Хочет доказать, что  способен  побить  человека,
побившего Блейза. А впрочем, не знаю. - Таул пожал  плечами  и  принялся
собирать в котомку горшки и фляжки.
   - А что,  по-твоему,  он  делает  теперь?  -  буркнул  Джек.  Ему  не
нравилось, что его держат в неведении касательно таинственного лучника.
   - Если он ранен, то затаится до завтра  и  даст  нам  время  отъехать
подальше. Если цел, то, вероятно, последует за нами. И в том и в  другом
случае он уже обдумывает следующий выстрел.
   - Ну а если ты ранил его тяжело? - спросил Хват, наконец  набравшийся
духу вылезти из-под одеял.
   - Тогда он выйдет из строя на несколько дней,  а  то  и  недель,  кто
знает.
   Таул уже седлал своего мерина. Джек подошел к нему.
   - Быть может, этот человек и хочет  сразиться  с  тобой,  но  это  не
помешает ему убить Хвата или меня, так ведь?
   Таул покосился на Хвата, сворачивающего одеяла, и сказал тихо,  чтобы
слышал один Джек:
   - Ты прав, пожалуй. Я думаю, он всех нас  хочет  перебить.  Его  надо
остановить, но  он  очень  хитер.  Один-единственный  раз  он  вышел  на
открытое место - для того, чтобы выстрелить в меня. В тебя  и  Хвата  он
будет стрелять из укрытия.  Вот  почему  я  сегодня  изображал  из  себя
мишень. Мы можем убить его только в том  случае,  если  он  вознамерится
убить меня. - Таул  затянул  подпругу.  -  Значит,  нам  остается  одно:
заставить его драться в открытую.
   - Почему ты не дал мне выстрелить в него?
   - У тебя короткий лук, а  у  него  длинный.  Ты  бы  только  напрасно
подставился ему.
   - А не потому ли, что ты решил сыграть с ним в его игру?  Побить  его
один на один?
   - Нет. Тот, кто стреляет  впотьмах  в  беззащитного  мальчика,  такой
чести не заслуживает. Если ты заметишь его, Джек, стреляй,  я  возражать
не стану. Но если я увижу, что у тебя нет ни малейшей возможности в него
попасть, я опять собью тебя с ног.
   - Ясно, - улыбнулся Джек, навьючивая лошадь. - Надо думать,  в  Тулее
мы купим второй длинный лук?
   Таулу, несмотря на усталость, стало приятно. Джек давал  ему  понять,
что не желает оставаться в  стороне.  Славно  это,  когда  кто-то  готов
разделить с тобой опасность.
   - Но тебе придется поупражняться. Если в тебе и сокрыт лучник, я  его
пока не разглядел.
   Оба рассмеялись. Таул стиснул локоть Джека, и тот ответил ему крепким
пожатием.
   - Я ценю, что ты честен со мной.
   - А я ценю любую помощь с твоей стороны.
   Они постояли так еще немного, словно заново открывая  друг  друга,  и
Таулу впервые за много недель показалось, что все  еще  может  кончиться
хорошо.

***

   Фонарь осветил лицо, и Мелли невольно попятилась  назад  -  но  сзади
была стена, и отступать было некуда.
   Человек, чье лицо свет и  резкие  тени  превращали  в  жуткую  маску,
шагнул вперед.
   - Давно мы с вами не виделись, Меллиандра.
   У Мелли перехватило дыхание. Это был не Баралис - это был  Кайлок.  У
этих двоих совершенно одинаковые рост и  сложение,  даже  волосы  одного
цвета. Мелли стало еще страшнее. С Баралисом она по крайней мере  знала,
чего ожидать, - он расчетлив, хитер и методичен.  Кайлок  же  совсем  не
таков и способен на все, что угодно.
   Решившись не выказывать своего страха, Мелли вздернула  подбородок  и
спросила:
   - Вы пришли освободить меня?
