непохожим на всех остальных.
   Трудно было судить, насколько тяжела  рана.  Еще  красноречивее,  чем
кровь, было то, что рыцарь стал двигаться  медленнее.  Он  находился  на
середине ямы, а Блейз кружил вокруг, как  коршун.  Герцогский  боец  все
время совершал финты и ложные выпады, надеясь сбить защиту Таула.  Кроме
того, он дразнил противника словами: он, мол, не удивлен,  что  Таул  не
хочет больше именоваться рыцарем, - он, Блейз, такое о нем слышал!  Хват
сгорал от стыда - ведь это он дал в руки Блейзу это оружие.
   Кровавое пятно на рубашке увеличилось. Таул дышал хрипло и часто. Пот
лился по его носу и щекам, но он все-таки умудрялся  держать  противника
на расстоянии. Толпа, недовольная этим, шикала и свистела, обвиняя Таула
в том, что он уклоняется от боя.
   Блейз терял терпение. Ему нужна была схватка,  чтобы  блеснуть  своим
мастерством.
   - А я говорю, что ты рыцарь, и сейчас это докажу! - заорал он.  Толпа
поддержала его громкими криками. Блейз проделал ряд  быстрых  неуловимых
движений, запутывая Таула. Нож бойца так и сверкал в воздухе, и в каждом
взмахе была угроза.
   Еще взмах - и нож  разрезал  повязку  на  правой  руке  Таула.  Блейз
отступил, и повязка упала наземь.
   - А-ах! - пронеслось по толпе. Кольца оказались  у  всех  на  виду  -
кольца, ожог и шрам. Острая боль пронзила Хвата - он не мог смотреть  на
Таула. В глазах все плыло, и  слезы  катились  по  лицу.  Во  всем  этом
виноват он.
   Таул обвел глазами толпу. Смешки и издевки  смолкли  -  было  в  лице
рыцаря что-то, требовавшее тишины. Его золотые волосы сверкали  в  свете
факелов, а окровавленное пятно на рубахе казалась  эмблемой.  Его  голос
пронизал ночь, изменив ее природу.
   - Я себя рыцарем больше не считаю, - тихо сказал он.  -  Я  недостоин
Вальдиса.
   В этих словах звучали гнев и мука. Толпа глухо роптала, не зная,  как
вести себя перед лицом этой драмы. Блейз решил за всех. Недовольный тем,
что внимание зрителей перешло к рыцарю Таулу, он атаковал.
   Прыгнув на рыцаря сзади, Блейз повалил его. Таул выбросил вверх  руки
и ноги - Блейз отлетел, не удержался на ногах и упал сам. Таул  взвился,
как барс, и левым коленом с размаху придавил запястье Блейза.  Хрустнула
кость, и герцогский боец выпустил нож. Таул ногой отшвырнул его подальше
и пригвоздил Блейза к земле. Придавив всей тяжестью его  ноги,  Таул  не
давал противнику вскочить.
   Толпой овладел ужас, смешанный с восхищением, - свист и  крики  "ура"
слышались в равной мере.  Хват  клялся  Борку,  что  никогда  больше  не
залезет в чужой карман, если Таул выиграет бой.
   Нож  Таула  снижался,  близясь  к  горлу  Блейза.  Блейз  боролся   с
направляющей нож рукой. Но при сломанном правом запястье видно было, что
дело его пропащее. Правая рука Таула, хоть и обожженная, легко одолевала
левую руку Блейза.
   Когда  острие  ножа  уже  коснулось  кожи,  что-то  изменилось.  Таул
дрогнул. По руке, а потом и по всему телу прошла судорога.  Левой  рукой
он схватился за грудь, отпустив противника.

***

   Воздух дрожал от колдовской силы, и каждый волосок на  теле  Баралиса
поднялся дыбом. Кто-то наводил порчу на золотоволосого бойца. Колдовство
разъедало легкие, словно рак. Баралис насторожил свое чутье, ища того, у
кого достало глупости пойти на такое.
