глаза.  Темнота  была  нежной,  словно
подбитая бархатом перчатка. Сколького же он не знал!
   Они с Мелли были в том охотничьем домике. Он держал в руках ту  Книгу
Марода и прочел выпавшее из нее письмо.  Письмо,  так  и  не  полученное
матерью, со словами прощания, о  которых  она  так  и  не  узнала.  Джек
покачал головой. Перед ним открывалось многое, он же был слеп.
   И ничего не понимал. Он  думал,  что  мать  отказывалась  от  лечения
потому, что жизнь опостылела ей. Теперь он узнал правду, и  старая  боль
сменилась новой. Мать умерла потому, что думала, что пророчество требует
этого от нее. В страхе и боли, не смея довериться никому, она  отвергала
всякую помощь, ибо не желала противиться судьбе.
   В горле у Джека встал комок. Он не понимал этого - и многого другого.
   Всю  свою  жизнь  он  думал,  что  отец  бросил  его,  незаконного  и
нежеланного сына. Теперь  оказалось,  что  отец  вовсе  не  знал  о  его
существовании - не знал даже, что мать беременна. Мать  скрывала  все  с
самого начала.
   Джек подтянул колени к груди и опустил на них голову. Можно ли винить
человека, не знавшего, что у него есть сын? Джек прочел письмо,  которое
отец написал матери: Лескет был не  тот  человек,  чтобы  отказаться  от
дорогой ему женщины. Это она отказалась от него.
   Гнев, снедавший Джека всю жизнь, понемногу рассеивался. Ненависть,  с
которой  Джек  так  сжился,  что  почти  не  сознавал  ее   присутствия,
потихоньку покидала его. Он вспомнил, что  говорил  ему  Фальк  о  своем
отце: "Он оказался самым обыкновенным человеком - не злым, не  коварным,
не заслуживающим кары". Джеку очень хотелось  поверить  в  эти  слова  -
теперь он в них поверил.
   Отец его не был бессердечным  извергом,  бросившим  родное  дитя.  Он
ничего не ведал о рождении сына.
   Джек встал. Место ушедшего гнева заняло в нем стремление к  цели.  Он
чувствовал себя сильным, и мысли его были ясны.
   Теперь он знал все: откуда он взялся, кто его родители, что он должен
делать и почему. То, что он оказался побочным сыном  короля,  ничего  не
значит. Главное, что он наконец узнал правду.
   Он хотел поблагодарить Кропа еще раз, но великан уже исчез. Джека это
не удивило: больше всех на свете Кроп предан Баралису.
   Джек  нащупал  в  сапоге  запасной  нож.  Тот  был  на  месте,  между
подкладкой и лодыжкой. Джек достал его и развернул замотанный в  полотно
клинок. Нож, несмотря на все передряги, остался острым. Джек  улыбнулся.
Пришла пора осуществить пророчество Марода.

XXXVI

   Тьма - вот все, что осталось ему. Мир света стал недосягаем.
   Он сидел в самом сердце мрака с  ободранными,  кровоточащими  руками.
Больше ему не дано очиститься. Скверна, прежде  пятнавшая  только  кожу,
прошла  внутрь.  Теперь  она  пронизывает  все:  кожу,  ткани  и  кровь.
Меллиандра бежала и унесла с собой его единственную надежду на спасение.
Ему суждено жить в мире, полном скверны и кошмаров.
   Со времени ее бегства он ничего не ел и не пил. Даже облатки с ивишем
остались нераспечатанными. Он не мог себя заставить взять в рот то, чего
касались чужие голые руки.
   Голова его сделалась ясной как никогда, и он словно  ждал  кого-то  -
чьего-то пришествия, равного пришествию божества. Пусть приходит, лениво
думал он. Мужчин он не боялся. Женщина - вот клинок, разящий наповал.
   Переместившись на сиденье, застланное шелковым плащом, Кайлок  поднес
к губам ободранный палец. Палец отдавал запахом  матери.  Даже  умершая,
она продолжает медленно разлагать его плоть. Все пути ведут к  ней.  Его
жизнь была запятнана с самого начала: сперва его вынашивали в чреве, где
разило борделем, затем отдали кормилице, потому  что  у  шлюхи  не  было
молока. Он был обречен изначально. Характер передается сыну от матери, и
он стал таким же, как она, получив в наследство все ее грехи.
   За это, как всегда, расплатятся другие. Не будь он королем  по  праву
рождения, он стал бы им по праву крови.
   Империя еще молода: нужна железная воля, чтобы распространить  ее  на
весь  континент.  Тьма  окружала  Кайлока.  Он  видел  перед   собой   в
черно-белом свете города, реки, дороги и  людей.  Линии  складывались  в
картины его власти и могущества. Пришла весть о  падении  Камле.  Кайлок
видел теперь, что мысль о походе на Несс была ошибочной: сначала следует
взять город Фальпорт. Все думают, что он теперь  двинется  на  север,  -
тут-то он и захватит всех врасплох. Взяв Фальпорт, он не только  получит
флот, но и сумеет завоевать весь Юг.
   Кайлок вдруг почувствовал, что у него разгорается лицо.  Теплая  зыбь
коснулась его, и предчувствие опасности  увлажнило  язык.  Он  ждал,  не
испытывая недовольства либо страха.
   Сидя в темноте с улыбкой на устах, он обдумывал предстоящую кампанию:
куда  направить  полки,  сколько  наемников  набрать,   какие   договоры
заключить, а какие расторгнуть. Он намечал  города  и  деревни,  которые
следует сровнять с землей, чтобы посеять в противнике страх и  заставить
его быстро сдаться. Всех женщин детородного возраста следует убивать  на
месте. Он не  допустит,  чтобы  в  годы  его  правления  подросла  новая
вражеская армия.
   За истекший час Кайлок  покорился  судьбе.  Раз  спасение  больше  не
суждено ему, он погубит свою душу - но со славой.

