лли занялась Джеком.
   Но сейчас, похоже, их роли переменились. Мелли высвободилась  из  его
объятий. Она совершенно здорова, однако непонятно почему хнычет.
   - Закатай-ка штаны, - распорядилась она. - Я промою тебе ногу.
   - Лучше потом, - увернулся Джек. - Сперва я  хочу  закрепить  люк,  а
потом посмотрю, как там Грифт. Мои ранения подождут  -  это  всего  лишь
царапины.
   Мелли  не  возражала.  Она  мало  что  понимала  в  лечебной   науке.
Лекарство, по ее мнению, полагалось глотать, а не мазаться им. Она  села
на перевернутый бочонок и стала смотреть как Джек закрепляет брусом люк.
   - Завтра я добуду молоток и гвозди  и  сделаю  настоящий  засов.  Так
будет надежнее. - Джек спрыгнул с ящиков и спросил:
   - Когда ты осматривала погреб, то никакой лазейки больше не нашла?
   - Нет. Этот люк - единственный выход.
   - Тогда отныне я буду спать здесь. - Он стал отодвигать груду  ящиков
из-под люка. - Если кто-то станет ломиться сюда,  лучше  знать  об  этом
заранее.
   Мелли хотела сказать, что вчера они  ни  о  чем  не  подозревали,  но
удержалась. Джек явно не хотел вспоминать о том,  что  было  вчера.  Она
только кивнула, подала ему руку, и они оба пошли к Грифту.

***

   Таул проснулся поздно. Солнце стояло  высоко,  и  уже  перевалило  за
полдень. Но костер, несмотря на это, все еще горел. Мало того -  в  него
подложили дров, и в горшке что-то варилось - там бурлила, как  обнаружил
Таул, смесь из сушеных яблок, сладких булок, медовых коврижек,  сидра  и
сыра. Хват... Только двенадцатилетний мальчишка способен выдумать  такое
блюдо. Таул с усмешкой встал и позвал его.
   Хват тут же явился из-за пышного куста.
   - Давно пора, - заявил он, подходя. -  Я  уж  думал,  ты  никогда  не
проснешься. Еще немного - и я бы сам съел всю похлебку.
   - Ах, похлебку! - Таул усмехнулся еще шире, счастливый, как  ребенок.
- Значит, это так называется?
   - Ну вот что - в последний раз тебе готовлю. В жизни не  видел  такой
неблагодарности. - Хват сел у огня и стал помешивать  свою  похлебку.  -
Никто тебя не заставляет - не хочешь, не ешь.
   Таул сел рядом с ним.
   - Нет, зачем же, я попробую. Давай разливай. Мне  побольше  размокших
булок.
   Хват разлил похлебку в две большие миски, и Таул, беря свою,  увидел,
что все еще держит в кулаке письмо Бевлина. Он спрятал его за пазуху.
   - Хват, мы сегодня же возвращаемся в город.
   - Я так и думал, - с полным ртом ответит тот.
   - Мне нужно увидеть Мелли, прежде чем я уйду.
   Таул вспомнил письмо - ему не было нужды его  перечитывать,  он  знал
его наизусть. Теперь все стало ясно -  он  знал,  что  должен  делать  и
зачем.  Ночью  он  получил  редкостный,  чудесный  подарок.   Даже   два
подарка...
   Первый - это прощение Бевлина.
   Второй - то, что он теперь может исполнить данное  Бевлину  обещание,
не нарушая данной герцогу клятвы. Ведь он поклялся защищать Мелли  и  ее
дитя. Когда он произносил свою клятву перед герцогом и горожанами Брена,
он думал, что пути назад нет и что Вальдис, Бевлин и  странствие  -  это
наглухо закрытые двери. Однако ночью, прочтя письмо, он понял,  что  эти
двери, если и простояли долго закрытыми, никогда не запирались на замок.
   Произнеся свою клятву, он  еще  крепче  связал  себя  данным  Бевлину
словом.
