лодел. За
это Фраллит уж точно его убьет.
   Половина утренней выпечки превратилась в уголья.  И  как  его  только
угораздило уснуть?
   Джек в панике взирал на почерневшие хлебы. Мастер Фрадлит уже спустил
однажды шкуру с мальчишки, который сжег хлеб, - с тех пор того на  кухне
не видели. Не далее как на этой неделе мастер  указывал  Джеку,  что  он
работает  спустя  рукава,  и  грозил  выгнать  из  замка,  если  он   не
исправится. Одно дело - мечтать об уходе, а другое - быть выгнанным вон.
   Что же делать! Мастер Фраллит вот-вот появится. Если  бы  можно  было
что-то  изменить,  опять  превратить  эти  хлебы  в  тесто!  Лицо  Джека
сморщилось в отчаянной гримасе, и острая боль пронзила голову.  Слабость
вдруг охватила его, все вокруг закружилось, и он в беспамятстве свалился
на пол.
 
*** 
 
   Баралис не спал всю  ночь,  думая  о  том,  что  подслушал  у  покоев
Мейбора. Стало быть, королева пустилась в интриги и желает упрочить свою
позицию, женив сына на дочери Мейбора. Но дура  она,  если  думает,  что
союз с Мейбором защитит  короля.  Первое,  что  сделает  Мейбор,  -  это
сместит короля и посадит на трон Кайлока, полагая, что сможет  управлять
зеленым, неопытным юношей.
   Да только  этой  свадьбе  не  бывать:  со  смертью  Мейбора  королева
перестанет считать прелестную Меллиандру столь уж  выгодной  для  принца
невестой. Баралис улыбнулся, блеснув зубами при свете очага. У него  для
Кайлока на примете есть более блестящая партия. Не то что дочь какого-то
лорда.  Пора  уже  Королевствам   занять   более   достойное   место   в
цивилизованном мире.
   Баралис ворочался на постели в бледном утреннем  свете,  с  восторгом
представляя, что принесет ему грядущий день. Наконец-то эта злокозненная
гадина, Мейбор, уберется с его  пути!  Однако  надо  будет  как  следует
натаскать Кропа, чтобы затвердил: вчера,  мол,  они  вместе  с  хозяином
ходили собирать лекарственные  травы.  Отчасти  это  и  правда:  Баралис
отрядил Кропа в лес нарвать цветов. Мейбору на могилку.
   И вдруг Баралис безошибочно ощутил, что  в  замке  кто-то  ворожит  -
ворожит грубо и неумело. Недоброе предчувствие овладело им. Чародей  был
силен, но, как ни  странно,  совсем  неучен.  Баралис,  заострясь  точно
бритва, напрягся - следовало отыскать источник ворожбы.
 
*** 
 
   - Джек, Джек, проснись! С чего это тебе вздумалось спать, когда  хлеб
стоит в печи? - увещевала Тилли. - Чудо еще, что он  не  сгорел,  не  то
досталось бы тебе от Фраллита!
   Джек вздрогнул и сел.
   - Но ведь хлеб правда сгорел, Тилли. Я...
   - Тихо ты, дурачок. Тебе это приснилось,  должно  быть.  Хлеб  только
подрумянился - сам гляди.
   Джек заглянул в предназначенную для наблюдения отдушину и  с  испугом
убедился, что Тилли права - хлебы не сгорели. Кто-то, наверное,  заменил
горелые буханки сырыми, пока он лежал без  памяти.  Джек  встал,  и  его
затошнило.
   Он сосчитал противни с тестом. Их было столько же, сколько и  прежде,
- если бы кто-то посадил в печь новую порцию, они были  бы  пусты.  Джек
принюхался. Да, гарью хотя и слабо, но пахло - случившееся не приснилось
ему. Он бросился к огромным мусорным чанам, но и там не  нашел  горелого
хлеба.
   Тилли смотрела на него как на безумного. Но он был уверен, что это не
сон: хлеб на самом деле сгорел. Как же все это  сделалось?  Джек  помнил
только, что ему перед потерей  сознания  стадо  дурно  и  что-то  давило
голову изнутри.
   В его судьбе  произошел  поворот.  Здесь  случилось  нечто  противное
законам естества, нечто ужасное - и совершил это он. Он дрожал,  и  ноги
под ним подгибались. Нужно было лечь, уснуть, забыться.
   - Тилли, мне нехорошо. Я должен отдохнуть.
   Тилли, видя, что парень и правда не в себе, смягчилась.
   - Ладно уж, прикрою тебя перед Фраллитом. Иди.
 