   Он был точно слепец, шарящий среди острых лезвий. Струя была  слабая,
плохо направленная - ворожил любитель.  Баралис  шел  против  течения  к
источнику. Вот и он: стройная, закутанная в плащ фигура.
   Баралис почувствовал, как рыцарь напряг свою волю. Это была осязаемая
сила, и судьба поддерживала  его.  Дух  захватывало  от  подобной  мощи.
Глубоко в душе Баралиса вспыхнуло опасение. У этого человека с  золотыми
волосами, который  прежде  был  рыцарем,  непростая  судьба,  и  она  не
позволяет ему поддаться колдовству.  Он  борется  против  чар  зубами  и
ногтями. Баралису доводилось слышать о таких  людях,  когда  он  был  на
Дальнем Юге. Говорилось, что их судьбы отражают любое  вмешательство  со
стороны - особенно колдовское. Их еще звали хитниками, но Баралис не мог
вспомнить почему.
   Рыцарь едва удерживал нож, но не сдавался.  Колдун  же  слабел.  Сила
напряглась словно  натянутая  тетива  -  вот-вот  отскочит  назад.  Хотя
человеку в плаще и недостает опыта, он наколдовал достаточно, чтобы  ему
сожгло  всю  кожу  на  лице.  От  резкого  вкуса  ворожбы  рот  Баралиса
наполнился слюной. Он пригляделся к чародею. Так мал ростом и  хрупок  -
да это женщина!  Любопытство  преодолело  осторожность,  и  Баралис  сам
пустил заряд, с величайшей точностью направив его вдоль чужой струи. Миг
спустя фигура в плаще повернулась и  посмотрела  на  него.  Крики  толпы
звенели в ушах, и вкус колдовства стоял во рту. Баралис  узнал  Катерину
Бренскую. Воля рыцаря смертельным ударом отразила чары, и в тот  же  миг
Катерина утратила над ними власть. Баралис, не задумываясь, направил всю
свою мощь в пространство  между  Катериной  и  рыцарем.  Струя  лопнула.
Баралис слышал, как она щелкнула в воздухе,  и  бросился  наперехват.  У
него не было времени подготовиться. Отраженная сила налетела на него как
буря. Сознание рассталось с телом, и он провалился во мрак.

***

   Хвату стало ясно, что Таул пропал. Блейз  опомнился  и  нашарил  свой
нож. Взяв его в левую руку, он полоснул Таула по лицу. Таул, скрючившись
от боли, успел все же отвернуться, и нож порезал ему  ухо.  Блейз  снова
занес клинок для удара.  Толпа  вопила,  подбадривая  его.  Победа  была
близка.
   И вдруг Таул разогнулся и отнял руку  от  груди.  Взглянул  Блейзу  в
глаза, улыбнулся и одним ударом подсек противнику колени. Тот  свалился,
и Таул мигом упал на него. Локтем он двинул Блейза в  лицо,  сломав  ему
нос. Кровь забрызгала лица обоих. К удивлению толпы, Таул отбросил  нож,
сжал Блейза за виски и стал бить его головой  о  землю.  Снова  и  снова
голова ударялась о каменное дно ямы, там уже натекла лужа крови. Толпа в
ужасе замерла.
   Кто-то дернул Хвата за руку. Он оторвался от ямы и оказался  лицом  к
лицу с  девушкой,  портрет  которой  таскал  при  себе.  -  Заставь  его
остановиться! - провизжала она. Все сразу стало на место -  она,  должно
быть, подружка герцогского бойца. Как, однако, польстил ей живописец - в
жизни она словно ходячая смерть. Все это молнией пронеслось в  голове  у
Хвата, и он сиганул в яму, словно заправский герой.
