к что же?
     -- Ну ты же медсестра, правда?
     -- Ну да, так что же?
     -- Ну как же он может быть тебе родной, без твоего отца?
     -- Ну мать говорит, что родной, и бабка говорит, что родной.
     -- Ну понятно.
     -- Ну хватит об этом! Мы сейчас куда пойдем?
     Они  уже стояли на улице. По Ордынке летел сильный  теплый ветер. Майка
одной  рукой придерживала  волосы, другой  -- юбку.  Ветер  разбередил  даже
набриолиненный кок Бориса.
     -- Я не знаю, куда ты сейчас пойдешь, а я сейчас уезжаю на Кавказ.
     -- Ой, я с тобой поеду! Подождешь десять минут?
     -- Перестань дурака валять!
     Он подошел к мотоциклу. Коляска была плотно зачехлена брезентом.
     -- Ой, это тот же самый?! -- радостно вскричала она. Он пожал плечами:
     -- Откуда я знаю, что ты имеешь в виду?
     Ситуация стала его уже немного  раздражать.  Точно так же бывает, когда
какая-нибудь хорошенькая и несчастненькая собачонка увязывается. Не отгонять
же ее палкой.
     Он сел  в седло, снял  противоугонный крюк, вставил ключ в замок, завел
машину.  Собственными руками доведенный  до  совершенства ГК-1  заворчал  со
сдержанной мощью.
     -- Ну, до свиданья, Майя. Я зайду, когда вернусь.
     --  Нет, ты не  зайдешь? --  с отчаянием воскликнула она. --  Я с тобой
поеду! Подожди!
     Но он уже тронулся.
     Отъехав метров десять вниз по Ордынке, он оглянулся и увидел, что Майка
бежит  за  ним. Платье  облепилось вокруг девчоночьей фигуры,  волосы  летят
назад,  мелькают  кулачки.  Инстинктивно  он  чуть  прибавил  газу  и  снова
оглянулся.  Она,  естественно,  отстала,  но темпа  не  сбавляла,  наоборот,
кажется, еще  прибавила оборотов,  чаще мелькают  кулачки. Э,  да она теперь
босая бежит, сбросила на  ходу свои  копеечные босоножки. Что же делать, что
за  дурацкая ситуация? Плюнуть на нее и  газануть? Через десять  секунд  она
исчезнет из виду. И останется на душе  тяжелым грузом, как тот треугольничек
у Вуйновича.  В конце концов что она  для  меня?  Семнадцатилетняя девчонка,
каких тут  десятки  тысяч  по  Москве  шатаются  со своими целочками...  Ну,
спасибо,  Вадим Георгиевич, удружил!  Вдруг отчетливо прорезалась совершенно
идиотская мысль: раз она  говорит, что  я "ее парень", значит, я  и есть "ее
парень", значит, я не могу ее  бросить,  это будет предательство...  Он стал
тормозить и смотрел через плечо. Майка домчалась, прыгнула, будто в школе на
уроке  гимнастики  через  козла, с  разбегу  на заднее  сиденье,  задыхаясь,
уткнулась носом и  губами ему в спину, руками  обхватила его за талию вокруг
той самой "сталинской" кожаной  куртки, с которой по случаю  июня была снята
теплая  подкладка.  Теперь  за  городской  чертой  придется останавливаться,
рассупонивать  коляску и  вытаскивать для  нее  стеганый  комбинезон.  Иначе
вместо Майки привезу в Орел дохлую синюю курицу...

