ился  вниз.  Плач  прекратился,  но  его
источник явно был где-то рядом - выйдя на круглую галерею, Таул уверенно
направился к двери слева от себя.
   Приложив ухо к двери, он услышал  женский  голос,  говоривший  что-то
нараспев, - так матери баюкают детей. Таул  глубоко  вздохнул,  стараясь
успокоиться. Вполне возможно, что того ребенка за дверью  родила  другая
женщина, не Мелли, но надо в этом удостовериться. Таул поклялся  герцогу
защищать  его  жену  и  наследников,  и,  если  есть   хоть   отдаленная
возможность, что сын герцога жив, долг обязывает Таула защитить его.
   Таул осторожно попробовал дверь - она была заперта  на  засов  с  той
стороны. Ему  не  хотелось  вламываться  силой,  но  ничего  другого  не
оставалось. Он крутнулся на одной ноге и ударил другой в середину двери.
   Дверь распахнулась, закричала женщина, и ребенок расплакался опять.
   Таул вошел, вскинув правую руку в знак того, что приходит с миром,  и
женщина тут же кинулась на него. У нее был нож, и  Целила  она  прямо  в
грудь. Таул опустил руку, чтобы отвести Удар, и нож  полоснул  его  чуть
ниже плеча. От боли на глазах выступили слезы.  Таул  яростно  вытер  их
кулаком и двинул женщину в челюсть.  Она  закачалась,  беспомощно  махая
руками, и повалилась рядом с ребенком.
   Таул тут же бросился ей на помощь, но  она  свирепо  взмахнула  своим
ножом.
   - Прочь! Оставь нас в покое!
   Таул отступил. Рука сильно кровоточила, и он зажал рану ладонью.
   - Это твой ребенок? - Женщина показалась ему слишком старой для того,
чтобы произвести на свет младенца.
   - Дочкин. И убирайся отсюда, покуда я не вызвала стражу.
   Таул, глухой к ее угрозе, заглянул в  сундучок.  Ребенок  был  совсем
крошечный - он явно родился не так давно. Сжав  ручонки  в  кулачки,  он
плакал самозабвенно, как будто удивляясь  тому,  сколько  шума  способен
произвести. Таул направил на женщину острие меча.
   - Уйми-ка его.
   Пока она поднималась на ноги, он отошел закрыть дверь.  Оторвав  полу
камзола, он попытался перевязать рану. Это  оказалось  нелегко  -  крови
было много, и он не привык завязывать узлы левой рукой. Затянув  повязку
как можно туже, Таул вогнал кулак в середину кровавого пятна  и  на  миг
зажмурился от боли.
   Женщина уже взяла  ребенка  на  руки  и  баюкала  его,  нежно  что-то
приговаривая. Таул находил  ее  голос  весьма  резким  и  скрипучим,  но
ребенок, как видно, держался иного мнения, ибо  скоро  утих  и  принялся
скулить.
   - Дай мне взглянуть на него, - велел Таул.
   Женщина прижала ребенка к груди.
   Таул почувствовал вдруг, что очень устал. День был длинный и тяжелый,
и хотелось одного: чтобы он скорее кончился.
   - Сударыня, я не причиню вреда ни вам, ни ребенку,  но  взглянуть  на
него должен непременно. - Таул вложил меч в ножны - правая рука  слишком
пострадала, а левая не была приспособлена для тяжелого оружия - и достал
взамен длинный нож. - Так что давайте его сюда.
   Глаза женщины шмыгнули с его лица к ножу.
   - Кто ты такой?
   Таул, теряя терпение, двинулся к ней.
   - Дай сюда ребенка.
   - Я закричу.
   - Навряд ли.
   Женщина, сверля его взглядом, протянула  ребенка.  Таул,  помня,  как
проворно она орудует ножом, решил больше не рисковать.
   - Положи его на кровать и распеленай.
   Женщина сделала, как он велел, оставив только подгузник  и  шерстяные
башмачки.
