ой   армией,   стоял   у   своего
воеводского шатра в окружении  адъютантов.  Старый  воитель,  крепкий  и
телом, и умом, заметил Мейбора и подозвал к себе.
   Они обменялись рукопожатием.
   - Добро пожаловать, мой друг, - сказал Безик. -  Что  вы  думаете  об
этом? - Он указал на южные ворота, створки которых медленно открывались.
   Мейбору нравился Безик. Тот не тратил слов попусту, нрав имел хоть  и
тяжелый, но ровный и никогда не отказывался выслушать совет.
   - Возможно, черношлемникам надоело ждать - или же у  них  провизия  и
боеприпасы на исходе. Но всего вероятнее, что это ловушка.
   - Верно,  -  тяжело  вздохнул  Безик.  -  Но  нам  все-таки  придется
сразиться с ними. Я поместил в траншею лучников - они  остановят  первую
волну.  Если  черношлемники  не  отступят,  мы  двинем  на  них   легкую
кавалерию, подкрепив ее конными лучниками.
   - Для пущей безопасности прикройте  оба  фланга  пешими  лучниками  и
вышлите два отряда тяжелой конницы - один на восточную равнину, другой к
предгорьям.
   Безик метнул на Мейбора  острый  взгляд.  -  Разведка  ни  о  чем  не
докладывала мне.
   - Люди с перерезанным горлом - плохие докладчики.
   - Хорошо, - кивнул Безик. - Осторожность не повредит.
   Мейбор  сел  на  лошадь,  чувствуя  себя  живее,  чем  когда-либо  за
последние месяцы. Наконец какое-то действие, наконец-то сражение  вместо
хитрых планов и размышлений. При осаде требуется терпение, а Мейбор этим
качеством никогда не отличался и осад терпеть не мог.  Славный  кровавый
бой - вот чего ему давно хотелось. Его мучила мысль, что Мелли находится
в какой-то лиге от него, а он бессилен ей помочь. Они пытались, конечно,
и не раз: подорвали северную стену, отравили озеро, посылали ныряльщиков
в подводные туннели. Но ничто не имело особого  успеха:  яд  в  огромном
озере растворялся слишком быстро, баллисту подожгли, а ныряльщики так  и
не вернулись обратно.
   Нынче же им предстоит настоящий бой. Решетка южных ворот  поднята  до
отказа, и из города выходит колонна черношлемников.
   Земля содрогнулась  от  топота  этих  конников  на  темных  конях,  в
темно-синих мундирах, в шлемах из вороненой стали. Кайлок выслал  в  бой
отборнейшие бренские  войска:  гвардию,  отобранную  и  обученную  самим
покойным герцогом. Развевающиеся знамена и блеск оружия  радовали  глаз.
Но тут дали залп высокоградские лучники.  Их  стрелы  с  четырехгранными
наконечниками могли убить коня на скаку, пронзали панцири, шлемы и  даже
щиты. Мейбор услышал слитный крик стрелков,  шорох  отпущенных  тетив  и
свист стрел.
   Залп поразил черношлемников. Кони в ужасе вставали на дыбы,  всадники
падали и гибли у них под копытами. Со своей позиции  на  взгорье  Мейбор
видел все как на ладони. Первые ряды черношлемников валились как  кегли,
но из ворот сотнями лились новые. Стрелки снова наставили луки,  пустили
стрелы, и снова конники начади валиться наземь.
   Мейбор, глядя на это, почуял недоброе. Что-то здесь было не  так.  За
второй шеренгой черношлемников шли плохо снаряженные, в скудных доспехах
наемники - никаких там  синих  мундиров  и  блестящих  вороных  лошадей.
Черношлемников пустили вперед только для отвода глаз. Кайлок приберегает
гвардию для иного - но для чего?