   Не отвечая ей, он осматривал комнату. Его черные волосы блестели  при
свете фонаря. В черном камзоле из тонкой кожи и черной шелковой  сорочке
он имел такой вид, будто только что явился с торжественного обеда.
   - Я вижу, вам не слишком роскошно живется здесь, Меллиандра?
   - Мне было бы куда хуже, выйди я за вас замуж. Ваша жена скончалась в
первую же брачную ночь.
   Сильный удар по щеке - Мелли отлетела назад и, ударившись  головой  о
стену, упала. Кайлок навис над ней, вытирая кулак о камзол.
   - Я бы на вашем месте попридержал язык, Меллиандра. Он у вас  слишком
длинен.
   Мелли потерла ноющую скулу и хотела  встать,  но  Кайлок  толкнул  ее
назад.
   - Пожалуй, вам лучше остаться там, где  вы  есть.  -  Нагнувшись,  он
отвел прядь волос с ее лица. - Да, именно так.
   Рот Мелли наполнился кровью. Она не смела пошевелиться. Черные  глаза
Кайлока были мутны, словно он много выпил.
   Быстрым  движением,  заставившим  ее  испугаться  нового  удара,   он
опустился на  колени  рядом  с  ней.  Увидев,  как  она  вздрогнула,  он
улыбнулся.
   - Как видно, теперь у вас поубавилось храбрости?
   От него не  пахло  спиртным,  но  в  дыхании  чувствовалась  какая-то
приторная сладость, и в углах рта виднелись следы белого порошка.
   - Знаете, о чем я думаю? - спросил он.
   - Нет. Может быть, вы мне скажете?
   Мелли, сама того не  сознавая,  обхватила  обеими  руками  живот.  Ей
ужасно хотелось дать Кайлоку сдачи, и словом и делом, но она  сдерживала
себя. Ребенок прежде всего.
   - Я думаю, что вы заслуживаете лучшей участи. - Он снова занес  руку,
но теперь лишь коснулся ее щеки. Мелли предпочла бы пощечину.
   - Вы только ради этого пришли?  -  медленно  отстранившись,  спросила
она.
   Теперь она видела Кайлока совсем близко - он был очень бледен, и  под
глазами лежали темные круги.
   - Я пришел посмотреть, как с вами обращаются.
   - Ну что ж, как вы изволили убедиться, обращаются со мной плохо.
   - Гм-м. - Рука Кайлока скользнула со щеки к горлу. Пальцы у него были
нежны, как у младенца.
   Мелли еще крепче охватила живот и спросила о том,  что  действительно
хотела узнать:
   - Почему же вы пришли только теперь? Я здесь уже несколько  недель  -
вы могли бы посетить меня раньше.
   Кайлок ласково улыбнулся, изогнув свои красивые губы.
   - Баралис хочет завтра казнить вас.
   Она не  дрогнула,  не  выдала  себя  ни  единым  движением,  даже  не
моргнула. Только глубокое дыхание по-прежнему вздымало грудь.
   - Да, утром к вам должны прийти. Вода, которую  вам  принесут,  будет
приправлена, чтобы сделать вас... более послушной. А потом  ваше  сердце
пронзят кинжалом. Вы не покинете этой комнаты - все произойдет здесь.  -
Он улыбнулся, словно оказывая ей большую любезность. - Сделав свое дело,
ваши тюремщики запрут дверь и спустятся вниз, но будут убиты,  не  успев
дойти  до  подножия  лестницы.  Женщину,  которая   отвечает   за   ваше
содержание, также настигнет скорая смерть - и никто не сможет рассказать
о происшедшем. - Все это время Кайлок держал  руку  у  Мелли  на  горле,
теперь же повел ее ниже - вдоль груди, к животу. - По крайней  мере  так
задумано.
   Мелли больше не противилась его прикосновениям. Все ее внимание  было
поглощено тем, как Кайлок произнес последнюю фразу. Не  было  ли  в  ней
обещания? Она осторожно коснулась мизинцем его руки.
   - Но задуманное может и не осуществиться?
