одовал, увидев нож другого,  -  он  был  на  целый
кулак длиннее положенного. Нечестная игра!
   - Десять золотых на чужака в шрамах, - выкрикнул он  в  пространство,
выражая таким образом свою поддержку Таулу.
   - Подними до двадцати, и я твой, - откликнулся какой-то дворянин.
   - Идет. - Новый обмен бирками, на сей раз с  учтивым  поклоном,  -  и
Хват затерялся в толпе.
   Силы соперников поначалу казались равными. Каждый без видимых  усилий
проделывал подобающие финты и выпады. Бой разгорался,  и  гнев  придавал
блеска их обоюдному мастерству. Таулу  пришлось  отразить  ножевой  удар
предплечьем, и лезвие  вспороло  ему  руку  до  кости.  В  свете  фонаря
блеснула густая темная кровь. Толпа взревела, и Хват, как человек  дела,
воспользовался своим преимуществом: теперь-то все наверняка думают,  что
Таул проиграет.
   - Ставлю один против двух на чужака!
   Бирки посыпались на Хвата, будто осенние листья. Дела в яме,  однако,
тем временем обернулись к  худшему.  Рука  Таула,  из  которой  хлестала
кровь, повисла плетью. Соперник прижал его  к  стене,  приставив  нож  к
горлу. Напряжение было так велико,  что  ставки  почти  прекратились.  У
Хвата подгибались колени.
   - Пять против одного на чужака, - прошипел ему кто-то на  ухо.  Хват,
возмущенный тем, что кто-то в такой миг может думать о  деньгах,  лягнул
незнакомца в ногу.
   После этого ему пришлось удирать, и он не увидел,  что  было  дальше.
Толпа вдруг словно обезумела - все топали ногами и орали во всю  глотку.
Снова оказавшись у ямы, Хват понял, что весы качнулись в другую сторону.
Теперь Таул прижимал противника к стене, а нож того  валялся  на  земле.
Таул держал свой клинок у его горла, и в глазах рыцаря виднелась  жуткая
пустота. Нож  трепетал  в  воздухе  -  оба  воителя  боролись  за  него.
Казалось, он вот-вот вонзится в тело - но нет, он  продолжал  парить  на
волосок от мышц и сухожилий.
   Противник Таула, собравшись с силой, одним великолепным рывком  отвел
от себя нож. Рыцарь отшатнулся, но тут же снова шагнул вперед  -  и  это
было последнее, что видел в этой жизни  его  соперник.  Таул  отклонился
вбок и распорол соперника от пупка до паха.
   Пораженная толпа  застыла.  Все  произошло  слишком  быстро.  Где  же
мастерство? Где изящество? Никто не знал, как отнестись к такому исходу.
Хват был потрясен зверством Таула. Боец лежал в луже собственной  крови,
с выпущенными внутренностями. Но даже теперь Хват знал, что  нипочем  не
бросит друга. Это не Таул сейчас дрался в яме, а совсем другой  человек.
Хват набрал в грудь воздуха и завопил:
   - Слава победителю!
   Толпа поддержала его. Зашедшие было в тупик бренцы  снова  были  рады
приветствовать того, кто оказался сильнее.
   Поднялся оглушительный  гомон,  засверкали  монеты,  и  убитый  скоро
скрылся под грудой серебра. Хват  вытащил  из-за  пазухи  бирки  и  стал
высматривать своих должников. Дворянин, побившийся  с  ним  на  двадцать
золотых, норовил улизнуть. Хват  презрительно  сплюнул.  Дурак  он,  что
связался с благородными. Всем известно, что они платить не любят.
   Хват собрался заняться другими спорщиками, но тут кто-то хлопнул  его
по плечу. Он даже оглядываться не стал - вряд ли кто добровольно захочет
вернуть ему долг, - но тут же с замиранием сердца подумал, что это может
быть Таул. Хват обернулся. Нет, не Таул, - однако Хвату этот человек был
знаком.