*** 
 
   Баралис, уловив, что  выплеск  пришел  снизу,  оборотился  в  гончую,
идущую по следу. Он быстро оделся и  кликнул  Кропа.  Простофиля-великан
явился, и они вдвоем сошли в нижние пределы замка.
   Впервые  за  многие  годы  Баралис  испытал  страх.  Он  не   выносил
неизвестности, всегда тщательно,  вплоть  до  мелочей,  продумывая  свои
планы. Ничто  не  вызывало  в  нем  такую  тревогу,  как  неожиданность.
Чародеев на свете мало, и живут  они  далеко  друг  от  друга,  особенно
здесь, на севере, - потому-то Баралис тут и поселился. Он хотел быть при
дворе Четырех Королевств единственным, владеющим дьявольской наукой. Ибо
эти профаны и считают ворожбу даром дьявола.  Пусть  думают  что  хотят.
Баралис  давно  убедился,  что  всеобщее  невежество  служит  ему  самой
надежной опорой. В замке его боялись. Шептали за спиной, что  он  демон,
колдун, безумец. Его вполне устраивали и эти пересуды, и страх,  который
он внушал.
   Мысль о том, что кто-то еще в замке черпает  из  того  же  источника,
придавала поспешности его шагам.
   Он подходил все ближе к месту выплеска, а  Кроп  тащился  за  ним  по
пятам. Кухня! Выплеск определенно произошел на кухне. Баралис не обращал
внимания на слуг и стражников, которые поспешно расступались, давая  ему
дорогу.
   Оказавшись на  громадной  замковой  кухне,  он  ощутил,  как  отзвуки
покалывают кожу. Не сказав ни слова всполошившейся челяди, он прошел  из
поварни в пекарню. Это здесь - каждый волосок на его теле убеждал его  в
этом. Он приблизился к огромной печи,  и  отзвуки  ворожбы  заплескались
вокруг, как волны. Это произошло здесь. Он дико озирался, не замечая  ни
мастеров, ни Тилли. Рядом с печью на большом деревянном  столе  остывали
хлебы. Вот что было предметом ворожбы: хлебы!
   Безумие какое-то!  Кто  бы  стал  тратить  чародейскую  силу  на  сто
шестьдесят буханок хлеба? Баралис в  раздумье  потер  подбородок.  Потом
взглянул на пекаря и Тилли: ни один из этих перепуганных людишек  этого,
уж конечно, не делал. Подскочив к Тилли,  Баралис  заломил  ей  руку  за
спину.
   -  Что,  девонька,  -  спросил  он  сладким  голосом,  противоречащим
действию, - ты, никак, боишься  моего  Кропа?  -  Он  заломил  руку  еще
сильнее. - Правильно боишься - Кроп  у  меня  человек  опасный,  правда,
Кроп? - Кроп старательно закивал. - А ну-ка отвечай: что  тут  случилось
нынче утром?
   - Ничего, ваша милость, - со слезами на глазах прошептала растерянная
Тилли.
   - Кто был на кухне в это утро? - Баралис вздернул руку еще выше.
   - Да никого не было, ваша милость, -  только  я,  мастер  Фраллит  да
Джек.
   - Больше никого? Ты уверена?
   - Да я и сама-то только что пришла. Спросите лучше Джека - он  пришел
раньше.
   - А где же теперь Джек? - Голос Баралиса был мягок, как шелк.
   - Прилечь пошел. Сказал, что ему неможется.
   Баралис отпустил Тилли, начиная что-то понимать.
   - Что с ним стряслось?
   - Да он, ваша милость, какой-то нынче  чудной.  Когда  я  пришла,  он
крепко спал на полу, а потом брякнул, что хлеб, мол, сгорел - а  хлеб-то
целехонек... Ну а после уж сказал, что ему неможется.
   - Где его комната?
   - На южной стороне крыла для слуг, на самом верху. Баралис  помолчал,
глядя на печь.
   - Все эти хлебы следует уничтожить.
   - Да ведь тут половина утренней выпечки...
   -  Делайте,  как  я  сказал!  -  Баралис  вперил  взгляд  в   мастера
уверившись,  что  тот  выполнит  приказ,  повернулся  и   пошел   прочь,
сопровождаемый Кропом.
 