   Мейбор двинул свою лошадь вперед, и в  этот  самый  миг  Безик  отдал
приказ  наступать.  Высокоградская   кавалерия   в   серебристо-бордовых
камзолах тронулась с  холма  навстречу  врагу.  Арбалетчики  в  траншеях
переместились к флангу, а позади  них  заняли  позицию  конные  лучники.
Мощная дуга высокоградских сил приближалась  к  южным  воротам.  Мейбора
снедала тревога. Дело явно нечисто. Надо сказать об этом Безику.
   Солнце вышло из-за восточного горизонта, осветив бледными лучами поле
битвы и горы. От конных и пеших  побежали  длинные  до  нелепости  тени.
Безик ехал вниз по склону, выкрикивая приказы пехотинцам. Высокоградская
кавалерия сошлась с бренской. Багрец и серебро  врезались  во  вражеские
ряды.  Бренские  наемники  не  могли  устоять  против  Града.   Половина
черношлемников полегла, а те, что уцелели после арбалетного огня, бежали
обратно к воротам.
   Мейбор заслонил глаза от солнца. Он уже наполовину спустился с холма,
спеша к Безику, но, разглядев, что происходит за  воротами,  остановился
как вкопанный. Он переместился чуть назад и влево.  За  воротами  стояли
наготове тысячи черношлемников.
   Чего они ждут? Мейбор послал лошадь в галоп.  Кайлок  втянул  Высокий
Град в битву, заставил послать к воротам лучшие силы - они  думают,  что
дерутся с герцогской гвардией, а на самом деле бьют необученных, кое-как
вооруженных наемников. Кайлок еще пустит гвардию в дело,  но  не  раньше
чем...
   Ветер принес с запада высокий звук горна. Мейбор был уже недалеко  от
Безика. Оба  одновременно  обернулись  к  западу.  У  гряды  Хребта,  на
невысоких предгорьях, с жестокой ясностью  озаренных  утренним  солнцем,
показалась королевская армия. Она  шла  тесными  правильными  колоннами,
грозно сверкая на солнце броней.
   На долю мгновения у Мейбора захватило дух от этого зрелища. Это  были
войска его родины, его синие с золотом цвета. Но на сердце тут же  легла
тяжесть. Они  несли  ему  не  спасение,  а  погибель.  Он  в  их  глазах
предатель, ставший на сторону дочери против своего короля.
   И против своих сыновей.
   Мейбор втянул в себя воздух  и  закрыл  глаза.  Его  сыновья.  Старое
сердце отозвалось  на  эти  слова  тупой,  слепящей  болью.  Королевское
войско, судя по всему, ведет Кедрак. Сын против отца, отец против  сына.
Мейбор потряс головой и приложил ледяные руки к теплой шее  лошади.  Как
могло дойти до такого? Кедрака он не винил - Кедрак, как всякий  молодой
честолюбивый дворянин, поддерживает своего короля. Родину  он  предпочел
семье. Его воспитал отец, ставивший свои  интересы  превыше  всего,  так
чему же тут удивляться?
   - Тихо, тихо, Красотка, - прошептал Мейбор лошади,  дрожащими  руками
разглаживая ей гриву.
   В горле ком, и непроходящая боль терзала сердце. Кедрак так  молод  и
так честолюбив - кто упрекнет его в том, что Он повторяет ошибки  своего
отца?
   Мейбору понадобилось четверть века, чтобы понять, что значит для него
семья. Только потеряв Меллиандру, постиг он, что дети - это все,  что  у
него есть. Он клял себя за то, что был им дурным отцом. Надо было  лучше
заботиться о детях, крепче обнимать их и учить их любви, а не гордости.
   С предгорий Мейбор перевел взгляд  на  лагерь  Высокого  Града.  Лорд
Безик подъехал вплотную к его лошади.
   - Если вы сейчас уедете прочь, я пойму вас, - сказал командующий.
   Мейбор стиснул руку Безика. Он достойный человек, родившийся еще в те
времена, когда преданность и честь соблюдались во всяком сражении.
