ым ртом ответил тот. - Рорн - дорогой город.
   -  А  что  бы  я  мог  купить...  -  прикинул  Таул,  -   за   десять
серебреников?
   - Разве что больного мула.
   Таул невольно улыбнулся. Мул ему ни к чему: пешком идти быстрее,  чем
ехать на муле. Напрасно он взял у Меган всего один золотой.  До  Четырех
Королевств путь неблизкий: пешему До них месяца  два  ходу.  А  тут  еще
горы, Большой Рубеж, как их называют. Таул  впервые  уразумел,  что  ему
придется пересечь их глубокой зимой. Ему  понадобится  теплая  одежда  и
припасы. Таул решил закупить все это за пределами Рорна -  и  не  только
потому, что там дешевле: в Рорне тепло, и зимние вещи пришлось бы тащить
на себе. Раз уж он пускается в путь пешком, пожитков следует  брать  как
можно меньше.
   Таул подумал,  не  попросить  ли  еще  денег  у  Старика:  рыцарь  не
сомневался, что тот охотно их дал бы. Но гордость препятствовала  этому.
Нет уж, придется  положиться  на  себя.  Таул  не  слишком  беспокоился:
сильный мужчина всегда  найдет,  как  заработать  немного  денег.  Надо,
впрочем, поберечь и те, что останутся  у  него  после  платы  за  еду  и
ночлег.
   Таул подал женщине золотой. Та попробовала монету на зуб и сдала  ему
двенадцать серебряных монет - меньше, чем он ожидал.
   - Где я могу купить немного провизии и фляжку для воды? - спросил  он
Хвата. - Скажи заодно, как добраться до северных ворот.
   - Я провожу тебя, если хочешь.
   - Нет уж, Хват. Просто объясни мне, как пройти.
   Хват исполнил его просьбу. Таул пожал ему руку на рыцарский  манер  и
простился с ним. Мальчик загадочно взглянул на него, пожелал  "выгодного
путешествия"  -  такое  напутствие   дают,   должно   быть,   только   в
предприимчивом Рорне - и удалился по переулку - неохотно, как показалось
Таулу. Ну ничего. Мальчишка, безусловно, скоро найдет себе  какое-нибудь
доходное дельце.
   Таул быстро закупил все  необходимое  -  к  его  удовлетворению,  это
обошлось не слишком дорого. Посмотрев на  солнце,  он  понял,  что  пора
отправляться в путь.
   Стояло ясное веселое утро, и соленый бриз смешивался с вонью отбросов
- этот смешанный запах как нельзя лучше  отражал  сущность  Рорна.  Таул
дошел до массивных северных ворот. Он покидал этот город без  сожаления.
Слишком  многое  пришлось  ему  вынести  здесь:  тюрьму,  пытки,  потерю
подруги, - и здесь же он  понял,  сколь  низко  пали  рыцари  в  людском
мнении.
   Но Таулу было за что и благодарить Рорн: случайная встреча со здешним
гадальщиком привела его на Ларн, Ларн же, в  свою  очередь,  указал  ему
дорогу на запад.
   Неужто все в этом мире происходит вот так - случайно? В  судьбу  Таул
не слишком верил, но случай - дело иное. Случай не  однажды  поворачивал
его жизнь в другое русло. Взять встречу с Тиреном: каким чудом  человек,
чьей единственной целью было влить свежую кровь в жилы ордена,  оказался
на месте драки Таула с деревенскими сорванцами?
 
*** 
 
   В тени кружили стрекозы. Дул теплый ветер  -  слишком  теплый,  чтобы
высушить пот на коже. Ноги Таула ослабли - не из-за драки, а потому, что
заговоривший с ним незнакомец оказался вальдисским рыцарем.
   - Воротись со мной в деревню, - предложил Тирен, -  и  я  куплю  тебе
другую баранью ногу - эта слишком грязна, чтобы ее жарить.
