Тариссе.
Она подтащила  его  к  огню,  и  ее  нежные,  успокаивающие  слова  были
последним, что он слышал.

***

   Мелли мерила шагами комнату, и собственное отражение, как она его  ни
избегала, все время попадалось ей  на  глаза.  Она  побледнела  и  стала
выглядеть старше. Скулы заострились под кожей, и тонкие  линии  пролегли
на гладком прежде лбу. Этой весной ей стукнет девятнадцать, но не  будет
ни сладостей, ни лент,  чтобы  отметить  день  рождения.  Легкая  улыбка
тронула ее губы. Отец огорчится, что не сможет ей  ничего  подарить.  Он
любил делать ей подарки - платья,  ручные  зеркальца,  резные  шкатулки,
туфельки - и за ценой никогда не стоял. Он всегда стремился  сделать  ей
приятное - этого у него не отнимешь.
   Знать бы, где он сейчас и что делает.  Возможно,  в  своем  восточном
поместье - готовится к весенним посадкам. То есть это только  называется
так - на самом-то деле он ночами  пьет,  а  целыми  днями  пропадает  на
охоте. Работами занимается управляющий. Мелли снова попалось на глаза ее
отражение: на глаза навернулись слезы.
   Она скучала по отцу, скучала по его гордой, собственнической любви.
   Упрекая  себя  за  непостоянство,  она   поспешно   смахнула   слезы.
Характером она пошла в отца и не  терпела  слабости  ни  в  себе,  ни  в
других. Сила всегда привлекала ее  больше,  чем  внешность,  титулы  или
деньги.  Теперь  она  понимала,  почему  молодые   придворные   кавалеры
оставляли ее равнодушной: в них не было ни силы, ни опыта, ни хитрости.
   Мысли Мелли помимо ее воли обратились в другую сторону. Баралис.  Вот
кто имеет власть над людьми. Даже теперь, несколько месяцев спустя,  его
дыхание присутствует в ее легких. Один лекарь как-то сказал при ней, что
воздух постепенно преобразуется  в  плоть.  Значит,  она  носит  в  себе
частицу Баралиса?
   Теперь она  старательно  отворачивается  от  зеркала,  боясь  увидеть
краску на своем лице. Ну почему ей в голову лезет такой вздор?  Стремясь
во что бы то ни стало отвлечься от мыслей о Баралисе,  она  перекинулась
на Джека. Что с ним? Одно верно: он жив и здоров, - она знала это так же
твердо, как свое имя. Судьба не для того выбрала  его,  чтобы  дать  ему
погибнуть от руки врага.
   Мелли  прерывисто  вздохнула  -  ее  мысли   устремились   в   совсем
нежелательном направлении. Она уже несколько дней запрещала себе  думать
о том, что сказала Алиша Фискелю, когда они оба думали, что Мелли  спит:
"В наших краях таких, как она, зовут хитниками. Их  судьбы  так  сильны,
что берут другие судьбы себе на службу, - а если не могут взять  добром,
то похищают". Неужто она тоже избранница судьбы?
   Тихий стук в дверь пришелся кстати.
   - Войдите, - бросила Мелли, вспомнив свои придворные  повадки.  Вошел
Бэйлор, одетый много наряднее, чем в прошлый раз.  Его  шелковые  одежды
шил хороший портной, но круглое брюшко и кривые ноги портили  весь  вид.
Он взглянул на пустой поднос у кровати.
   - Я вижу, аппетит у тебя здоровый.
   - Если  вы  беспокоитесь  о  моей  фигуре,  в  другой  раз  приносите
поменьше. Я как хорошая дойная корова - ем все, что дают. -  Мелли  была
уже не та, что вчера, и не собиралась  никому  давать  спуску.  Обильная
еда, хорошая постель, ночь в полном уединении  и  отсутствие  Фискеля  с
Алишей - все это вместе взятое подкрепило ее ослабевший дух.