***

   Джек не мог вспомнить, каким ходом ему нужно идти. Потайную дверь  он
нашел достаточно быстро и даже зажег факел от печи, но в тесных  затхлых
коридорах тут же заблудился. Все стены казались  одинаковыми,  и  каждый
поворот обещал вывести наверх.
   Время действовало против него. Кроп наверняка  доложил  хозяину,  что
Джек ожил, а Баралис, удостоверившись, что Джека в подвале нет,  тут  же
побежит к Кайлоку. Джеку вспомнился случай у лестницы: нельзя допустить,
чтобы Баралис опять подстерег его.
   Упершись в очередной  раз  в  кирпичную  стену,  Джек  заставил  себя
остановиться и поразмыслить. Иначе чем потайным ходом ему к  Кайлоку  не
попасть: идти по дворцу среди бела  дня  -  это  самоубийство,  особенно
теперь, когда вся стража начеку.  Подышав  глубоко,  чтобы  успокоиться,
Джек попытался вспомнить, какой дорогой он шел с  Таулом  и  остальными.
Тщетно. Тогда он был так занят Кайлоком, так чувствовал его близость...
   Вот оно. Нужно сосредоточиться на  Кайлоке,  на  нити,  связующей  их
обоих. Она приведет его к королю.
   Не так-то легко сосредоточиться, когда время отсчитывает мгновения  у
тебя в голове. Все отвлекает: теснота, густой чад  от  факела,  скачущие
тени, каждая из которых  напоминает  Баралиса.  Мгновения  переходили  в
минуты, а беспокойство - в отчаяние. Джек швырнул факел  на  пол.  Факел
погас.
   Темнота принесла ему облегчение. Не  стало  больше  теней,  не  стало
бесконечных коридоров, изобилующих неверными  поворотами.  Зрение  стало
ненужным, а все прочие  органы  чувств  обострились.  Слух,  обоняние  и
осязание спешили восполнить недостаток образов. В первый раз Джек ощутил
присутствие Кайлока в темноте. Сейчас тоже  темно.  Левому  виску  стало
вдруг тепло. Тепло охватило щеку и спустилось  к  шее.  Джек  повернулся
лицом к источнику тепла, и в ушах у него зашумело. Он ступил  вперед,  и
шум усилился.
   Джек скоро забыл, что вокруг темно. Он видел кожей. Кровь, приливая к
ней, указывала путь не хуже стрелки компаса. Он не видел поворотов -  он
шел вслепую, руководимый нарастающим теплом.
   Так, словно во сне, он дошел до лестницы. Он поднимался  по  ней,  не
боясь оступиться и не стараясь  запомнить  дорогу.  Теперь  уж  недолго.
Скоро кровь и чутье приведут его к двери Кайлока.