   Таулу, не совсем еще пришедшему в себя, гордость не позволила принять
это предложение.
   - Ничего. Сара и эту отмоет.
   - Кто это - Сара?
   - Моя сестра.
   - Я думаю, она не рассердится, если  подождет  еще  немножко.  Пойдем
выпьем, и я расскажу тебе про Вальдис.
   Таул прерывисто вздохнул - он еще не остыл после драки.
   - Зачем вам попусту терять со мной время,  сударь?  Я  все  равно  не
смогу пойти с вами в Вальдис. - Вот он и  сделал  это.  Был  ли  у  него
выбор? Не может же он бросить сестер на произвол судьбы.
   Тирена позабавил его ответ.
   -  Уж  не  хочешь  ли  ты  сказать,  мальчик,  что  отказываешься  от
бесплатного обучения в Вальдисе?
   Бесплатное обучение. Таул не верил своим ушам. Дьяк говорил ему,  что
это обучение стоит целое состояние. Это делало отказ еще более тяжким.
   - У меня есть обязательства, которые я не могу нарушить, сударь.
   - Какие там обязательства? Ты что, служишь в  подмастерьях  у  пекаря
или нанялся в работники до зимы? Что, скажи на милость,  может  помешать
тебе отправиться со мной в Вальдис?
   Кровь капала у Таула с подбородка - кто-то успел нанести ему  удачный
удар. Как легко было бы уйти с Тиреном, не возвращаясь домой! Но  он  не
мог: слишком ясно понимал, что хорошо, а что плохо.
   - У меня на руках две сестренки и малый ребенок. Мать умерла три года
назад, и без меня они не проживут.
   - Вот как. - Тирен почесал свою шелковистую бородку. - А что же отец?
Он тоже умер?
   - Нет - но мы не часто видим его. Он только и знает, что пьянствует в
Ланхольте.
   - Твое решение делает тебе честь. Жаль, однако, что ты  не  свободен.
Нам нужны в Вальдисе такие, как ты. - Тирен оскалил зубы в улыбке. -  Да
и дерешься ты точно демон. Ну что  ж.  Быть  может,  когда  твои  сестры
подрастут....
   - Саре двенадцать, а малышу только три.
   - Хм-м. Но все равно обдумай мое предложение: еще неделю я проживу  в
Грейвинге, в "Камышах". -  Тирен  грациозно  поклонился,  взметнув  пыль
своим синим плащом, и пошел обратно в деревню.
   Таул поднял руку, чтобы остановить его, но так  и  не  сделал  этого.
Видеть удаляющуюся фигуру рыцаря было выше  его  сил.  Он  отвернулся  и
поплелся домой - вдоль реки и через подсохшее болото. С каждым шагом  он
все более ожесточался. Он ненавидел сестер,  ненавидел  мать,  ненавидел
отца. Баранью ногу, казавшуюся ему символом  его  долга,  он  с  размаху
отшвырнул прочь, а ленты растоптал ногой.
   Сестры ждали его у окна. Разочарование, которое они испытали,  увидев
его с пустыми руками, тут же сменилось беспокойством из-за его ран.
   - Тебя побили. - Сара уже  смачивала  тряпицу,  чтобы  смыть  с  него
кровь.
   - Нет - это я побил кое-кого.
   - Ты побил? - радостно запищала Анна.
   - Не важно, кто победил. Ступай принеси мне мазь с полки.
   - Они обзывали тебя, да? - спросила Сара.  Ее  сочувствие  раздражало
его.
   - Допустим. Ну и что из этого?  Я  взрослый  и  могу  драться  с  кем
захочу.
   - А мясо? Ты потерял его, пока дрался?
   - Да, - соврал он.
   - Ничего, Таул. - Сара поцеловала его в щеку. - Лишь бы ты был цел  -
а на праздник можно и рыбы поесть.
   Мало-помалу доброта и участие сестер успокоили Таула.  Он  ничего  не
сказал им о встрече  с  Тиреном,  предпочитая  пережить  свою  потерю  в
одиночестве. Три ночи он проворочался без сна, терзая себя  несбыточными
мечтами. Он знал, что сестер винить нечестно, и старался не  срывать  на
них зло. Это было нетрудно. Сара и Анна так  радовались,  что  он  легко
отделался - он подозревал также, что они немного гордятся его победой, -
что несколько дней баловали его, целовали  и  обнимали  и  готовили  ему
любимые блюда.
   На четвертый день к ним явился гость.  Таул,  вернувшись  с  утренней
рыбалки, увидел приоткрытую дверь и услышал голос:
   - Я же знаю, что нравится моим красоткам.
   Это был отец. Таул, вскипев от гнева, ринулся в дом:
   - Убирайся вон, старый пьяница! У нас не осталось ничего, что  бы  ты
мог украсть!
   В комнате на миг настала полная тишина. Девочки сидели  у  ног  отца.
Тот приволок с собой два больших мешка и был разодет как король.
   - Батюшка не воровать  пришел,  -  сказала  Анна.  -  Он  принес  нам
гостинцы. - Она показала брату яркие ленты, которые держала в руке.
   - Да, Таул, - подтвердила Сара, - отцу повезло у стола. - Вид  у  нее
был чуть виноватый, как у матроса, помышляющего о мятеже.
   - В картах, ты хочешь сказать, - жестко поправил Таул.
   - А хоть бы и в картах.  Фортуна  поцеловала  меня  и  сделала  своим
возлюбленным, - на удивление мирно, хотя от него  здорово  разило  элем,
ответил отец. - Я выиграл целое состояние  и  намерен  истратить  его  с
пользой.
   - Это как же? - Таул не доверял отцу и ревновал к нему сестер  -  он,
брат, месяцами копил, чтобы купить им ленты, а теперь вот является  отец
и строит из себя героя.
   -  Я  вернулся  домой,  чтобы  остаться.  Теперь  тебе  не   придется
расшибаться в лепешку, Таул, - главой семьи стану я.
   Анна и Сара глядели на брата с молчаливой мольбой, не понимая в своей
невинности, что  собой  представляет  их  отец.  Они  всегда  мечтали  о
настоящей семье, и их взоры молили не разбивать эту мечту.
   - Ты полагаешь, что стоит тебе заявиться после стольких лет,  как  ты
сразу станешь главным? Так вот, ты нам не нужен.
   - Таул, давай испытаем его, - взмолилась Анна. - Батюшка  обещал  нам
мясо каждый день и новые платья каждый месяц.
   - Ш-ш, Анна, - прервала ее Сара, глядя Таулу в глаза.  -  Дело  не  в
мясе и не в платьях. Просто в доме опять будет отец.
   - Вот видишь? - подхватил тот. - Дочерям я нужен. Мой долг - остаться
здесь, и я остаюсь.
   Ночью Таул явился в грейвингскую таверну "Камыши", и Тирен сошел вниз
встретить его.
   - Теперь я могу идти  с  вами  в  Вальдис,  -  сказал  Таул.  -  Меня
освободили от моих обязанностей.
 
*** 
 
   Джек очнулся  от  чувства  тошноты  и  полежал  немного  с  закрытыми
глазами, между сном и явью. Потом открыл глаза и  посмотрел  в  потолок,
где копились в трещинах капли воды, угрожая  упасть  вниз.  Эта  картина
почему-то виделась ему ярче, чем прежде, - в капельках играла радуга,  и
каждая щербинка в камне была как на ладони. Джек протер глаза, и видение
исчезло - все это, должно быть, ему померещилось.
   Он встал со скамьи - чуть быстрее, чем следовало,  и  содержимое  его
желудка хлынуло наружу. Джек утер рот, и ему стало немного лучше. Только
голова оставалась странно  тяжелой  -  когда  он  поворачивался,  мозгам
требовалось некоторое время, чтобы стать на место.
   Он попытался припомнить предыдущие события. Баралис пришел, чтобы его
допросить, - но Джек не помнил ни вопросов, ни ответов, если  он  вообще
отвечал  что-то.  Ему  нечего  было  отвечать.  Какое-то   воспоминание,
впрочем, не давало ему  покоя  -  оно  касалось  матери.  Джек  старался
поймать его, но оно ушло. Было ли оно как-то  связано  с  допросом?  Или
Баралис просто довел своего узника до того,  что  он  не  может  мыслить
здраво?
   Джек выбросил из головы все мысли  о  допросе  и  попробовал  немного
постоять. Ноги чуть-чуть тряслись, и ужасно хотелось пить. В камере воды
не  оказалось,  и  Джек  принялся  колотить  в  тяжелую  дверь,   требуя
тюремщика. Одновременно он решил, что попытается бежать, -  довольно  он
терпел, хватит. Какое право имел  Баралис  заточать  его  в  тюрьму?  Он
ничего плохого не сделал. Баралис явно подозревает, что Джек не тот,  за
кого себя выдает, и, если Джек останется здесь,  лорд  опять  подвергнет
его такому же допросу, а возможно, и худшим вещам.
   С наружной стороны двери послышался шум отодвигаемого засова, и  Джек
оглянулся, ища себе хоть какое-то оружие. Но в комнате не  было  ничего,
кроме деревянной скамьи. Джек быстро стал за дверью. Она распахнулась, и
в камеру вошел человек. Не успел он сделать и шага, как  Джек  что  есть
силы толкнул дверь от себя. Она ударила часового, сбив  его  с  ног.  Он
хотел крикнуть, но Джек подскочил и пнул его  в  лицо.  Из  носа  и  рта
часового хлынула кровь. Он попытался встать, но Джек снова пнул,  теперь
по почкам, и часовой скорчился на полу.
   После мгновенного колебания Джек увидел  за  поясом  часового  меч  и
потянул  его  к  себе.  Тот  ухватился  за  клинок,  но  поздно:   Джек,
завладевший рукоятью, выдернул меч, порезав им  ладонь  часового.  Столь
большое количество собственной крови устрашило  солдата,  и  он  жалобно
застонал. Сердце Джека торжествующе билось: он завоевал себе оружие!  Он
занес меч, чтобы заколоть часового,  и  понял,  что  не  сможет  сделать
этого: уж слишком жалкий у того был вид.
   Джек знал, что времени в обрез: кто-то мог услышать  шум  борьбы.  Он
снова пнул часового в голову, надеясь оглушить его,  но  тот  остался  в
сознании. Тогда Джек ударил его тяжелой рукоятью меча, целя  в  затылок,
но в последний миг часовой обернулся,  и  удар  пришелся  в  лицо.  Джек
попятился от вида кровавой каши, в которую оно превратилось.
   И бежал от дела рук  своих  -  удар  клинка  был  бы  милосердием  по
сравнению с тем, что он сотворил. Он намеревался втащить стража в камеру
и закрыть дверь, чтобы выиграть время,  но  изуродованное  лицо  солдата
вогнало Джека в панику, и он пустился бежать сам не зная куда. Он мчался
по каменным коридорам, похожим друг на друга.
   Вскоре дыхание изменило ему, и он, задыхаясь, замедлил бег. Погони не
было слышно - только кровь стучала в ушах. Джек не  имел  представления,
что местом его  заключения  служил  такой  лабиринт.  Он  принудил  себя
собраться с мыслями, чтобы решить, как быть дальше.  Назад  возвращаться
нельзя. Счастье еще, что он каким-то чудом миновал караульную.
   Джек прошел немного вперед, и коридор разделился. В  боковом  туннеле
на стенах не было факелов и стояла кромешная тьма. Джеку  не  захотелось
туда углубляться, и он решил идти прямо.
   Но за поворотом его встретила такая же тьма. Джек  заколебался.  Идти
дальше или нет? На глаз было невозможно измерить длину коридора, и Джек,
помедлив, вступил во мрак.
 
*** 
 
   Баралис шагал по своему покою, втирая на ходу масло в кисти рук - они
причиняли ему сильную боль. Утром начался  дождь,  и  сырость  разъедала
скрюченные пальцы. Баралис надеялся, что Бринжу  прошлой  ночью  удалось
подрубить яблони: жаль, если такой дождь пропадет напрасно.
   Масло не помогало.  Баралис  просушил  руки  и  подошел  к  столу  за
болеутоляющим зельем. Тщательно  отмерив  в  стакан  белый  порошок,  он
подлил туда же вина и выпил смесь.
   Вчерашний допрос мальчишки исчерпал его телесные и  умственные  силы.
Баралис пришел к убеждению, что мальчишка говорит правду, -  способы,  к
которым он прибег, не позволяли  усомниться.  Однако  был  один  миг,  в
который Джек чуть не изгнал Баралиса из своего разума. Он, Баралис, чуть
было не отступил перед каким-то мальчишкой!
   За этим что-то  скрывалось.  Сознание  этого  парня  замкнуто,  точно
крепкий сундук. Лишь на миг перед Баралисом мелькнуло видение:  женщина,
а за ней мужчина. Баралис попытался копнуть поглубже, но был отброшен  и
снова встретил пустоту. Он проникал в умы сотен людей,  но  ни  один  не
оказывал ему такого сопротивления, как этот ученик пекаря.
   Баралис был, конечно, слишком искусен, чтобы причинить себе  какой-то
вред, - мальчишка, видимо, сильно пострадал, но сам он вышел  целехонек.
И все же происшедшее встревожило его. Мальчик наделен большой  силой  и,
по всему видно, не врет, говоря, что до случая с хлебами не  прибегал  к
ней. Такая неосознанная мощь опасна. Этот парень обратил назад  время  в
хлебопекарной печи! Баралис невольно вздрогнул. О таком он не слыхал еще
ни разу. И не знал, что такое возможно.  Требуется  большое  мастерство,
чтобы задержать время хотя бы  на  миг.  Самому  Баралису  едва  удается
остановить пламя  свечи  -  а  безвестный  мальчик  совершил  неизмеримо
большее.
   Между тем Джек  сам  не  сознает  громадности  своего  свершения.  Он
думает, что попросту превратил сгоревшие хлебы в  тесто,  а  не  обратил
время вспять. На прошлой неделе  Баралис  опять  спускался  на  кухню  -
отзвуки  того  происшествия  все  еще  чувствуются  там.  Этому  болвану
Фраллиту пришлось сменить свои пекарские камни - на тех,  старых,  тесто
не пропекалось часами. А всему виной Джек. Любая ворожба оставляет следы
- но лишь самые мощные чары чувствуются несколько недель спустя.
   Мальчик привел в действие силы, которые могут ощущаться годами.  Зола
из той печи пошла на мыло - и счастлива та  дама,  которая  им  умоется.
Если она не помолодеет, то уж стареть, во всяком случае, долго не будет.
А каменные противни, должно быть, выбросили на свалку - и кто  знает,  к
чему это приведет.
   Хорошо, что Баралис  распорядился  уничтожить  хотя  бы  сами  хлебы.
Теперь надо решить, как поступить с мальчишкой. До сих  пор  у  Баралиса
все шло гладко - и любая помеха, любая темная карта ему ни к чему. Между
тем его преследовало навязчивое чувство,  что  Джек  может  явить  собой
именно такую помеху. В другое  время  Баралис  придержал  бы  мальчишку,
чтобы покопаться в нем как следует и проникнуть все-таки в его тайну. Но
сейчас у лорда-советника слишком многое было на уме  и  слишком  крупную
игру он вел. Мальчика придется убить. Баралиса отвлек вошедший слуга.