   Кайлок, отведя руку, поднял другой рукой фонарь к самому лицу Мелли.
   - У вас, я вижу, губы не накрашены.
   У Мелли часто забилось сердце. Фонарь был  так  близко,  что  обдавал
жаром ей щеку. Несмотря на все усилия, она начинала  испытывать  панику.
Она не знала, чего хочет от нее Кайлок,  и  не  понимала  его  последних
слов.
   - Нет, -  сказала  она,  словно  двигаясь  ощупью  в  темноте.  -  Не
накрашены.
   Кайлок поднес фонарь еще ближе - вот-вот обожжет ей лицо.
   - Вы и прежде не красились подобно шлюхе, верно?
   Мелли, не в силах  больше  терпеть  жжение,  сжала  кулак  и  ударила
Кайлока по руке.
   Кайлок  упустил  фонарь  -  тот  упал  на  каменный  пол,   и   пламя
заколебалось. Кулак короля врезался в челюсть Мелли,  и  все  ее  шейные
кости хрустнули разом. Кайлок навалился на нее, разрывая на ней одежду.
   Она закричала, и он ударил ее головой о стену.
   Боль прошила череп, и перед глазами все поплыло, но она не  перестала
кричать.
   Пальцы Кайлока шарили у нее под корсажем. Она боролась с ним, но руки
ее не слушались, словно она напилась допьяна. Он разодрал платье  у  нее
на груди.
   Мелли, хотя зрение изменяло ей, увидела отблеск пламени за его плечом
- камыш на полу загорелся.
   Кайлок, тоже, как видно, почувствовав жар или дым, вскочил и раскидал
камыш ногой. Деревянная скамья стояла около Мелли, далеко от огня, а все
остальное здесь было  каменным.  Кайлок  топтал  горящие  стебли.  Пламя
лизало его сапоги. Он обернулся в поисках воды, чтобы  залить  пожар,  и
замер на месте.
   Мелли лежала недвижимо, с обнаженной  грудью,  и  пламя  пожара  ярко
освещало ее округлившийся живот.
   К нему-то и был прикован взгляд Кайлока.
   Лицо короля изменилось  -  теперь  оно  выражало  уже  не  ярость,  а
безумие. Страх Мелли дошел до такой степени, что воздух вырвался  из  ее
легких, словно при последнем издыхании.
   Кайлок  перевел  взгляд  -  теперь  он  смотрел  ей  в  глаза.  Пожар
постепенно угасал, не  находя  себе  пищи.  Комната  наполнилась  дымом.
Пустота в груди мучила, как голод, - Мелли  хотелось  вдохнуть,  но  она
боялась втянуть в себя нечто более смертоносное, чем дым. С  затылка  по
шее стекала кровь, глаза слезились.
   Дым был  черный,  с  хлопьями  сажи.  Кайлок  шагнул  к  ней.  Мелли,
приоткрыв губы, вдохнула черноту. Тело противилось ей, грозя удушьем, но
она втягивала дым все глубже и глубже.
   Дым был горек и жег ей легкие. Но когда руки  Кайлока  коснулись  ее,
горечь обернулась спасением.
   Мир отошел куда-то далеко, оставив Мелли во мраке.

***

   Когда Скейс дотащился до деревьев, камзол на  нем  промок  от  крови.
Стрела вонзилась в левую лопатку, оцарапав кость.  Он  полз  на  животе,
помогая себе правой рукой.
   Его лошадь, привязанная к стройному ясеню, тихо заржала, почуяв его.
   - Ш-ш, Кали, - прошептал он.
   Листва, совсем недавно начавшая опадать, была еще густа и преграждала
путь лунному свету. Скейсу это было на  руку  -  он  всегда  предпочитал
действовать в темноте. Ухватившись за ближайший  ствол,  он  поднялся  с
земли. Боль сразу отозвалась в боку. Скейса затошнило,  и  он  с  трудом
сдержал рвоту, запрокинув голову и втянув  в  себя  воздух.  Левая  рука
сжалась в кулак так же легко, как и правая. Это хорошо - значит, мускулы
не пострадали.