   - Нет, ваша милость, - сказал Мейбор, намеренно обращаясь к нему  как
к высшему. - Мое место здесь, и моя преданность принадлежит вам.  Только
сердце мое разрывается надвое.
   Безик, внимательно посмотрев на него, кивнул:
   - Я рад, что вы будете сражаться на моей стороне.
   Мейбор склонил голову,  почти  раздавленный  тяжестью,  гнетущей  его
сердце. Ему стоило большого усилия снова вскинуть подбородок -  и  голос
его зазвучал ровно и уверенно.
   - Брен и королевские силы  попытаются  окружить  нас.  Нужно  послать
батальон к обоим восточным воротам. Возможно, в этот самый миг  они  уже
открылись. Надо также отозвать отряд, высланный в предгорья, -  судя  по
величине королевской армии, там от него не будет толку...

***

   Баралис лежал в темноте. Всякий свет был для него  пыткой.  Свечи  не
горели, ставни были закрыты наглухо, даже огонь едва  тлел,  заслоненный
ширмой, чтобы отблески его не проникали в комнату.
   Храм рухнул.
   Ларн погиб, сокрушенный  учеником  пекаря.  Прошлой  ночью  Обитаемые
Земли лишились самого древнего источника магии.
   Баралис не двигался. Он не смел шелохнуться. Каждый вдох давался  ему
с болью, каждая мысль - с мучением. Буря, в которую  он  перевоплотился,
могучая, обращающая волны вспять, оказалась  бесполезной.  И  сейчас  он
расплачивался за нее.
   Если бы он только знал, что эти двое решатся покинуть судно!  Но  кто
мог бы предвидеть столь безумный поступок? Если б он знал, он бы  меньше
сил  потратил  на  корабль  и  приберег  их  для   лодки.   Он   измотал
"Чудаков-рыбаков" до такой степени, что следующий удар разнес  бы  судно
вдребезги. Грот-мачта должна была вот-вот рухнуть - но как  раз  в  этот
миг ученик пекаря вздумал покинуть корабль, и Баралису поневоле пришлось
последовать за ним. Пришлось собрать все иссякающие силы, чтобы  сызнова
обрушиться на лодку. Его только и хватило на  тот  единственный  могучий
вал, предназначенный изначально для  "Чудаков-рыбаков".  Он  видел,  как
волна разбила лодку, видел, как Джек с рыцарем ушли под воду. Он почитал
их мертвыми!
   Непонятно, как они остались живы. Из последних сил Баралис долетел до
Ларна и сообщил жрецам, что опасность миновала. Он сам  твердо  верил  в
это. И продолжал верить целые сутки. А  потом  было  уже  поздно.  Он  и
двинуться-то не мог, не говоря  уж  о  том,  чтобы  колдовать.  Ларнских
жрецов захватили врасплох.
   О, какая нестерпимая боль! Разжигаемая мыслями о провале, она терзает
не только тело, но и душу. Он совершил самую  страшную  ошибку  в  своей
жизни. Столь огромную, что до конца дней своих ему не оправиться  от  ее
последствий.
   Но это его не остановит. Никоим образом. Ларн - только одна из  фигур
танца, и музыка продолжает играть.
   Ученик пекаря - он и  есть  ученик,  мальчишка.  Наивный,  неопытный,
неспособный управлять собой. Да, в нем сила, но не та,  которой  следует
опасаться. Баралис немного успокоился. Пока что события  играют  ему  на
руку. В  этот  самый  миг,  когда  он  лежит  в  постели,  Кайлок  ведет
соединенные армии Брена  и  Королевств  к  победе.  Граду,  попавшему  в
ловушку и оказавшемуся в меньшем числе, против них  не  устоять.  Аннис,
оставшийся без друзей и  союзников,  будущей  весной  неминуемо  сдастся
империи. Кайлок - блестящий полководец, никто не в силах противиться его
натиску.