   Дитя Мелли - законный  наследник  Брена.  Таул  обязан  защищать  его
интересы. Лишь когда он  найдет  мальчика  из  пророчества  Марода,  это
нерожденное еще дитя сможет занять подобающее ему место. Ларн необходимо
уничтожить, войну должно остановить, Кайлока  и  Баралиса  -  истребить.
Тогда, и только тогда, Таул исполнит свою клятву. Мелли и ее дитя  будут
в опасности, пока в Брене не воцарится мир и ребенок  не  будет  признан
единственным наследником герцога.
   Это дитя должно править Бреном по праву рождения, и человек, которого
искал Бевлин, - единственный, кто способен помочь это осуществить.
   Таул набрал в грудь горного воздуха. Все было связано  изначально,  и
благодаря письму Бевлина он понял это. Мелли не должна  больше  иметь  с
ним  ничего  общего,  как  с  мнимым  убийцей  Катерины,  но  он   может
по-прежнему служить ей во благо, хотя и  не  может  быть  с  ней  рядом.
Своими стараниями он спасет ее. Клятва связывает его с нею на всю  жизнь
- и кто знает, что ждет их в будущем.
   До нынешнего дня он думал только о том,  что  будет  через  несколько
недель или месяцев, никогда не заглядывая слишком далеко вперед.  Теперь
нужно загадывать о годах, если не о десятилетиях. Если Кайлок и  Баралис
выиграют будущую войну Мелли с ребенком всю жизнь  придется  скрываться.
Преследуемые как преступники, они будут бежать с места на место, не имея
возможности никому довериться и живя  одним  днем.  Он  не  может  этого
допустить - и не допустит.
   - Да ешь же, Таул. Похлебка стынет.
   Таул заморгал, словно пробудившись ото сна.
   - Извини, Хват. Мысли увели меня слишком далеко.
   - Моя похлебка мигом вернет тебя на землю. Расплавленный сыр с сидром
очень помогает в таких случаях.
   Таул потрепал мальчика по плечу.
   - Ты настоящий друг, Хват.
   - Я делаю для тебя только то, что сделал бы для меня Скорый.
   Хват  отводил  глаза,  старательно  сгребая  пепел  в   кучку.   Таул
улыбнулся, поняв, что лучше сменить разговор.
   -  Ну,  давай  поедим  скорее  да  двинемся  обратно  в  город.  Если
поторопимся, успеем еще засветло.
   Они шли весь день, только раз остановившись отдохнуть. Было тепло, но
солнце светило не так ярко, как могло бы, ибо его  застилал  дым.  Почти
весь бренский урожай сжигался  на  корню.  Путники  шли  мимо  сгоревших
полей, где прежде колосились пшеница, рожь и овес.
   Из деревень ушли почти все жители.  Крестьяне  устремились  в  город,
захватив с собой скот и  пожитки  -  все,  что  уберегли  от  наемников.
Мародеры уже шмыгали по опустевшим домам, наводя ужас на  тех,  кто  был
слишком стар, упрям или робок, чтобы уйти с остальными.
   Однажды  Таул  увидел  вдали  вальдисское  знамя.  Черно-желтый  флаг
развевался  во  главе  большого  отряда  рыцарей.  Таул  мало  что   мог
различить, кроме блеска стальных доспехов и пыли, поднявшейся позади.
   Ближе к городу на дорогах стало тесно от солдат в вороненых  бренских
шлемах, в голубых с золотом королевских мундирах, одетых во  что  попало
наемников и крестьян с косами и вилами.
   К исходу дня все вокруг говорило о войне, и Таул  понял,  что  принял
верное решение. Его долг - положить конец всему этому. Сейчас  эти  люди
рвутся в бой. Но не пройдет и нескольких недель,  как  все  переменится.