   - Здорово, приятель. Неплохой был бой,  а?  -  Это  его  Хват  первым
обокрал в Брене: широкогрудый, с огромными ручищами и блестящими черными
волосами.
   Хват подавил  естественное  желание  удрать.  Пусть-ка  докажет,  что
именно этот мальчик увел у него кошелек. Потом Хвату вспомнился  портрет
- он был заткнут за пояс  и  мог  выдать  его  с  головой.  Но  мальчик,
несмотря на охватившее его смятение, и бровью не повел.
   - Да, ничего себе. Хотя в Рорне я видывал и получше.
   - Значит, твой дружок оттуда? - Незнакомец глянул в сторону ямы. - Из
Рорна?
   Хват ощетинился:
   - С чего ты взял, будто он мой дружок?
   - Я видел, как ты для него старался. Ты потрудился на славу -  набрал
кучу закладов, а под конец  спас  его  шкуру.  -  Незнакомец  улыбнулся,
показав белые зубы. - Всегда полезно иметь в публике своего человека.
   - Я вовсе не его человек.
   - Ты шел за ним прошлой ночью -  когда  он  побил  того  деревенского
парня.
   Хват решил сменить тактику.
   - А тебе-то что до этого?
   Человек пожал плечами, и все его тело  на  миг  напряглось  при  этом
движении. И Хват понял, что перед ним стоит недюжинный поединщик.
   - Пожалуй, мне лучше назваться. Я Блейз, герцогский боец.
   Хват оторопел, но не подал виду.
   - Надо же. Но тогда тебе следовало бы охранять герцога, а не шататься
по улицам.
   Блейз, надо отдать ему справедливость, пропустил шпильку мимо ушей.
   -  Я  люблю  смотреть  на  поединки,  а  твой  златокудрый   друг   -
единственный приличный боец, который мне попался за долгое время.
   - Тем хуже для тебя.
   - Как сказать, - снова пожал плечами Блейз. - До сих  пор  я  побивал
всех пришельцев. - Он был уверен в себе, не будучи  спесивым,  и  хорошо
изъяснялся для бойца.
   - Я вижу, ты хочешь сразиться, чтобы подновить свою славу? -  спросил
Хват.
   Блейз поморщился.
   - Недосуг мне точить лясы с  мальчишкой,  у  которого  язык  работает
быстрее, чем мозги. Говори - знаешь ты парня, который только что выиграл
бой? Если нет, я ухожу.
   - Его звать Таул, а родом он с Низменных  Земель.  -  Дружба  -  дело
хорошее, но в такую ночь, когда монеты  светятся  ярче  фонарей,  трудно
поверить в то, что на свете есть что-то важнее  денег.  И  потом,  какой
вред Таулу от того, что Хват назовет его имя?
   - Устрой мне встречу с ним, - бросил через плечо Блейз. -  На  закате
третьего дня, считая от нынешнего, у трех золотых фонтанов. - И, даже не
обернувшись, он исчез в толпе. Через пару мгновений Хват увидел, как  он
идет по улице, сопровождаемый стройной фигурой в плаще с капюшоном.
   Хват разломал все свои бирки. Поди сыщи теперь, кто их давал. И  Таул
ушел. Даже если он разыщет Таула, тот ни за что не согласится  пойти  на
устроенную Хватом встречу. Возможно, оно  и  к  лучшему.  У  Блейза  вид
человека, не привыкшего проигрывать: все передние зубы у него на  месте,
и нос не сломан - это редкость среди поединщиков. А сложен-то как!  Хват
даже присвистнул от восхищения. Мускулов у него больше, чем у матросов с
целого корабля. Таул против него не выстоит.