   - А теперь постой там, в углу. - Таул  направил  ей  в  грудь  острие
своего ножа. - Быстро!
   Таул обошел кровать, чтобы не терять женщину из виду. Ребенок не спал
и смотрел на него не  совсем  еще  прояснившимися  синими  глазенками  -
такого же цвета и разреза, как у Мелли.
   - Сколько ему?
   - Дочка  родила  его  девять  недель  назад.  Она  болеет,  вот  я  и
присматриваю за ним.
   Эта бабка не на того напала. Таул знал толк  в  младенцах  -  он  сам
вынянчил новорожденного после смерти матери. Этому  малышу  куда  меньше
девяти недель. Таул осторожно перевернул его на животик,  вспомнив,  что
все рожденные в доме Бренов  носят  на  себе  знак  Ястреба.  На  спинке
ребенка ничего не было.
   - Сними с него подгузник и башмачки.
   Таул увидел краем глаза, как женщина вскинула нож, и  потерял  всякое
терпение. Она не доводится этому ребенку ни матерью, ни бабкой. Глаза  у
него как у Мелли, и видно, что ему нет  еще  и  месяца.  Таул  подхватил
младенца раненой рукой, несмотря на резкую боль в плече.
   - Оставь его! - завопила женщина и подскочила к Таулу с ножом, но  он
пригрозил ей своим, заставив отступить.
   - Подай мне одеяло.
   Она сняла одеяло с постели.
   - Прошу тебя, не забирай его. Пожалуйста.
   - Сударыня, это не ваш ребенок  -  мы  оба  это  знаем.  -  Таулу  не
нравилась эта женщина, и он не доверял ей, но видел, что она привязана к
малышу. - Почему бы вам не сказать мне правду?  Никакого  вреда  вам  от
этого не будет.
   - И ты не заберешь его, если я скажу?
   - Заберу непременно.
   Таул взял у женщины одеяло, и она  не  сделала  попытки  пырнуть  его
ножом. Таул одной рукой как мог  завернул  ребенка  и  покачал  немного,
чтобы успокоить.
   - Ты, я вижу, умеешь обращаться с детьми.
   - Да. Когда-то я вынянчил одного. -  Таул  почувствовал  что  женщина
немного утихомирилась, и успокоился сам. - Помогите  мне  завернуть  его
получше. Ему холодно.
   Женщина колебалась, не решаясь расстаться с ножом.
   - Да ты кто?
   Таул хотел опять оставить вопрос без ответа, но потом решил открыться
- быть может, и женщина ответит ему тем же. Глядя ей в глаза, он сказал:
   - Я Таул, герцогский боец. Я поклялся  перед  всем  городом  защищать
герцога и его наследников.
   Женщина поправила одеяло, укрыв младенцу ручонки.
   - И ты думаешь, что это его сын?
   - Я не уверен - только вы можете мне сказать, так это или нет.  Я  не
виню вас за то, что вы взяли его себе, - ведь вы  спасли  ему  жизнь.  Я
перед вами в неоплатном долгу и весь свой век буду  вам  благодарен.  Но
прошу вас, скажите мне правду.
   Женщина погладила малютку по голове.
   - Если скажу, ты возьмешь меня с собой? Видишь - он  меня  любит.  Он
только меня и знает. Я ему как мать - без меня ему будет страшно.
   Таул бросил нож на кровать и взял женщину за  костлявую  искривленную
руку.
   - Вы пойдете со мной, обещаю. Я вижу, что и вы его любите.  А  теперь
говорите. - И Таул в знак доверия вернул ей ребенка.
   Она вся дрожала, и ее ресницы слиплись от слез.
   - Иди, иди к няне Грил. Вот так, молодец.
   Присев на кровать, она распеленала левую ножку ребенка и сняла с  нее
башмачок. В пухлой  складочке  чуть  выше  лодыжки  виднелось  крохотное
розовое пятнышко - знак Ястреба.
   - Баралис велел мне унести его и убить, - тихо сказала она. - И я  бы
сделала это, кабы не Корселла.