   Рыцарь, охваченный кровавым безумием,  крушил  врага.  Хват,  положив
руку ему на плечо, спокойно сказал:
   - Довольно, Таул, остановись. Бой окончен. - Рыцарь взглянул на  него
мутными, остекленевшими глазами. Хват  понял,  что  Таул  сейчас  далеко
отсюда и ведет бой, который никогда не будет окончен. -  Ну  пожалуйста,
Таул, ради меня. Перестань.
   Таул помедлил. Его взор прояснился. Он позволил Хвату  оттащить  себя
прочь и сразу выбрался из ямы.
   Толпа ждала в молчании. Хват не сразу понял, чего она  ждет.  Красный
шарф победителя все так же лежал на полу.
   Хват чувствовал, что Таул ни за что его не поднимет,  -  но  это  мог
сделать и он как секундант. Хват поднял шарф с пола  и  воздел  его  над
головой. При этом он оглядел толпу, ища девушку с портрета, но ее  нигде
не было.

***

   Мальчишка поднял шарф над головой,  и  в  толпе  раздались  недружные
рукоплескания. Да, славный выдался вечер. А любопытнее  всего  было  то,
как Баралис грохнулся в  обморок.  Стоял-стоял  со  своей  презрительной
миной, стреляя глазами по сторонам, словно незваный гость, - и вдруг  на
тебе: побелел, как свиное сало, и ноги под ним подкосились. Слуги тут же
унесли его прочь, застывшего, точно труп.
   Почти никто  не  обратил  на  это  внимания.  Герцог  едва  соизволил
оторваться от боя. Обморок посла, как видно, не столь уж важен, когда на
карту поставлена честь Брена.
   Мейбор  надеялся,  что  некие  предприимчивые  придворные  догадались
отравить подлеца. А может,  на  него  припадок  накатил.  Ну  и  ночь  -
сплошные припадки. Сначала схватило золотоволосого бойца - но он, как ни
странно, оправился, как только свалился Баралис.
   Не в силах сдержать улыбку, Мейбор откупорил флягу и подкрепился. Да,
в эту ночь произошло множество драматических событий - и, похоже, им еще
не конец.
   Герцог явно недоволен. На щеке  у  него  дергается  мускул,  а  глаза
холодные  и  темные,  как  Большое  озеро,  которое  он  считает   своей
собственностью. Все смотрят на него, ожидая знака или жеста, -  надо  же
показать людям, как следует  вести  себя  в  таком  случае.  Ястреб,  не
выдавая своих чувств, встал и едва заметным  кивком  признал  законность
красного вымпела.
   - Приведите ко мне победителя, - крикнул он.
   Возникло замешательство. Мейбору показалось, что мальчишка чуть ли не
волоком тянет рыцаря за собой. Наконец они  оба  стали  перед  герцогом.
Рану на груди бойца наскоро перевязали. Судя по обилию крови на  рубахе,
нож вошел глубоко между ребрами. Вид у рыцаря был такой, словно его бьет
озноб: кожа посерела, и лоб блестел от  пота.  Кольца,  вызвавшие  такое
смятение, скрылись под лоскутом зеленого шелка, а  на  рубашке  мальчика
того же цвета недоставало рукава.
   Толпа затихла в ожидании. Герцог сказал рыцарю:
   -  Я  хочу  задать  тебе  один  вопрос.  Свободен  ли  ты  от   своих
обязательств перед Вальдисом?
   Время замедлило свой бег. Бледный свет луны падал на помост и на лица
толпы, повернутые к рыцарю.
   - Я давно покинул Вальдис, - сказал он.
   - И считаешь себя вольным человеком?
   - Да.
   - Тогда я предлагаю тебе  принести  присягу  и  зваться  впредь  моим
бойцом.
   Потрясенная толпа заволновалась.
   Рыцарь посмотрел на своего секунданта и сказал:
   - Я согласен принести присягу.
