- Что вам от меня нужно? - тонким, рвущимся голосом вскрикнула она.
   Он отпустил палец, щекоча ее руку с тыльной стороны.
   - Дамы, играющие в игры, должны быть готовы к  тому,  что  и  с  ними
поступят так же. - Пальцы побежали вверх по руке  и  коснулись  корсажа.
Ладонь легла на живот. - И они всегда проигрывают.
   Запах Баралиса, как дурманное зелье, обострял все чувства Мелли. Даже
сквозь платье она ощущала его шероховатую ладонь, твердую и  прохладную.
Мускулы ее медленно расслаблялись, спазм в горле  прошел,  и  живот  под
рукой перестал сокращаться.
   - Вот и умница. А теперь послушайте меня хорошенько. Я не  знаю,  что
вы наговорили Кайлоку,  но  знаю  одно:  вы  его  дурачите.  Надеюсь,  в
следующий его приход вы будете гораздо послушнее.
   Мелли испытывала смутное чувство, что когда-то у них с Баралисом  все
это уже было. Вот так же он трогал ее, так же говорил,  что  она  должна
делать. Даже чувствовала она то же  самое:  удовольствие,  смешанное  со
смятением, и так же давило в голове. Что же он такое с ней делает?
   Он больше не держал ее за руку, и  она  отстранилась.  При  этом  она
уловила его дыхание и замерла, ожидая, что сейчас его пальцы коснутся ее
спины. Но нет, это только воспоминание. Отчего же, отчего ее так тянет к
нему?
   Сцепив зубы и напружинив шею и челюсть, Мелли принудила себя  мыслить
здраво. Это было трудно: мысли ее отяжелели, как  и  тело.  Она  вонзила
ноготь большого пальца здоровой руки в мякоть указательного. От  боли  в
голове на миг прояснилось, и Мелли удалось встать с постели.
   Баралис последовал за ней, не отставая ни на  шаг.  Она  пятилась  от
него, но вскоре отступать стало некуда: она уперлась икрами в  сундук  у
стены.
   - Вы разочаровываете меня, Мелли. Я так хотел уладить все к обоюдному
удовольствию.
   Вот оно. Сумятица в  мыслях  улеглась,  и  горячее  биение  в  висках
утихло. В холодном свете  разума  Баралис  предстал  перед  ней  злобным
демоном с колючими глазами. Никакой  он  не  загадочный  любовник  -  он
человек, готовый употребить всю свою власть,  чтобы  добиться  цели.  Ее
влекло к нему только потому, что  он  ей  это  внушал.  И  во  время  ее
заключения в кладовке тоже так было, только тогда она не понимала этого.
А она-то, глупая, льстила себе, воображая, что он питает к ней  какие-то
чувства.  Стоит  только  посмотреть  на  него  сейчас,  когда  его  лицо
расчерчено тенями от стоящей позади лампы, чтобы понять: ни  к  кому  он
ничего не чувствует. Он живет одним только разумом.
   Рассеялся образ могущественного человека, уступившего ее чарам. Мелли
впала в гнев, поняв всю меру своей наивности. Баралис делал с  ней  все,
что хотел, - да не один раз, а два или даже  три,  если  верить  смутным
воспоминаниям детства. Он вторгся в ее мозг и овладел ее мыслями. Он все
равно что изнасиловал ее - и сделал это не моргнув и глазом.
   Баралис хотел схватить ее за руку, но Мелли отпрянула. Колени под ней
подогнулись, и она хлопнулась на сундук. Баралис, не дав ей  опомниться,
тут же завладел ее запястьем, и его пальцы скользнули к месту перелома.
   - Экая дурочка, экая упрямица, - сказал  он,  поглаживая  вздутие.  -
Пора бы уж научиться вести себя как следует.
   Рука Мелли медленно, очень  медленно  кралась  вдоль  стенки  сундука
назад - к щели, где она прятала разные  вещи  на  случай  побега.  Чтобы
отвлечь Баралиса, Мелли сказала:
   - А что будет, если я опять прогоню Кайлока?