   - Корселла? Дочь Тугосумки?
   - Да, и моя племянница. Ты знал ее?
   - Я жил у них, когда приехал в Брен впервые.
   -  Славная  девочка.  Сердце  золотое,  и   красавица   собой.   Таул
придерживался несколько иного мнения, но теперь не время было спорить.
   - И что же сделал с ней Баралис?
   - Он убил ее. Кроп хранит у себя ее ожерелье -  он  сказал  мне,  что
получил его от хозяина.
   Таул присел на кровать рядом с женщиной и тоже стал  гладить  малыша.
Он чувствовал себя виноватым за то, что так грубо обошелся с Тугосумкой.
   - Вы уж простите меня. Я не знал.
   - Не за что тебе прощения просить. Баралис  и  с  тобой  поступил  не
лучше.
   - То есть как?
   -  Это  он  подстроил  убийство  герцога.  Я  сама  слышала,  как  он
сговаривался с человеком по имени Трафф. Все как есть слышала.
   У Таула голова пошла кругом.
   - Где вы могли это слышать?
   - У сестры, где ж еще. Трафф остановился  там,  а  Баралис  пришел  к
нему. Рассказал,  как  пройти  к  герцогу  потайным  ходом,  и  пообещал
Меллиандру в награду.
   - И вы слышали это своими ушами?
   - Все до последнего слова.
   - Что еще вам известно о Баралисе?
   - Много всего. Я веду счет всем вельможам,  которых  они  с  Кайлоком
убили. Кайлок увечит тела так, что узнать их невозможно, и выкидывает  в
озеро. А объявляют всем, что человек, мол, пропал без вести.
   - Эти записи у вас с собой?
   - Неотлучно. - Женщина похлопала себя по боку. - Тут  значатся  самые
богатые и уважаемые бренские лорды.
   Таул начинал понимать, какую ценность представляет собой няня Грил. С
помощью того, что она знает о Баралисе и Кайлоке, можно перевернуть весь
город.
   - Нам пора, - сказал он. - Я подержу мальчика, а вы  собирайтесь.  Но
берите только то, что сможете унести на спине, - на руках  у  вас  будет
ребенок.
   Пока она рылась в шкафу, Таул качал сына Мелли. До чего же хорош этот
крошка с огромными глазищами! Таул прижал его к себе, наслаждаясь теплом
маленького тельца.
   - Как вы собирались с ним поступить? - спросил он женщину.
   - Увезти его подальше отсюда - так, чтобы никто не узнал, кто  он.  -
Она улыбнулась Таулу - зрелище было  не  слишком  приятным,  ибо  у  нее
недоставало передних зубов. - А ты хорошо его нянчишь.
   - Он настоящий красавчик. Не огорчайтесь -  все  к  лучшему.  Баралис
рано или поздно узнал бы обо всем, выследил бы вас и убил обоих.
   - Да, ты прав, пожалуй. - Женщина завязала плащ и подошла  к  ним.  -
Куда ж ты нас хочешь вести?
   - За пределы  города,  пока  опасность  не  минует  и  мы  не  сможем
вернуться. -  Таул  подал  ей  ребенка.  Правая  рука  рыцаря  перестала
кровоточить, но плечо по-прежнему сильно болело.
   - Мне сдается, она никогда не минует.
   - Она минует, и мы вернемся.
   Тетушка Грил, или няня Грил, как она теперь предпочитала именоваться,
показала Таулу, как  незаметно  пройти  вниз,  к  людской  часовне.  Вся
дворцовая стража уже поднялась по тревоге,  но  рыскала  в  основном  по
крылу вельмож, и за исключением одинокого часового, которого  Таул  снял
своим ножом, да служаночки, так  обомлевшей  при  виде  Грил,  что  Таул
отпустил ее с миром, им никто не встретился.
   Грил крепко прижимала к себе крошку  Герберта,  поспешая  за  Таулом.