        "ГЛАВА IX АНТИЧНЫЙ КУРС"

     В тот же самый день, когда Борис IV Градов с неожиданной пассажиркой на
заднем сиденье отчалил в южные края, в жизни его  кузины Елки Китайгородской
тоже произошли неожиданные встречи; отнесите  это  за счет прихоти романиста
или за счет каникулярного времени. В начале лета восемнадцатилетние, то есть
почти  девятнадцатилетние  девицы,  скажем  мы в свое  оправдание,  излучают
нечто,  что  способствует   возникновению  неожиданных   ситуаций  в   любом
многомиллионном  городе,  даже  и  в  столице, как  тогда  начали  говорить,
"мирового социалистического  содружества". Ну  что  ж,  содружество отчаянно
сражается за мир  во всем мире, особенно на Корейском полуострове,  а  жизнь
все  равно  идет  своим  упрямым  античным  курсом.  Изничтожили всяких  там
бергельсонов, маркишей, феферов, зускиных,  квитко, пробравшихся в Еврейский
антифашистский  комитет   для  выполнения  заданий  сионистской  организации
"Джойнт", посадили  в  тюрьму некую Жемчужину,  случайно  оказавшуюся  женой
заместителя  Председателя  Совета Министров  Молотова, известного  в  кругах
пресловутых и  предательских Объединенных наций с их проамериканской машиной
голосования под  провокационной кличкой "Мистер  Ноу", а жизнь тем не  менее
идет, в принципе не очень даже  и отличаясь  от тех  ее форм, что  сложились
несколько  тысячелетий назад в  бассейне Средиземного моря.  Уж если, как мы
недавно видели,  даже  и  в зоне  магаданского карантинного  ОЛПа  находятся
субъекты,  склонные подражать сюжетам мифологии, то что говорить об огромной
массе людей, не охваченных конвоем,  то есть о  населении  Москвы,  великого
города, лежащего на  так называемой русской плите верхнего протерозоя? Здесь
жизнь  идет вовсю, и,  в частности, идет, вернее, спешит  с нотной папкой  в
руке  и с теннисной ракеткой под мышкой указанная выше  кузина мотоциклиста,
студентка Мерзляковки и подающая надежды теннисистка, игрок  сборной  Москвы
по разряду девушек Елена Саввична Китайгородская.
     В тот день, в час пополудни, она играла четвертьфинал на  кортах  парка
ЦДКА.  Играла без азарта, потому что  слишком многое  отвлекало от "большого
спорта", и в  первую очередь,  конечно,  музыка.  Мерзляковка  уже окончена,
теперь надо держать экзамены в Гнесинку, то есть и на лето никуда не уедешь:
придется  штудировать  фортепианные пьесы, да  и не только  классиков,  но и
занудных советских композиторов. Сама виновата,  поддалась бабкиным уговорам
-- "Ленок, поверь, ты можешь стать  пианисткой мирового  класса"  -- и лести
отчима Сандро -- "Елка, не льщу, душа воспаряет, когда слышу твоего Моцарта"
-- и вот запряглась в каторгу, теперь будет не до тенниса.
     К тому  же и возраст.  Ведь это же наверняка мои последние соревнования
по разряду девушек, а в разряд женщин мне, наверное, уже никогда не перейти.
Почему не  введут  в  спорте  разряд  старых  дев?  Так  думала  спартаковка
Китайгородская,  без  всякого  энтузиазма  сражаясь  с  динамовкой  Лукиной.
Длинноножие, впрочем, помогало:  там, где  коренастая  Лукина  пробегала два
шага, Ёлке  требовался  только  один.  "Можешь стать  теннисисткой  мирового
класса",  --  говорил  ей тренер  Пармезанов, который  недавно, хлебнув  для
храбрости коньяку,  предпринял в  раздевалке попытку  перевода  ее  в разряд
женщин. Еле  вырвалась.  Ну и зря вырвалась.  Далеко не самый противный этот
Толик Пармезанов. Все меня хотят видеть в мировом классе, а я так и останусь
мирового класса идиоткой со своей мембраной.