***

   - И что же он, в полном здравии?  -  Баралис  надел  верхнее  платье.
Зелье уже  действовало,  укрепляя  тело,  проясняя  ум  и  озаряя  своим
искусственным светом мир, полный острых лезвий.
   - Бледный малость, но в полном разуме. И я не видел, чтобы он хромал.
   Вид у Кропа был виноватый. Баралис  догадывался,  что  слуга  не  все
рассказал ему о чудесном воскресении Джека. Ну ничего, он допросит Кропа
потом. Теперь надо принимать меры.
   - Оружие у него есть?
   - Нет, хозяин. Я снял и меч, и нож у него с пояса, как вы  велели.  -
Кроп неуклюже  крутил  большими  пальцами.  -  Только  кольчуга  на  нем
осталась - я хотел и ее снять, да забыл.
   Все мысли покинули Баралиса - зелье впилось шипами в его мозг. Сердце
заколотилось, в глазах потемнело, и пришлось ухватиться за Кропа,  чтобы
не упасть. Потом все  прошло.  Баралис  принял  всего  щепотку,  но  это
снадобье столь сильно, что опасно даже в  малых  дозах.  Зато  оно  дает
возможность прибегнуть к  магии  -  один  раз,  не  больше.  Обыкновенно
Баралис ни за что не  воспользовался  бы  таким  тяжелым  и  вредоносным
средством - но, узнав, что Джек не  умер,  он  понял,  что  выбора  нет.
Ворожба, которую он излил двое суток  назад,  исчерпала  его  телесно  и
духовно, и теперь приходилось хвататься за что угодно, лишь  бы  обрести
силу хотя бы для  краткого  выплеска  чар.  Щадящее  врачевание  требует
времени, а времени больше нет, раз Джек бродит по дворцу.
   Зато Джек временем обладает - в полном смысле  этого  слова.  Он  уже
дважды обратил его вспять. Сперва горелые хлебы, потом  он  сам.  Ученик
пекаря был мертв - по крайней мере ничем не отличался от мертвеца, -  но
ожил, и на теле у него нет ни ран, ни рубцов.  Должно  быть,  магический
заряд уже скопился у него на языке в миг его  смерти  и  излился  наружу
вместе с последним дыханием.
   Баралис проклял собственную немощь. Будь он покрепче, он  уловил  бы,
что со временем что-то нечисто.  Он  ожидал  чего-то  необыкновенного  -
страшного толчка, от которого заколебались бы стены,  -  а  магия  Джека
водила себе иглой потихоньку, вышивая свой узор две ночи  и  один  день.
Она работала неслышно, как тень - и Баралис ее не заметил.
   Баралис  выпрямился  во  весь  рост,  испытывая  действие   снадобья.
Слабость прошла: он чувствовал теперь и отзвуки магии, и  неестественный
изгиб времени. Все его чувства обострились, а  ум  стал  резок,  ясен  и
смертоносен, как зазубренное стекло.
   - Из подвала ты сразу пришел сюда? - спросил он Кропа. - Не торчал во
дворе, чтобы поглядеть на птиц?
   Ему нужно было знать, долго ли Джек пробыл один.
   - Нет, хозяин, я отдал Джеку письмо и сразу...
   - Письмо?
   Кроп окончательно приуныл.
   - Да, от его матери. Она просила меня отдать Джеку письмо, если  Ларн
падет.
   - Что?!
   - Люси, выгребальщица золы. Она просила меня хранить письмо, пока...
   - Что было в этом письме?
   - Не знаю, хозяин, я не глядел.
   Баралис  прищурился.  Бесполезно  выяснять  содержание   письма,   но
кое-какую службу оно может сослужить.
   - Какое оно было с виду?
   - Как всякое письмо, хозяин.
   - Запечатано? Свернуто в трубочку, сложено, перевязано шнурком?
   - Сложено, с темно-красной печатью.
   Баралис  подошел  к  письменному  столу,   взял   первый   попавшийся
пергамент, сложил его и накапал на сгиб кроваво-красного воска.
   - Вот такое? - спросил он, показав бумагу Кропу.
   - Точно такое, хозяин, - закивал тот.
   - Хорошо. Пойдем со мной.