Золотоволосый рыцарь пришелся ей по душе  -  красив,  честен,  учтив,  а
главное, готов защитить маленького Герберта,  даже  ценой  своей  жизни.
Поначалу она вовсе не собиралась уходить с  ним,  но,  увидев,  как  его
большие руки бережно  поддерживают  хлипкую  детскую  головку,  она  ему
поверила. У  рыцаря  доброе  сердце  -  это  качество  няня  Грил  редко
встречала в людях.
   И насчет Баралиса он верно сказал. Злодей непременно  узнал  бы,  что
ребенок жив, - от Баралиса ничто не  укроется,  и  ничто  не  может  его
остановить.
   Они пришли в часовню, и Таул  попробовал  отодвинуть  среднюю  панель
алтаря. Она была прибита гвоздями, которые пришлось отковыривать мечом.
   Они попали в кромешную темноту, где вода была  сперва  по  щиколотку,
потом по колено, потом дошла няне Грил до груди. Таул взял у нее ребенка
и нес его над плечом, в наиболее трудных местах подавая Грил  руку.  Чем
дальше они шли, тем холоднее становилось,  но  на  сердце  у  Грил  было
тепло. Маленький Герберт в  надежных  руках,  в  добрых  руках,  которые
никогда не причинят  ему  зла.  Грил  расплылась  в  довольной  беззубой
улыбке. Впервые за все свои пятьдесят лет она  ни  разу  не  подумала  о
себе.

***

   - Выпейте это, госпожа моя,  питье  поможет  вам  успокоиться.  Мелли
пригубила сбитень, поданный ей Берлином, хотя и знала,  что  успокоиться
ей не дано. Разве это возможно, пока Таул в опасности?
   Закутавшись в одеяло, она ненадолго закрыла глаза.  Ей  не  верилось,
что она наконец свободна.  Угрозы  Баралиса  потеряли  свою  силу,  Грил
больше не будет измываться над ней, и Кайлок  не  воспользуется  ею  для
очищения. Она свободна. Удача не приходила до последнего, как это у  нее
заведено, но все  же  вывела  Мелли  из  дворца  в  сопровождении  шести
благородных рыцарей.
   Почему же Мелли не испытывает счастья? Почему внутри пусто и  хочется
плакать?
   То, что было после расставания с Таулом,  запомнилось  ей  отрывочно:
ледяная вода, суровые лица, туго натянутые луки и скачущие галопом кони.
Бегство  прошло  без  затруднений.  Они  вышли  из-под  земли  в  темном
переулке, где уже ждал их человек  с  лошадьми.  Он  назвался  Берлином,
посадил ее на коня позади себя, и они помчались под дождем  через  город
до самого убежища, куда потом явились и все остальные.
   Хват был уже там. При виде Мелли он расплылся в улыбке и заглянул  ей
за плечо, ища Таула. Его улыбка сразу угасла после слов Берлина.
   - Таул немного задержался во дворце, паренек. Он вернется  попозже  -
подожди и увидишь.
   Они только это и делали с  тех  пор:  ждали.  Сидели  кружком  вокруг
горящей свечи и прислушивались, не идет ли Таул.
   От доброты рыцарей у Мелли сжималось горло. Они тихонько  спрашивали,
как она себя чувствует, пробовали ее  лоб,  втирали  мазь  в  ее  ожоги,
озабоченно осматривали руку. Берлин хотел  вправить  кость  немедля,  но
Мелли отказалась принять притупляющее как боль, так и разум  снотворное,
и операцию отложили до утра. Мелли хотела дождаться возвращения Таула.
   Ни Хват, ни рыцари не спрашивали, что случилось с ней  во  дворце,  и
Мелли была благодарна им за это.  Ей  не  хотелось  думать  о  последних
минутах Джека. Он спас ее и  Таула,  но  она  так  и  не  поняла,  каким
образом. Все произошло слишком быстро. Вспышка  слепящего  света,  волна
палящего воздуха, а потом...