   Пальцы надавили на кость.
   - О нет, не прогоните, дорогая. Ничего подобного вы не сделаете.
   Мелли просунула левую руку в  щель,  чуть-чуть  отклонилась  назад  и
спросила:
   - Это почему же?
   - Потому что мне придется наказать вас за ослушание.
   Пальцы Мелли сомкнулись вокруг холодной ножки бокала.
   - Вот как. И в чем же будет состоять наказание?
   - Пожалуй, вас следует наказать загодя. - Баралис сжат ее  руку  чуть
ниже локтя, а другой рукой стиснул запястье. Сейчас он сломает ей кость!
   В панике Мелли выхватила бокал из тайника  и  разбила  его  о  стену.
Острый осколок, оставшийся в кулаке, она сунула прямо в  лицо  Баралису.
Тот отскочил назад, отпустив ее  руку.  Стекло  до  крови  порезало  ему
подбородок.  Мелли  увидела,   как   шевелятся   его   губы,   и   запах
расплавленного металла наполнил комнату.
   - Нет! - закричала она. -  Посмейте  только  причинить  мне  вред,  и
Кайлок вас уничтожит.
   Баралис сомкнул губы. Мелли выставила осколок вперед точно щит.
   - Он полагает, что я - его единственный путь к спасению.  Отнимите  у
него эту надежду, и он никогда вам не простит. Никогда.
   Баралис,  с  глазами  темными  как  свинец,  кулаком  вытер  кровь  с
подбородка.
   - Вы совершили сейчас роковую ошибку, Меллиандра. Неужто  вы  всерьез
думаете, что сможете помыкать мною? Мною, лепившим людей и страны, жизни
и судьбы? Я менял генеалогию королей  и  подписывал  смертные  приговоры
герцогам - так неужто мне помешает какая-то  дурочка  из  рода,  давшего
миру множество глупцов? Не думайте, что одержали надо мной верх. Даже  и
не мечтайте  об  этом.  Из  каждой  схватки  я  выйду  победителем.  Мне
незнакомо поражение - вся моя жизнь состоит из побед. И вы, дорогая  моя
Меллиандра, при всей своей хвастливой гордости  и  при  всем  проворстве
языка, для меня не соперница.
   Он сделал шаг в ее сторону. Мелли вскинула стекло. Баралис улыбнулся,
и она вдруг почувствовала себя ребенком с игрушкой в руке.
   - Так вы полагаете, что я не могу причинить вам вреда? Я мог бы убить
вас на сто разных ладов, и Кайлок никогда не узнал бы, кто это сделал. Я
мог бы остановить ваше сердце, или уплотнить вашу печень, или закупорить
ваш мозг сгустком крови. Мог бы застопорить воздух в  ваших  легких  или
соки в желудке или помешать вашим почкам выводить наружу яд. Нет  ничего
такого, чего я не мог бы проделать с  вашим  телом.  Вот  этим,  дорогая
Меллиандра, - он пренебрежительно указал на осколок стекла в ее руке,  -
вы только что пресекли собственную жизнь. Попробуйте  еще  раз  отказать
Кайлоку - и я назначу вам смерть столь медленную и мучительную,  что  вы
сами будете молить о кончине. Если же вы  подчинитесь  его  желаниям,  я
убью вас милосердно - одним ударом. Выбор за вами.
   Он задержал на Мелли пристальный взгляд, повернулся и вышел.
   Как только дверь закрылась за ним, Мелли выронила осколок. Она сильно
порезала себе ладонь, но даже не почувствовала этого. Прижимая  к  груди
правую руку, она встала с сундука и вернулась в постель.  Забившись  под
одеяло,  она  наконец  отпустила  натянувшуюся  в  ней  тугую  струну  и
расплакалась навзрыд.