   Мейбор, находясь совсем близко от герцога, не смог бы сказать, что  у
того  на  уме.  Ястреб  набрал  в  грудь  воздуха  и  произнес  голосом,
прокатившимся эхом по всему городу:
   - Повторяй за мной: я, Таул с Низменных Земель, торжественно  клянусь
защищать герцога и его наследников всеми силами души моей и  тела,  пока
Борк не призовет меня к себе.
   Прошла минута молчания, и рыцарь повторил клятву.

XV

   Человек с золотыми волосами оказался в самом центре  города.  Высокие
стены сомкнулись вокруг словно зубы хищника  -  никогда  ему  оттуда  не
выбраться.
   Джек проснулся в смятении, сбитый с толку. Уголек  в  очаге  внезапно
вспыхнул ярким пламенем. Никогда еще Джек не видел  столь  живых,  столь
правдивых, столь трагических  снов.  Горечь  потери  одолевала  его.  Он
чувствовал  себя  одиноким,  заброшенным  в   чужой,   незнакомый   мир.
Золотоволосый незнакомец покинул его. Джек знал, что больше  никогда  не
увидит его во сне.
   Странно: этот человек являлся ему прежде только  однажды,  но  с  ним
было связано нечто очень важное. Столь же важное и дорогое, как надежда.
   Холод пробирал Джека до костей. Он завернулся в  одеяло  -  но  разве
могло оно согреть мозг в его костях? Угли угасали, и очаг превратился  в
темную пещеру с едва тлеющим красным отблеском в  середине.  Кто  знает,
который теперь час. Джек с равным успехом мог проспать несколько  часов,
несколько минут и несколько мгновений. В кухне тихо  и  темно  -  только
очаг тлеет. Ровас спит в кладовой, а Магра с Тариссой  -  в  комнате  за
дымовой трубой.
   Джек встал и подошел к окну. Он отпер ставню и выглянул в ночь.  Небо
казалось невероятно огромным. Звезды  соперничали  с  полной  луной,  но
ничто не манило так, как тьма. Теперь Джек  стал  по-настоящему  одинок.
Что это значит? Почему человек с золотыми волосами так важен для него? И
что будет теперь, когда тот  ушел?  Джек  едва  успел  оправиться  после
вчерашнего, когда сны овладели его телом, а теперь  вот  это.  Он  искал
ответ в небесах, но они равнодушно молчали.
   Позади скрипнула половица.
   - Джек, что с тобой? - спросил голос Тариссы. Он не обернулся.
   - Не знаю. Что-то изменилось, но я не знаю что.
   - Снова видение? - Тарисса положила руку ему на плечо.
   - Видение или сон - не знаю.
   - Сядь. Я раздую огонь.
   Она была так близко, что Джек  чувствовал  затылком  ее  дыхание.  Ее
тепло манило его. Он так продрог, и только она могла  отогреть  его.  Он
обернулся к ней, ища источник  теплого  дыхания.  Она  приоткрыла  губы,
точно поняла, что ему нужно, и потянулась ему навстречу. Она была словно
лекарство от огромности Вселенной, и ее тепло изгоняло холод, как пламя.
   Губы встретились, тела соприкоснулись. Стоило  потянуть  за  тесемку,
чтобы ночная сорочка Тариссы упала на пол. Ее нагота предстала как  дар.
Лунный свет ложился на кожу, но язык искал мест, где  залегла  тень.  Он
тянулся к восхитительной ямке там, где горло соединялось с ключицами,  к
тяжелому исподу грудей, к влажным ароматным волосам подмышек. Он  ласкал
ее и не  мог  насытиться,  стремясь  заглушить  чувство  потери  и  муки
одиночества.
   Гонимый ненасытным желанием, он  добрался  туда,  где  не  существует
ничего - только мягкие складки плоти на краю  глубины.  Тарисса  открыла
свое тело, принеся себя в жертву великой нужде Джека.

***

   Как только горничная вышла, Мелли  повернулась  к  зеркалу  и  стерла
румяна с лица. Не позволит она преподносить себя, словно блюдо на  пиру.