   Тошнота вскоре прошла,  оставив  лишь  мерзкий  вкус  во  рту.  Скейс
выпрямился во весь рост и прислонился к дереву. Тихо цокнув  языком,  он
подозвал к себе лошадь. Кобыла подошла, насколько позволил ей  повод,  и
Скейс снял с нее седельную суму.
   Это усилие вызвало у него новый приступ боли и тошноты. Скейс нашел в
сумке все, что нужно: мазь, острый нож, бинты и фляжку с водкой.  Ее  он
выпил залпом, оставив только глоток на дне. Водка огнем прошла по  горлу
и разожгла костер в животе. Теперь нужно было действовать  быстро,  пока
она, притупив чувства, еще не отуманила ум. Остаток водки  он  вылил  на
кусок бинта и протер им участок вокруг раны, нижнюю часть стрелы, нож  и
пальцы.
   Древко он обломил еще раньше, и теперь из лопатки торчал кусок стрелы
с ладонь длиной. Скейс расширил ножом рану по  обе  стороны  от  острия.
Рыцарь воспользовался обыкновенным наконечником, как и подобает человеку
чести, - ни тебе зазубрин, ни острой заточки,  ни  скоса.  Скейс  только
плечами пожал - он-то целил в рыцаря зазубренной стрелой.
   Расширив  рану,  он  взялся  за  остаток  древка,  приказал  себе  не
напрягаться и выдернул стрелу.
   Боль впилась в него когтями. На ногу выплеснулась моча.  Несмотря  на
разрез, острие все-таки глубоко пропахало плоть.
   Но Скейс не вскрикнул. Он никогда не кричал - даже в детстве.
   Он обмяк, привалившись к дереву, зажав рану бинтом.  Кровь  при  луне
казалась черной. Он быстро слабел - водка уже туманила ум.
   Зажимая рану, он клял Таула со всей ненавистью  побежденного.  Рыцарь
послал стрелу влево, предположив, что Скейс отскочит, - и  угадал,  хотя
мог бы выстрелить и вправо. Скейс думал,  что  уходит  от  опасности,  а
наткнулся прямо на стрелу. Если бы рыцарь целил прямо  в  сердце,  Скейс
ушел бы без единой царапины. Так нет же - тот  метил  в  белый  свет,  а
попал в яблочко.
   Скейс угрюмо покачал головой - кровь все никак не унималась.
   Одно утешение он извлек из нынешнего поединка. Таулу повезло,  вот  и
все.  Скейс  знал,  что  такое  удача,  и  знал,  что  когда-нибудь  она
непременно кончается. Счастливец рано или поздно становится неудачником.
И когда он встретится с Таулом снова, они будут на равных.
   А встретятся они непременно.
   Завтра Скейс найдет  кого-нибудь,  кто  зашьет  ему  рану.  А  потом,
пожалуй, отдохнет несколько дней, чтобы дать ей затянуться. За это время
он потеряет след рыцаря, но ему известна конечная цель Таула,  известно,
куда тот вернется, - с помощью Баралиса  Скейс  найдет  рыцаря  в  любом
месте.

XVI

   Свежий ветер пахнул рыбой. Занималось ясное утро.  Белые  дома  Тулея
отбрасывали золотистые тени в рассветных лучах, и море пело  у  подножия
утесов.
   Они ехали всю ночь и сильно устали, но вид городка, вознесенного  над
океаном, заменил им и завтрак, и подкрепляющий силы напиток. Джек  знал,
что не он один чувствует это: Хват посветлел лицом  и  произнес  длинную
радостную тираду, где повторялись слова "промысел" и "наконец-то".  Даже
Таул казался довольным, хотя и воздерживался от улыбки, опасаясь, как бы
не открылась рана на щеке.
   - Эль с козьим молоком, - сказал он, посылая коня вперед.