     Эта проблема, то есть полное отсутствие любовного опыта, стала для Елки
наваждением.  В ванной она  внимательно себя рассматривала и радовалась: что
ни говорите, а большой класс, мировой класс! А  потом  вдруг мысль о мужчине
повергла ее  в  полнейший ужас;  ну  это же  невозможно,  ну это  же  просто
немыслимо,  чтобы  какой-нибудь  Пармезанов  или  любой  другой,  пусть хоть
Аполлон Бельведерский, нет,  это просто невообразимо, чтобы их штуки входили
ко мне, вот сюда! Однажды она спросила у матери: "Нина, а ты в моем возрасте
уже?."  Та  с  юмором на нее  посмотрела:  "Увы,  увы..." Вот  гадина мамка,
подумала  Елка, нет  чтобы  попросту рассказать,  как  это  у нее было, а то
выпендривается: увы, увы...
     Нине  тоже было неловко. Ёлка просто хочет, чтобы я рассказала, как это
делается, а я не могу. Этот социализм нас всех сделал ханжами. Нет, я должна
ей  все-таки  рассказать,  какие вольные  и дурацкие  были  времена,  полная
противоположность нынешнему пуританству, хотя тоже противные, потому что все
опять же  на  идеологию  завязывалось, на эти  нудные  утопии.  Как  я  тоже
мучилась точно  такими же страданиями,  и как ячейка решила соединить меня с
этим долбоебом Стройло, и как я потом стала из него лепить миф победоносного
и  лучезарного  пролетария.  Ей  нужно  все это  рассказать,  включая  самое
первичное, даже анатомию. Почему  же мне трудно это сделать? Неужели оттого,
что это сейчас не принято? Или, может  быть, оттого, что ее время неудержимо
подступает, а мое  так неудержимо  утекает?.. Так думала Нина, но Елка, увы,
не могла прочесть эти мамины мысли.
     Зрителей  на теннисном стадионе ЦДКА было  мало, да и  кого загонишь на
четвертьфинал Москвы ранним пополуднем в конце июня? Длинными свингами гоняя
коротконожку Лукину из одного угла площадки в другой, Елка бросала  иной раз
взгляды на  чахлую трибуну, не появится ли обиженный тренер, и  вдруг вместо
Пармезанова заметила там  другого  парня, лет на десять  моложе, то  есть ее
собственного возраста. Парень сидел нога на ногу, обхватив колено руками, и,
не  отрываясь, восхищенно  смотрел на  нее. Волосы у него были  с намеком на
стиляжные прически,  но,  к  счастью,  без  бриолина.  Темно-синий  пиджачок
внакидку, плечи торчат вверх. Похож на молодого Джека Лондона. Лукина в этот
момент  неожиданно  вышла к  сетке и  мощно загасила  мяч  прямо перед носом
Китайгородской. Раздались жиденькие  аплодисменты,  и паренек зааплодировал.
Ах  ты, гад  такой,  ты что же,  против  своей девушки болеешь? Пройдя вдоль
сетки. Елка сердито на него посмотрела. Влюбленность и восторг были написаны
на его лице со впалыми щеками и выпуклым подбородком. Да он просто не  видит
никакой игры,  он просто следит,  как  двигается тут  его девушка; поэтому и
аплодировал невпопад.
     Матч закончился. При всей сегодняшней паршивости Елка все-таки обыграла
Лукину. По  дороге в  душевую она остановилась возле  трибуны прямо напротив
обожателя  и посмотрела на  него. Поймав ее взгляд, он  дико  перепугался  и
сделал  вид,  что  так, вообще озирает  панораму  и  потная, раскрасневшаяся
девица не представляет  для него большего интереса, чем, скажем, деревья или
лозунг:   "Да   здравствует   великий    Сталин,   лучший   друг   советских
физкультурников!" Да он совсем мальчишка, этот типус! Никогда сам не решится
ни подойти, ни заговорить.
     --  У  тебя там  не занято? -- спросила она,  показывая  на  совершенно
пустую в обе стороны скамейку.
     -- Что? --  встрепенулся он, растерянно глянул вправо, влево, посмотрел
за  спину,  может, кого  другого  спрашивают,  там никого, по-дурацки как-то
хохотнул, наконец, выдавил из себя: -- Нет, не занято.
     --  Придержи  для  меня  одно  место, --  сказала  она и  величественно
проследовала мимо.
     В  душевой она подумала: вот этот  пусть и переведет  меня  из  разряда
девушек в разряд женщин. И сам,  соответственно, к  мужчинам  присоединится.
Если, конечно, еще не убежал без оглядки.
     Ну что  ж, внешность  у нас "мирового класса",  хотя какие  там  бывают
внешности в  мировом классе, нам неведомо. Во всяком случае, не  хуже, чем в
странах народной демократии, если судить по знакомым студенткам  из Польши и
Чехословакии. Волосья мокрые, но через полчаса они высохнут и начнут летать,
сводя с ума всех этих мальчишек-провинциалишек. Она почему-то была  уверена,
что он не москвич, хоть и в узких брюках щеголяет.
     Провинциалишка  не убежал. Напротив, действительно забронировал для нее
место своим пиджаком. Она прошла вдоль пустой скамьи и  села рядом., Пиджак,
словно тюлень, поспешно, всеми фалдами, ретировался.
     Она  удивилась, почему он не спрашивает, как ее зовут. Он сказал, что и
так знает, в программке написано: Елена Китайгородская. В свою очередь, надо
представиться,  сэр,   если  занимаете   даме  место  на  пустой   скамейке.
Оказывается, его зовут Вася, ну, в общем, Василий. Вот так имя! А что такое?
Ну, вокруг одни Валерики и Эдики, а тут старорусский Василий. Впрочем,  и  у
нас тут есть один, хм, Вася  такой, хм, таковский. Он должен признаться, что
ему его имя осточертело, а вот Елена Китайгородская -- это здорово звучит. В
семье меня  Елкой  называют,  а  ты откуда? Из  Казани, был  ответ. Фью, она
разочарованно присвистнула, вот уж небось медвежья дыра!  Вот уж ошибаешься,
он  воспламенился, у  нас  там университет старинный, баскетбольная  сборная
второе  место в РСФСР держит, ну и джаз, как  всем известно, лучший в Союзе.
Джаз?  В  Казани  джаз? Ну,  умора! Ну,  знаешь, ты  не знаешь,  а смеешься,
знаешь, как будто  знаешь! У  нас в Казани шанхайский джаз Лундстрема... вот
помнишь, во время войны такая картина была, "Серенада Солнечной долины"? Вот
они в такой манере играют!  Он  погудел немного  в  нос  и пошлепал паршивой
сандалетой. Еще недавно в Шанхае играли, в клубе русских миллионеров. Ой-ой,
ну вот, как расфантазировались казанские мальчики! Елка, ты меня заводишь, а
сама не знаешь, что Лундстрем входит в мировую десятку, между Гарри Джимом и
Гуди  Шерманом;  его Клэн  Диллер  называл королем свинга  восточных  стран!
Хо-хо-хо,  вот это демонстрируется  эрудиция! Там, в Казани, когда  шанхайцы
играют, знаешь,  когда  они втихаря  от начальства  играют, все  балдеют:  и
москвичи,  и даже ребята  из Праги, из Будапешта, Варшавы варежки  разевают,
никогда такого живьем не слышали! Она еще больше рассмеялась  и хлопнула его
ладошкой по плечу, от чего вдоль обтянутого шелковой "бобочкой" позвоночника
прошла волна. В общем, Казан б-а-ал-шой,  Москва м-а-аленький, да?  Весьма к
месту  припомнила  фразу  из  фильма "Иван  Грозный",  от  которой  миллионы
кинозрителей хохочут  до  икоты. А ты где  учишься-то, Василий? Он поежился:
вот  сейчас она совсем разочаруется, если  бы он хотя  в  КАИ учился, или  в
КХТИ, или  в университете  имени  Ульянова-Ленина,  а то... Да ну, в меде  я
учусь.  В  медицинском?! Вот  здорово! По  учебнику  Градова  занимался?  На
следующий год по нему  будем  заниматься, а  что? А то, что это мой дедушка.