*** 
 
   Джек решил не подниматься к себе, а лучше подышать  воздухом.  Голова
была тяжелая, как будто он перебрал эля.
   Он сел на траву - ноги его не  держали.  Вдалеке  показалась  фигура,
которую он не спутал бы ни с кем:  Баралис.  За  ним  шел  Кроп,  и  оба
направлялись к людскому крылу. А вышли они из  кухни.  Глядя  на  темный
плащ Баралиса, трепещущий на ветру, Джек почему-то встревожился.
   Хотя эти двое были далеко, Джек угадал решимость в силуэте Баралиса и
содрогнулся. Он не сомневался, что они ищут его.
   Джек попытался собраться с мыслями. Утром он  сделал  нечто  ужасное,
преступил какой-то незыблемый закон. И теперь Баралис, единственный,  по
слухам, в замке, кто разбирается в таких вещах, узнал об этом. Баралис и
Кроп ищут его, чтобы наказать, - и хорошо, если они не замышляют чего-то
худшего. Он изменил ход событий, пошел против естества... В  этих  краях
за такое побивают камнями.
   Каждому  известно,  что  в  мире  есть  явления,  объяснить   которые
невозможно, но никто не любит о них говорить. Упомянуть о  колдовстве  -
значит упомянуть о дьяволе. Грифт сто раз говорил это  Джеку,  а  всякий
знает, как опасно поминать дьявола. Но Джек почему-то не чувствовал себя
таким уж страшным грешником. Иногда он мешкал в работе  и  не  выказывал
должного уважения мастеру Фраллиту - но разве это настолько грешно?
   Облака то и дело закрывали солнце, погружая Джека  в  тень,  Нет,  он
грешен - если не в поступках, то в мыслях. Он питает лютую  ненависть  к
тому, кто зачал его, а потом бросил, - он желал бы видеть этого человека
мертвым. Впервые Джек признался себе в собственных чувствах.  Раньше  он
обманывал себя, притворяясь, будто ему нет никакого дела  до  того,  кто
был его отцом. Но после  событий  этого  утра  Джек  почему-то  перестал
притворяться перед самим собой. Его мать, как известно, не была  святой,
но она не заслуживала, чтобы ее бросили, - ни она, ни Джек.
   Ему казалось, что все это как-то связано:  хлебы,  мать  и  отец.  Он
старался нащупать эту связь, но она ускользала от него, а  после  совсем
пропала.
   Джек вернулся к суровой действительности. Ему предстояло решить,  что
делать:  остаться  в  замке,  рискуя  подвергнуться  гневу  Баралиса   и
осуждению друзей, или уйти и попытать счастья где-то еще?
   Быть может, потому, что тень сродни ночи, Джек склонился к тому,  что
уйдет. Если бы солнце  светило,  жизнь  его,  возможно,  повернулась  бы
по-другому.
   Приняв решение, Джек успокоился. Возможно, все к лучшему - теперь  он
совершит то, о чем только мечтал. Быстро,  не  оглядываясь  назад,  Джек
двинулся к окружающей замок стене. Каждый шаг укреплял его решимость, и,
выйдя за ворота, он обрел уверенность, что сделал правильный выбор.
 