Скрежет осадных машин и разрывы снарядов сделают жизнь нестерпимой. Люди
увидят смерть любимых: изувеченных сыновей,  братьев,  покрытых  ранами,
отцов истекших кровью из-за нехватки лекарей. С  улиц  и  озера  потянет
мертвечиной, и люди  поймут,  что  оказались  в  западне,  А  ели  осада
затянется надолго, голод и болезни унесут больше жизней, чем  целый  год
боевых действий.
   И это только начало бедствий.
   Баралис и Кайлок не остановятся на Брене. Если они выдержат  осаду  и
побьют высокоградцев, то последуют за ними через  горы.  Они  возьмут  и
Высокий Град, и Аннис, а потом их взоры обратятся на юг.
   Их нужно остановить. Ларн нужно уничтожить. Мальчика нужно найти.
   Придя к стенам города, Таул  и  Хват  миновали  свалку  у  ворот.  Те
запирались  на  ночь,  и  привратники  не  ручались,  что  утром  ворота
откроются. Таул смотрел на сотни, а то  и  тысячи  людей,  теснящихся  в
ожидании своей очереди: две трети их пришли,  чтобы  сражаться.  Баралис
впустит их.
   Обогнув рассерженное сборище, Таул  с  Хватом  спустились  в  сточный
канал. Нищие и отставшие солдаты устроились там на ночлег - они спали на
узлах, завернувшись в одеяла, и даже не поглядели на  двух  незнакомцев.
Таул пустил Хвата вперед.  Мальчик  уверенно  брел  по  колено  в  воде,
пробирался по карнизам, где разве что крысы могли  уместиться,  и  смело
пролезал в темные дыры. Таул  едва  поспевал  за  ним.  Наконец  впереди
показался бледный лунный свет, проходящий в решетку люка.
   Таул и Хват долго возились с  ней  и  лишь  через  полчаса,  расшатав
камни, сумели вынуть решетку.
   Мокрый обессиленный  Таул  вылез  наружу  и  подал  руку  Хвату.  Тот
ухмыльнулся, выбравшись наверх.
   - Готово дело, Таул.
   - Никто не знает окольных путей лучше тебя. - Таул  огляделся.  Улица
тихая: ни лавок, ни таверн, ни борделей, а стало быть, и народу  на  ней
нет. - Пошли скорее к Мелли.
   Он так много хотел сказать Мелли, стольким поделиться с Ней,  столько
объяснить! Но больше  всего  ему  хотелось  заключить  ее  в  объятия  и
сказать, что любит ее. Она для него  -  все,  и,  перед  тем  как  снова
покинуть город, он непременно скажет ей эти слова.
   Повернув к площади, Таул сразу почуял неладное. В  доме  было  темно,
дверь выломана, и в сенях царил полный развал.
   Таул через четыре ступеньки помчался наверх. Вещи  Мелли  исчезли,  и
комната была перевернута вверх дном. Таул в смятении рыскал по ней.  Где
Мелли? Что с ней случилось? Как он мог  накажи  его  Борк,  оставить  ее
одну?
   - Таул, - окликнул с порога Хват, - по-моему, они ушли отсюда.
   - Почему? - набросился на него обезумевший Таул,  борясь  с  желанием
вытрясти из Хвата ответ. - Почему ты так думаешь?
   - Там, внизу, кровь, но кровь есть и за кухонной дверью  Видимо,  они
спасались бегством.
   Таул сделал над собой усилие. Он ухватился за вероятность  что  Мелли
жива, - только так он мог сохранить рассудок. Сделав глубокий  вдох,  он
стал думать о том, как ее отыскать.
   - Куда же они могли уйти?
   - Мне думается, у Кравина в городе есть и другие убежища.
   - Не знаешь где?
   Хват переминался с ноги на ногу. Таул, зная, что мальчуган  не  любит
сознаваться в своем неведении, поспешно задал другой вопрос:
   - Где нам в таком случае найти Кравина?
