билось, и палуба накренилась у них под ногами.
   - Я думал, это просто из-за погоды, - прокричал Таул.
   - Около Ларна всегда такая погода, вот в чем беда. При спокойном море
я мог бы провести корабль среди всех скал и мелей с  закрытыми  глазами.
Ларн - одно из тех Богом проклятых мест, где море не знает покоя.
   - Это из-за его расположения?
   - Нет, из-за того, что Ларн - это Ларн.
   Файлер отошел, и Таул подивился его способности шагать так твердо  по
шаткой палубе. Сам Таул остался на носу, где ветер и дождь били прямо  в
лицо. Он смотрел вперед, стараясь разглядеть на горизонте остров, но это
ему не удавалось. Однако он знал  отчего-то,  что  Ларн  близко:  остров
манил его, притягивал к себе. Таул глядел в свинцово-серую пелену моря и
неба, и ему становилось страшно.
   Он не знал, долго ли стоит так, подвластный всем стихиям,  но  резкий
окрик вырвал его из раздумий.
   - Эй ты, рехнулся, что ли? Тебя ж продует насмерть! - кричал  Карвер.
- Ступай-ка вниз, капитан тебя зовет.
   Таул внезапно почувствовал, что весь продрог, а плащ промок насквозь.
Небо стало еще темнее, волны - выше, и дождь налетал на  судно  широкими
полосами.
   - Вот что Ларн-то делает,  -  пробормотал  Карвер,  когда  Таул  стал
спускаться вниз.
   В капитанской каюте, теплой и уютной, пахло старой кожей и ромом.
   - Помилуй нас Борк! Ты промок до костей,  парень.  Зачем  ты  столько
торчал на палубе? - Капитан налил Таулу полный кубок рома  и  подал  ему
грубое одеяло. - Снимай свой плащ и  закутайся  вот  в  это.  Задумался,
видать.
   - Я думал о Ларне.
   - Не ты один, парень. Ларн - такое место, что из головы его  выкинуть
трудно.
   - Вы бывали здесь прежде? Капитан кивнул:
   - Подходил близко еще мальчишкой - и с тех пор он не оставляет меня в
покое.
   - Зачем вы тогда подходили к острову?
   - Я впервые шел кормчим и был совсем еще зеленый. Мы плыли  в  Тулей,
но я так трусил, что сбился с курса. - Капитан хлебнул рому и умолк  так
надолго, что Таул удивился, когда он заговорил опять. - Однако  не  могу
сказать, что я об этом сожалею. Я и посейчас думаю, что это судьба  вела
корабль в то холодное, ветреное утро - не я. - Квейн со стуком  поставил
кубок на стол, Дав понять, что больше говорить  об  этом  не  станет.  -
Завтра будешь на острове. Но если море не успокоится,  ты,  само  собой,
высадиться не сможешь. Никто, если он не сумасшедший, не выйдет в  такие
волны на утлой лодчонке. Я начинаю думать, что сам лишился разума, когда
привел сюда "Чудаков". - Капитан подлил себе рому.  -  Ты  пей,  парень,
пей. Ром согреет тебя лучше всякого огня. - Таул послушался и  убедился,
что капитан говорит правду, - тепло прошло по телу до  самых  пят.  -  А
коли высадишься, тебе уже известно - я жду тебя только сутки, не больше.
Уж очень предательские тут воды. Я кладу голову на плаху,  бросая  здесь
якорь. Понятно, если море к утру не уймется, то  никакой  якорь  нас  не
удержит. Впрочем, это забота не твоя. Я просто  хочу,  чтобы  ты  хорошо
меня понял. Если не вернешься через сутки - я уйду, и помоги тебе  Борк:
застряв на Ларне, ты  можешь  просидеть  там  много  месяцев.  -  Взгляд
капитана был тяжел.
   - Я все понимаю, капитан. На остров я решил ехать один - у вас и  так
одного человека не хватает. Грести я и сам могу.
   Капитан, проворчав что-то, налил рому им обоим.