   А может, все же выстоит?  Хват  начал  пробираться  к  улице  Веселых
Домов. Таул обязан своими победами скорее злости, нежели  мускулам,  так
что еще неизвестно, чем завершился бы их с  Блейзом  поединок.  Известно
одно - на этом можно зашибить хорошие  деньги.  Герцогский  боец  против
последней бренской знаменитости -  Хват  прямо-таки  слышал  звон  монет
вокруг ямы. Это как раз такой случай, о котором Скорый мечтал всю жизнь,
- а Хвату он сам идет в руки!
   Шагая по улице, Хват стал испытывать незнакомое ему  доселе  чувство.
Оно кольцом стиснуло ему грудь - неприятное, как боль в  животе,  только
еще сильнее. Хват старался отвлечься и напрягал мозги,  придумывая,  как
бы уговорить Таула встретиться с  Блейзом,  но  боль  не  уступала.  Она
грызла его, терзала и не давала ему покоя. Хват пытался увалить  все  на
особо злостное несварение желудка, но в глубине души он знал, что гложет
его вина.

***

   Мелли колыхалась в тумане между сном и  явью.  Какая-то,  еще  ясная,
частица ее разума подсказывала  ей,  что  хорошо  бы  уснуть  совсем.  А
бурлящий живот прямо-таки кричал об этом.
   Дешевое халькусское вино никак не желало уживаться с изысканным южным
напитком, и Мелли уже сутки  маялась  из-за  их  неуживчивости.  Езда  в
фургоне по бугристой дороге, явно построенной еще до первого  пришествия
Борка, тоже не улучшала ее самочувствия. Мелли мучила тошнота и  жалость
к себе.
   Однако разум вопреки желудку спать не желал. Даже не  открывая  глаз,
Мелли знала, что уже поздно. Сквозь веки просачивался неяркий золотистый
свет - это горела свеча, а сквозь сон она слышала уханье совы  и  волчий
вой. Сильно  пахло  миндалем  и  каким-то  курением,  а  скоро  Мелли  с
опозданием сообразила, что фургон остановился.
   Открылась дверь, и в нее  ворвался  холодный  воздух.  Голос  Фискеля
произнес:
   - Алиша, мне надо сказать тебе пару слов наедине.
   - Лорра, -  отозвался  тихий,  мурлычущий  голос  Алиши,  -  выйди-ка
ненадолго.
   - Но там холодно и темно. Я только начала засыпать...
   - Ступай, - оборвала ее Алиша,  -  а  не  то  я  тебя  всю  ночь  там
продержу.
   - Не посмеешь.
   - Не преувеличивай своей  ценности,  Лорра,  -  засмеялась  Алиша.  -
Мертвая ты будешь стоить немногим дешевле, чем живая.
   Мелли невольно содрогнулась от этих жестоких слов.  В  ответ  на  них
хлопнула дверь - Лорра, как видно, решила не ловить Алишу на слове.
   - Как тут наша новенькая? - тихо спросил Фискель.  Прошуршал  шелк  -
наверное, Алиша пожала плечами.
   - Ничего, жить будет. Ее желудок не привык к наису, вот и все.
   - Ты уверена, что она спит?
   - Она за весь день ни разу не шелохнулась.
   - Хорошо. Давай-ка обсудим то, о чем ты говорила прошлой ночью.
   Мелли  наконец  поняла,  что  так  давит  в  самом  низу  живота:  ей
незамедлительно требовалось облегчиться. Решившись терпеть, она тихонько
свернулась в клубок.
   Двое собеседников еще больше понизили голоса.
   - Она приносит несчастье, - сказала Алиша. - Даже путешествие  с  ней
может накликать беду.
   - Почему ты так уверена? Откуда мне знать, правда это или бред пьяной
женщины?
   - Пора бы уж тебе узнать меня получше, Фискель, - прошипела Алиша.  -
Кто,  как  не  я,  в  прошлую  зиму  спас  твою  шкуру,  предупредив   о
надвигающейся буре? Слушай меня или не слушай - воля  твоя.  -  Звякнуло
стекло, и что-то полилось в бокалы. Мочевой пузырь Мелли  едва  выдержал
этот звук.