   - В этот час он скорее всего во дворце, - ответил Хват, радуясь,  что
здесь может быть полезен, - тут ведь и война, и все такое, а  Кравин  из
тех, что всегда норовят быть на виду.
   Таул кивнул, соглашаясь.
   - Ты знаешь, как пройти во дворец. Найди  его  и  спроси,  что  здесь
случилось. - Кравин  сейчас  в  незавидном  положении,  размышлял  Таул:
Баралис, возможно, уже обнаружил, кому принадлежит этот дом. - А если он
не захочет говорить, пригрози  оповестить  весь  город  о  том,  что  мы
пользовались этим домом с его дозволения. - С учетом нынешних настроений
это сулило по меньшей мере повешение. - Понял?
   Хват кивнул с деловым видом.
   - Еще что-нибудь?
   - Разузнай в точности, какими домами он еще  владеет,  и  возвращайся
сюда. Я буду тебя ждать.
   - У меня может уйти на это несколько часов, Таул. Не так легко  найти
кого-то во дворце, если не знаешь, где искать.
   - Тогда я пойду с тобой, - не колеблясь решил Таул.
   - Ну уж нет. Ты мне только мешать будешь, - с неожиданной  твердостью
ответил Хват. - И потом,  мне  не  улыбается  идти  через  весь  Брен  с
человеком, которого разыскивают. Ты Уж не обижайся.
   - Ну что ты, - пробормотал Таул,  потрепав  Хвата  по  щеке.  ему  не
хотелось отпускать мальчика одного, но выбора, похоже не было. Не  найдя
слов, чтобы выразить свою заботу и любовь, он сказал только:
   - Смотри же, Хват, береги себя.
   - Не учи ученого, - фыркнул Хват. -  Не  беспокойся,  Таул,  я  мигом
обернусь.
   С этими словами он сбежал вниз по лестнице и пропал в ночи.

***

   Колокол вдали пробил два часа пополуночи. Два  долгих  часа  Джек  не
смыкал глаз.  Его  снедало  беспокойство  -  за  Грифта,  за  Мелли,  за
надежность винного погреба. Хлипкий деревянный засов - вот  и  все,  что
служит преградой незваным гостям. Завтра первым  делом  надо  будет  его
укрепить, а затем найти лекаря для Грифта. Нельзя спокойно смотреть, как
человек медленно угасает. Ему нужна помощь - и, хотя искать  ее  опасно,
Джек с Мелли согласились, что обязаны пойти на этот риск.
   Джек повернулся на своем топчане. Не так-то легко уснуть, когда между
тобой и досками одно лишь тонкое одеяло. Не  говоря  о  крысах,  которых
Джек ненавидел. Он невзлюбил этих жирных, но тонконогих тварей с первого
же раза, как мастер Фраллит послал его в амбар. Даже теперь, восемь  лет
спустя, Джек остерегался опустить вниз руку или  ногу,  чтобы  крысы  не
покусали пальцы.
   Ночь была полна разнообразных  звуков.  Шмыгали  и  скреблись  крысы,
поскрипывало дерево,  вдали  раскатывался  гром  -  предвестник  поздней
летней грозы.
   Потом к этим звукам добавился еще один - он шел сверху. Джек соскочил
с топчана и нашарил свой нож. Тишина.  Он  двинулся  к  люку.  Было  так
темно, что Джек едва различал четырехугольные  очертания  крышки.  Снова
шаги - теперь над самым люком. Джеку стало страшно.
   Раздался громкий треск. Засов соскочил, крышка провалились внутрь,  и
в погреб спрыгнул человек. Он крикнул что-то, но  шум  упавшего  на  пол
засова заглушил его слова.
   Джек метнулся к нему, видя только черный силуэт, и нож вошел в мякоть
руки незваного гостя. Тот двинул Джека кулаком в живот, и  Джек  отлетел
назад, врезавшись в ящики, которые днем отодвинул из-под люка. Не  успел
он перевести дух, как противник снова бросился на него. Джек видел блеск
его зубов. Здоровой рукой он стиснул Джеку запястье - хватка  него  была
стальная, пальцы вошли в тело до кости.