   Баралису будет недоставать указаний оракулов, но в конечном счете  он
обойдется и без них. Они уже и  так  сделали  большое  дело,  предсказав
точную дату начала зимних бурь.
   Баралис расслабился под тяжелыми одеялами. Да, Ларн погиб,  но  успел
склонить чашу весов в сторону империи.
   Что до Джека, то он, без сомнения, отправится обратно в Брен. Баралис
со своей стороны позаботится об этом, распустив слух, что  дочь  Мейбора
жива. Джек и рыцарь - оба привязаны к Меллиандре и  непременно  поспешат
ей на помощь. Но до Брена им не добраться  -  Баралис  присмотрит  и  за
этим. Скейс наверняка уже оправился от своей раны и теперь  находится  в
Рорне: он последует за ними на север. Но одного Скейса мало. Он  однажды
уже потерпел неудачу, и полагаться только на него не приходится.
   Кого бы еще натравить на Джека и рыцаря? Баралис недолго размышлял об
этом. Кого же, как не Тирена.  У  главы  ордена  имеются  люди  на  всем
восточном побережье, а по количеству шпионов он  уступает  разве  только
архиепископу Рорнскому. Он вполне способен  перехватить  двух  путников.
Лучшего нельзя и желать. Рыцарь разыскивается за убийство,  он  опозорил
орден и отрекся от него - прямой долг Тирена предать его  правосудию.  А
если с рыцарем и его спутником произойдет в пути несчастный случай - что
ж поделаешь.
   - Кроп, - позвал Баралис.
   - Да, хозяин? - Кроп сидел в темноте, терпеливо ожидая, когда Баралис
подаст признаки жизни.
   - Тирен идет с королевской армией?
   - Да, хозяин. Он сам ведет в бой своих рыцарей.
   - Хорошо. - Баралис отважился повернуться к  слуге,  поплатившись  за
это болью в боку. - Как только он войдет в город,  дай  ему  знать,  что
завтра я желаю его видеть.
   - Да, хозяин, - немного рассеянно ответил Кроп.  На  коленях  у  него
лежала его любимая коробочка. - Вы долго спали. И говорили во сне.
   - О чем?
   Кроп повертел коробочку в руках.
   - О Ларне. Вы говорили, что он погиб.
   - Да, ларнский храм уничтожен. Но тебе-то что до этого? - нетерпеливо
бросил Баралис.
   Ему требовалось отдохнуть перед завтрашней встречей с  Тиреном.  Кроп
сунул коробочку обратно за пазуху.
   - Да ничего, хозяин, право, ничего.

***

   - Вот, выпей-ка это. - Таул протянул Джеку  чашу  с  чем-то  горячим.
Джек только что проснулся и не совсем еще пришел в себя.
   - А что это?
   - Сбитень на дождевой воде.
   - Ну да, дождь я вижу, но где...
   - Уметь надо, - улыбнулся страшный на вид Таул: глаза  подбиты,  губа
распухла, на левой скуле громадный кровоподтек,  на  правой  -  глубокая
царапина.
   - А насчет еды ты ничего не сумел?
   - Как же. - И Таул показал Джеку нечто напоминающее рыбу.
   - Нет уж, спасибо. Если это рыба,  то  она,  похоже,  чересчур  давно
рассталась с океаном.
   - Возможно. Мне дала ее старуха - у нее таких целая корзина.  -  Таул
проглотил рыбешку целиком. - Гм-м. Пойду, пожалуй, еще попрошу.
   - Я с тобой. - Джек вспомнил старуху, сидевшую ночью в качалке, и ему
захотелось посмотреть, не она ли дала Таулу рыбу. Он чувствовал, что это
она и есть. Много ли может быть старух на таком маленьком островке?