   Она устала быть сильной, устала полагаться только  на  себя,  она  не
могла больше ждать. Где Таул? Почему он не приходит спасать ее?

***

   Госпожа Тугосумка в те ночи, когда  ямы  бывали  закрыты,  тоже,  как
правило, запиралась рано. Нет боев - нет и зрителей, а  нет  зрителей  -
нет и дохода. Отчаянных бойцов не остановили бы ни слякоть, ни дождь, ни
снег, да вот беда - факелы в такую погоду гаснут, а бой  в  темноте  для
кровожадных бренцев не бой.
   Однако теперь, даже в  такую  сырую  ночь,  дела  Тугосумки  шли  как
никогда  бойко.  Завтра  поутру  большая  партия  новобранцев  уйдет  на
четырехдневные учения к северу от города - вот они  и  ищут  утех  перед
уходом.
   Много с них, конечно, не выручишь - да и с кого в  эти  дни  выручишь
много? - но и ведерко медяков все же лучше, чем ничего. Со  дней  победы
над Высоким Градом жить стало чуть полегче, но и теперь на девках  много
не наживешь. Приходится хвататься за все, что подвернется.
   В дверь громко постучали. Тугосумка, как раз втиравшая крысиное масло
в свою морщинистую шею, послала Франни посмотреть, кто там.
   - Двое господ хотят видеть вас, - вернувшись, доложила та.  Тугосумка
тщательно закупорила склянку  с  маслом  -  в  такой  холод  оно  быстро
замерзало, если плотно его не закрыть.
   - Каковы они с виду?
   - Один вроде простоват, а другой прямо  красавчик,  и  высокие  такие
оба.
   Тугосумка высунула свою  причесанную  и  напудренную  голову  в  зал.
Вместе с девушками там болталось  с  полдюжины  черношлемников.  Опытный
глаз хозяйки сразу заметил, что из этих ничего уже не  выдоишь:  они  до
того упились, что не могут  больше  ни  пить,  ни  есть,  ни  заниматься
любовью. Так что новые гости будут как раз кстати. Накинув  свою  вторую
по нарядности шаль, Тугосумка направилась к двери.
   - Что ж  вы,  господа,  стоите  на  холоде?  Милости  просим.  -  Она
протянула руку для поцелуя, но ни один из мужчин ее не взял. - У нас тут
жаркий огонь, крепкий эль и лучшие в городе девушки.
   Тут простак в шляпе ринулся вперед, зажал Тугосумке рот и выволок  ее
на улицу. Она и звука  издать  не  успела.  Второй  захлопнул  дверь,  и
Тугосумку втащили в боковой переулок.
   Первая ее мысль была о башмаках: они  шелковые  -  слякоть  их  сразу
погубит. Вторая - о коже лица: мороз ее сушит. И лишь потом она впала  в
панику. Ее того и гляди ограбят, изнасилуют, убьют или изувечат!
   Человек в шляпе вытащил нож, приставил его к  свеженамазанному  горлу
Тугосумки и сказал:
   - Если крикнешь - тебе конец.
   Тугосумка усердно закивала, не сводя глаз с двери в  дом.  Должна  же
Франки заметить, что ее нет!
   - А теперь, - сказал злодей в  шляпе,  убрав  ладонь  от  ее  рта,  -
расскажи мне все, что ты знаешь о Меллиандре.
   Слух у Тугосумки был не столь остер, как у сестры, но  она  явственно
слышала вопли внутри дома. Вопли и грохот переворачиваемой мебели.
   - Что вы делаете! - вскричала она. Нож придвинулся ближе.
   - Ты не ответила на мой вопрос.
   Огни в доме начали гаснуть, а из-под ставен повалил дым. У  Тугосумки
подкосились ноги. Ее заведение под угрозой! Сильная рука поддержала  ее,
не дав упасть. Тугосумка даже в своем помраченном состоянии оценила  эту
силу и попробовала противопоставить ей женскую слабость.