И платье тоже долой. Со времен своего краткого пребывания у тетушки Грил
Мелли приобрела  стойкую  неприязнь  к  красному  цвету.  Наплевать  ей,
понравится она герцогу или нет.
   Переодевшись в платье, которое  дал  ей  Фискель,  она  в  сотый  раз
проверила, на месте  ли  нож.  Твердость  металла  радовала  ее.  Герцог
обомлеет, если подойдет к ней слишком близко. Впрочем, она не собиралась
доводить до этого. Она вгляделась в свое отражение: что бы еще  сделать,
чтобы показать себя в худшем свете? Тут ее осенило, и  следующие  десять
минут она провела, обкусывая ногти до основания.
   Становилось совсем поздно - по ее расчетам, уже давно  перевалило  за
полночь. Быть может, у его светлости отпала потребность в женской ласке?
Мелли не видела Бэйлора  весь  день,  но  то,  что  он  прислал  девушку
подготовить ее, говорило о том, что она еще может понадобиться, несмотря
на поздний час.
   Она даже надеялась, что за ней  пришлют.  Что  толку  отрицать  -  ее
будоражила  мысль  о  столкновении  с  герцогом.   Говорят,   он   самый
могущественный правитель Севера. Любопытно посмотреть,  что  за  человек
стоит  за  такой  репутацией.  Мелли  остановила  свое  слишком   бойкое
воображение  и,  чтобы  наказать  себя,   целиком   сосредоточилась   на
неприятной мысли: если он и вправду так  жесток,  как  говорят,  что  он
сделает, когда в его собственных покоях кто-то нападет на него с ножом?
   В дверь постучали, а вслед за этим отодвинули засов. Вошел Бэйлор. Он
долго смотрел на Мелли, потом сказал:
   - Если убрать с лилии позолоту, цветок  все  равно  останется.  Мелли
почувствовала,  что  краснеет.  Он  раскусил  ее  попытку  сделать  себя
некрасивой. Не желая сознаваться в этом, она сказала с невинным видом:
   - Я решила не надевать красное платье - этот цвет мне не идет.
   - И длинные ногти тоже?
   - Я сломала один и решила подровнять под него все прочие.
   - А румяна?
   - Бледность в Королевствах считается верхом красоты.
   Бэйлор не сдержал смеха.
   - Вот подивится его светлость. Не знаю, что у тебя работает быстрее -
язык или ум.
   Мелли притворилась негодующей.
   - Так я, по-вашему, лгунья, сударь?
   - Скромной фиалкой тебя не назовешь, это уж точно. - Бэйлор бросил на
нее оценивающий взгляд. - Пойдешь так, как есть. Следуй за мной.
   Наконец-то он настал, этот миг. Мелли обнаружила,  что  нисколько  не
волнуется - просто ей не по себе. Она позволила Бэйлору вывести себя  из
комнаты. Они долго шли по галереям, потом спускались  по  лестнице.  Чем
ниже они сходили, тем больше беспокоилась Мелли. Ведь не  в  подвале  же
находятся покои герцога? Она остановилась.
   - Куда вы меня ведете?
   - Для внебрачной дочери ты держишься весьма дерзко, - остро глянул на
нее Бэйлор. Мелли потупилась. - Не бойся.  Герцог  любит  скромность  во
всем, особенно в сердечных делах. В часовне для слуг есть потайной  ход,
который ведет в его покои.
   - Как удобно, когда все рядом: и грех, и спасение. - У Мелли  отлегло
от сердца. В словах Бэйлора она  не  сомневалась:  замок  Харвелл  кишел
потайными ходами - почему же герцогскому  дворцу  их  не  иметь?  -  Как
прошел бой? - спросила  она,  когда  они  подошли  к  низкой  деревянной
дверце. Бэйлор круто обернулся:
   - Не вздумай заговорить об этом с его светлостью.
   - Почему?
   - Он потерял сегодня своего бойца.
   - Этот человек убит?