   Мелли прикрыла лицо рукой, и горячие слезы потекли по ее щекам.  Джек
погиб. Погиб, спасая ее. Ей вспомнилась  их  первая  встреча,  когда  ее
ограбили на Харвеллской восточной дороге, - тогда Джек тоже бросился  ей
на помощь. Это повторялось  потом  не  раз  -  в  темницах,  в  лесу,  в
городском доме Кравина. Джек всегда спасал ее - а нынче спас в последний
раз.
   - Полно, госпожа моя. - Берлин гладил ее по голове, смягчая  как  мог
свой грубый голос. - Не печальтесь так. Таул вернется.
   "Но Джек-то не вернется, - хотела  сказать  Мелли.  -  и  двое  ваших
собратьев тоже. Баралис погубил их всех". Но она промолчала и  позволила
Берлину утешить ее.
   Сильный шум разбудил ее. Пораженная тем, что заснула, да еще на груди
у Берлина, Мелли вскочила на ноги. Двое рыцарей пошли разведать  причину
шума, другие смотрели в сторону лестницы. Хват нетерпеливо переминался с
ноги на ногу у нижней ступеньки. Мелли подошла к нему и обняла  здоровой
рукой за плечи.
   Разведчики вернулись, и Мелли, не успев подавить вздох разочарования,
увидела идущего следом Таула - окровавленного,  промокшего  насквозь,  с
наскоро перевязанной правой  рукой.  Она  бросилась  к  нему,  растолкав
рыцарей, - и вдруг остановилась как вкопанная.
   За Таулом шла тетка Грил с каким-то свертком в руках.
   У Мелли свело  желудок.  Она  посмотрела  на  Таула  -  он  улыбался.
Посмотрела на рыцарей - они улыбались. Да знают ли они, кто эта женщина?
Понимают ли, что тут какая-то ловушка?
   Таул шепнул что-то Грил, и  она  вышла  вперед.  Мелли  приготовилась
броситься на нее. Если рыцари не  знают,  кто  такая  Грил,  то  она-то,
Мелли, отлично знает  и  сейчас  убьет  эту  бабу  голыми  руками.  Грил
выставила свой сверток вперед - сейчас швырнет его в  Мелли,  не  иначе.
Мелли оборонительным жестом вскинула руки, и Грил растерялась.
   - Ты что ж, не хочешь его взять?
   Мелли посмотрела на Таула, и он  сделал  ей  ободряющий  знак.  Мелли
казалось, что она сходит с ума. Эта женщина околдовала Таула.
   И вдруг сверток тихонько загугукал.
   У Мелли остановилось сердце. Всем телом она подалась вперед.  Она  не
смела надеяться, даже думать не смела. Все  теперь  смотрели  только  на
нее.
   - Возьми его, Мелли, - тихо сказал Таул.
   Все кругом погрузилось во мрак, кроме свертка в руках у  Грил.  Мелли
шагнула к нему. Одеяло зашевелилось, его уголок отогнулся,  и  показался
крепко стиснутый кулачок. Легкий вздох слетел  с  губ  Мелли,  и  сердце
бешено забилось.  Она  бросилась  вперед,  протягивая  руки,  с  залитым
слезами лицом. Грил передала ей свою теплую копошащуюся  ношу,  и  Мелли
медленно, бережно приняла ее. Ноша была легче, чем она ожидала, -  такой
легкой, что заныло сердце. Она прижала сверток к  груди  и  заглянула  в
спокойные синие глазки своего ребенка.
   Своего ребенка.
   Щемящая пустота в ее чреве наполнилась до краев.
   Она подняла глаза, сквозь пелену слез ища  Таула.  Вот  для  чего  он
остался: чтобы найти ее ребенка.
   - Спасибо тебе, - прошептала она, прижимая к себе дитя.  -  От  всего
сердца спасибо тебе.

XXXIV

   - Не называй его Гербертом. Никакой он не Герберт.
   - А кто ж он тогда? - Няня Грил покачала мальчика, и он,  к  немалому
раздражению Мелли, тут же утих и принялся ворковать.