   - Эль с козьим молоком? - Джек вогнал каблуки в бока своего мерина  -
не даст он Таулу въехать в город первым.
   Глаза Таула сверкнули ярче, чем море.
   - Это у них подают на завтрак.
   Дух состязания витал в воздухе. Джек чуял, что Таул сейчас сорвется в
галоп.
   - Неужто и женщины это пьют?
   - Судя по виду здешних женщин, Джек, - сказал Хват,  -  они  пьют  на
завтрак чистый эль.
   И конь Таула помчался вперед, сопровождаемый  приглушенными  жалобами
Хвата. Джек понесся за ними. Хорошо было этим утром, когда солнце  греет
лицо и ветер оставляет соль на губах, лететь  по  пыльному  следу  своих
друзей.
   Друзья друзьями, но он их непременно побьет. Джек еще  глубже  вогнал
каблуки и отпустил поводья. Конь Таула был сильнее, зато и нес  на  себе
двоих. Гнедко  поднатужился  и  скоро  нагнал  соперника.  Хват  пригнул
голову, вопя во всю глотку:
   - Ну, Таул, последний раз сажусь с тобой на лошадь!
   Джек улыбнулся, обгоняя их, и прокричал:
   - Я тебя не упрекаю, Хват. Уж ехать, так с хорошим всадником.
   Оглянуться он не рискнул - во-первых, чтобы Таул не видел его улыбки,
а во-вторых, от страха: он никогда еще не ездил так  быстро.  Гнедко  из
смирной, послушной лошадки обратился в боевого коня, скачущего в  атаку.
Джек только и мог, что держаться за него и надеяться на милость судьбы.
   На пути к победе Гнедко проявил недюжинные таланты - он  перепрыгивал
через канавы, несся по камням и огибал деревья лишь  в  самый  последний
миг.
   Наконец он вынес своего всадника на большую дорогу.  Увидев  повозки,
людей и других лошадей, Гнедко сразу  образумился  и,  точно  шалун  при
гостях, сделался образцом хороших манер. Он перешел  на  легкую  рысь  и
даже свернул в сторону, чтобы пропустить спешащих прохожих. Джек был так
благодарен ему за это, что даже не стал его ругать -  только  шепнул  на
ухо:
   - Если у тебя еще остались в запасе такие штучки,  прибереги  их  для
следующего хозяина.
   - Эй, Джек! - Таул и Хват поравнялись с ним, и Таул  потрепал  Гнедка
по боку. - Знай я, что он такой молодец, я бы себе его взял.
   Джек чуял, что Таул, если бы не свежая рана, хохотал бы сейчас во всю
глотку.
   -  Поехали,  поехали,  -  сказал  он,  подгоняя  Гнедка.  -  Нехорошо
заставлять козочек ждать.
   Жизнь в Тулее так и кипела. Торговцы, крестьяне, разносчики и  рыбаки
толпились на узких извилистых  улочках.  Люди  предлагали  свои  товары,
здоровались со знакомыми, торговались, толковали о делах и  обменивались
сплетнями. Джеку сразу понравилось здесь - вот только  гусей  на  улицах
было многовато. Подвергшись весной нападению  целой  стаи  этих  злобных
гогочущих птиц, он признавал их только в жареном виде.
   Джек почувствовал голод  и  обрадовался,  когда  Таул  остановился  у
ближайшей гостиницы. Таверна  "Клешни  омара"  оказалась  небольшой,  но
уютной. Добродушный краснощекий хозяин тепло  приветствовал  их,  послал
мальчика позаботиться о лошадях  и  самолично  подогрел  для  них  козье
молоко. Его необычайно красивый сын подал им на завтрак горячую  овсянку
и холодного омара и предложил приготовить комнату.
   Джек надеялся, что Таул согласится. Всю прошедшую ночь они не  спали,
и мысль о ночлеге в удобной кровати была по меньшей мере заманчива. Таул
посмотрел на Хвата - тот нарочито широко зевнул.
   - Хорошо. Переночуем здесь, а в Рорн отправимся завтра утром.