***

   Джек дошел до конца хода. По ту сторону  стены  брезжил  свет  -  как
видно, там горели факелы. Джек  понятия  не  имел,  та  ли  это  дорога,
которую указал Хват, и безмолвно взмолился Борку:  "Прошу  тебя,  сделай
так, чтобы там не было часовых!"
   Легкое нажатие на стену - и камень сдвинулся с места. В щель  хлынули
тепло, свет и свежий воздух. Джек опешил. Жар крови и мрак погрузили его
в полудрему, а теперь его словно подняли с постели среди ночи.
   Он сразу понял, что это не та дверь: перед ней не было занавеса. Джек
вышел в коридор, ступив ногой на мягкий шелковый ковер.
   - А-ай!
   Джек обернулся на шум и оказался лицом к лицу с  женщиной  в  зеленом
атласном платье. Какой-то миг они смотрели друг на друга, потом  женщина
набрала в грудь воздуха.
   - А-афф...
   Джек зажал ей рот. Его органы чувств едва справлялись с рухнувшей  на
них ношей. Весь последний час они пробавлялись самой скудной пищей  и  с
трудом  переносили  столкновение  с  материальным  миром.  Весь   дрожа,
опасаясь  чьего-либо  появления,  Джек  затащил  брыкающуюся  женщину  в
потайной ход. Он приставил нож к ее горлу, но тут же понял, что убить не
сможет.  Он  оторвал  клок  от  ее  платья.  Женщина  смотрела  на  него
расширенными от ужаса серыми глазами. Что-то в рисунке ее скул напомнило
ему о Тариссе.
   - Я не сделаю вам ничего плохого, - мягко сказал он. -  Просто  хочу,
чтобы вы помолчали. - Он уже скомкал лоскут в кулаке, готовясь  заткнуть
ей рот, но решил сделать кляп наполовину меньше - он не хотел, чтобы она
задохнулась.
   Занимаясь этим, он чувствовал всем своим существом, как уходит время.
Вставив кляп, он связал женщине руки за спиной, вынув  ленты  у  нее  из
волос.
   - Вы уж простите, - сказал он, туго  затягивая  узел.  -  Ни  на  что
другое времени нет.
   Женщина только сверкнула глазами.
   Джек вышел в светлый дворцовый коридор и закрыл за собой облицованную
камнем панель. Он быстро глянул в обе  стороны.  Коридор  насчитывал  не
более тридцати шагов в длину, и в правой стороне  его  было  две  двери.
Ковер обрывался у второй двери и тянулся в другую сторону до  пресечения
с другим, еще более роскошным. Голос крови почти умолк:  столкновение  с
женщиной и яркий свет в коридоре нарушили нестойкое равновесие чувств.
   Но то,  что  осталось,  подтверждало  догадку  Джека;  покои  Кайлока
находятся там, куда ведет тот искусно вытканный ковер.
   С бьющимся сердцем Джек  помчался  по  коридору.  Кайлок  был  совсем
близко.
   У поворота Джек  замедлил  шаг  и  прижался  к  стене.  Задыхаясь,  с
трясущимся в руке ножом, он выглянул за угол. Там  был  другой  коридор,
чуть длиннее этого и всего с одной дверью. С великолепной двойной дверью
- по обе ее стороны горели факелы, и у каждого факела стоял часовой.
   Вход, достойный короля.
   Джек оглядел часовых. У обоих на поясе висели мечи,  а  в  руках  они
держали алебарды. Нелегкий предстоит бой.
   А впрочем...
   Джек прикрыл глаза и попробовал сосредоточиться на их оружии.  Мысль,
пролетев по воздуху, скользнула к двери. Джек ощутил жужжание заряженных
частиц, проник в особую, ни с чем не сходную пульсацию стали. Точно урок
в хижине Тихони: ощутить материю, проникнуть в нее и изменить ее природу
изнутри. Мысленно слившись с пульсацией металла, Джек  проник  внутрь  и
попытался нагреть сталь. Но он не испытывал гнева, и нечем  было  зажечь
искру. Без сильных переживаний Джек не мог обойтись.
   Он вызвал в уме старый образ Роваса, лапающего Тариссу, и картина  не
замедлила явиться.  Контрабандист  обнимал  Тариссу  за  талию,  но  это
зрелище больше не трогало Джека. И он понял почему:  это  был  фальшивый
образ, порожденный его больной ненавистью. Никогда Тарисса  не  уступила
бы добровольно ласкам Роваса - теперь Джек  твердо  знал  это.  Время  и
расстояние позволили ему увидеть вещи в их настоящем свете.  Тарисса  не
пыталась поймать его в силки - она любила его  по-настоящему.  Знать  бы
ему это в тот день, когда он ее покинул, когда она стояла перед  ним  на
коленях и умоляла взять ее с собой...
   Джек покачал головой. Какого же дурака он свалял!
   Ему стало стыдно за собственную глупость. Тарисса ни в чем перед  ним
не виновата, и он не может больше использовать ее вместо огнива.
   Но мало ли чем еще можно вызвать гнев.
   Например, Баралис, затаившийся в засаде, чтобы убить его.
   Или солдаты Кайлока, зверски убившие тридцать женщин и  бросившие  их
гнить во рву.
   Или Мелли, заточенная в комнате на полгода, и отнятый у нее ребенок.
   Сила  пробудилась.  Желудок  сжался,  и  череп  стиснул  мозг.  Слюна
наполнила рот вкусом расплавленного металла, и  Джек  перенес  мысли  на
оружие часовых.
   Воздух вокруг них задрожал, и холодная серебристая сталь  раскалилась
докрасна. Никакого постепенного нагрева - все произошло в мгновение ока.
Часовые  с  воплем  выронили  свои  алебарды  и  бросились   отстегивать
обожженными руками мечи, жгущие ляжки.
   Джек остановил поток, учуяв запахи нагретого металла, горелого мяса и
паленой ткани. Слабость заставила его на миг прислониться к стене.  Один
из часовых бежал по коридору в его сторону. Джек принудил свое  обмякшее
тело к действию и заступил бегущему путь.
   Тот, раненый и растерянный, представлял собой легкую  мишень  и  едва
успел заметить, как нож Джека вошел  между  ребер  ему  в  сердце.  Джек
выдернул клинок, и часовой повалился на пол. Второй,  видевший  всю  эту
сцену, бросился бежать в противоположную сторону. Джек побежал  за  ним,
подсек ему ноги и свалил. Удар ножом в легкое довершил дело.
   Джек встал, обливаясь потом и тяжело дыша. Он был напуган до безумия,
но в то же время ликовал.
   Он решил не терять времени на то, чтобы спрятать мертвых. Здесь  того
и гляди кто-нибудь появится - надо  добраться  до  Кайлока  прежде,  чем
подымут тревогу.
   Перед внушительной двойной дверью Джек обтер нож  и  попытался  унять
дрожь в руке, но тело, почти во всем  послушное  ему,  здесь  отказалось
повиноваться. Он поднял  щеколду  дрожащими  пальцами  и  толкнул  дверь
слабыми, будто бескостными, руками.

