ленькой каморки  за  аркой.  Грифт
лежал на полу. Рядом горела одинокая свеча. Кровь пропитала бинты у него
на животе, бледные губы потрескались.
   - А Боджер не с вами? - спросил он первым делом.
   - Нет. Его взяли вместе с  Меллиандрой.  Грифт  закашлялся  -  сперва
слабо, потом все сильнее и сильнее сотрясаясь всем телом.
   Мейбор выудил из-за пазухи фляжку, где на дне  еще  осталось  немного
браги, опустился на колени рядом с Грифтом и напоил его, придерживая  за
голову. Раненый  нуждался  в  лекаре,  но  еды  и  питья,  похоже,  имел
вдосталь. И как это солдаты его не заметили?
   - У тебя еще одной свечи не  найдется?  -  спросил  Мейбор,  когда  у
Грифта прошел приступ.
   Тот указал на верхнюю полку, где свечей было в изобилии. Мейбор  взял
одну и зажег, сказав:
   - Я сейчас вернусь.
   Он прошел в собственную комнатушку, где все  было  перевернуто  вверх
дном: одежда исчезла, постель изодрана, бочонки расколоты  вдребезги,  и
все залито вином. Мейбор сбросил мокрый камыш со своей  койки.  Шкатулки
на месте не было. Мейбор перевернул койку набок. Пропало золото!  Он  не
мог в это поверить. Встав на четвереньки, он обыскал каждый уголок и при
этом сам насквозь промок.
   Солдаты забрали его золото - двести монет. Ничего не осталось. Сидя в
луже кислого вина,  Мейбор  принял  решение.  Он  вернулся  к  Грифту  и
спросил:
   - Ты идти можешь?
   Тот в ответ попытался встать - однако ноги не держали его, и он  упал
бы, если б не Мейбор.
   - А выход из города знаешь?
   - Да, только это далеко. Вряд ли я дойду.
   - Дойдешь как миленький, даже если мне придется тащить тебя на  себе.
- Мейбор поставил Грифта на ноги. - Ну давай, обопрись на меня.
   Грифт сделал нетвердый шаг вперед.
   - А ну как в нас станут стрелять?
   - Пускай. Этой ночью мы должны уйти из города.

***

   У Хвата болели ляжки, ныла спина, а ноги совсем затекли.  При  каждом
шорохе все замирали на месте, а при виде движущейся  тени  хватались  за
ножи.  Таул  шел  впереди  с  коротким  луком,  сжимая  его  побелевшими
пальцами. Джек ехал в шести шагax за ним, поглядывая по  сторонам  и  не
отнимая руки от меча.
   Трудно было сказать, сколько  часов  прошло  с  того  выстрела.  Хват
полагал,  что  много.  Но  было  совсем  еще  темно,  и  звёзды  которые
показывались в просветах между облаками, не  сменили  своего  положения.
Время тянется медленно для тех, кто пытается уйти от преследователя.
   Хват взглянул на Таула - тот смотрел прямо вперед, с тех пор как  они
снялись с лагеря, Таул не сказал еще ни слова  -  так  и  шел  молча  во
главе. Хват, повинуясь внезапному порыву громко кашлянул,  словно  желая
прочистить горло. Таул тут же повернул к нему голову:
   - Чего ты, Хват? У тебя все в порядке?
   Хват только кивнул, чувствуя  себя  еще  более  виноватым.  Он  хотел
только увидеть лицо Таула и знал, что на кашель  тот  обернется,  но  не
ожидал такой заботы. Думал, что Таул обругает его за шум. Хват сгорбился
в седле. Вся беда рыцаря в том, что он слишком доверчив.
   - Давай поменяемся, Таул, - сказал Джек. - Теперь я  поведу  лошадей.
Тебе надо передохнуть.
   Таул шел пешком с тех пор, как они покинули лагерь. Луны не  было,  и
лошади беспокоились, поэтому Таул вел их в поводу, а Джек с Хватом ехали
верхом.
   - Передохнем, пожалуй, все, - сказал Таул. -  Мы  ничего  не  ели,  а
Хвату, похоже, надо попить.
   Хвата удивило такое решение - он думал, что после того  выстрела  они
всю ночь будут ехать без отдыха, - но возражать он не стал. Ему как  раз
ужасно хотелось перемолвиться с рыцарем парой слов.
   Они свернули под прикрытие высоких сосен. Блестящая паутина опутывала
стволы. Вдалеке прокричала сова, и ночные бабочки перепорхнули  с  ветки
на ветку, забившись в трещины коры. Хват, как только слез с лошади,  тут
же достал из котомки мех с водой и, убедившись, что  никто  на  него  не
смотрит, потихоньку вылил его в траву. Вылил и прошептал:
   - Таул, мех-то, похоже, протекает. Воды совсем не осталось.
   Таул влез на камень и посмотрел в ту сторону, откуда они пришли.
   - Джек, а у тебя есть вода?
   - На донышке. Надо еще набрать.
   - Я слышал ручей минут пять назад - где-то к востоку от тропы, -  как
бы между прочим ввернул Хват.
   - Ждите тут, - сказал Таул, спрыгнув вниз. - Я мигом... Нет, не ходи,
- быстро вмешался Хват. - Посмотри лучше мое горло - оно болит.
   - Давай я пойду, - сказал, посмотрев на  них,  Джек.  Он  спешился  и
пошел обратно. - Смотрите, оставьте мне сыра и сухарей.
   Таул подождал, пока Джек не скрылся из вида, и сказал Хвату:
   - Ну вот, мы одни - говори,  в  чем  дело?  Я  ведь  слышал,  как  ты
выпускал воду из меха.
   Глаза рыцаря даже во мраке светились голубизной. Он не  злился  и  не
смеялся, как сделал бы любой другой на его месте, - просто хотел  знать,
в чем дело. И Хват вдруг пожалел о том, что сделал. Это все вина  -  она
вечно толкает его на какие-то странные поступки.
   - Хват, - мягко сказал Таул, - скажи мне все. Все как есть.
   Эти ободряющие слова совсем доконали Хвата.  Ну  как  сказать  такому
доверчивому и доброму человеку, что тот, кого он почитает больше всех на
свете, прогнил до мозга костей?
   Хват вздохнул. Хочешь не хочешь, а сказать придется. Выстрел  изменил
все - нельзя больше скрывать правду. В тот же миг,  когда  Джек  выбежал
из-за деревьев, крича, что в Таула стреляли, Хват понял, что вел себя не
правильно. А что, если бы стрела попала в цель? Таул умер  бы  вдали  от
дома и своей любимой, так и не узнав правды. Но Хвату не  хотелось  даже
думать о том, что Таул когда-нибудь умрет. Таул - его друг, его товарищ.
Он доверяет Таулу, а Таул доверяет ему.
   Между тем Хват с той далекой ночи скрывал от Таула, что видел  Тирена
вместе с Баралисом. Скрывал, хотя и понимал, что Таулу нужно знать это.
   Уже несколько недель Хват носил это в  себе,  все  дожидаясь  нужного
времени. Нынче ночью он понял, что такого времени можно и не  дождаться.
Хват перевел дух и начал:
   - Помнишь ту ночь, когда меня чуть не сцапал Скейс?  Ну  так  вот,  я
тогда не сразу пошел домой, а кружил по южной стороне, проверяя, нет  ли
за мной хвоста. И наткнулся на Баралиса.
   - Он что-то сделал с тобой? - насторожился Таул.
   - Да нет. - Хват почему-то никак не мог высказать то, что хотел. - Он
меня даже не видал. Я просто оказался во дворе дома, где он был. И гляжу
- конь там стоит с черной уздечкой. Только на поверку вышло, что она  не
сплошь черная. Кто-то замазал на ней сажей желтые полоски.
   - Желтые полоски? - напряженно повторил Таул.
   - Ну да. - Хват понял, что надо выложить все поскорее, не давая слова
Таулу. - Таул, это был конь Тирена. Баралис с  Тиреном  потом  вышли  во
двор. У них в этом доме была встреча, а потом  Тирен  стал  садиться  на
коня. Они говорили о Хелче, что там всех надо обратить  в  свою  веру  и
держать в узде, покуда Кайлок не разделается с Высоким Градом. - Хват не
мог взглянуть Таулу в глаза и смотрел себе под ноги. -  Тирен  -  дурной
человек, Таул. Он хочет перебить всех, кто будет плохо говорить о нем, -
я сам слышал. Он хочет  забрать  себе  и  другие  земли  которые  Кайлок
завоюет, и Юг тоже. Хочет свалить Церковь.
   Хват хотел бы продолжить, но не знал, что еще сказать.  Он  отважился
взглянуть на Таула - тот  смотрел  куда-то  вдаль,  и  на  щеке  у  него
дергался мускул. Не глядя на Хвата, Таул сказал:
   - Это не секрет,  что  Тирен  хочет  изменить  облик  Церкви.  Ордену
известно об этом  уже  много  лет.  Тирен  всегда  полагал,  что  Силбур
оказывает слишком большое влияние на северные  земли  и  что  силбурские
священники слишком изнежились и забыли истинное слово Божье.
   Хвату лицо Таула очень не понравилось - тот был  словно  лунатик  или
пьяный.
   - Таул, я был там. И слышал, что говорил Тирен. Благополучие  хелчиан
его нисколько не волновало. В его словах была... - Хват не  сразу  нашел
верное слово, - ...была жадность.
   Таул с отвердевшим лицом посмотрел Хвату в глаза.
   - Тирен не стал  бы  сговариваться  с  Баралисом  без  веской  на  то
причины. Мы не знаем, что им двигало. Быть может, он обманывал Баралиса,
чтобы тот отдал рыцарям Хелч, - да мало ли что. А говорил он все это как
раз потому, что знал, что Баралис именно это и хочет услышать.
   - Но, Таул...
   - Нет, Хват. Ты заблуждаешься. - Таул хотел тронуть Хвата за руку, но
тот отстранился. - Я знаю Тирена. Он помог мне в самое тяжкое  для  меня
время, спас мою душу и мою жизнь. Он не пошел бы на  такую...  на  такое
соглашение без какой-нибудь благой цели.
   Хват раскрыл было рот, но не  произнес  ни  слова,  увидев  тревожный
блеск в глазах рыцаря и его  наморщенный  лоб.  На  лице  Таула  застыла
горечь. Совсем недавно кто-то стрелял в него и, очень возможно, повторит
свою попытку. Хват вдруг почувствовал себя усталым и очень старым.  Таул
для него - все на свете, а он, Хват, вздумал убеждать  его  в  том,  что
самый почитаемый Таулом человек подлец и негодяй. Не такая  нынче  ночь,
чтобы говорить об этом. Напрасно Хват вылез с этим  теперь,  когда  Таул
еще не оправился после выстрела, когда он тоскует о Мелли и  с  тревогой
думает о предстоящем путешествии. У Таула хватает забот и без  мыслей  о
том, что его старый друг предался злу.
   Таул смотрел на Хвата, ожидая ответа, и Хват кивнул.
   - Что ж, Таул, если подумать, то ты, пожалуй,  прав.  Мало  ли  зачем
Тирен приехал туда. Было темно, я ничего не видел, говорили они  шепотом
и быстро распрощались. Кто знает, что было до того?
   Таул, внимательно выслушав Хвата, снова протянул к нему руку. На этот
раз Хват не стал кобениться и позволил рыцарю привлечь его  к  себе.  От
Таула  пахло  хорошими  честными  вещами  -  потом,  лавровым  листом  и
лошадьми. Не то что от Тирена, который мажет волосы  маслом  и  душится,
чтобы скрыть истинный запах мужчины. Хват крепко обнял Таула.  Он  очень
любил своего друга, хотя в жизни бы не сказал этого вслух.  Они  немного
постояли так, и Таул мягко высвободился.
   - Пойдем-ка навстречу Джеку, - сказал он. - Напрасно мы отпустили его
одного.
   Хват последовал за Таулом  грустный  и  усталый,  но  ни  на  миг  не
сомневающийся в том, что поступил правильно.

***

   Высоко над дворцом, высоко над озером стоит женщина - одна в круглой,
без углов, комнате. Эта комната расположена  в  башне,  и  дверь  в  нее
крепко заперта снаружи.
   В ней нет окон - только амбразура в виде креста. Если женщина  станет
на цыпочки и прижмется к камню всем телом, ей удается разглядеть звезды.
Но сырой камень холодит ей живот, а ноги начинают болеть, если она стоит
так слишком долго.
   И она редко выглядывает наружу.
   Ночью ей не дают свечей, и она добирается до  скамьи  ощупью.  Раньше
она никогда не замечала, каким теплым может быть Дерево. По сравнению  с
камнем это живое, дышащее существо. Здесь только и есть деревянного, что
эта скамья, и женщина обнимает ее как друга.
   Одеял у женщины нет, и она сворачивается клубком. Дерево греет только
там, где тело с ним соприкасается, и ее пробирает озноб.  Она  закрывает
глаза, чтобы отрешиться от чужой темноты и сменить  ее  на  собственную.
Она не может не дрожать от холода - но как  бы  сделать  так,  чтобы  не
дрожать от страха?
   Она очень старается уснуть, хотя и знает,  что  завтра  будет  то  же
самое. Но сны еще страшнее, чем явь, и среди ночи она  просыпается.  Она
садится, подтягивает колени к груди и крепко сжимает губы. Нет,  она  не
станет плакать. Истекает четвертый месяц  ее  беременности  -  нехорошо,
если первым, что услышит дитя, будет ее плач.

XIV

   Джек приободрил Гнедка и въехал на пригорок. Склон был крутой, и конь
ступал осторожно, словно парнишка, впервые вышедший танцевать.
   Воздух по пути наверх изменился - он стал  резче,  свежее  и  отдавал
солью. Перед  самой  вершиной  Гнедко  пошел  веселее,  и  Джек  ослабил
поводья, а сам поудобнее уселся в седле.
   То, что он увидел сверху, оказалось для него  полной  неожиданностью.
Гнедко вымахнул на ровное место, и перед Джеком  открылось  то,  что  он
видел впервые в жизни, - океан.
   Темный и сверкающий, невероятно большой, он простирался куда-то вдаль
и там сливался с небом. Над головой у Джека кружили с криками  и  ныряли
вниз чайки, белые на синем. Воздух был полон новых, незнакомых запахов -
такой соленый, что хоть на вкус его пробуй, и такой сложный, что  нечего
и думать о разгадке всех его составных частей. Джек  буквально  перестал
дышать - за него дышал океан. Целая  буря  чувств  и  ощущений  овладела
Джеком, и ему показалось, будто он вернулся домой.
   Уже несколько недель они были в дороге, держа сперва на юго-восток, а
потом прямо на юг. Они обогнули озеро Герри и пересекли северо-восточную
равнину. Добравшись до восточных гор, они поехали вдоль гряды до  самого
Несса. Два дня они провели в этом  хлопотливом  крестьянском  городе.  У
Хвата в котомке нашлось достаточно денег, чтобы обменять лошадей на тех,
что получше, а Таул на целый день исчез. Когда он явился,  за  спиной  у
него висел превосходный  длинный  лук,  а  издали  ему  махала  какая-то
рыженькая девушка.
   Таул ничем не объяснил своего отсутствия, но  Хват  рассказал  Джеку,
что та девушка когда-то хотела соблазнить Таула и что Таул  до  сих  пор
раскаивается в своем  тогдашнем  поведении.  После  пребывания  в  Нессе
настроение Таула заметно улучшилось и Хват мудро  заключил,  что  рыцарь
получил прощение, и неизвестно, кто там кого соблазнил на этот раз.
   Затем путники вдоль той же горной гряды направились на юг  и  сегодня
выехали на побережье.
   Погода благоприятствовала им. Позднее  лето  переходило  в  осень,  и
деревья меняли зеленый наряд на золотой. Дождь если и шел, то  несильный
и теплый, а ветер поднимался только  с  приходом  ночи.  Путники  быстро
продвигались вперед.
   Пока Хвата не подстрелили.
   Это происшествие потрясло их  всех.  Они  уже  по-своему  привыкли  к
следующей за ними тени. За последние три недели  преследователь  не  раз
пускал в них стрелы. Они  пролетали  на  волосок  от  цели,  никогда  не
попадая в нее. Джек потихоньку начал успокаиваться,  да  и  Таул  слегка
утратил бдительность. И вдруг пять дней назад стрела вонзилась  прямо  в
руку Хвата. У него треснула  кость,  и  с  тех  пор  он  носил  руку  на
перевязи. Мальчугана ранение не слишком огорчило, поскольку рука, по его
словам, была не рабочая.
   С того дня обстрел прекратился - но, как подозревал Джек,  ненадолго.
Кто-то ведет с ними игру - и, если бы Хват в  тот  миг  не  нагнулся  за
убегающей лягушкой,  игра  оказалась  бы  смертельной.  Та  стрела  была
направлена в грудь и попала как раз в то место,  где  миг  назад  билось
сердце Хвата.
   Таул не знал покоя ни днем, ни ночью, как и все они. Хуже всего  было
то, что лучник никогда им не показывался. У него был длинный лук,  и  он
мог стрелять издалека, оставаясь невидимым, к тому же  он  почти  всегда
дожидался ночи. С тех пор как Хвата ранили, они  ни  разу  не  разводили
костер, чтобы не обнаруживать себя.
   Во время переезда через равнину они дважды  заметили  преследователя.
Он ехал верхом - остальное трудно было разглядеть. В то  время  у  Таула
был только короткий лук, и не стоило  тратить  стрелы,  пытаясь  достать
врага. Теперь рыцарь добыл прекрасный длинный лук  из  тисса,  выгнутый,
как бедра трактирщицы, - это оружие сулило,  что  следующий  раз,  когда
стрелок попадется им на глаза, станет для того и последним.
   - Эй, Джек! Чего ты выпялился на океан? Идем лучше ежевику собирать.
   Таул и Хват уже слезли с коней и принялись за  еду.  Сбитый  с  толку
Джек не мог понять, сколько времени прошло между тем, как он  въехал  на
холм, и зовом Хвата. Сколько он простоял здесь, глядя на море?
   Таул подошел, потрепал за шею Гнедка и подал Джеку руку, спросив:
   - Ты как, ничего?
   - Просто чудесно. - Джек соскочил с коня.  -  Но  океан  застал  меня
врасплох. Никак не ожидал такого.
   Таул взял коня под уздцы и повел его к маленькому лагерю.
   - Так ты никогда прежде не видел моря?
   - Нет. Харвелл стоит очень далеко от него.
   - А знаешь ли ты, что Ларн находится там, в этих водах?
   - Где? - с внезапно прервавшимся дыханием спросил Джек.
   Таул с помрачневшим лицом указал на юго-юго-восток:
   - Вон там, в паре сотен лиг отсюда.
   Джек проследил за его рукой. Горизонт  потемнел,  и  море  из  синего
сделалось черным. Было четыре часа пополудни, но солнце уже закатывалось
за горы на западе. Джеку вдруг стало холодно. Слова Таула вернули его на
берег.
   - Пойдем, Джек. Надо отдохнуть.
   Джек посмотрел в ясные голубые глаза рыцаря:
   - Ты тоже это чувствуешь?
   Таул потупился:
   - С тех пор как я там побывал, не было дня, чтобы я не чувствовал его
присутствия.
   Они стояли бок о бок и смотрели на океан, мерцающий, как  драгоценный
камень. Чайки к вечеру угомонились.
   Гнедко нарушил чары, потянувшись за особенно  пахучим  пучком  травы.
Таул, к удивлению Джека, велел Хвату:
   - Ступай-ка собери побольше дров.  Нынче  ночью  мы,  похоже,  сможем
развести костер.
   Хват побежал за дровами. Рыцарь, ничего не объясняя, отводил глаза, и
Джек догадывался, что не его одного прохватило холодом до костей.
   Час спустя на холме уже  трещал  костер.  В  углях  грелась  копченая
колбаса, завернутая в листья щавеля, и на огне стоял котелок со сбитнем.
В Нессе они, кроме Таулова лука, приобрели множество всякой снеди. Мясо,
правда, было исключительно баранье, а сыр - овечий, но  доселе  путникам
приходилось зависеть от прихотливых вкусов Хвата, поэтому  все,  что  не
слипалось от меда и не было густо  усыпано  корицей,  представлялось  им
приятным разнообразием.
   - Ежевики хотите? - Хват протянул  пригоршню  ягод,  но  желающих  не
нашлось, и он потер свою раненую руку. - Ну все, больше я для вас ничего
собирать не стану. Очень нужно рисковать своей шеей для  людей,  которые
смотрят на тебя так, будто им предлагают отраву.
   Джек  улыбнулся.  Хват  всегда  был  очень  чуток  к  любой  перемене
настроения. Мальчик увидел,  что  Таул  с  Джеком  примолкли,  счел  это
нежелательным и решил разрядить  атмосферу,  разыграв  сцену  жалости  к
себе.
   - Давай твои ягоды, я съем, - сказал Джек.
   - Все как есть?
   - Ага. Даже те, по которым слизняки ползали.
   - Слизняки! Никакие слизняки по этим красавицам не ползали. Да они бы
и не поместились на них.
   Этот бурный взрыв негодования вызвал у  Джека  смех.  Вскоре  к  нему
присоединился Таул. Хват вызывал у них самые нежные чувства.  Мальчуган,
при  всей  своей  напускной   самостоятельности,   оставался   по-детски
уязвимым. В ту ночь, когда его ранило,  он  ни  разу  не  заплакал.  Он,
правда, лишился чувств, но утверждал потом, что не хлопнулся в  обморок,
как девчонка, а  потерял  сознание  по-мужски,  ради  сбережения  сил  и
остановки крови.
   Крови вышло много - наконечник был широким и мягким. Металл погнулся,
врезавшись в кость. К хвосту стрелы, как всегда, были привязаны  красный
шелк и человеческие волосы. Джек не понимал, что это означает, но Таул с
Хватом, похоже, понимали.
   Джек взглянул на Таула. Тот измерял свои  стрелы,  прикладывая  их  к
груди, и урезал все, что были хоть на палец длиннее, чем надо.
   - Зачем мы развели костер, Таул?
   Рыцарь бросил укороченную стрелу и отвел волосы с лица.
   - Погляди вокруг, Джек. Зачем, по-твоему, я привел вас сюда?
   Джек огляделся. Они сидели на невысоком каменистом холме. Впереди был
океан, внизу - скалы, а позади - холмы,  по  которым  они  ехали  добрую
часть дня. Вид во все стороны открывался широкий. Местность вокруг  была
видна как на ладони, а полная  луна  освещала  каждый  кустик  и  каждую
травинку.
   - Ты хочешь расставить ловушку.
   - Вот именно. Если наш таинственный друг  попытается  что-то  учудить
нынче ночью, я надеюсь заметить его первым.
   - Мне с