   Джек, не в силах больше терпеть, выронил нож, но в тот  миг  подтянул
колени и ударил ими пришельца в грудь. Тот отлетел назад, но не упал.
   Обезоруженный, Джек попытался отступить, чтобы выиграв время  и  дать
себе простор. Отскочив назад, он шарил вокруг руками, ища все, чем можно
защититься от нападающей на  него  тени.  Под  руку  подвернулся  винный
бочонок - лишь наполовину полный благодаря Мейбору, - и Джек швырнул его
во врага. Бочонок разбился о булыжник, но Джек не видел где.
   Не успел он нащупать другой бочонок, как что-то острое ударило его  в
лоб. Джек потерял равновесие и повалился на стену Теплая  кровь  стекала
по щеке. Клинок переместился к его горлу.
   - Стойте!
   Комнату залил свет, и Мелли бросилась к дерущимся.
   Джек увидел лицо своего врага. Голубые  глаза,  золотые  волосы:  это
тот, кому он помог бежать. Капля крови упала со щеки Джека на голую руку
незнакомца, угодив прямо на рану, которую нанес ему Джек.
   Две крови смешались с шипением - точно свечу загасили рукой.
   Недавние противники замерли, не шевелясь и не дыша, словно статуи.
   Молния, сверкнув, ударила прямо в открытый люк, и тут же весь  погреб
содрогнулся от грома, а когда все затихло, ночь стала уже  не  той,  что
была раньше.
   Джек смотрел в голубые глаза незнакомца. Он знал этого  человека.  Он
видел его в своих снах.
   Глаза мерцали всеми оттенками синевы,  в  них  таилась  целая  бездна
чувств и светилась непоколебимая вера. Быстрым как  мысль  движением  он
убрал клинок от горла Джека и прижал свою окровавленную руку  к  ране  у
Джека на лбу.
   Вся кровь в жилах Джека устремилась  вверх,  навстречу  пришельцу.  В
ушах зашумело. С глаз и памяти точно упала пелена, и все стало ясно. Все
мечты, все мысли, все надежды Джека  высветились  заново,  и  среди  них
родилось нечто новое.
   Его сердце билось в лад с сердцем пришельца. Ничего не существовало в
мире, кроме них двоих: и погреб, и люк, и Мелли  с  фонарем  были  всего
лишь тени. Воздух между ними потрескивал при каждом вздохе.
   Они смотрели друг на друга не мигая.
   Джек точно обновлялся весь. За эти  несколько  мгновений  он  пережил
многие часы и вспомнил всю свою жизнь. Он вспомнил мать, какой она  была
до болезни:  красивую,  умную,  с  черными  от  сажи  ногтями.  Вспомнил
Баралиса, проникшего в его разум, но так и не нашедшего ответа. Вспомнил
Кайлока мальчиком, бьющего  о  стену  мешком,  где  сидели  двое  котят.
Вспомнил охотничий домик, и ветхую книгу на дне сундука, и  выпавшее  из
нее письмо короля. Вспомнил слова  Фалька:  "Не  ожесточайся,  Джек",  и
голос Тариссы, говорящий: "Я люблю тебя".
   Но все это ушло так же быстро, как и промелькнуло, и он снова остался
наедине с золотоволосым незнакомцем.
   - Ты тот, кого я искал, - сказал Таул.
   - Да, - ответил Джек. - Я знаю.
   И стеклянный кокон, окружавший их, лопнул, рассекая осколками ночь.

***

   Баралис проснулся как от толчка, и сердце его пропустило  два  удара.
Его окружала тьма, и в ней теснились сны, последовавшие за  ним  в  явь.
Впервые за многие годы он познал настоящий страх. Что-то произошло  там,
в ночи, - что-то, грозившее ему гибелью.