***

   - Следуй за мной. Надо скорее попасть в  покои  придворных.  -  Волны
магии реяли вокруг Баралиса, ставя дыбом волоски  на  теле  и  высушивая
слюну на зубах.
   - Так ведь Джек в подвале.
   - Уже нет.
   Джек не стал спасаться бегством - он ворожит где-то над ними, в самом
сердце дворца. Джек пришел по душу Кайлока - каждый нерв в теле Баралиса
вопил об этом.
   Пророчество Марода светилось перед ним огненными буквами.
   Господин  и  слуга  повернули.  Они  уже  наполовину   спустились   в
подземелье и потеряли  на  этом  несколько  драгоценных  минут.  Баралис
проклял себя за глупость - надо было сразу  же  идти  в  покои  Кайлока.
Почему он не подумал об этом? Он решил, что Джек  попытается  бежать,  и
собрался задержать его, послав к нему Кропа с приманкой.
   Баралис достал поддельное письмо и хотел уже смять его в  кулаке,  но
передумал. Быть может, его придумка еще  пригодится  и  письмо  отвлечет
Джека хотя бы на долю мгновения.

***

   Джек очутился в небольшой передней, из которой короткая лестница вела
к другой двери. Здесь было тихо и прохладно, факел едва  горел,  и  Джек
перевел дух, стараясь успокоиться.
   Голос крови, как ни странно, совсем  умолк,  и  кожа  остыла,  словно
завершив свою работу.
   Джек поднялся по ступенькам, открыл вторую  дверь  и  вошел  в  покои
Кайлока. В тускло освещенной приемной царил такой порядок, словно  никто
ни разу не ступал по ее шелковым коврам и не сидел  на  мягких  стульях.
Даже бумаги и карты на столе лежали ровными стопками, будто  ничья  рука
их не касалась. Было в этой комнате нечто тревожное, скребущее по нервам
- и Джеку пришлось пересечь ее, прежде чем он понял, что это.
   Вся мебель - сундуки, стулья, скамейки и  столы  -  была  расставлена
так, что образовывала решетку. Подлокотники одного  кресла  сливались  в
единую линию с подлокотниками другого, стоящего у дальней  стены.  Столы
казались зеркальным отражением друг друга, сундуки  стояли  вдоль  стены
через равные промежутки. Джек предположил, что мерная  лента  непременно
подтвердила бы равенство всех здешних длин и углов.
   Его проняло холодом, и он поспешно двинулся вперед. В  дальней  стене
было две двери, и Джек  наудачу  выбрал  одну  из  них.  Ручка  ее  была
холодной - такой холодной, что рука покрылась гусиной кожей.
   За дверью стоял мрак, обвивший Джека плотным саваном.  Дверь  за  ним
затворилась.
   - Кто смеет являться ко мне без доклада?
   На миг Джеку показалось, что голос принадлежит Баралису  -  столь  же
густой, мелодичный и властный. Но  было  в  нем  и  нечто  свое  -  едва
различимая нота безумия.
   -  Назови  себя.  -  В  голосе  не  было  страха  -  только  привычка
пове