Глава 3 
 
   Лорд Мейбор проснулся поздно и сразу почувствовал себя  счастливым  -
естественно для человека, спасшегося от верной смерти.  Была  у  него  и
другая причина для счастья: его дочь будет королевой.
   Когда он станет  королем  -  то  есть  не  он,  а  его  зять,  -  при
харвеллском  дворе  произойдут  большие  перемены.  В  Обитаемых  Землях
неспокойно - проклятые вальдисские  рыцари  с  их  высокими  идеалами  и
нетерпимостью к другим только и знают, что сеют  смуту.  Проиграв  южные
рынки Рорну, они стремятся закрепиться на севере. Он, Мейбор,  этого  не
потерпит. Он слышал, что рыцари до смешного  честны,  а  честность,  как
известно, в торговом деле черта опасная. За Бреном тоже  нужен  глаз  да
глаз: надо, пожалуй, заключить мирный договор кое с какими  из  северных
держав, чтобы честолюбивый  герцог  выкинул  из  головы  завоевательские
планы. Да, Мейбору многое предстоит сделать, стоя за троном.
   Он быстро оделся, осторожно обходя мертвого слугу.  В  это  утро  ему
хотелось одеться как можно торжественнее, и он выбрал  пышный  наряд  из
густо-красного шелка. Кто знает - вдруг придется принимать  чужестранных
посланников. Не проходит ни дня без  того,  чтобы  к  воротам  замка  не
явилась какая-нибудь значительная персона.
   Мейбор чувствовал себя слегка виноватым за то, что позавчера  вечером
ударил дочь. Теперь, когда его будущее обеспечено он будет добрее к ней,
и она постепенно смирится. Он купит ей подарок. Точно: купит ей красивый
и  баснословно  дорогой  подарок.  Недавно  Мейбор  слышал  о  редком  и
необыкновенном драгоценном камне,  привезенном  из-за  Сухих  Степей,  -
звался тот камень "Иссльт". Говорили, будто он сияет собственным светом,
будучи синим, как море, - в цвет глаз Меллиандры. Как раз то, что нужно.
Мейбор не посчитается с расходами. Дочь получит  этот  камень,  будь  он
хоть с кулак величиной. Мейбор сегодня же отдаст нужные распоряжения.
   В то время как он любовался своей статной фигурой в зеркале, в  дверь
постучали.
   - Войдите. - Мейбор  удивился,  увидев  горничную  дочери,  Линии,  и
приосанился, предположив, что эта вострушка будет не прочь  позабавиться
с ним. - Чего тебе, красотка? - У девушки был испуганный вид. -  Говори,
не бойся - многие женщины предпочитают мужчин  постарше,  стыдиться  тут
нечего.
   Линии вспыхнула под стать одеянию Мейбора.
   - Я не за этим, ваша милость. - Линии помедлила и добавила,  прищурив
глаза:
   - Хотя мужчина вы необыкновенно красивый.
   - Да, зеркало говорит мне об этом каждый день. Однако к делу. Говори,
зачем пришла, а потом мы можем прилечь ненадолго, ежели ты не против.
   - Я-то не против, ваша милость, но боюсь, что  после  моих  слов  вам
самому не захочется.
   - А что стряслось-то? Или госпоже Меллиандре надеть нечего? -  Мейбор
снисходительно  улыбнулся.  Женские  заботы  известны:   либо   гребенка
пропала, либо медальон сломался, либо башмачок жмет.
   - Госпожа Меллиандра пропала, - потупясь, сказала девушка.