Ну,  кончай заливать! Слушай, Вася, откуда у тебя такие манеры, как будто не
в Казани воспитывался!  В натуре, Градов -- твой дедушка? В натуре, в натуре
--  что это  за выражение  такое,  в натуре,  -- а моя  мать,  между прочим,
поэтесса  Нина  Градова.   Вот  уж,  действительно,  произвела  впечатление:
мальчик, очевидно, литературой интересуется. Что за странное хвастовство? Не
хватает, что ли, своих собственных качеств, чтобы произвести  впечатление? И
далее благовоспитанная московская девушка, что называется,  из хорошей семьи
задает  незнакомому  Васе  абсолютно  неуместный  вопрос:  ну,  а  твои  кто
родители? Он почему-то набычивается, смотрит сбоку и исподлобья; некий волк.
Ну, если уж задала  неуместный  вопрос,  придется его повторить: так кто  же
твои  родители?  Служащие,  неохотно  отвечает  он  и  переводит разговор на
спортивные рельсы. Здорово ты обыграла  Лукину, а у  меня больших талантов к
спорту  нет,  только вот  в высоту неплохо, тренер  говорил:  развивай  свою
природную прыгучесть! Ну, в общем, вот, попробую этим летом. Не, я сейчас на
Юг  еду,  в Сочи, там  уже наша кодла собралась,  а я вот  в Москве решил на
несколько  дней... Кодла собралась, ну, значит, гоп-компания; никогда такого
слова не слышала? Странно.
     Странно, что  мне  все твои слова знакомы, а  тебе некоторые  мои слова
незнакомы.  Мне  это  нравится, ты, я вижу,  не  прост.  А кто сказал, что я
прост? Ого,  да  ты  совсем  не прост!  Ты  в  Сочи был  раньше?  Елка снова
чувствует какую-то неловкость от своего вполне невинного вопроса: спрашиваю,
видно,  чтобы  похвастаться,  дескать, я-то там  уже  два раза  была, в  том
смысле,  что,  мол, все-таки знай свое  место,  провинциал и сын "служащих",
когда  говоришь с аристократкой из семьи Градовых. Я в том смысле,  что если
ты  еще  не  видел  моря...  Что?  Ну,  как  ты  говоришь,  обалдеть  можно.
Оказывается, он  уже  видел море. Там, в  Казани,  как  видно и  море  самое
большое  или,  по крайней  мере, входит  в мировую  десятку.  Василий  вдруг
начинает  проявлять  снисходительность, напускать джек-лондоновского туману.
Он, оказывается,  жил возле  моря. Два года жил на  берегу моря,  только  не
Черного,  а  другого. Интересно, а  какого?  Магелланова  или  Лигурийского?
Охотского. Вот те  раз!  А это  что за  выражение такое "вот  те раз", Елена
Китайгородская? Он жил два года в Магадане и, в общем, там как раз и среднюю
школу окончил.  Почему же невозможно?  У  нас  там  школа была получше любой
московской, с прекрасным спортзалом.
     Но как  же он там оказался, вот что любопытно. Если ты не фантазируешь,
то как ты в этом Магадане оказался? В лице у любителя джаза снова появляется
нечто  неприрученное,  как  бы  вдруг  обнаруживается  какая-то  другая,  не
казанская, порода. Ну,  там... просто...  ну, мама моя живет... вот я к  ней
приехал  и  школу там окончил... Между прочим, Елка, вон  тот толстый игрок,
это что  же, неужели тот  самый знаменитый  радиокомментатор Николай Озеров?
Как бы он ни переводил разговор  на другую  тему, становится понятно, почему
он сразу переводит  разговор на другую тему при упоминании родителей. Ах вот
в чем дело: он из  этих... Она смотрела  на него теперь с двойным интересом:
оказывается, не просто какой-то симпатичный провинциалишка, он, оказывается,
из этих... А знаешь, Вася, видно, правильно  говорят, мир тесен: у меня ведь
в  Магадане дядя  живет...  Да-да, родной брат  мамы...  он...  он  тоже  из
служащих...
     Между тем народу  на  скамейках прибавилось: начался  главный матч дня,
Озеров  играл с Корбутом. Знаменитый  человек своего  времени,  комментатор,
заслуженный  мастер спорта и  артист Николай Николаевич Озеров, сын  другого
Николая  Николаевича Озерова,  певца, был,  очевидно, самым жирным теннисным
чемпионом  в  мире.  Между  тем,  носясь  с  исключительной  подвижностью  и
непринужденностью  по площадке,  он  довольно  легко  обыгрывал стройного  и
мускулистого Корбута.
     Василий  больше  смотрел  на  публику,  чем  на  игру.  Среди  зрителей
большинство  было,  очевидно,   людьми  одного  круга,  теннисная   столица,
загорелые женщины и мужчины в легких светлых одеждах  и  парусиновых туфлях.
Ни  в  Магадане,  ни  в Казани  таких не  увидишь,  почти  заграница. Многие
перекликались, смеялись. Елочка тоже  то и дело помахивала кому-то ладошкой.
Ну  и девчонка!  Василий, с  его почти  нулевым  опытом по части  девиц, был
совершенно  очарован. Это же надо, сама взяла и  подошла к нему. Мало похожа
на наших телок с лечфака. А как хороша, какая фигура, какие глазки, веселые,
насмешливые и немного грустные,  и  гриву свою все время отбрасывает  назад.
Одно это движение рукой, гриву назад, незабываемо. Даже если  случится самое
страшное, если  вдруг встанет и скажет "ну, пока!", все равно уже никогда не
забудется.  Этот  день на  двадцатом  году  жизни, конечно, никогда  уже  не
забудется.
     Мимо прошел какой-то пожилой красавец со знакомой внешностью, наверное,
из  кино,  серьезно посмотрел  на  Елку, спросил: "Как мать?" -- и кивнул  в
ответ на  ее  "все в  порядке". Внучка  автора  учебника  по  хирургии, дочь
знаменитой поэтессы, о которой даже мама в Магадане говорила: одаренная.
     Неподалеку втиснулся между двумя спортсменами некий тип в тренировочном
костюме с засученными рукавами. Тип с длинными волосами, зачесанными назад и
обтянутыми сеткой  для  укладки прически; эдакая гладкость головы и  в то же
время павианья волосистость предплечий. Он мрачно смотрел на Китайгородскую.
     -- Что  же  вы, Пармезанов,  даже не  приходите,  когда ваша подопечная
играет? -- Ну и девка, ядовито так обращается к человеку в два раза старше.
     -- Не мог, -- ответил трагический тип Пармезанов.
     --   Что   же  случилось?   Жена,  детки?   --   продолжала  ехидничать
Китайгородская.
     -- Не надо, -- сурово сказал Пармезанов, отвернулся и тут же оглянулся.
     Елка встала и громко сказала:
     -- Ну, пошли, Вася. Здесь все ясно. Озеров выигрывает.
     Василий тут же  встал с чрезмерной  радостной готовностью. Да  она меня
просто  себе подчинила. Просто поработила. Я уже себе не принадлежу. Что она
скажет, то и сделаю, и все вокруг будут смотреть и говорить: "Смотрите, Елка
Китайгородская совсем уже себе этого Васю подчинила!" Вот счастье!
     Тип Пармезанов  провожал их  нехорошим взглядом,  пока они  пробирались
среди любопытствующей публики.
     В парке  на пруду  меж  мед