в  чем  нельзя  быть
уверенным. Второй путь,  которым  человек  может  обрести  силу,  -  это
зачатие. Бывают такие редкие ночи, когда воздух сгущается от присутствия
судьбы и магия сама входит в людское семя. Дитя, зачатое в  такую  ночь,
может обладать невиданной мощью.
   Не глядя на Джека, он отвернулся к огню, чтобы полить  жиром  мясо  -
бараний бок, натертый мятой и перцем. Ароматы повалили из очага,  словно
дым.
   Но Джек не замечал их. Он пытался вспомнить, не делала  ли  мать  при
нем такого, что могло бы сойти за колдовство. Но усилия не принесли  ему
ничего, кроме вины. Он был так беспечен - не слушал ее,  не  смотрел  на
нее, думал, она всегда будет рядом. Он опомнился только перед  самой  ее
кончиной, но тогда уж было поздно. Нет, она никогда при нем не  ворожила
- но, если бы она это и делала, разве он бы заметил?
   - А третий источник магии? - спросил он.
   Тихоня поворачивал вертел. Мясо только начало подрумяниваться, и  жир
из него капал в огонь.
   - Есть такие места, где сама земля насыщена магией. Я  не  слишком-то
понимаю в таких вещах - их время давно прошло, - но знаю, что одно такое
место существует до сих пор. Это остров, где все - скалы, почва  и  даже
море вокруг - наделено  волшебной  силой.  Остров  Ларн  -  там  создают
оракулов. Не знаю, откуда взялись такие волшебные  места.  Возможно,  их
заворожил какой-то великий чародей тысячи лет назад, а может, они всегда
такими были. Не знаю. Но Ларн сохранил свою силу до сих пор,  в  этом  я
уверен. - Тихоня стал смотреть в огонь. Жир шипел и вспыхивал, окрашивая
черным уходящий в трубу серый  дым.  Травник  заговорил  опять  -  почти
шепотом, по-деревенски выпевая слова:
   - Однажды я слышал историю о девушке с Ларна.  Ее  мать  прислуживала
тамошним жрецам. Власти острова, опасаясь  женского  соблазна,  брали  в
услужение только увечных от рождения  девиц.  Такие  обходились  дешево,
притом можно было не бояться, что кто-то из жрецов собьется из-за них  с
пути. Девицы эти были столь безобразны, что мужчинам противно было  даже
смотреть на них.
   Но один все же взглянул - ибо девушка, о которой идет речь,  родилась
на острове. Мать ее то ли соблазнил, то ли  взял  силой  какой-то  жрец.
Девочка, которая в итоге появилась на свет,  выросла  на  острове  -  и,
подрастая, впитала в себя, словно губка, магию этого места. Магия  вошла
в ее кровь, в ее ткани и кости и сделалась частью ее души.
   Этот остров дает оракулам власть прорицать. Зал  прорицаний  пронизан
магией - она исходит из скалы, подобно кварцевым жилам.  Говорят,  будто
ее сила так велика, что заставляет пещеру светиться. -  Тихоня  медленно
покачал головой. - Хотел бы я поглядеть  на  это  своими  глазами.  Джек
содрогнулся - он не разделял подобного желания.
   - Что же сталось с той девушкой?
   - Она почувствовала  пагубную  жалость  к  оракулам.  Каждый  из  них
привязывается к  камню  до  конца  своих  дней.  Делается  это  по  двум
причинам. Первая - это отделение разума  от  тела.  Их  привязывают  так
туго, что они не могут пошевелиться, и все, на что они способны,  -  это
мыслить и прорицать. Чтобы отвлечься от телесных мук, они уходят  в  мир
безумных видений и там улавливают проблески будущего.
   Вторая причина в том, что те самые камни, к которым они привязаны,  и
дают им провидческую силу.  Каждый  камень  точно  срастается  со  своим
оракулом. Магия острова льется юношам в спину - она делает их оракулами,
сводит их с ума и медленно губит их.  Камни  для  них  -  и  материнское
чрево, и колыбель, и могила.
   Ш-ш. Еще одна капля жира упала в огонь.
   - Неудивительно, что девушка жалела их. - Джек, хотя  его  и  проняло
холодом до костей, отодвинул стул от огня. Запах жареного мяса вызывал у
него тошноту.
   - Она тайком пробиралась в  пещеру  и  ухаживала  за  ними.  Особенно
подружилась она с одним юношей. Его совсем недавно привязали к камню,  и
он едва дорос до того, чтобы называться мужчиной.  Она  видела,  как  он
разлагается заживо, видела, как веревка враста