   - Хорошо, я слушаю - что скажешь?
   - Скажу, что нам надо сбыть ее с рук как можно скорее, пока мы все не
пали жертвами ее судьбы.
   - Но ведь я собирался увезти ее за Сухие  Степи.  В  Ганатте  она  бы
стоила целое состояние.
   - До Ганатты несколько месяцев пути. Говорю тебе -  избавься  от  нее
еще до исхода луны.
   Почему от нее столь спешно надо отделаться? Мелли силилась вспомнить,
что было прошлым вечером. Они пили, что-то ели, пили опять,  а  потом...
Мелли  вся  напряглась  под  тонким  шерстяным   одеялом...   потом   ее
осматривали. Волна прошла по телу, и Мелли сглотнула желчь, ожегшую рот.
Эта гнусная женщина что-то делала с ней, что-то донельзя грязное.  Глаза
защипало, и Мелли пришлось приоткрыть их, чтобы смигнуть слезы.  На  миг
она увидела Фискеля и Алишу - сквозь пелену соленой влаги  они  походили
на чудищ. Мелли, гордившаяся своим бесстрашием, испугалась.
   Нож,  который  столько  дней  служил  ей  утешением,  стал   казаться
бесполезной игрушкой. Он и теперь холодил ей бок. Одному Борку известно,
как ей удалось сохранить его после того, как на ней разрезали платье. Но
это уже не имеет значения. Эти двое, преспокойно обсуждающие, как с  ней
поступить - так, должно  быть,  делал  и  отец,  готовя  ее  помолвку  с
Кайлоком, - эти двое властны над ее жизнью и  смертью.  Против  этого  с
ножичком не пойдешь.
   Но у нее, кажется, есть и другое оружие. Они ее  побаиваются.  Алиша,
как видно, обнаружила что-то во время осмотра  -  и  вряд  ли  это  была
дурная болезнь.
   - Завтра мы приедем в Высокий Град. Ты многих там знаешь, -  говорила
Алиша.
   - Ну уж нет. Слишком близко от нашего бравого капитана. Весть об этом
мигом дойдет до него, и нам уже не  удастся  проехать  через  Халькус  в
целости и сохранности. - Послышался слабый шорох -  как  видно,  Фискель
пересел. - Если тебе так уж загорелось избавиться от нее, то лучшее, что
я могу предложить, - это Брен. Хорошо бы погода продержалась - тогда  мы
будем там меньше чем через неделю.
   - Скупщик тот же?
   - Да. Он даст хорошую цену, но наш приятель в Ганатте дал бы вдвое.
   - До твоей Ганатты еще доехать надо, -  отрезала  Алиша.  -  В  наших
краях таких, как она, зовут хитниками. Их судьбы так сильны,  что  берут
другие себе на службу, - а если не могут взять добром, то похищают.
   Мелли оторопела. Что в  ней  такого  страшного?  Ее  мысли  непонятно
почему обратились к Джеку. Вспомнился тот день в  доме  свинарки,  когда
ей, Мелли, удалось заглянуть в будущее. В  будущее  Джека.  Быть  может,
Алише открылась судьба Джека, а не Мелли? Или Мелли обманывает себя? Она
попыталась припомнить свое видение. Ведь и она была там, рядом с Джеком!
   Мелли совсем растерялась. Судьба, видения, колдовство  -  экая  чушь!
Отец отродясь ни во что такое не верил, и Мелли любила его  за  это.  До
встречи с Джеком она во всем соглашалась с отцом  -  теперь  об  этом  и
помыслить странно.
   Мелли снова стала прислушиваться к людям, решавшим ее участь.
   - Стало быть, едем в Брен, - сказал Фискель. -  А  там  я  подыщу  ей
замену.
   - Как скажешь.
   Снова  прошелестел  шелк,  и  огонь  свечи  затмился,  словно  кто-то
заслонил его. Потом послышался чмокающий звук и  глубокий  вздох.  Мелли
отважилась  открыть  глаза.  Фискель  целовал  обнаженные  груди  Алиши.
Женщина, равнодушная к его ласкам, стояла прямая как копье, глядя  прямо
перед собой. Мелли снова зажмурилась - с нее было довольно.
   Она сама не знала,  сколько  пролежала  так,  прислушиваясь  к  возне
Фискеля. И велика была  ее  благодарность  небесам,  когда  все  наконец
кончилось и Лорра вернулась в повозку.

VIII

   Мейбор в третий раз проклял свои ушибы и павшего  коня  -  а  подумав
немного, проклял заодно и Баралиса.
   Они приближались к Брену. Стены  города  сверкали,  словно  стальные.
Этим объяснялась причина дурного настроения Мейбора:  знатные  горожане,
высланные им навстречу. Их разделяет  всего  несколько  минут  -  а  там
настанет решающий миг, в который выносятся первые суждения. И в такой-то
миг он, Мейбор,  сидит  на  чужой  лошади  с  одеялом,  подложенным  под
седалище вместо подушки, и в плаще, который носит уже неделю!
   Баралис,  да  сгноит  Борк  его  душу,  загубил  сундук   Мейбора   с
великолепным горностаевым плащом, выкапывая своего Кропа из-под  обвала.
Ну стоит ли жизнь какого-то слуги  роскошного  плаща?  К  счастью,  весь
прочий гардероб Мейбора, хоть и  наспех  состряпанный,  уцелел,  а  плащ
нужен человеку только на холоде.
   Мейбор поторопил коня: он никому не позволит усомниться  в  том,  кто
здесь  главный.   Затрубили   рога,   и   бренцы   выступили   навстречу
новоприбывшим.
   - Мы рады приветствовать вас здесь в этот чудесный день, лорд Мейбор,
- сказал герольд. - Ваш приезд - честь для нашего города.
   - Напротив, это вы оказываете мне честь, - ответил Мейбор, довольный,
что его узнали.
   - Дозвольте сопроводить вас во дворец, где ожидает герцог.
   - Буду счастлив последовать за вами. - Мейбор, величественно  кивнув,
занял место во главе процессии и въехал в Брен.
   Увиденное превзошло все его ожидания. Размеры города ошеломили его  -
Харвелл по сравнению с ним  казался  захолустьем.  Улицы  были  вымощены
камнем и булыжником, высокие дома теснились друг к другу, а  вдоль  улиц
толпился народ. Солдаты виднелись повсюду - они сопровождали  процессию,
сдерживали толпу, и длинные мечи без ножен  висели  у  них  за  поясами.
Герцог, как видно, знал толк в невысказанных угрозах.
   Приветственные крики горожан звучали музыкой в ушах  Мейбора.  Он  не
желал этого брака, но не мог отрицать, что  это  блистательный  союз,  и
намеревался урвать свою долю почестей. Он махал бренцам рукой, а  они  в
ответ еще усерднее вопили и  размахивали  флагами.  На  многих  знаменах
виднелось чье-то изображение, и Мейбор не сразу понял, что это  красивое
улыбающееся лицо принадлежит, по мнению бренцев, принцу  Кайлоку.  Новый
король, возможно, красив, но Мейбор не мог припомнить,  чтобы  хоть  раз
видел его улыбающимся.
   Не  успел  он  оглянуться,  как   они   достигли   дворцовых   ворот.
Тускло-серые и коричневые одежды горожан уступили место  синим  мундирам
церемониального караула. Ворота распахнулись, и  Мейбор  оказался  перед
гранитной твердыней, именуемой герцогским дворцом. Он затаил дыхание - и
напрасно: его еще не окрепшие легкие в ответ на это судорожно жались.