   - Ага, Кроп, ты-то мне и нужен. У меня для тебя есть одно дельце.
   - Слушаю, господин.
   - Оно касается наших гостей.
   - Гостей?
   - Я говорю об узниках, пустая башка. И хочу, чтобы  ты  избавился  от
мальчишки.
   - А его уже нету.
   - Как так нету? Куда же он девался? Я виделся с ним только вчера. Его
десять наемников стерегут, не мог же он уйти?
   Баралиса затрясло.
   - Я, хозяин, только что из убежища - носил кое-что вкусное юной даме.
Она любит, когда я ношу ей медовые пряники и сладкое вино.
   - Дело говори! - взревел Баралис.
   - Ну а Трафф прибежал ко мне  и  говорит  -  парень-то  ушел.  Избил,
говорит, зверски моего человека и сбежал.
   - А девушку? Она-то на месте? - вне себя вскричал Баралис.
   - Я сам ее видел вот только что. И сам крепко запер ее дверь.
   - Знают они, в какую сторону он побежал, когда выбрался в лес?
   - Трафф думает, что он скрылся в подземелье. Говорят, они увидели  бы
его, если б он выбежал наружу.
   Баралис подумал немного. Хорошо, что парень не  ушел  в  лес,  -  под
землей его еще возможно найти.
   - Пойдем со мной, - приказал он и поспешно  вышел  вместе  с  Кропом.
Вскоре они уже шли по коридору, связывающему замок с  убежищем.  Баралис
высек огонь, чтобы освещать дорогу. - Кроп, иди и скажи этому никчемному
болвану Траффу, чтобы обыскал все ходы и комнаты. Да пусть оставит  двух
человек у входа на случай, если парень повернет назад.
   В убежище Баралис первым делом пошел проверить, на месте ли  девушка.
Он  видел,  как  Джек  к  ней  привязан,  -  если  парень  скрывается  в
подземелье, он может прийти за ней. Джек в  планах  Баралиса  участвовал
лишь в качестве опасной помехи.
   Меллиандру же лорду никак нельзя было терять. Если девушка сбежит, он
проиграет  пари  королеве.  Засова  на  двери  явно  недостаточно.  Надо
перевести ее туда, где дверь запирается на ключ.
 
*** 
 
   Мелли,   к   собственному   удивлению,   привязалась   к    огромному
неповоротливому слуге Баралиса.  Он  обращался  с  ней,  как  с  хрупким
мотыльком, приносил ей лишние одеяла, чтобы она  не  замерзла,  потчевал
всякими вкусностями и даже не забывал розовую воду для умывания.
   Мелли не могла не признать, что здесь ей живется довольно удобно,  но
такая жизнь ничуть не удовлетворяла ее. Ей постоянно вспоминался  лес  -
вот там она была по-настоящему свободна, там никто не указывал ей, что и
как делать. Мелли, впрочем, надеялась, что когда-нибудь Баралис  все  же
отпустит ее. Не может же  он  держать  ее  тут  бесконечно  -  и  ей  не
верилось,  что  он  сделает  с  ней  что-нибудь  худое.   Он   как-никак
королевский советник.
   Мелли откусила медовый пряник, думая о том, что сталось с Джеком, - и
вздрогнула: в комнату вошел Баралис. От Мелли  не  укрылось  облегчение,
которое он испытал при виде ее. Он застал ее с  набитым  ртом  -  Мелли,
давясь, проглотила пряник,  запила  его  водой  и  со  стуком  поставила
стакан.
   - Я вижу, лорд Баралис, что у вашего слуги манеры лучше, чем  у  вас.
Он по крайней мере всегда стучит, прежде чем войти к даме.
   - Дамы не убегают из дома, чтобы торговать собой в Дувитте, - отрезал
Баралис - сейчас его голос звучал отнюдь не мелодично.
   - А благородные кавалеры не удерживают женщин против воли.
   - Я, дражайшая моя  Меллиандра,  нико