   - Кто? - Мелли никак не могла  придумать  подходящее  имя.  Гарон,  в
честь его отца? Нет, слишком уж вызывающе - Мелли хотелось бы, чтобы имя
ее сына звучало более нежно. Потеснив няню Грил,  она  заглянула  в  его
личико. Истина  заключалась  в  том  -  хотя  Мелли  не  желала  в  этом
сознаваться, - что имя "Герберт" очень ему шло. И это раздражало ее  еще
сильнее. - Я сама подберу ему  имя,  когда  сочту  нужным,  -  и  кончен
разговор.
   Мелли толкнула Грил, выхватила у нее  ребенка  и  перешла  на  другую
сторону комнаты.
   - Мелли, не будь с ней так сурова.
   Таул. И откуда он взялся?
   - Ведь она спасла твое дитя. Прятала его от Баралиса и  заботилась  о
нем как о родном. Ты благодарить ее должна, а не шпынять.
   - С каких это пор ты стал святым, Таул? - Мелли тут же и  пожалела  о
своих словах - но она уже произнесла их и не собиралась  брать  обратно.
Таул, к ее удивлению, улыбнулся в ответ.
   - Святым я стану в тот самый день, когда ты научишься думать,  прежде
чем говорить. - Он бережно отвел непослушный локон с  ее  лица.  -  Нет,
серьезно: если ты не можешь быть добра  к  няне  Грил,  то  хотя  бы  не
нападай на нее. Ей было очень  трудно  сознаться,  чей  это  ребенок,  и
отдать его мне.
   Няня Грил! Мелли не сумела подавить негодующее фырканье.
   - Не знаю, как ты, а уж она к тебе определенно неравнодушна. Только и
слышно:  Таул  то  да  Таул  се.  Если  в  окостенелой  душе  этой  бабы
сохранилось хоть одно  мягкое  местечко,  то  тебе  посчастливилось  его
найти.
   Таул, смеясь, обнял ее вместе с  ребенком  и  крепко  прижал  к  себе
обоих.
   - Как же я рад, что ты ничуть не изменилась!

***

   Они покинули город утром, ближе к полудню. Мелли поспала  всего  пару
часов,  обнимая  свое  дитя  и  прижавшись  головой   к   груди   Таула.
Проснувшись, она увидела, что Таула  больше  нет  рядом:  он  говорил  о
чем-то с рыцарями. Он понизил голос, но по его лицу Мелли поняла, что он
рассказывает им о событиях прошедшей ночи.  Рыцари  слушали  с  мрачными
лицами, опустив глаза, и жилы на их руках и шеях  напряглись.  Порой  их
губы шевелились, и Мелли, хотя не  слышала  ни  звука,  знала,  что  они
поминают Баралиса.
   А потом все пошло  очень  быстро.  Берлин  наложил  ей  новый  лубок,
гораздо больше прежнего, сказав, что теперь не время вправлять  кость  -
надо   уезжать.   Вокруг   кипела   суета:   рыцари   седлали   лошадей,
переодевались, завтракали на  скорую  руку,  укладывались,  а  высланные
вперед разведчики сообщали о дорогах, свободных от стражи.
   Пока все это происходило, Мелли возилась  с  малышом,  чувствуя  себя
полной дурочкой: она ничегошеньки не смыслила  в  уходе  за  младенцами.
Молоко у нее кончилось четыре  дня  назад,  и  она  не  знала,  чем  его
кормить. Мальчик отвечал сердитым криком на  все  ее  попытки  успокоить
его, злобно пускал слюни, когда она давала ему  палец,  и  брыкался  что
есть мочи, когда она поила его с  ложки  овечьим  молоком.  Новоявленная
няня предложила свою помощь, но Мелли прогнала ее прочь. Та,  отойдя  на
безопасное  расстояние,  предложила  намочить  тряпочку  в  разбавленном
молоке и дать ребенку пососать. Мелли велела ей замолчать, но через пять