   - О нет, дорогая, ты не так меня  поняла  -  это  комплимент.  Герцог
любит женщин, которые едят ради живота, а не ради талии.
   Мелли и  раньше  встречала  людей,  подобных  Бэйлору:  они,  хотя  и
считаются слугами, привыкли, что все с ними обходятся уважительно, в том
числе и дворяне. И держат придворных в  руках,  обеспечивая  их  модными
ныне, но незаконными вещами либо развлечениями. В замке Харвелл  имелось
достаточное количество таких предприимчивых субъектов.
   - И когда же я увижусь с его светлостью? - спросила  Мелли  с  милой,
как  она  надеялась,  улыбкой.  Было  бы  полезно  подружиться  с   этим
человеком.
   Улыбка эта вызвала у Бэйлора не совсем желательный приступ тщеславия.
Он втянул живот и оправил камзол.
   - За этим я и пришел. Завтра в Брене большое событие. Герцогский боец
дерется с таинственным золотоволосым чужестранцем - полгорода  соберется
смотреть  этот  бой.  Будет  присутствовать  и  его  светлость  с  двумя
вельможами, своими гостями. После таких зрелищ герцог имеет  обыкновение
удаляться к себе, где его ожидает... как бы это сказать? Нежная  женская
забота. - Выходит, кровопролитие разжигает его страсть.
   - Я бы не хотел выражаться столь грубо.
   - Да, это не в  вашей  манере.  -  Спохватившись,  что  сболтнула  не
подумав, Мелли поспешила  загладить  ошибку.  -  У  вас  слишком  тонкие
чувства, чтобы вы могли позволить себе грубость.
   Бэйлор, оставшись доволен, втянул живот еще больше.
   - Да и ты не простая девушка. Скажи мне, кто твои родители?
   Мелли насторожилась. Он хочет поймать ее: ведь она уже  сказала  ему,
откуда родом.  Она  проклинала  свою  глупость.  С  чего  ей  вздумалось
изображать из себя знатную даму, если предполагается, что она незаконная
дочь мелкого дворянина? Никто не должен узнать, что  она  дочь  Мейбора.
Она и так уже осрамила отца, сбежав из  дому,  и  не  причинит  ему  еще
больше горя, назвав его имя. Ей пришло в  голову,  что  Бэйлор  способен
вымогать у отца деньги, если вдруг узнает правду. Мейбор заплатит  любые
деньги, лишь бы весть о позоре его дочери не дошла до ушей двора.
   Вспомнив, что она плела халькусскому капитану, Мелли сказала:
   - Мой отец - лорд Лафф из Четырех Королевств, а мать  -  служанка  из
Темного Леса.
   - Ага, - понимающе кивнул Бэйлор. - Все  ясно.  Королевства,  значит?
Ваш король хочет жениться на Катерине.
   - Король? - У Мелли засосало под ложечкой.
   - Ну да, - просиял Бэйлор. - Ты  разве  не  знаешь?  Лескет  умер,  и
теперь Кайлок король.
   Мелли пришлось сесть. Первая ее мысль была об отце. Как  ему,  должно
быть, тяжело: ведь по всем меркам его дочь стала бы  сегодня  королевой!
Она, Мелли, стала бы королевой! Мелли старалась отогнать эту  мысль,  но
груз свершившегося  был  слишком  тяжел.  Какой  властью  она  могла  бы
обладать! Невольное сожаление  закрадывалось  в  душу.  Всего  несколько
месяцев назад она думала, что Кайлок с Мейбором все равно отнимут у  нее
ту власть, которая ей полагалась бы. Теперь  она  понимала,  что  власть
никому не дается просто  так  -  ее  берут  сами.  Уйдя  из  замка,  она
освободилась от опеки отца и взяла на себя  власть  над  своей  судьбой.
Если бы она сегодня  стала  королевой,  то  была  бы  ею  не  только  по
названию.
   Ей вспомнился Кайлок, и сожалений сразу поубавилось. Нет, не хотелось
бы ей выйти за него замуж. Его красивое смуглое лицо никогда не выражает
ничего, кроме презрения, и губы у него жестокие. Пусть себе  женится  на
Катерине.
   - Дорогая моя Мелли, - спрашивал  Бэйлор,  -  что  с  тобой?  Ты  так
побледнела!
   Мелли с трудом собрала мысли, порхающие вокруг трона.
   - Да голова немного закружилась. У женщин это бывает.
   - Не зря же вас  называют  слабым  полом,  -  кивнул  Бэйлор.  Мелли,
перебрав свой арсенал улыбок, извлекла из него самую глуповатую.
   - Когда же свадьба?
   - Думаю, скоро - не пройдет и нескольких  месяцев.  Но  тебе  незачем
забивать свою хорошенькую головку такими вещами. Смотри же, будь готова,
когда я завтра зайду за тобой.
   Мелли не хотелось, чтобы он уходил, - ей нужно было спросить его  еще
кое о чем.
   - А нельзя ли мне погулять немного? От свежего воздуха я хорошею.
   - Нет уж, милочка, -  Бэйлор  пригрозил  ей  пальцем,  -  не  сейчас.
Посмотрим, как вы с герцогом поладите, а там и о прогулках поговорим.
   Новая улыбочка вышла у Мелли уже не столь удачно.
   - Ну ничего - все равно теперь слишком холодно для прогулок.
   - Вот-вот. - Во взгляде Бэйлора читалось явственное  предостережение.
- Я ухожу. Если тебе понадобится  платье  или  какая  другая  дребедень,
попроси часового вызвать Вьену - она принесет тебе  все,  что  нужно.  -
Дверь за ним закрылась, и Мелли услышала звук задвигаемого засова.
   Проклятие, он ее раскусил! Погулять ей захотелось! Надо же быть такой
дурой! Он не случайно упомянул о часовом. Теперь  он  будет  следить  за
ней, как коршун. Злясь на себя, Мелли топнула ногой и стала искать,  что
бы швырнуть  об  стену.  Схватив  с  подноса  оловянную  чашу,  она  уже
собралась запустить ею в зеркало,  как  вдруг  увидела  свое  отражение.
Вылитый отец. Лицо красное, подбородок вздернут,  глаза  горят  -  живой
Мейбор.
   Мелли выронила чашу и повалилась на  кровать.  Она  проделала  долгий
путь лишь для того, чтобы убедиться, что отец ее никогда не  покидал.  С
тихой улыбкой она свернулась  на  простынях.  Мысли  ее  метались  точно
мотыльки. И она не сразу обрела покой.

***

   Таул, войдя в стойло, скинул на пол два полных меха с элем. Потом, ни
слова не говоря, подошел к Хвату и размотал повязку у него  на  шее.  Он
осмотрел рану, пощупал, нет ли вокруг опухоли,  и  достал  из-за  пазухи
кожаный мешочек. Помазал рану смесью жира и сушеных трав, завязал  снова
и занялся рукой Хвата.
   - Болит? - спросил он, осторожно приподняв ее.
   - Ты что, убить меня хочешь? -  негодующе  заверещал  Хват.  -  Ясное
дело, болит.
   - Ничего, выживешь, - засмеялся Таул. - Через пару дней рука заживет.
   - Хорошо бы, если так, - она ведь у меня рабочая.  -  Хвата  начинали
раздражать заботы Таула: тоже еще  лекарь  нашелся.  -  Из-за  тебя  мне
придется работать не покладая рук, когда я поправлюсь. Как ты мог спасти
меня, а мою котомку бросить?
   - Что в ней было, в твоей котомке?
   - Да деньги же. Золото, серебро, драгоценности - целая  куча.  И  все
пропало.
   - Нет, Хват, - сказал рыцарь мягко. - Не все.
   - Как? Тебе удалось что-то спасти?