   - Молись, чтоб море утихло, парень.
 
*** 
 
   Тавалиск  совершал  послеполуденную  прогулку  по  дворцовым   садам,
которые славились своей красотой по всему  востоку.  Тавалиска,  однако,
больше занимало то, что он ел, нежели окружающая его  красота.  Слуга  в
ливрее нес за ним блюдо с куриной печенкой.
   - Смотри, чтобы на печенку  мухи  не  садились,  -  сказал  Тавалиск,
подзывая слугу, -  свежий  воздух  возбуждал  аппетит.  Выбрав  особенно
крупный сочный кусочек, архиепископ сунул его в рот. Печенка была такая,
как ей и полагалось, -  нежная  и  лакомая.  Тавалиск  тяжело  вздохнул,
увидев, что к нему приближается его секретарь Гамил. - Пойдем-ка отсюда,
мальчик. - И архиепископ устремился в противоположную сторону, хлопая на
ветру  своими  просторными  одеждами.  -  Только  не  урони   блюдо,   -
предостерег  он  слугу,  сворачивая  на  окаймленную  живыми  изгородями
дорожку. Однако ноги Гамила оказались  проворнее,  чем  у  Тавалиска,  и
секретарь вскоре догнал беглецов. - Гамил! Что ты здесь  делаешь?  Я  не
слышал, как ты подошел.  А  ты,  мальчик?  -  Слуга,  повинуясь  взгляду
Тавалиска, замотал головой. Архиепископ взял с блюда еще кусок  печенки.
- Хотя тебя трудно не заметить в твоем красивом новом наряде. Шелк, если
я не ошибаюсь. Я и не знал, что так хорошо тебе плачу.
   Гамил слегка покраснел.
   - Я приобрел его задешево, ваше преосвященство, - на рынке.
   - Я не уверен, что мне нравится, когда мои секретари одеваются  лучше
меня. - Архиепископ, разумеется,  преувеличивал:  таких  тонких  тканей,
которые носил он, нельзя было купить во всем Рорне. - Ну, говори,  зачем
пришел. - Тавалиск выплюнул хрящик.
   - По поводу рыцаря. - Гамил стряхнул хрящик со своего платья.  -  Мои
шпионы...
   - Твои шпионы, Гамил? - прервал Тавалиск. - У  тебя  никаких  шпионов
нет - они есть у  меня.  -  От  маленьких  глаз  Тавалиска  не  укрылось
враждебное выражение на лице секретаря, но он сделал вид, что ничего  не
заметил, и принялся выбирать себе новый лакомый кусочек.
   - Ваши шпионы подтвердили наши подозрения, ваше преосвященство.
   -  Какие  подозрения?  -  Тавалиск  отвернулся,  чтобы   полюбоваться
поздним, недавно раскрывшимся цветком.
   - Старик действительно оплатил корабль, отплывший на Ларн.
   - Это и вправду интересно.  Как  по-твоему  -  знает  Старик,  что  я
установил слежку  за  рыцарем?  -  Тавалиск  сорвал  цветок,  понюхал  и
отшвырнул прочь.
   - Думаю, что знает, ваше преосвященство.
   - Даже если бы Старик не был другом Бевлина, я не удивился бы, что он
помог рыцарю для того лишь, чтобы досадить мне. - Тавалиск  наступил  на
цветок, вдавив нежные лепестки в землю. - Он знает,  как  мало  любви  я
питаю к рыцарям. Не то чтобы Старик сам стоял за них горой, но порой  он
не прочь заключить с ними сделку.
   Тавалиск  двинулся  вперед,  предоставив  слуге  следовать  за   ним.
Поскольку патрон его не отпустил, Гамил  поневоле  зашагал  рядом.  Чуть
позже Тавалиск остановился, чтобы покопаться в блюде.
   - Кстати, Гамил, что слышно о ворожбе, которой занимался некто  в  ту
памятную ночь? - Тавалиск подбросил печенку  в  воздух  и  ловко  поймал
зубами.