   Хозяйский сын учтиво склонил голову, налил им эля с козьим молоком  и
удалился. Хозяин наблюдал за ним из угла, светясь отцовской гордостью.
   Путники  позавтракали  молча,  усталые,   голодные,   погруженные   в
собственные мысли. Таул, покончив с едой, встал.
   - Вы отдыхайте, а я вернусь через пару часов.
   - Я, пожалуй, тоже пойду с тобой, - заявил Джек.
   Таул отнесся к этому неодобрительно.
   - Я хочу найти лекаря, который зашил бы мне щеку, только и всего.
   - Вот и хорошо, - не уступал Джек. - А потом мы  могли  бы  приискать
еще один длинный лук.
   - Ладно, пошли, - бросил через плечо Таул.
   Гордый своей маленькой победой, Джек последовал  за  ним.  Выйдя,  он
зажмурился от яркого  солнца.  Уличная  суета  теперь  обрела  некоторый
порядок - все торговцы уже поставили свои палатки, и покупатели занялись
делом.  Таул  обратился  к  прохожему,  попросив  указать  ему  хорошего
хирурга.
   - Сударь, - ответил тот, - такую рану,  как  у  вас  на  щеке,  может
зашить любой  цирюльник  на  Ссудной  улице.  -  И  с  приятной  улыбкой
заторопился дальше, держа перед собой словно щит пустую корзину.
   Джек и Таул с усмешкой переглянулись: чудной народец эти тулейцы.
   Когда они отыскали Ссудную улицу, близился  полдень.  Здесь  было  не
меньше полудюжины цирюлен, в  окнах  которых  красовались  острые  ножи,
образцово причесанные головы и желчные камни в банках.
   - Вот этот нам подойдет, - указал Таул на лавочку, чей предприимчивый
хозяин вывесил над дверью большую деревянную пиявку.
   - Любезные господа мои, - тут же бросился к ним цирюльник,  -  вам  и
правда давно пора подстричься. - Это был тощий человек с красным кожаным
поясом и острым, как бритва, ножом в руке. Увидев  щеку  Таула,  он  еще
пуще захлопотал. - Садитесь, сударь. Садитесь. Здесь меньше чем четырьмя
стежками не обойдешься.
   Таул сел на предложенный стул, а Джек остался на месте. Он  привык  к
своим длинным волосам и нисколько не желал стричься.
   Цирюльник,  осматривая  рану,  цокал  языком  на  все  лады  -   этим
искусством он владел в совершенстве.
   - Экое несчастье, сударь! Такое красивое лицо -  и  вот  нате  вам...
Ай-ай-ай! Вы уже женаты, сударь?
   Таул покачал головой и поморщился, когда цирюльник  промыл  ему  рану
чистым спиртом.
   - Значит, мне придется  поработать  на  совесть.  -  Цирюльник  начал
разматывать большой клубок черных ниток.  -  Все  будет  хорошо  -  даже
родная ваша матушка не заметит никакой разницы. Вы  ведь  не  откажетесь
заплатить чуть побольше, сударь? Тонкая работа,  восемь  стежков  вместо
четырех...
   - Обойдусь и четырьмя, - сказал Таул.
   - Нет уж, пусть ставит все восемь, - вмешался Джек.
   - Нам еще лук надо купить, - нахмурился Таул.
   - Обойдусь тем, что есть. Шейте как сочтете  нужным,  -  сказал  Джек
цирюльнику.
   Если Таулу  наплевать  на  свою  внешность,  то  Джек  должен  о  ней
позаботиться - не ради Таула, так ради Мелли.
   - Вот здравомыслящий молодой человек, - закивал цирюльник  и  тут  же
цокнул языком. - Не мешало бы, однако, немного его причесать.
   - Сперва зашейте рану, - сказал, попятившись к двери, Джек, - а потом
поглядим, останутся ли у нас деньги на прическу.
   Одно-единственное цоканье  сказало  как  нельзя  более  красноречиво: