т  бормотания: "Мать маршала Градова, подумать только, в трамвае,  мать
маршала  Градова, какая дама,  какая  скромность,  нет, это  насамделе  мать
маршала Градова  с  нами  в  трамвае?"  Новость  передавалась  без конца  от
выходящих  к  вновь  поступающим,  а  Мэри  Вахтанговна  сидела,  умирая  от
гордости, но ничем не показывая, что эти разговоры относятся к ней, прямая и
строгая,  скромнейшая  русская  интеллигентка,  мать   защитника  отечества,
маршала Градова.  "Ой, граждане, ну куда ж вы давите-то, тут же мать маршала
едет!"
     Никита,  мой  мальчишечка,  помню,  будто   было  вчера,  как  он   тут
галопировал в матросском костюмчике на пони, а дед кричал ему, раздувая усы:
"Грузинский царь! Ираклий! Багратион!"
     Цилины  истерики, между прочим,  имели  некоторую  семейную  подоплеку:
Кирюша никогда не был любимцем. По совершенно никому не понятным причинам он
был чуть-чуть -- ну, действительно самую малость, почти незаметную толику --
обделен  родительской любовью:  львиные доли  доставались старшему Никитке и
младшей Нинке. Впрочем, может быть, это сущая чепуха, может быть, это только
сейчас  кажется,  после гибели  Кирюшки.  Сколько мук  они пережили  с Бо, и
конечно, оба  казнились из-за  Кирюши, хотя никогда  и не  говорили  об этом
вслух.
     Все это ведь так относительно, зыбко. Ну вот, например, разве означает,
что  я люблю  Ёлку и Верульку меньше Борьки IV, даже если он и мой любимчик?
Даже Митю, неродного, я  любила ничуть не меньше, и  он  меня любил как свою
настоящую бабушку. И все же  нельзя не признать,  что никто из других внуков
не обладает  такими совершенными качествами, как Борька IV. Подумать только,
какой  в  высшей  степени  положительный  вырос  юнец! Какие  исключительные
серьезность,  ясность  взгляда, четкость,  спортивность, целеустремленность,
самостоятельность мышления, физическая подготовка! И товарищей себе выбирает
под стать: чего стоит  один лишь Саша Шереметьев!  Исключительная сила воли,
очевидная,  несмотря  на  этот  его  жуткий  вид  спорта,  интеллигентность,
безукоризненные  манеры; ну просто что-то юнкерское,  кадетское,  из прежних
времен. Удивительна  манера  двух юнцов  обращаться  друг к  другу  на "вы".
Мальчики явно  оказывают друг  на друга замечательное  влияние. Чего  стоит,
например, их решение не получать  в  школе ни по одному предмету оценки ниже
"отлично". Школа -- это  такая чепуха, такой вздор, говорят они, получать  в
ней  что-то  кроме  высшей  оценки  просто ниже  человеческого  достоинства.
Собранная   концентрированная   личность  все  школьные  премудрости  должна
усваивать быстро, четко, без малейшей зацепки.
     Есть в этом стремлении  к  совершенству один  пугающий элемент,  эдакая
современная   "рахметовщина".   Мальчишки    помешаны    на    закалке,   на
самоограничении.  Грубейшие свитеры,  например,  носят на голое  тело,  спят
зимой в тридцатиградусный мороз с открытыми окнами, растираются снегом, едят
только самую  простую  пищу,  а  однажды,  прошлым летом,  на  неделю вообще
отказались  от еды,  с  утра уходили  в  лес и возвращались в темноте, самым
вежливым   тоном  заявляя:  "Спасибо,   мы  не  голодны".  Потом  со  смехом
признались,   что   проводили   эксперимент   на   выживание  в   обстановке
"разрозненного десантирования".
     Какое, право, странное свойство обнаружилось у  меня к старости, думала
Мэри. Наслаждаюсь, глядя на то,  как мои внуки поглощают пищу. Ловлю себя на
том,  что  вместе с ними  приоткрываю рот, словно  бессмысленная гусыня, как
будто происхожу не из Гудиашвили, а из каких-нибудь Ламадзе...
     Вот так и в то утро она наслаждалась, глядя, как уплетают овсянку Борис
IV  и  его  друг  Александр  Шереметьев, не  зная, что это  в  последний раз
разворачивается перед ней столь волшебное зрелище.
     Агаша, естественно, тоже  обожала наблюдать семейные трапезы,  однако с
Борисом IV у нее были в последнее время большие огорчения. Отворачивается от
своих  любимейших пирожков со  смешанной  начинкой,  да  и  товарищу не дает
попробовать. Истинное получается кощунство, прости меня. Господи! Не в силах
совладать со своими руками, она то и дело  подталкивала  к мальчикам блюдо с
пирожками  и  тоже,  конечно,  не подозревала,  что последний  раз  вот  так
подталкивает к любимому Бабочке (так она  называла IV в отличие  от  Борюшки
III) румяный, с мясом и грибами, соблазн.
     Между  тем  "идеальные мальчики" собирались  сегодня  оставить  школу и
родительские   дома  и   перебраться  в   казармы  сверхсекретного   училища
Главразведуправления Красной Армии,  где их  уже  ждали.  Все  приготовления
держались, конечно, в тайне, иначе домочадцы поднимут такой хай, что  дойдет
и до самого маршала, и тот тогда мгновенно все предприятие поломает.
     -- Вот так,  мальчики, надо уметь  читать газеты,  -- повторил дед  Бо,
свернул  свою "Правду" и встал из-за стола. -- Увидите, не  далее  как через
месяц Сталин встретится  с  Черчиллем  и  Рузвельтом,  и  тогда окончательно
определится дата открытия второго фронта!
     Дед уехал, а  вскоре  стали  собираться  и  ребята.  На  прощанье Борис
поцеловал бабушку и няню. Обе просияли -- нечастый подарок!
     Ребята прошли с полкилометра  по дороге к  трамваю,  а потом свернули и
вернулись к забору дачи со стороны  леса. Здесь под  стеной сарая  припрятан
был гибкий спортивный  шест. Бросили жребий --  кому прыгать? Выпало Борьке.
Он  разбежался  и  махнул  через  забор.  Прыжок  оказался  эффективным,  но
технически  далеким от совершенства. Надо  еще много работать. Борька открыл
двери сарая  и вытащил изнутри два  заранее подготовленных рюкзака с личными
вещами  добровольцев.  Перебросил  их  через  забор.  Потом  перелез  сам. С
внутренней стороны можно было обойтись без шеста. С внешней, впрочем, тоже.
     В трамвае они обсуждали перспективы открытия второго фронта.
     --  Если бы вы  были Эйзенхауэром,  где бы  предпочли  высаживаться? --
спросил Борис IV Александра Шереметьева.
     -- Конечно, в Нормандии,  -- ответил Александр. -- Силам вторжения  там
придется пересечь всего лишь узкий пролив Ла-Манш, и все базы в Англии будут
под рукой.
     --  Да, но  там их встретят мощные  укрепления  Атлантического вала, --
возразил  Борис. -- Немцы уже два года готовятся  к отражению  именно там, в
Нормандии. На  месте Эйзенхауэра я выбрал бы неожиданный вариант и высадился
бы  в  Дании.  Побережье практически  не защищено,  земля плоская, население
дружественное, прямой путь для марша на Берлин!
     -- Это  интересно! -- с жаром, с нажимом воскликнул Александр,  так что
пассажиры в трамвае обернулись. -- Дайте подумать!
     Он думал весь остаток пути до  центра и потом, уже на подходах к школе,
что располагалась в районе площади Маяковского, все продолжал думать. Только
уже  у  ворот вдруг бурно  атаковал  друга  фиктивными боксерскими приемами,
восклицая:
     -- Нет, вы не правы, вы не правы, Борис Четвертый Градов!
     Их 175 школа была,  очевидно, самой уникальной в Москве:  здесь учились
дети  высших членов правительства и генералитета. Учителя тут были предельно
запуганы, перед учениками робели, однако во время перемены в коридорах можно
было услышать шепотки:  "Микоян сбежал с урока! Прямо не знаю,  что делать с
Буденной.  Ну,  знаете  ли,  вчера  Молотова отличилась..." Кроме  такой вот
"аристократии" были  тут, конечно, и простые  ученики.  К ним-то как  раз  и
относился Александр Шереметьев.
     Ребята вошли в школьный двор, когда там мельтешила малышовка, начальные
классы.  Не  разбирая  происхождений,   мелюзга  носилась  друг  за  другом,
наслаждаясь  первой переменкой.  Среди  этого  кишения  прогуливались  также
несколько старшеклассников, в  том  числе сумрачная  сутуловатая  девочка  в
клетчатом пальто. Она ни с кем не разговаривала и только похлопывала себя по
толстым  коленкам вполне  простецким ученическим портфелем. Это была не  кто
иная, как  Светка, дочь Верховного главнокомандующего, как называли  Сталина
Борис и  Александр. В отдалении, не  спуская  со Светки  глаз, пнем стоял ее
сопровождающий, лейтенант из кремлевской охраны.
     Оставив  свои  рюкзаки  в  раздевалке  спортзала, друзья  направились к
завучу. Предстояла самая  серьезная часть  операции  -- извлечение  школьных
табелей для представления  в тайное училище.  Заведению этому, похоже,  было
плевать на излишние формальности, требовались  просто молодые здоровые парни
для  обучения диверсионной работе  в тылу врага, однако даже и там надо было
представить школьные табели с отметками по всем предметам.
     Борис  и  Александр  загодя уже говорили  с завучем,  старым  почтенным
лосем, обычно проходившим через школьные помещения  медлительно и осторожно,
так, как его сородичи передвигаются по  лесу. Ребята навели тень на плетень,
запутали все направления, сказав, что собираются после получения  аттестатов
зрелости поступать в сверхсекретную  школу ВМС во Владивостоке, а туда нужно
уже сейчас послать заявление и табель в придачу. Мой отец, добавил Борис IV,
все это держит под контролем. Скорее всего, этого достаточно, думали ребята,
но если вдруг возникнут подозрения, что ж, ничего не останется, как запугать
лесного великана жестким физическим воздействием.
     К  счастью,  антигуманные действия  не  понадобились:  табели  уже были
приготовлены и выданы без лишних расспросов. То ли авторитет маршала Градова
подавил все подозрения,  то ли  старый лось  полностью доверял своим круглым
отличникам.
     Счастливые, ребята выскочили из школы и вдруг сразу же приуныли. "Самая
серьезная часть операции" показалась им сущим  пустяком перед  тем,  что еще
предстояло.  Они  шли по  улице  Горького,  смотрели на  женщин,  стоящих  в
очередях,  выходящих из  магазинов со своими жалкими  покупками,  на  теток,
подметающих  мостовые,  на  теток-милиционеров  и  думали о  том, что  через
несколько часов они окончательно уйдут из  этого женского мира в мир мужчин,
но прежде им надо попрощаться (по телефону, конечно, чтобы  не сорвалась вся
операция) со своими главными женщинами: маршальшей Градовой  и  бухгалтершей
Шереметьевой.
     В  зале  Центрального  телеграфа,  отстояв  очередь,  ребята  влезли  в
соседние телефонные будки.
     -- Что случилось?! --  услышав  голос Бориса, тут же закричала Вероника
неприятным, "утренним" голосом.
     Борис  мгновенно  покрылся горячим потом. Ему захотелось тут же бросить
трубку,  пустить  все на  самотек,  только лишь  не  вести этот  невыносимый
разговор,  однако усвоенные им в ходе самоподготовки принципы говорили,  что
он  не может увиливать  и  что  как  "человек  прямого действия"  он  должен
преодолевать все встречающиеся на пути преграды.
     -- Ничего особенного не случилось, -- твердо сказал он. --  Пожалуйста,
не беспокойся, мама. Просто я уезжаю. Ненадолго.
     -- Куда уезжаешь?! -- еще пуще завопила Вероника.
     -- В действующую армию, -- сказал он и закрыл глаза.
     Разговор шел практически через улицу. Борису, пока он стоял с закрытыми
глазами, вообще казалось, что они находятся в одной комнате. Разговором это,
впрочем,  вряд  ли  можно было назвать,  потому что  мать просто кричала как
оглашенная:
     -- Негодяй,  ты что, меня убить решил?!  Что ты задумал,  паршивец?! Ты
несовершеннолетний, тебя отправят домой с позором! Я немедленно соединяюсь с
отцом! Тебя поймают, подлец! -- Вдруг голос ее упал, и она зашептала явно на
грани рыданий: -- Боренька, Боренька, да как же ты так...
     Он открыл глаза:
     -- Мамочка,  пожалуйста, не  нужно... Ты, кажется, забыла, что я  давно
уже  не ребенок. Я  говорил  с тобой  не  раз  о  своем отношении к  данному
историческому  моменту. Я не могу себе позволить остаться в стороне от того,
что сейчас переживает моя страна, все человечество. Я не допускаю мысли, что
война закончится без моего участия, и, как человек  прямого действия, я тебе
об этом впрямую говорю.
     -- Какая жестокость, -- еле  слышно прошептала Вероника, но потом голос
ее снова окреп: -- Куда ты собрался?
     -- Я же сказал, мама, в действующую армию.
     -- Надеюсь, к отцу? Надеюсь, на Резервный?
     -- Да, да, -- поспешно сказал он. -- Я еду на Резервный.
     Она поняла, что он врет, и снова сорвалась на крик:
     -- Где ты сейчас находишься? Откуда звонишь?
     --  Мамочка, не нужно меня искать, не нужно  поднимать паники! Миллионы
парней вроде  меня едут на  фронт. Я не хочу  быть маменькиным,  а тем более
папенькиным сынком,  не хочу  позорить  отца! Я тебе  сразу же напишу и  все
объясню. Все будет хорошо. Я люблю тебя.
     Он  повесил трубку и  вышел из  будки  в  собравшуюся вокруг  телефонов
шинельно-вещмешочную толпу. Страшная тяжесть, ощущение какого-то неизбывного
горя сковали молодого человека. Он вдруг почувствовал, что это ему не внове,
что он уже испытывал это  горе, горе вечной разлуки. Когда?  Он не мог сразу
вспомнить.
     Сквозь стекло соседней будки  он  видел лицо Александра Шереметьева. По
железной щеке чемпиона, кажется, текла  слеза. Он  умоляюще что-то  шептал в
трубку  своей  "матери-одиночке".  Александр никогда  не  говорил  об  отце.
Неизвестно было,  есть ли у него отец, а  если  есть,  где он  воюет. Борису
иногда казалось,  что он понимает причину  этого молчания.  Может  быть, его
отец  и не воюет  вовсе?  Однажды Саша спросил Бориса: "Это правда, что  ваш
отец сидел?" Борис,  как  человек прямого действия, немедленно ответил: "Да,
сидел.  И  мать тоже  сидела. Их оклеветали".  Боксер  мотнул головой, будто
пропустил удар: "Как, и мать тоже? Невероятно!"
     Наконец все было кончено. Закинув рюкзаки  на плечи, они вышли на улицу
Горького. За то  время, что они  толкались  на телеграфе, небо  над  Москвой
потемнело.  Косо,  будто  по линейке,  летел в  лица  колючий  снег  прямого
действия.

        "АНТРАКТ VII. ПРЕССА"

     "Нью-Йорк Тайме"
     Конгрессмен Гамильтон Фиш, республиканец от  Нью-Йорка, сказал: "Сталин
окружен той же группой  людей, что  пришла к власти вместе  с ним, и их цель
по-прежнему распространение коммунизма".
     "Нью Рипаблик", апрель 1943 г.
     По  всей  Северной  Америке,  в  Канаде  и  США,  сейчас  можно слышать
предположения,   что  победа  России   может  приблизить  опасность  мировой
революции...   Между   тем   это  предположение  является   главным  оружием
гитлеровской пропаганды.
     "Крисчен Сайенс Монитор"
     Существование  в  Москве   Коминтерна   долгие  годы   было   серьезным
препятствием для более доверительного  сотрудничества  между  СССР и другими
странами... Теперь Коминтерн распущен...
     "Известия", ноябрь 1943 г.
     Гвардейцы Красной Армии  и Флота!  С честью несите ваши знамена! Будьте
примером  доблести  и отваги, дисциплины  и  упорства в борьбе  с врагом! Да
здравствует Советская Гвардия!
     "Нъю Рипаблик", ноябрь 1943 г.
     СОВЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА В ДНИ ВОЙНЫ
     Николай  Тихонов:  "Целься  лучше, солдат  Красной Армии!  Помни,  что,
уничтожая еще одного Ганса, ты спасаешь жизни советских людей,  освобождаешь
родную землю!"
     Лев  Славин:  "Ни  в чем не  верь  гитлеровцу! Бей  его  без  жалости и
промедления, до конца! Бей его в голову, в бок, в спину, но только бей его!"
     Пьеса "Фронт" Корнейчука идет в переполненных театрах по всей стране.
     Талантливый  молодой  поэт  Твардовский  написал  слегка  киплинговскую
окопную балладу о хорошем солдате, который  не  теряет способности шутить ни
при каких обстоятельствах.
     Неистощимый  стихоплет  Демьян  Бедный выступает со  скромным  в  своей
невинности произведением, которое заканчивается словами: "Смерть кровопийцам
и людоедам!"
     В целом советские писатели  вдохновляются выражением И.Сталина: "Нельзя
поддеть врага, не научившись его ненавидеть!"
     "Ращен Ревью"
     Среди переводчиков, работающих с советскими летчиками в  Элизабет-Сити,
выделяется высокий, красивый  лейтенант Грегори Г.Гагарин.  Русские  летчики
поначалу относились к нему с подозрением,  поскольку его мать была графиней,
а  отец кавалергардом.  Обнаружив, однако, что они  получают от  переводчика
больше сведений  о радио  и  радарах,  чем  из  любых  советских  книг,  они
переменили к нему отношение.
     "Новое Русское Слово", 1944 г.
     До  1 января этого года в Россию отправлено 780 самолетов, 4700 танков,
170000   грузовиков,  33000  армейских  автомобилей  "джип"  и   25000  иных
автомобилей.
     Красная Армия получила 6000000 пар американских сапог. Послано  2250000
тонн продовольствия...
     Уильям Рандольф Херст отвечает "Правде"
     "Маршал  Сталин  называет  меня  гангстером  и  другом  Гитлера.  Такие
обвинения   имеют   и   свою  смешную  сторону,  ибо  исходят  от  человека,
возглавляющего самую гангстерскую печать в мире.
     А кто был ближайшим и лучшим другом Гитлера до того, как?.."
     "Радио Берлин", 28 февраля 1944 г.
     Выступление Геббельса: "Наши враги втянули нас в эту войну,  потому что
образец   нашего   социалистического   строя  стал  угрожать   их   отсталым
политическим  системам.  ...Если  мы  проиграем  войну,  для Германии  будет
потерян и социализм. Как только успех войны будет обеспечен, мы снова начнем
проводить в жизнь наши главные социалистические планы..."

        "АНТРАКТ VIII. БАЛ СВЕТЛЯКОВ"
     Июнь, месяц балов:  выпускных церемоний,  всевозможных commencements  с
вручением почетных степеней выдающимся гостям и ораторам, с подбрасыванием в
воздух  шапочек,  с   юношескими  лавинами,   низвергающимися  по  мраморным
лестницам,  с  захватывающим  ожиданием  чуда,  счастья, любви, с торжеством
светляков в  темных деревьях,  в  светлых ночах, с перекличкой,  пересвистом
пересмешников, с руладами соловьев.
     Так  когда-то  и  выпускницы  Смольного  института  благородных   девиц
кружились белой ночью,  глядя на парящих в  парке светляков, спрашивая  друг
друга, что такое  эти  светляки, что в них, какая тайна кроме вечной поэзии,
не догадываясь или, может быть, смутно догадываясь, что в этих множественных
вспышечках по всему  парку,  над  мрамором скульптур,  над куполами деревьев
перед  ними мелькают восторги предыдущих выпускниц всего человеческого рода.
Кто-нибудь  в  разгромленной,  частично  сожженной  Германии,  в лагере  для
перемещенных  лиц,  в американской зоне  оккупации, лежа на траве, руки  под
голову,  смотрит  на  возникающие  над  ним  медлительно  парящие  бесшумные
крошечные геликоптеры, думает о том, почему вдруг в  них происходит вспышка,
в чем  смысл  этой  реакции,  в  чем  состав  этой  реакции,  имеет  ли  это
какое-нибудь отношение к процессу фотосинтеза?
     В чем смысл этих крошечных вспышек, этой весенней феерии, почему  в ней
такая грусть? Это уже думает поэтесса  в  Серебряном Бору. Весь дом спит,  а
она  сидит,  обхватив  колени,  на  крыльце  террасы.  Что  это за  сигналы?
Крошечный  воздушный кораблик  с  огромным по  его-то  размерам  прожектором
снижается  к ней на  ладонь и вдруг гаснет, сливается с  темнотой. Выпускной
бал  института  благородных  девиц,  с  усмешкой думает  она.  Мимолетности,
похороны нежности, возрождение и угасание, июнь сорок пятого года...

        "ГЛАВА XVI КОНЦЕРТ ФРОНТУ"

     Американские  грузовики,  поступающие   сейчас   неудержимым,  каким-то
неправдоподобным  потоком во все доступные советские  порты,  а также  через
иранскую границу, годились, как оказалось, не только для монтажа гвардейских
минометов, для перевозки войск и  амуниции, но также и для  установки на них
больших  концертных  роялей. Вот так  однажды  под  вечер в конце марта 1944
года, на стыке Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов, где-то на
лесной  поляне к  западу  от  Овруча,  "студебеккер"  с  откинутыми  бортами
превосходно выполнял функции  эстрады. На нем  стоял  рояль,  и вдохновенный
Эмиль   Гилельс  оглашал  рощу  вариациями  Листа,  а  потом  аккомпанировал
вдохновенном