   - Хуже - ему мозги вышибли. Еле жив. Лекари делают что могут, но мало
надежды, что он переживет эту ночь.
   - А что стало с победителем?
   - К нему судьба добрее. Герцог назначил его  своим  новым  бойцом.  -
Бэйлор оглянулся и продолжил:
   - А что ему оставалось, если там присутствовал весь двор и зарубежные
послы? Герцог -  гордый  человек,  и  ему  огорчительно,  что  его  боец
потерпел столь сокрушительное поражение. Так что смотри не заговаривай с
ним о бое. - Бэйлор со значением посмотрел на Мелли - и тут дверь, перед
которой они стояли, распахнулась.
   - То-то мне показалось, будто я слышу голоса. Только для  службы  уже
поздновато. -  Мелли  сразу  распознала  выговор  Четырех  Королевств  и
безотчетным движением отвернулась от человека, открывшего дверь.
   - Ты не из дворцовой стражи, - сказал Бэйлор.  -  Что  ты  делаешь  в
часовне в такой час?
   - Мы с приятелем выполняем разные  поручения  капеллана.  Сейчас  вот
моем полы. - За дверью стояло ведро и валялись тряпки.
   - Мой вам совет на будущее: не задерживайтесь так поздно за  работой.
А теперь пропустите-ка нас.
   Входя в часовню, Мелли низко нагнула  голову.  Сердце  у  нее  бешено
билось. Она была почти уверена, что это стражники из замка Харвелл.  Они
узнают ее сразу, если увидят в лицо.
   - Как тебя зовут, любезный? - спросил Бэйлор у того,  который  открыл
дверь.
   - Грифт, сударь, а моего приятеля - Боджер.
   - Так вот, Грифт, ты знаешь, что язык полезно держать за зубами?
   - Можете положиться на нас с Боджером, сударь.
   - Отрадно слышать. - Бэйлор взял Мелли за руку. - И сдается мне,  что
сейчас вам лучше отправиться на покой.
   Тот, которого звали Грифт, понимающе кивнул:
   - Конечно, сударь, ни слова больше. Мы уже уходим. - И оба  стражника
направились к выходу.
   Бэйлор подождал, пока дверь за ними не закрылась.
   - Пьяное дурачье, - буркнул он и повел Мелли к алтарю.
   За алтарем висели живописные панно, изображающие  преображение  Борка
из пастуха в героя, а затем в Бога. Бэйлор подошел к  среднему  панно  и
нажал на него слева.  Доска  повернулась  на  петлях,  словно  дверь,  и
пораженная  Мелли  отскочила.  Нервы  ее  были   натянуты:   случай   со
стражниками совсем выбил ее из колеи.
   - Иди за мной, - сказал Бэйлор.
   Они стали подниматься по узкой винтовой лестнице. Мелли  поняла,  что
их ждут, потому что лестницу освещали факелы. Они всходили все  выше,  к
самому сердцу дворца. Наконец они оказались  у  двери.  Бэйлор  легонько
постучал, и им открыл часовой в синем мундире. Кивнув, он пропустил  их.
Они прошли через маленькую прихожую в большую,  но  скудно  обставленную
комнату. Какой-то человек стоял в одиночестве у  не  закрытого  ставнями
окна. Бэйлор прочистил горло.
   - Ваша светлость, разрешите представить вам Мелли из Темного Леса.
   Человек обернулся и взглянул на Мелли. За всю ее жизнь никто  еще  не
смотрел на нее так: холодно и оценивающе. Этот взгляд будто раздевал  ее
догола и с презрением отметал то, что осталось.
   - Уведи ее, - сказал герцог.
   - Но, ваша светлость...
   - Я сказал: уведи ее.
   В  Мелли  вспыхнул  гнев.  Никто  еще  не  отсылал  ее  прочь   столь
бесцеремонно.
   - Делайте, как он велит, Бэйлор. Ведь у него выдался такой  печальный
вечер - пус