   Трясущимися  руками  он  нашарил  огниво  и  свечу.  Искра  долго  не
высекалась, и пламя  от  нее  занялось  какое-то  тусклое.  Сам  воздух,
казалось, переменился - он стал реже, горчил, и что-то  подобное  магии,
но не совсем магия, висело в нем как дым.
   Если бы Баралис накануне не ощутил нечто сходное, он и теперь  бы  не
понял, в чем дело. Но он ощутил - и хорошо понял, кто изменил самую суть
этой ночи: Джек, ученик пекаря.
   Вчера на рассвете в доме на южной  стороне  города  кто-то  прибег  к
колдовству. Баралис знал об этом еще до того, как ему доложили, и тотчас
понял, кто чародей. Его бывший  писец  помог  Меллиандре  уйти  из  его,
Баралиса, когтей. В Брене произошло почти то  же  самое,  что  случилось
около года назад близ заброшенного охотничьего  домика  в  самом  сердце
харвеллского леса. Почти, но не  совсем.  Способ  был  тот  же  -  заряд
сжатого воздуха, - но чародей действовал несколько иначе:  более  умело,
более твердо, руководя чарами от начала и до конца.  Первый  случай  был
опасной любительской работой, второй -  результатом  действий  человека,
которого обучили правильно применять свою силу. Он еще не совсем  уверен
в себе, не  слишком  искусен  и  чуть  неверно  рассчитывает  время,  но
бесспорное улучшение налицо.
   А теперь, на другой же день, случилось вот это.
   Баралис  достал  свое  болеутоляющее,  высыпал  порошок  на  язык   и
проглотил насухо.
   Он не знал, что именно произошло. Это  не  было  ни  колдовством,  ни
прозрением - чем-то неуловимо отличным от них и куда опаснее и  того,  и
другого.
   Баралис напряг разум, стремясь соединить разрозненные нити.  Что  ему
известно о Джеке? Ларн сообщил,  что  рыцарь  ищет  какого-то  мальчика.
Баралис знал сердцем, что мальчик этот не кто  иной,  как  Джек,  ученик
пекаря.  Вчера  стало  ясно  что  Джек  каким-то  образом  встретился  с
Меллиандрой. Баралис сжал кулаки.  Вот  оно!  Недостающее  звено  -  это
Меллиандра, Прежде ее охранял рыцарь, а теперь - Джек.
   А что, если рыцарь пробрался обратно в город, и оба -  он  и  Джек  -
встретились этой ночью?
   Мысли неслись вперед,  и  Баралис  не  поспевал  за  ними.  Если  они
встретились,  то  пророчество  Марода  еще   на   шаг   приблизилось   к
осуществлению. Северной империи - его империи, о которой он сперва  лишь
мечтал и  которую  теперь  ковал  в  одиночку,  -  этой  империи  грозит
опасность. Одно то, что и Джек, и рыцарь заодно с Меллиандрой,  а  стало
быть, и с ребенком, которого она носит, не оставляет сомнения в том, что
они против Баралиса.
   И против Ларна тоже. Властители острова должны  уже  знать  об  этом.
Оракулы, надо думать, бубнят об этом день и ночь.
   Откинувшись   на   подушки,   Баралис   ждал,    когда    подействует
болеутоляющее. Свеча, он заметил, горела теперь поярче.
   Ларн поможет ему выследить и убить  этих  двоих  -  остров  не  менее
заинтересован в их гибели, чем он, Баралис. Но их  гибели  недостаточно:
Меллиандра тоже должна умереть. Только тогда будущее империи окажется  в
безопасности.
   Успокоившись  немного,   Баралис   задремал.   Завтра   он   совершит
путешествие на остров Ларн.

***

   Таул стиснул руку мальчика, которого искал. Нет, уже  не  мальчика  -
мужчины. Высокого, крепко сбитого мужчины с чуткими ореховыми глазами  и
каштановой гривой.
   Пожатие его было таким же твердым,