   Мейбор похолодел.
   - Как пропала? Куда пропала?
   Девушка, не глядя ему в глаза, нервно сплетала пальцы.
   - Утром я вошла к ней, как обычно, а ее нет.
   - Так, может, она вышла погулять или навестить подругу?
   - Она мне сказала бы, ваша милость.
   Мейбор в порыве гнева встряхнул девушку за хрупкие плечи.
   - Уж нет ли у нее любовника?
   - Нет, ваша милость, - дрожащим голосом ответила Линии.
   - Если ты мне лжешь, я велю вырвать тебе язык.
   - Да нет же, она невинна - я уверена.
   Мейбор зашел с другой стороны:
   - А ночь она провела в своей постели?
   - Покрывало немного помято, ваша милость, но, по-моему,  госпожа  там
не спала.
   - Пойдем со мной! - Мейбор схватил Линии за руку и потащил в  комнату
Мелли. Баралис! Если этот демон и тут приложил руку,  он  умрет  еще  до
исхода дня.
   Входя к дочери, Мейбор уже кипел от гнева. Мелли  исчезла  бесследно.
На глаза ему попался ларец слоновой кости, где она держала свои расхожие
украшения. Ларец был пуст!
   - Погляди, все ли ее платья на месте... Живо!  -  рявкнул  Мейбор  на
Линии, а сам взял хрупкий ларец в руки, растерянно качая головой.
   Горничная выбежала из гардеробной.
   - Нет одного шерстяного платья и  толстого  дорожного  плаща.  Мейбор
обезумел. Что будет с дочерью? Тысяча  опасностей  подстерегает  молодую
девушку за стенами замка. Меллиандра не имеет никакого понятия о внешнем
мире, ни малейшего. Она точно ягненок, которого гонят под нож.
   - Черт! - Мейбор швырнул ларец, разбив его о стену. - Ведь она совсем
еще дитя! - Глянув на осколки  слоновой  кости,  он  остыл  и  промолвил
скорее себе, чем служанке:
   - Надо ее вернуть. Она не могла уйти далеко. А ты, - сказал он Линии,
- молись, чтобы она нашлась, не то я тебя призову к ответу.  Ты  за  ней
недоглядела. - Линии тряслась с головы до пят. - Куда она  могла  пойти?
Думай как следует, девушка.
   - Понятия не имею, ваша милость.
   Мейбор смерил девушку взглядом. Она была слишком глупа, чтобы  что-то
скрывать от него.
   - Придешь ко мне нынче вечером, - распорядился он и выбежал прочь, не
дожидаясь ее согласия.
   Значит, дочь сбежала! Строптивая, упрямая девчонка, больше похожая на
него, чем все его сыновья, самое дорогое его сокровище и  самая  крупная
карта - сбежала из замка. Надо снарядить людей на ее розыски. Он вызовет
сыновей, и они возглавят отряд. Найти ее в их интересах. Мейбор внезапно
стал как вкопанный. Королева! Нельзя, чтобы  королева  узнала  о  побеге
Меллиандры. Аринальда горда и способна отменить брак, ежели  решит,  что
девица его не желает. Надо действовать осторожно. Он не станет оповещать
гвардию - обойдется своими людьми.
   Проносясь по замку, Мейбор встретил Баралисова дурака Кропа и отвесил
ему насмешливо-учтивый поклон.
   - Передай своему господину мои  наилучшие  пожелания,  да  смотри  не
забудь. - Мейбору в его несчастье осталось одно утешение: не только  его
планы сегодня потерпели крах.
 
*** 
 
   - Выпей горячего сбитня. Тебе станет лучше. - Меган  протянула  Таулу
чашу пряного дымящегося напитка, и Таул вспомнил, что  раньше  ему  тоже
давали питье, от которого становилось легче. Как же оно называлось?
   - Лакус, - произнес он вслух.
   Меган, недоуменно взглянув на него, спросила:
   - Это место, откуда ты родом?
   Таул улыбнулся и даже засмеялся, хотя и слабо.
   - Нет, лакус - это напиток, которым когда-то поил  меня  один  мудрый
старец. Он говорил, что лакус излечивает почти все болезни.
   - Жаль, что его нет у нас теперь. - Меган весело улыбнулась,  блеснув
зелеными глазами, и Таул впервые заметил, как она хороша.
   - Отчего ты решила помочь мне? Проще было бы оставить меня умирать.
   - Кто его знает? - пожала плечами Меган. -  Мне  и  самой  непонятно.
Может, из-за твоих золотых волос. Тут у нас такие не часто встретишь.  -
Девушка казалась смущенной, и Таул не  стал  продолжать  этот  разговор.
Сбитень немного облегчил боль в руках, и Таул стал  припоминать,  что  с
ним случилось.
   - Какой это город?
   -  Рорн,  какой  же  еще.  Самый  большой  город  на  востоке.   Таул
снисходительно улыбнулся гордости, с которой она это сказала.  "Рорн,  -
подумал он. - Какая нелегкая занесла меня в Рорн?"
   Меган,  приведя  молодого  человека  ночью  в  свою  жалкую  каморку,
окружила его нежной  заботой  -  вымыла,  покормила,  Натерла  целебными
маслами и укутала в теплые одеяла.
   Таул, чувствуя под одеялами голую кожу, догадался, что раздет донага.
Меган, увидев, что он это понял, сверкнула улыбкой.
   - Неужто ты такой скромник? - Таул на самом деле был стыдлив и  хотел
ей об этом сказать, но она перебила:
   - Я такое каждый день вижу, при моем-то занятии. - Вызывающе взглянув
Таулу в глаза и не дождавшись ответа, Меган сказала:
   - Тебя это коробит.
   - Не столько коробит, сколько вызывает жалость!
   - Спасибо, только не нуждаюсь я в твоей жалости! - Меган поджала свои
красивые губы и добавила с иронией:
   - Пожалеть  следует  скорее  того,  кого  бросают  умирать  в  темном
переулке. - Но, сказав это, она тут же раскаялась.  -  Прости,  Таул,  я
знаю, ты не хотел меня обидеть. - Она набросила на себя  плащ.  -  Пойду
куплю чего-нибудь поесть, и потом, тебе понадобится новая одежда. Старую
я выкинула на улицу. Я скоро, не скучай.  -  Она  взмахнула  каштановыми
локонами и исчезла.
   Таул пригубил свое питье. Оно унимало  боль  и  проясняло  мысли.  Он
начал вспоминать, как оказался здесь. Он - рыцарь Вальдиса, посланный  к
мудрецу Бевлину, который,  в  свою  очередь,  отправил  его  разыскивать
неизвестного мальчика. Память вернулась, нахлынув волной. Пять лет  Таул
разыскивал того, кто не имел ни имени, ни лица. Он вспомнил все  города,
где бывал, всех людей, с которыми говорил, все эти годы, истраченные  по
милости живущего в глуши старца.
   Таул вспомнил и ночь, когда его взяли. Он пил в темной таверне, и  на
него  напали  четверо  -   они   выволокли   его   наружу,   избили   и,
окровавленного, заковали в цепи. Цепи привели Таула  в  неистовство,  но
это были еще пустяки по  сравнению  с  теми  муками,  когда  его  начали
пытать. Таул содрогнулся. О пытках он вспоминать не хотел. Ему без конца
задавали вопрос, ответить на который было не  в  его  власти:  "Кто  тот
мальчик, которого ты ищешь?" Вопрос повторялся снова и снова, а Таул  не
мог ответить на него.
   Сколько же он пробыл в цепях? Зачем они его  выпустили?  Он  ведь  не
сказал им того, что им хотелось знать, - он просто не мог.  Зачем  тогда
его освобождать?
   Таул вспомнил тучного человека  -  тот  часто  глядел,  затаившись  в
темном углу, как Таула пытают. От толстяка пахло тонкими духами, и голос
у него был властный. Это он был виновником всех мучений  Таула.  По  его
приказу, стало быть, Таула и выпустили.  Сколько  же  его  продержали  в
т