   Поднимаясь с земли, он испытал разнообразные боли,  туман  в  глазах,
дрожь в коленках и головокружение. В конце концов Таул поднял его словно
мешок. Джека даже смех разобрал. Ну и вид, должно быть, у  них  обоих  -
точно у парочки побитых забулдыг.
   Они находились, как он сообразил, где-то среди тех хижин, что ютились
на задах храма. Крыша у них над головой опиралась не на четыре, а  всего
лишь на две стены. Впереди виднелось такое же строение, а дальше не было
ничего, кроме неба. Джек не помнил, как он попал  сюда.  Он  многого  не
помнил - да и не хотел вспоминать.
   Таул сильно хромал, но все-таки помогал Джеку. Вместе они поплелись в
сторону храма. Жрецы в бурых рясах  крестились  при  виде  их,  какие-то
мужчины провожали их безумными взорами, и уродливые женщины  разбегались
прочь как крысы. Никто не смел остановить их.
   Моросил мелкий дождь. Ветра не было. Джек начал ощущать пустоту этого
места. Пульс не бился, и тепло  иссякло  -  Ларн  превратился  в  пустую
скорлупу.
   Его былой ритм Джек  теперь  чувствовал  в  себе.  Его  преображенное
сердце билось в лад с призрачным пульсом острова. Ставшее  более  скорым
биение правило кровью и легкими. Тело, не привыкшее к этому, напрягалось
и потело. Точно в лихорадке - и все-таки  не  совсем  так.  Тело  просто
стремилось догнать участившееся сердцебиение.
   - Ну как ты, Джек?
   - Чудесно. Вот только... - И Джек умолк, увидев  ларнский  храм.  Тот
лежал в руинах. Все восточное крыло обвалилось. Гранитные глыбы налезали
друг на друга, словно поленья в очаге. Дверные рамы  надгробиями  стояли
над развалинами стен. Джек содрогнулся. Все это сделал он.
   - Храм  был  выстроен  над  пещерой,  -  сказал  Таул.  -  Когда  она
обвалилась, он рухнул вместе с ней.
   Джек  потряс  головой,  не  находя  слов.  Там,  под  обломками,  под
гранитными глыбами и скалами,  лежали  мертвые  оракулы.  Привязанные  к
своим камням, бессильные спастись, они пали жертвой того  самого  храма,
которому  служили.  Страшно  умереть  вот  так,  подобно  обреченным  на
заклание агнцам.
   - Ничто не дается нам даром, - прошептал Джек. - Ничто.
   - Я это знаю, Джек. Знаю, - тихим нетвердым голосом  сказал  Таул.  -
Надо научиться жить с этим, вот и все.
   Слова рыцаря напомнили Джеку, что не  он  один  несет  на  себе  груз
сожалений, неуверенности и вины.
   - Хе-хе-хе! - нарушил тишину чей-то пронзительный смех. -  Он  рухнул
на веки вечные. Хе! Хе! Хе!
   У западной стены храма сидела на нижней ступеньке старуха с корзинкой
у ног, с тонкой шалью на плечах, как-то скошенная на  правый  бок.  Джек
направился к ней. Это она показала им ночью  дорогу,  а  быть  может,  и
дверь отперла. Подойдя ближе, он увидел, что вся правая сторона  лица  у
нее неживая. Она смеялась только левой половиной рта  и  моргала  только
левым глазом - правый был закрыт. Джек взглянул  на  ее  колени.  Из-под
шали выглядывала сжатая в кулак правая рука - она побурела  и  ссохлась,
как у трупа. Длинные загнутые ногти вросли в сухое запястье.
   Старуха смотрела на Джека.
   - Ты сделал то, что хотела она, верно?
   - Кто она? И чего она хотела?
   Старуха раскачивалась взад-вперед, сидя на ступеньке.
   - Вот этого самого.
   - Кто она? - Джек весь дрожал. Старуха не отвечала. Джек  подбежал  к
ней и взял ее за плечи. - Кто?
   Старуха качалась и каркала. Джек стал ее трясти.  Она  что-то  знала.
Знала о нем и о том, что он должен явиться сюда. Он тоже узнает это.  Он
вытрясет из нее ответ.
   - Джек, оставь ее. - Таул, в свою очередь, взял его за плечо. - Уйди.
   Джек,  задохнувшись,  перестал  трясти  старуху.  Вид   у   нее   был
испуганный. Джек заглянул в ее здоровый глаз - яркий, светлосерый.
   - Прошу тебя, прошу, расскажи мне все, что знаешь. Почему ты  помогла
нам?  Почему  показала   нам   дорогу?   -   Старуха   снова   принялась
раскачиваться. Взгляд ее устремился к морю, далеко  за  горизонт.  Джек,
поняв, что не дождется ответа, отвернулся и сказал Таулу:
   - Давай поскорее уберемся с этого острова.
   Они двинулись вдоль того, что осталось от задней стены  храма.  Когда
они вступили в тень западного крыла, старуха крикнула им вслед:
   - Хе! Хе! Хе! А оракулы-то знали.  Они  хотели  умереть  -  потому  и
молчали. Хе! Хе! Хе!
   На северном  побережье  острова  они  нашли  два  ялика.  Таул  хотел
перенести один на южный берег, но Джеку не терпелось отчалить  поскорее,
даже если для этого придется дольше грести.
   Мозг его точно муравейник кишел противоречивыми чувствами, мыслями  и
подозрениями. Все это как-то связано: старуха,  Ларн,  рассказ  капитана
Квейна, прошлое,  настоящее  и  будущее.  Надо  найти  нить  -  ту,  что
связывает его с оракулами и пророчеством Марода.  Но  он  так  устал,  и
голова такая тяжелая. Он нуждается во сне не меньше, чем в ответах.
   В лодке ему стало  еще  хуже.  Море  было  спокойно,  но  желудок  от
малейшего колебания подкатывал к горлу. Только дождь помогал  -  он  так
славно холодил и освежал горячее трясущееся тело.
   Таул вскоре забрал у него весла и стал грести сам. Вид у  рыцаря  был
встревоженный. Джек то впадал в беспамятство, то снова приходил в  себя.
В его отуманенном мозгу возникла одна мысль.
   - А что, если "Чудаки-рыбаки" не станут нас ждать, Таул?
   - Станут. Непременно станут, если только не пошли на дно.

***

   - Если мы тотчас же не отойдем на восток, - сказал Безик  Мейбору,  -
то через час окажемся в кольце.
   Мейбор вспотел, и кровь молотом стучала у него в ушах. Он едва слышал
Безика, хотя тот кричал в полный голос. Шум битвы заглушал все.  Лязгали
клинки, гремели копыта, били барабаны, кричали люди - с ума  можно  было
сойти. С гор пришли плотные темные тучи - они скрыли солнце и приблизили
небо к земле. Мейбор чувствовал себя как в западне.
   Он  только  что  вернулся  из  атаки  на  восточные  ворота,  которой
командовал. Черношлемники продолжали  литься  наружу,  невзирая  на  все
попытки остановить их. На  одного  высокоградца  приходилось  трое  -  с
запада их теснила королевская  гвардия  Кайлока,  с  севера  -  бренские
наемники, а черношлемники с востока угрожали закрыть единственный путь к
отступлению. Сзади подпирали горы - скоро уходить будет некуда.
   Мейбор хлебнул из своей фляги. На поле битвы ярко выделялись багряные
с серебром цвета Града. Синие и черные смыкались вокруг них. Их  отрежут
через несколько минут. Мейбора, несмотря на слова Безика,  не  оставляло
чувство, что они опоздали с отходом.
   - Они готовы к тому, что мы будем прорываться на юго-восток.
   - Знаю, - кивнул Безик, - но выбора у нас нет. На юг отходить нельзя.
Посмотрите, какие тучи собираются