   - Кое-что подороже золота. - Рыцарь присел на солому. Только бы он не
хватался за свой мех, молился Хват. Таул раскупорил один  из  мехов,  но
пить не стал. - То, что ты делал там, в борделе, дороже всего на  свете:
ты рисковал всем, чтобы спасти друга. - Таул посмотрел Хвату в глаза.  -
Главное в жизни - защищать людей, которых ты любишь.
   Его слова жгли Хвата огнем. Он не мог больше смотреть рыцарю в  лицо.
Слишком явной была боль, которую тот испытывал. Она  колола  глаза,  как
всякая правда. Хват вдруг  почувствовал  себя  очень  маленьким,  и  его
первым побуждением было восстать против незаслуженной похвалы.
   - Да ведь это я втравил тебя в эту историю. Если б не я, тебя  бы  не
отравили...
   - Это не важно, - потряс головой Таул. - Важно, что ты туда пришел.
   - Если один добрый поступок может искупить целую кучу плохих,  почему
ты тогда не ищешь своего мальчика? - Не успев выпалить это, Хват  понял,
что зашел слишком далеко: этими словами он поднял из могилы Бевлина.  Но
рыцарь, к его удивлению, не проявил гнева.
   - Он уже не мальчик, Хват. Пять лет прошло - теперь он мужчина.
   Воспрянув духом, Хват продолжил:
   - Почему бы нам тогда не поискать его? Я бы помог тебе  -  деньги  бы
добывал и все такое. Как в былые времена.
   - Былые времена не вернешь.
   - Но ведь...
   - Ты ничего не знаешь, - начал сердиться Таул. - Ничего. Даже  легион
хороших поступков не в силах искупить того, что я сделал.
   Отчаяние в голосе рыцаря заставило Хвата прикусить язык. Не надо было
говорить всего этого. Хват невольно спрашивал себя, что же еще  пришлось
пережить Таулу, - ведь боль, терзавшая его, вытекала явно не  из  одного
источника. Хвату хотелось обнять друга, прижать к  себе  и  утешить.  Но
Скорый осудил бы подобную слабость, и он сказал только:
   - Ты бы помазал этой мазью и свою руку тоже. Такой ожог и  загноиться
может.
   - Ничего, заживет. Ему уже несколько недель.
   Хват встал.
   - А я настаиваю! Если завтра ночью ты собираешься драться, рана может
открыться - корка лопнет, вот и все. - Он опустился на  колени  рядом  с
рыцарем, ожидая, что тот оттолкнет его, но Таул привлек его к себе.
   - Ну, раз ты хочешь быть  моим  секундантом,  можешь  начинать  прямо
сейчас.
   Только укоряющий образ Скорого помешал Хвату выдать свою радость.  Он
- секундант Таула!  Это  высочайшая,  первейшая  и  единственная  честь,
которой  он   когда-либо   удостаивался.   Он   пенился   от   гордости,
разбинтовывая рану рыцаря. Руки тряслись от волнения, которое поселило в
нем его новое звание.
   То, что он увидел под бинтами,  остудило  его  восторг.  Вблизи  ожог
выглядел ужасающе. Он весь вздулся, и кое-где виднелось мокрое, лишенное
кожи мясо.  Хвату  пришлось  призвать  на  помощь  всю  свою  недюжинную
выдержку, чтобы сохранить  невозмутимость.  Через  всю  рану,  пересекая
кольца, как стрела, пролег старый шрам - только он был уже не старый,  а
яркий и свежий, как будто его только что нанесли.

XIV

   Полная луна светила над городом Бреном. Ветер унес туман с  озера  на
замерзшие  северные  равнины,  и  на  ясном  небе   сияли   звезды.   Но
пятитысячная толпа не замечала их. Дымные факелы пылали,  образуя  яркое
кольцо посередине ночи.
   Свет окружал яму, озаряя лица зрителей, притягивая к себе все  взоры.
Люди стояли тихо, наряженные в лучшие свои одежды, с кольцами на пальцах
и разукрашенными кинжалами на поясах.  Ни  один  разносчик  не  выкликал
вслух свой товар. Единственным звуком был шепот бьющихся об заклад  -  и
никогда еще Брен так яростно не заключал пари.
   Мейбор плотнее запахнулся в мех. Хотя  до  весны  и  недалеко,  нынче
ночью в этом городе царствует зима. Скоро прибудет герцог. Двор в  своем
раззолоченном шатре нетерпеливо ждет его появления. Баралис тоже  тут  -
стоит один, одетый в черное, и тень скрывает его лицо. Хорошо, что он не
занял места,  подобающего  ему  по  чину,  -  теперь  Ястреб  целиком  и
полностью достанется Мейбору.
   Лорду хорошо видно обоих соперников.  Герцогский  боец  обнажился  до
пояса, чтобы показать себя во всей красе.  Его  тело  смазано  жиром,  а
вокруг головы повязка с цветами Брена. Отменный образец, плечистый  и  с
буграми мышц под кожей, немного похож на  самого  Мейбора  в  молодости.
Второй, высокий и золотоволосый, стоит в одиночестве. Под глазами у него
темные круги, а рука завязана. У Мейбора не было  и  тени  сомнения,  на
кого ставить деньги.
   Хорошо, что женщин не допускают к яме,  подумал  он,  оглядев  толпу.
Драка - мужское дело, и нечего портить его бабьим кудахтаньем.
   Люди смотрят на него  -  красив  он,  должно  быть,  в  своем  новом,
подбитом мехом  плаще,  да  и  подарок  герцога  тоже  хорош.  Громадная
красавица собака, предназначенная для охоты на вепря, лежит у  его  ног.
Ее маленькие глазки не знают покоя,  плоские  уши  ловят  каждый  шорох,
мощные челюсти - точно  капкан,  готовый  сомкнуться.  Мейбор  рассеянно
потрепал ее по голове. Большая честь - получить в подарок одну из гончих
герцога.  Ястреб  сам  привел  ее,  когда   Мейбор   рассказал   ему   о
наступательных  планах  Кайлока.  Достойная  плата  за  столь  секретные
сведения. Мейбор улыбнулся. К тому же герцог доставил себе удовольствие,
подразнив этим даром Баралиса.
   А вот и сам герцог - идет  через  двор,  сопровождаемый  эскортом  из
дюжины человек. Толпа загудела. Ястреб  не  склонен  наряжаться  даже  в
особых случаях - на  нем,  как  всегда,  синий  мундир.  Мейбор  не  мог
сдержать неодобрения: этот человек не знает, как важно иногда блеснуть.
   Герцог прошел прямо к шатру, где  стояли  придворные.  Он  поклонился
сперва Мейбору, потом Баралису, взошел на помост  и  стал  ждать,  когда
стихнет шум. Все взоры устремились к  нему.  Настала  тишина,  и  герцог
вскинул правую руку. Бойцы выступили вперед  -  и,  находясь  по  разные
стороны ямы, оказались перед Ястребом одновременно.
   Мейбор, сидящий позади герцога,  видел  все  как  на  ладони.  Первым
представил свой нож герцогский боец. Ястреб взял его и приложил к своему
предплечью, а после, найдя удовлетворительным, вернул обратно.
   - Пусть Борк принесет тебе победу, - сказал он и  проделал  то  же  с
ножом чужестранца, пожелав и тому удачи, но с меньшим пылом.
   Оба противника имели секундантов. За герцогским бойцом стоял человек,
который мог быть только его братом.  Но  красотой  и  мощью  он  уступал
Блейзу, притом заметно хромал. Он что-то шептал  брату  на  ухо,  и  его
скошенные внутрь зубы блестели при свете. Другого противника сопровождал
мальчик, едва доросший до того, чтобы держать меч,  с  правой  рукой  на
перевязи. Можно было выбрать секунданта и получше.
   Бойцы с секундантами отошли на свои места, не глядя  друг  на  друга.
Когда они заняли свои позиции у ямы, глашатай произнес:
   - Честь Брена  сегодня  защищает  Блейз,  герцогский  боец.  -  Толпа
разразилась долгими восторженными криками. Когда все  смолкло,  глашатай
прокричал:
   - Против него выступает Таул, рыцарь Вальдиса.
   Прежде чем толпа успела осознать это, золотоволосый боец поднял руку:
   - Нет, друг мой. Я не из Вальдиса.
   Толпа взволнованно зашумела.
   - Но мне сказали... - начал глашатай.
   - А я говорю тебе, что я с Низменных Земель.
   Мейбор должен был  признать,  что  в  словах  этого  человека  слышна
властная сила. Лорд потер руки. События приобретают  интересный  оборот.
Небольшой спор перед боем - что соль для мяса.
   - Прекрасно, сударь, - сказал глашатай. - Мы, бренцы, привыкли верить
человеку на слово. - Он повысил голос. - Против герцога выступает Таул с
Низменных Земель. - Это объявление вызвало больше шепота, чем криков.
   Оба бойца спрыгнули в яму. Взвился красный шарф, и глашатай  взглянул
на герцога, ожидая сигнала. Герцог, продолжавший стоять,  поднял  правую
руку, сжал ее в кулак и резким движением опустил. Шарф упал в яму.

***

   Хват смотрел, как они описывают круги. Вряд ли Таул подметит у Блейза
хоть одно слабое место. А вот Блейз определенно заметит, какой бледный и
изможденный у рыцаря вид. Притом на правой руке у Таула  ожог  -  но  он
хорошо прикрыт. Почти все думают, что  Таул  прячет  под  повязкой  свои
кольца, - даже теперь,  когда  он  заявил,  что  не  имеет  отношения  к
Вальдису.  Хват  догадывался,  как  тяжело  далось  Таулу  отречение  от
рыцарства.
   Блейз сделал выпад ножом. Таул ушел  вбок,  но  тут  же  вернулся  и,
пользуясь тем, что Блейз открылся, занес свое оружие словно  для  удара,
но левым кулаком ударил Блейза  в  лицо.  Толпа  оцепенела,  возмущенная
столь хитрым приемом.
   Блейз покачнулся. Таул нажал, стараясь его повалить. Но он не  принял
в расчет силы своего соперника. Тот отшвырнул Таула так, что рыцарь едва
удержался на ногах. Хват ясно видел пот на лице Таула. Толпа обезумела -
монеты замелькали, как челюсти саранчи, объедающей хлебное поле.
   Блейз подскочил к еще не обретшему равновесие Таулу.  Его  намазанная
жиром кожа  блестела  в  свете  факелов.  Он  поддел  Таула  пальцем  за
подбородок, стремясь его разозлить и вызвать новый удар кулаком.  Рыцарь
бросился вперед. Блейз приготовился к этому. Его локоть  взвился  вверх,
врезавшись Таулу в челюсть.  Это  был  рискованный  прием,  ведь  рыцарь
держал нож наготове. Но сила удара оказалась так велика, что  Таул  лишь
оцарапал герцогскому бойцу бок - кровь едва проступила на месте пореза.
   Блейз не дал Таулу опомниться. Перехватив нож,  он  ударил  рыцаря  в
грудь. Бойцы сошлись так близко, что  не  видно  было,  что  происходит.
Потом Блейз отступил,  и  свет  упал  на  Таула.  Его  холщовая  рубашка
окрасилась  кровью.  Толпа  бешено  взревела.  У  Хвата  свело  желудок:
кровавое пятно расплывалось все шире.
   Взглянув на шатер  для  знати,  Хват  увидел  герцога.  Тот,  видимо,
получал от зрелища большое удовольствие.
   Блейз теснил Таула, не давая ему передышки, а  Таул  отступал.  Хвату
хотелось крикнуть: "Его же отравили!" - но он знал, что рыцарская  честь
не позволяет объявлять об этом. И Хват эту честь уважал - ведь  это  она
делала Таула таким