   - Нашлись люди, ваше преосвященство, которые в ту ночь  тоже  слышали
отзвуки. Я поговорил с той, что понимает в таких вещах, -  она  уверена,
что отзвуки пришли с северо-запада.
   - Вот как. Если я не ошибаюсь, на северо-западе у нас только  и  есть
что Четыре Королевства. Этот плодородный уголок  нашего  мира  полностью
принадлежит им. - Тавалиск принялся бросать печенку птицам. - Как  скоро
ты сможешь связаться с моими шпионами там?
   - Если в Четырех Королевствах произошло нечто  необычайное,  я  скоро
узнаю об этом, ваше преосвященство.
   - Если в том, что случилось той  ночью,  повинен  лорд  Баралис,  мне
придется пересмотреть свое мнение о  нем,  Гамил.  Тот  чародей  обладал
большой силой. И требует пристального наблюдения,  кто  бы  он  ни  был.
Люди, лишенные  честолюбия,  редко  становятся  чародеями.  -  Тавалиск,
которому наскучило просто кормить птиц, стал целить  кусками  печенки  в
них. - Тем настоятельней необходимость выяснить имена врагов Баралиса.
   - Еще несколько дней - и я это узнаю, ваше преосвященство.
   - Хорошо. Могу ли я дать тебе небольшой совет, Гамил, прежде  чем  ты
уйдешь?
   - Разумеется, ваше преосвященство.
   - Красное тебе совсем  не  к  лицу  -  оно  делает  твои  оспины  еще
заметнее. На твоем месте  я  попробовал  бы  зеленое.  -  Тавалиск  мило
улыбнулся и повернул обратно к дворцу.
 
*** 
 
   Лорд Мейбор чувствовал себя намного лучше. Одышка  все  еще  донимала
его, и в горле саднило, но руки присланной королевой знахарки, втирающие
теплые масла в его кожу, потихоньку исцеляли его. Знахарку  нельзя  было
назвать красавицей, и первая ее молодость уже миновала, но  ее  искусные
пальцы делали ее для Мейбора самой желанной на свете.
   Крепко втирая ароматное масло в тело, она догадалась,  что  чувствует
Мейбор, и ласково улыбнулась, показав мелкие белые зубы.
   - Вижу, вы скоро подниметесь на ноги, лорд Мейбор,  -  мягко  сказала
она. Ее грудь касалась его лица. Мейбор, не удержавшись,  легонько  сжал
пышную округлость.  Женщина  продолжала  улыбаться,  и  ее  ловкие  руки
опускались  все  ниже  по  его  телу.  Мейбор,  осмелев,  стиснул  грудь
покрепче. Женщина рассмеялась, звонко и мелодично.
   - Не думаю, лорд Мейбор,  что  вы  уже  годитесь  для  любовных  игр.
Подождем еще пару дней. - Мейбор огорчился: он и теперь  желал  знахарку
всем своим существом. - Однако это добрый знак -  раз  у  мужчины  плоть
взыграла, значит, скоро он поправится. - Она  выпрямилась  и  разгладила
платье. - А  теперь  мне  пора.  Смотрите  не  забудьте  выпить  медовый
бальзам. - Она потрепала его по плечу и  вышла.  Опытные  женщины  имеют
свою прелесть, подумал Мейбор.
   Мейбор велел слуге Крандлу подать ему зеркало. Лорд  всегда  гордился
своей наружностью, считая себя статным красивым мужчиной.  Больше  всего
он теперь боялся, как бы страшные язвы, обезобразившие его, не  оставили
шрамов. Он пристально вгляделся в свое  отражение.  Краснота  как  будто
слегка спала - но как же уродуют его эти  болячки  вокруг  носа  и  рта!
Некоторые, кажется, стали подживать, но другие все еще мокнут.  Знахарка
дала ему отвар каких-то трав - как будто помогает.
   Он все еще смотрелся в  зеркало,  когда  Крандл,  влетев  в  комнату,
доложил о приходе королевы. Она вошла  сразу  же  за  слугой  с  бледным
непроницаемым лицом.
   - Нет, лорд Мейбор, даже не пробуйте вставать. - Она махнула  Крандлу
рукой, и он тихо убрался прочь.
   - Вы оказываете мне большую честь, ваше величество. - Мейбор изо всех
сил старался говорить и дышать ровно - он не хотел  показаться  королеве
совсем уж больным.
   - Я пришла к вам потому, что говорила со  знахаркой  и  она  заверила
меня, что вам много лучше.
   - Ваше величество оказали мне  великую  милость,  прислав  ее.  -  На
Мейбора напал кашель, и он прижал к  губам  платок,  чтобы  королева  не
видела, что он кашляет кровью. Королева ждала, пока приступ прекратится.
   - Вид у вас куда лучше, чем в прошлый мой приход, и я довольна  этим.
- Королева принялась  шагать  по  комнате,  прямая,  с  высоко  поднятой
головой. - Лорд Мейбор, я должна задать вам  один  неприятный  вопрос  и
требую от вас прямого ответа.
   Мейбор ощутил легкую тревогу.
   - Что это за вопрос, ваше величество?
   - Я хотела бы узнать правду о вашей дочери Меллиандре.  Мне  сказали,
что она убежала из замка. - Королева взглянула Мейбору прямо в глаза.  -
Это правда?
   Мейбор сразу понял: если он солжет и скажет, что его  дочь  в  замке,
королева потребует доказательств. Ему не оставалось  иного  выбора,  как
сознаться, и он вопреки болезни напряг мозги. Королева явно  сочувствует
ему. Лучший способ защиты - сыграть на этом ее чувстве.
   - К несчастью, правда, ваше величество. Дочь моя убежала, и  вот  уже
семнадцать дней, как ее нет.
   - Она убежала с  любовником?  -  с  жесткой  откровенностью  спросила
королева.
   - Нет, ваше величество, у нее нет никакого  любовника,  она  невинная
девушка.
   - Зачем же она тогда убежала? Быть может, она не желает  отдать  свою
руку принцу Кайлоку?
   Мейбор соображал быстро - хорошо, что  болезнь  не  повлияла  на  его
умственные способности.
   - Нет, ваше величество, принц  Кайлок  тут  совершенно  ни  при  чем.
Убегая, она ничего еще не знала  о  помолвке...  Я  счел  за  лучшее  не
говорить ей об этом, пока дело не будет решено окончательно.
   - Что же послужило причиной ее побега,  лорд  Мейбор?  -  недоверчиво
спросила королева.
   - С сожалением должен признаться вашему  величеству,  что  виновен  в
этом я. - Мейбор понурил голову, надрывно закашлялся и попытался  выжать
слезу. - Я обращался с дочерью не так,  как  подобает  доброму  отцу.  -
Слеза успешно увлажнила взор. - Я оказался  плохим  отцом.  А  ведь  мое
нежное, прелестное дитя нуждалось лишь в одном: моей любви и внимании. -
Слеза с благородной плавностью скатилась по щеке. Она попала в  одну  из
открытых язв, и Мейбор сморщился от боли - но это легко могло  сойти  за
муки раскаяния. - Меллиандра пришла ко мне, желая сыграть новую мелодию,
которую разучила на флейте, и показать, как хороша она в новом платье. А
я, даже не взглянув на нее, отослал ее прочь. Я уделял  внимание  только
сыновьям -  мне  стыдно  сознаться,  как  я  пренебрегал  ею.  -  Мейбор
растрогал сам себя, и вторая слеза заволокла его око. - Это я толкнул ее
к бегству. Я, можно сказать, сам выгнал ее из дому. Она бежала лишь  для
того, чтобы привлечь к себе мое внимание. Теперь я готов отдать все  мои
земли за возможность сказать, как я люблю ее, - я и жизни бы не  пожалел
ради того, чтобы благополучно вернуть ее в замок. - Вторая слеза как раз
вовремя повисла на кончике его носа.
   Королева, подойдя к ложу Мейбора, опустила свою прохладную  руку  ему
на плечо. Его речь явно растрогала ее.
   - Лорд Мейбор, мне стыдно, что я усомнилась в вас. Мы вместе  разыщем
вашу несчастную дочь. Я лично отправлю на ее поиски королевскую  гвардию
и не буду знать покоя, пока ее не доставят благополучно в ваши  объятия.
Не бойтесь ничего - помолвка состоится  своим  чередом,  как  только  ее
найдут. - Королева склонилась и поцеловала Мейбора в лоб.
   Когда она ушла, Мейбор без сил упал на подушки и широко, несмотря  на
болячки, улыбнулся.  Он  все-таки  станет  королевским  тестем  в  конце
концов.
 
*** 
 
   Джек смотрел, как Трафф опустил Мелли на холодную  землю.  Он  видел,
что она вся горит и ее лицо покрыто испариной. Хуже всего обстояло  дело
с ее спиной,  где  отпечатались  шесть  рубцов  от  кнута.  Два  из  них
запеклись и опухли - верный знак воспаления.
   Наемники ничего для нее не сделали - только  завернули  ее  в  одеяло
поверх изодранного платья. Они, похоже, не понимали всей серьезности  ее
состояния. Ах, если бы Джек мог подойти к ней! Он не выносил вида  чужих
страданий, а уж смотреть, как горячка сжигает Мелли, было и  вовсе  выше
его сил. Вчера, кода наемники, неловко стащив ее с  лошади,  ударили  ее
плечом о камень, с Джеком произошло что-то. Гнев на этих мужланов вызвал
давление, распирающее голову. Ощущение было таким  же,  как  и  два  дня
назад. И Джек ухватился за него, зная, что оно влечет  за  собой  разряд
скрытой мощи. Разряд был так близок, что жег ему горло, и так силен, что
Джек почти растворился в нем.
   Его привел в себя Трафф, сам того не ведая. Вожак подал  Джеку  чашку
воды и сказал:
   - Займись-ка девушкой, парень.
   Вот и все. Сила  угасла  быстрее,  чем  вспыхнула,  оставив  Джека  с
головной болью, дурнотой и чувством невосполнимой потери.
   С тех пор у него не было случая обдумать то, что с ним случилось. Все
его мысли были заняты Мелли - возможно, и к лучшему, ибо  Грифт  в  свое
время не раз говорил ему,  что  думы  до  добра  не  доводят.  Человеку,
которого везут под стражей обратно в замок Харвелл,  лишние  беды  ни  к
чему.
   Они  уже  три  дня  ехали  на  запад  и,  по  расчетам  Джека,  через
день-другой должны были добраться до  замка.  Ему  почти  что  хотелось,
чтобы они доехали скорее, - тогда за Мелли  будет  уход.  Ее  раны  явно
нуждались в лечении.
   Мелли все время пребывала в каком-то полубреду и была очень  слаба  -
едва держалась на лошади, привалившись к Траффу. Из-за того, что  лошадь
Траффа несла двойной груз,  ехать  приходилось  медленно.  Однажды  Джек
встретился глазами с Мелли, и она как будто узнала его,  но  сил  у  нее
хватало лишь на то, чтобы смотреть.
   Потом они остановились поесть и дать отдых лошадям Трафф, не понимая,
видимо, что Мелли совсем худо, прислонил ее к дереву и  присоединился  к
своим людям. Джека сняли с лошади и дали ему воды  с  сухарями.  Тем  же
оделили и Мелли, но  она  была  как  в  тумане  и  не  стала  пить.  Это
встревожило Джека: Мелли лихорадило, и ей обязательно нужно было попить.
Связанный по рукам и ногам, Джек крикнул наемникам:
   - Да помогите же ей! Не видите - у нее  горячка?  Она  даже  напиться
сама не может.
   Наемников ошарашила его дерзость. Один, Веск, подошел  и  пнул  Джека
ногой.
   - Ну ты, нечего нас учить. До Харвелла небось доживет, а  там  уж  не
наше дело.
   Остальные одобрительно  заворчали,  но  Трафф,  посмотрев  на  Мелли,
крикнул:
   - Развяжи-ка парня,  Веск.  Пусть  поухаживает  за  ней.  Мне  как-то
неохота отвечать перед лордом Баралисом, если она помрет. - Веск  бросил
на Джека злобный  взгляд.  -  Ну,  кому  сказано?  -  И  наемник  нехотя
перерезал путы.
   Джек заковылял к Мелли. Он поднес чашку к  ее  губам  и  заставил  ее
напиться. Потом отодрал подкладку от своего плаща, смочил ее  в  той  же
чашке и с превеликой бережностью стал очищать рубцы на  спине  Мелли  от
запекшейся крови и грязи. Его тревога возросла,  когда  он  увидел,  как
помягчела и вздулась одна из ран: намечался  нарыв,  и  его  требовалось
вскрыть.
   - Дайте мне чистый нож,  -  крикнул  он  наемникам.  Трафф  вразвалку
подошел нему, выплюнув свою жвачку.
   - Зачем тебе нож, парень?
   Джек, раздраженный его беззаботностью, с трудом подавил гнев.
   - Рубец у нее на спине загноился. Гной надо выпустить - и немедленно,
- твердо сказал он.
   Трафф, у которого на лице  отразилось  нечто  напоминающее  уважение,
подал ему нож.
   - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. - Он остался, чтобы  наблюдать  за
операцией.
   Знакомое ощущение, которое прежде  почти  не  давало  о  себе  знать,
вернулось к Джеку. Голова  кружилась  точно  спьяну,  а  мускулы  живота
напряглись, как натянутый лук.  Сила  просилась  наружу,  грозя  вот-вот
выйти из-под его власти.
   Джеку пришлось сделать усилие, чтобы  прийти  в  себя.  Мелли  -  вот
главное. Хорошо, что можно больше не думать о том, что было бы, если  бы
Трафф отказал ему. Джек все еще трясущимися руками как можно  тщательнее
обтер клинок.
   Благодаря буйному характеру Фраллита он  кое-что  понимал  в  лечении
ран. Склонившись над Мелли, он тихо позвал ее по имени. Она не отвечала.
   - Я постараюсь не делать тебе больно, - с усилившейся тревогой сказал
Джек. Он нашел место, где нарыв вздулся  особенно  сильно,  и  осторожно
вскрыл  его.  Из  надреза  хлынула  зеленовато-желтая   дурно   пахнущая
жидкость. Джек осторожно сжал кожу, выпуская из  раны  оставшийся  гной.
Убедившись, что очистил ее, Джек попросил еще воды,  и  ему  тут  же  ее
принесли. Джек промыл  рану,  просушил  ее  и  наконец,  совсем  оторвав
подкладку от плаща, наделал из нее  длинных  полос  и  забинтовал  Мелли
спину.
   Оставшейся водой он смочил ей лоб. Все  наемники  сгрудились  вокруг,
наблюдая за ним. Джек вернул нож Траффу.
   - Надо бы дать ей немного отдохнуть, чтобы рана  зарубцевалась.  Если
посадить ее теперь на коня, может начаться кровотечение.
   Все посмотрели на Траффа.
   - Ладно, - буркнул он. - Дальше сегодня не поедем - заночуем тут.
   Джек с облегчением закутал Мелли в одеяло. Этого было мало, чтобы  ее
согреть, и он накрыл ее сверху своим плащом. Он обрадовался, увидев, что
она уснула, - отдых для нее теперь самое главное.  Джек  смотрел  на  ее
бледное осунувшееся лицо, блестящее от пота, - он знал, что  жар  должен
возрасти, прежде чем пойти на убыль.
   Джек отвел прядь волос с ее лица и устроился рядом. Уже смеркалось, и
он закрыл глаза в надежде уснуть, но сон не  шел.  Луна  совершала  свой
медленный путь по небу, а Джек все ворочался, не  находя  покоя.  Образы
того, что могло бы случиться, му