   Охваченный  трепетом  при  виде  дворца  и   одолеваемый   непрошеным
приступом кашля, Мейбор  встретился  лицом  к  лицу  с  герцогом.  Гарон
Бренский был одет в синее,  как  его  солдаты,  и  тоже  носил  у  пояса
обнаженный меч. Он был строен, как уличный боец, и на его лице выделялся
благородный орлиный нос. Герцог поставил своего коня бок о бок  с  конем
Мейбора и протянул послу руку. Последовало стальное военное  пожатие,  в
котором каждый постарался не выказывать  слабости.  Дворцовый  двор  был
забит людьми, и все, от дворян до  конюхов,  молчали  в  ожидании  слов,
которые произнесут эти двое.
   - Добро пожаловать, друг, - сказал герцог.
   Мейбор сознавал, что все взгляды устремлены на него, и искал наиболее
верные слова, которые произвели бы надлежащее  впечатление  на  бренский
двор.
   -  От  имени  его  величества  короля  Кайлока,   правителя   Четырех
Королевств, - сказал он, - благодарю вас за теплый прием.
   Экий дурак, подумал Баралис, услышав взволнованный ропот толпы. Нашел
время и место, чтобы сообщить герцогу о смерти старого короля.
   Герцог заметно побледнел. Не  было  во  дворе  ни  единого  человека,
которому не бросилось бы это в глаза. Баралис хорошо  знал  герцога:  он
был не из тех, кто показывает свои чувства на  людях,  и  его  бледность
была красноречивее самой лютой ярости. Убить бы Мейбора за это!
   Новость разойдется по городу, прежде чем двор сядет за  пир  в  честь
прибытия гостей. Кайлок теперь король, будут говорить люди, и герцог был
потрясен, услышав это!
   Баралис двинул свою лошадь вперед, и все  взоры  обратились  к  нему.
Мейбор взглянул на него с отвращением -  хоть  бы  на  людях  сдержался.
Герцог приветствовал Баралиса легким наклоном головы и произнес холодно:
   - Лорд Баралис, не скажете ли, когда умер король Лескет?
   Баралис посмотрел в пристальные ястребиные глаза.
   - Король мирно скончался во сне через две недели после нашего отъезда
из Харвелла, ваша светлость. Эту весть нам доставил гонец.
   - Его величество поручил мне уведомить вас о том, что он  по-прежнему
всей душой желает этого союза, -  встрял  Мейбор,  полный  решимости  не
оставаться в стороне.
   Бренский Ястреб, как называли его враги,  пропустил  реплику  Мейбора
мимо ушей. Подняв руку в перчатке, он развернул коня и поехал обратно ко
дворцу. Свита последовала за ним во внутренний двор,  увлекая  за  собой
Баралиса и Мейбора.
   Герцогу  не  понравилось,  что  ему  сообщили  о  смерти  Лескета   в
присутствии дворцовой челяди. Это надо было сделать  совсем  по-другому.
Новость следовало сообщить ему наедине, а там пусть  бы  он  сам  решал,
когда и как сказать об этом своему народу.
   Баралис потер ноющие  руки.  Быть  может,  из  глупости  Мейбора  еще
удастся извлечь какую-то пользу. Герцог  горд  и  не  станет  относиться
благосклонно к тому, кто выставил его дураком. Баралис  отыскал  глазами
герцога - тот спешился и отдавал распоряжения своему конюшему.  Закончив
говорить, он ушел в маленькую боковую дверь. Баралис  слез  с  лошади  и
последовал за ним.
   Это была старая часть дворца - сырой камень выдавал ее возраст. Много
веков назад здесь была крепость, потом  -  замок,  а  еще  позже  мощная
цитадель.  Баралис  восхищался  мастерством  строителей,  столь  искусно
скрывших правду. Теперь здание выглядело  как  прекрасный  дворец,  хотя
укреплено было так, что могло выдержать любую осаду.
   Весь город  был  опоясан  стенами.  Эти  кольца,  словно  на  дереве,
отмечали возраст - каждый последующий герцог усо