   - Вы только скажите, сударь, что именно желаете знать, и я с радостью
вам помогу. - За умильными словами последовала обольстительная, как  она
надеялась, улыбка.
   - Слушай меня внимательно, женщина. Я хочу знать, где Баралис  держит
госпожу Меллиандру. Мне отлично известно, что всем во дворце  верховодит
твоя сестра, и если ты сей же миг не выложишь мне все,  что  знаешь,  то
мой парень там, внутри, перестанет  выкуривать  твоих  гостей  и  просто
подожжет заведение. Поняла?
   Свет из соседнего дома упал на лицо говорившего, и Тугосумка узнала в
нем Таула, герцогского бойца. Однако голос у  него  сильно  изменился  и
звучал куда более грозно против прежнего.
   Второй стоял на углу, наблюдая за фасадом ее дома. Оттуда выскакивали
люди, крича что-то о дыме и призраках.
   Тугосумка  была  прежде  всего  здравомыслящей   женщиной.   Она   не
собиралась дать  перерезать  себе  горло  ради  того,  чтобы  героически
сохранить тайны  своей  сестры.  Если  этот  человек  хочет,  чтобы  она
говорила, она молчать не станет.
   - Ну что ж, я, по правде сказать, и впрямь слышала кое-что, - сказала
она, дразняще сложив губы. Тугосумка гордилась тем, что может обворожить
кого угодно, хотя бы и с ножом у горла.
   - Что ты слышала?
   - Лорд Баралис приставил мою сестру смотреть за этой сучонкой. Сперва
ее держали в одной из северных  башен,  но  там  случился  пожар,  и  ее
перевели в каморку в закоулке близ крыла вельмож. Много чести  для  нее,
вот что я скажу.
   Таул отвел нож от ее горла и сделал несколько глубоких вдохов.
   - С тех пор ее никуда не переводили?
   - Не знаю. Вот уж две недели, как  я  не  виделась  с  сестрой.  Даже
странно - уж раз-то в неделю она всегда ко мне заглядывала,  чтобы...  -
Тугосумка осеклась. Незачем ему знать, что Грил шарит  в  покоях  убитых
вельмож и носит ей вещи на  продажу.  -  ...чтобы  принести  мне  разных
объедков для моих кур.
   - Что такого могло случиться во  дворце  за  эти  две  недели,  чтобы
помешать ей прийти?
   Тугосумка поправила волосы.
   - Кто его знает. Но сестра в последний раз  говорила,  что  та  сучка
должна вот-вот родить.
   Лицо Таула под полями шляпы отвердело.
   - Ладно, ступай. Возвращайся к себе. Но если ты хотя бы заикнешься  о
нашем разговоре, то я вернусь и сам подожгу  твой  дом  -  безо  всякого
предупреждения. Прочь с моих глаз.
   Никогда еще госпожа Тугосумка не совершала  столь  быстрых  движений.
Уронив в грязь свою вторую лучшую шаль и подобрав юбки выше  колен,  она
пронеслась мимо Таулова спутника и единым духом взлетела на крыльцо.  Из
дома  все  еще  валил  дым,  и  Тугосумка,  стиснув  зубы  и  уповая  на
противодымные свойства крысиного масла, отважно ринулась внутрь.
   По дороге к окну она столкнулась с маленьким демоном в маске.  Черный
с головы до пят, ростом ей по плечо, он держал в одной руке туго набитый
мешок, а в другой - пучок дымящегося камыша.  Он  приветственно  вскинул
свой факел. Тугосумка втянула в себя воздух, а вместе  с  ним  и  дым  и
кулем повалилась на пол.

***

   - Видел бы  ты,  как  они  разбегались,  Берлин.  Стоило  бесстрашным
черношлемникам  только  глянуть  на  меня,  как  они  пустились  наутек.
Подумали, верно, что я сам ангел смерти. - Хват  припал  к  своему  элю,
роняя на пол хлопья сажи. - Хуже всего, конечно,  было  затыкать  трубу.
Крыша там скользкая, точно язык жестянщика, - чуть я с нее не  свалился.
Но дело того стоило. Дым повалил так, что я, когда  втиснулся  в  заднее
окошко, собственных рук не видел. Даже камыш не понадобился.
   -  Нечего  было  лезть  им  на  глаза,  -  недовольно  заметил  Таул,
опиравшийся  на  перевернутый  красильный  чан.  -  Я  не   велел   тебе
показываться в зале.
   - Надо же мне было хоть чем-то поживиться, Таул. Это только честно: в
прошлый раз та любительница крыс лишила меня  всех  моих  сбережений.  -
Улыбка Хвата взывала о прощении.
   Но Таул не улыбнулся в  ответ  -  после  разговора  с  Тугосумкой  он
сделался мрачен.
   Они сидели вокруг отжимного пресса в  заброшенной  красильне.  Как  и
было договорено, они встретились с остальными у "Полного ведра".  Андрис
со своими людьми прошел через ворота успешно, и  они  стали  рыскать  по
городу в поисках надежного убежища. Попутно им удалось  разжиться  элем,
свежей едой, сеном и свечами, и все попировали на славу впервые за много
дней. Огонь развести они не отважились, и в  мастерской  стоял  жестокий
холод, но две свечи на гранитной плите придавали помещению уют, а  брага
в животах грела не хуже очага.
   Красильня помещалась в ряду столь же ветхих и  заброшенных  лачуг  на
темной,  как  деготь,  улочке  в  юго-восточной  части   города.   Крыша
протекала, и все дерево внутри отсырело. В доме не осталось  ни  дверей,
ни ставен, половицы сильно поредели, и вовсю гуляли сквозняки. В комнате
наверху, где особенно  дуло,  сложили  сено,  а  в  обширном,  с  низким
потолком полуподвале Андрис разбил лагерь.
   - Я за то, чтобы пойти туда этой же ночью, - вернулся  Таул  к  тому,
что было у всех на уме. - Теперь мы  знаем  наверняка,  что  Мелли  там,
поэтому медлить незачем. Черношлемники никакого подвоха не ждут  -  ведь
они расколошматили врага восемь недель назад и беспокоиться им не о чем.
   Джек заметил, что Таул единственный из них остался  на  ногах.  И  не
съел ни куска - его еда так и осталась нетронутой на подстилке.
   - Нет, Таул, - возразил Крейн. - По-моему,  надо  подождать.  Мы  все
устали как собаки: семь дней в седле, не проспавши толком ни одной ночи.
Надо отдохнуть.
   - Крейн прав, Таул, - сказал Берлин, ковыряя в зубах куриной  костью.
- Нынче мы тоже поднялись до рассвета. Этой  ночью  от  нас  будет  мало
проку - сам знаешь. - Не дождавшись  от  Таула  никакого  ответа,  кроме
плотно сжатых губ, Берлин все же не уступил. - И потом, если мы  погодим
до следующей ночи, охранять дворец, быть может, останутся  одни  зеленые
рекруты.
   - Ты что-то слышал?
   Ответил Крейн:
   - Ты был прав насчет черношлемников, Таул. Они все ушли с Кедраком  в
Камле. В городе остались только наемники, новобранцы, крестьяне и всякий
сброд. Кайлок распорядился вывести их  всех  на  четырехдневные  учения.
Утром они уйдут.
   - Но дворцовой-то охраны это не коснется.
   - Я другого мнения, - твердо заявил Крейн.
   Свеча озаряла серебро в его волосах и бросала на лицо глубокие  тени.
Джек ни разу еще не видел, чтобы Крейн смеялся или шутил  с  кем-нибудь.
Серьезным человеком был командир рыцарей.
   Крейн продолжал, неотрывно глядя на Таула:
   -  Кто  лучшие  солдаты  в   городе   теперь,   когда   Кедрак   увел
черношлемников? Дворцовая стража, само собой.  А  Кайлоку  для  обучения
новоиспеченных черношлемников нужны опытные  бойцы,  поэтому  он  должен
поступиться частью своей стражи.
   За спиной у Крейна тихо заржала лошадь. Они привели с собой  в  город
шесть коней - Андрис устроил из досок сходни и свел лошадей вниз,  чтобы
спрятать.
   Берлин заговорил снова, не дав Таулу ответить:
   - Кроме того, завтра надо будет  кое-что  прикупить.  Новые  уздечки,
путлища, седла. На наших лошадях вся сбруя черная с желтым - они выдадут
нас с головой. Если кто-то будет ждать с ними около дворца, надо все  на
них сменить.
   Все согласились с ним.
   - То же относится и к нам, -  продолжал  Берлин.  -  Мы  и  без  того
рисковали, заявившись в город так, как  есть.  Надо  одеться  как-нибудь
незаметно, а вам с Джеком, Таул, следует поддеть кольчуги под камзол.
   Таул посмотрел на Джека:
   - Ну так как? Ждать до завтра или нет?
   До  сих  пор  Джек  только  наблюдал  за  остальными,  чувствуя  себя
посторонним в кругу этих опытных бойцов. Он ничего не смыслил  в  тайных
вылазках. Он не боец, хотя и способен драться, -  у  него  свое,  особое
дело. Он должен убить Кайлока. Пока что Джек намеренно не думал об  этом
- подробности пугали его, делая задачу слишком реальной. И безнадежной.
   Крейн и Берлин рассуждали здраво, и он соглашался с ними, но ни  один
из них не назвал истинную причину, по которой  сегодня  нельзя  идти  во
дворец. Один только Джек знал ее.
   Причина в том, что он еще не готов.
   Дорога сюда слилась для него в сплошную бешеную скачку  -  думать  не
было времени. Он ехал, спал и снова ехал. Он сознавал, что  приближается
к Брену, но ни разу не задумался над тем, что  же  будет  делать,  когда
окажется там. Теперь он должен как-то приготовиться. Речь не о мелочах -
заранее всего не предусмотришь, - но нужно хотя бы свыкнуться с  мыслью,
что он должен сделать это на самом деле. И что отвечает за это только он
один.
   - Лучше завтра, - сказал он.
   Разочарованный Таул отвел  глаза,  но  все  остальные  явно  испытали
облегчение, и Джек понял, что неверно судил о них. Никакой он для них не
посторонний - они тут же отправились бы во дворец, если бы он высказался
за  это.  Эта  трезвая  мысль  повлекла  за  собой  множество  других  -
последующие часы он посвятил созданию, пересмотру  и  усовершенствованию
планов на будущую ночь.

XXXII

   Они вышли из красильни в полночь: Джек, Таул, Крейн, Хват и  Герво  -
лучший после Берлина лучник в отряде. Весь день то моросило, то лило, то
мело, и улицы покрывала густая слякоть. Как и при  входе  в  город,  они
разделились, чтобы не  привлекать  внимания.  Вторую  партию  возглавлял
Андрис, третью - Берлин.
   Полчаса назад Джек впервые в жизни облачился  в  кольчугу.  Она  была
тяжелая, стесняла движения, и тело под ней отчаянно чесалось. Все  равно
что обвешаться ножами со всех сторон. Таул сказал, что  было  бы  лучше,
будь кольчуга сделана по мерке, но Джек особой разницы не видел  и  даже
радовался тому, что железные кольца доходят только до живота, не ниже.
   На Хвата тоже надели кольчугу, и он плелся, нарочно заплетая нога  за
ногу.
   - Эх, и мокро же будет там, в подвалах! - сказал он, подставив ладонь
под дождь. - Вся вода, которая не успеет  уйти  в  обход  дворца,  течет
прямо сквозь него.
   - Вот и