и
часа. Малкольм спал, сидя на скамейке возле  нее.  "Что  там  делает  этот
доктор? - гадала она. - Обещал ведь, что не задержит нас".
   Едва только они прибыли, доктор Тернер обследовал Малкольма  с  помощью
компьютеризованного  стетоскопа  и,  заявив,  что  он  нуждается  в  более
серьезных исследованиях, отвел его внутрь госпиталя. В  приемную  Малкольм
возвратился через час.  Эпонина  видела  врача  лишь  мельком,  когда  тот
приглашал Малкольма в своей кабинет.
   - Вы подруга мистера Пибоди? - прозвучал голос. Эпонина,  должно  быть,
задремала. Когда к ней вернулась способность видеть, она обнаружила  прямо
перед собой прекрасные васильковые глаза. Доктор  казался  расстроенным  и
усталым.
   - Да, - ответила Эпонина негромко, чтобы не разбудить уснувшего  на  ее
плече мужчину.
   - Он скоро умрет, - сказал доктор Тернер. - Возможно, недели через две.
   Эпонина ощутила всем телом,  как  откуда-то  прихлынула  кровь.  "Я  не
ослышалась? - думала она. - Он сказал, что Малкольм скоро умрет?"  Эпонина
была ошеломлена.
   - Ему потребуется поддержка, - говорил врач.
   Он помедлил, поглядел на Эпонину. Может быть,  пытаясь  вспомнить,  где
видел ее.
   - Вы сумеете помочь ему? - спросил доктор Тернер.
   - Я... я надеюсь, - ответила Эпонина.
   Малкольм зашевелился.
   - Придется его разбудить, - сказал доктор.
   В глазах доктора Тернера не было заметно эмоций. Он поставил диагноз, а
дальше не его дело, ему все равно. "Ким права, - подумала Эпонина.  -  Это
автомат вроде роботов Тиассо".
   По просьбе доктора Эпонина проводила Малкольма по коридору  в  комнату,
полную медицинских приборов.
   - Оборудование, привезенное нами с  Земли,  подбирали  ученые  люди,  -
произнес доктор Тернер, обращаясь к Малкольму. - Хотя штат у нас  невелик,
но диагностическая аппаратура - первый класс.
   Все трое отправились к прозрачному кубу размером  около  одного  метра.
Доктор Тернер пояснил:
   - Это удивительное устройство  называется  органопроектором.  Он  может
воссоздавать во всех подробностях почти все основные органы  человеческого
тела. То, что мы видим внутри  него,  мистер  Пибоди,  представляет  собой
полученное компьютером изображение вашего сердца, каким оно было девяносто
минут назад, когда я ввел индикаторное вещество в ваши кровеносные сосуды.
   Доктор Тернер показал на  соседнюю  комнату,  где  Малкольм,  наверное,
подвергался всевозможным экспериментам.
   - Пока вы сидели на этом  столе,  -  продолжил  врач,  -  устройство  с
большой  линзой  сканировало  ваш  организм  миллион  раз  в  секунду.  По
расположению индикаторного вещества и миллиардам мгновенных  снимков  было
построено весьма точное трехмерное изображение вашего  сердца.  Его  вы  и
видите внутри куба.
   Доктор Тернер помедлил, коротко глянул в сторону и вновь перевел  глаза
на Малкольма.
   - Я не собираюсь вас пугать, мистер  Пибоди,  просто  мне  хотелось  бы
объяснить, как я узнал о причинах вашего заболевания. Чтобы  вы  поняли  -
ошибиться я не мог.
   Глаза Малкольма округлились от испуга. Доктор взял его за руку и подвел
к кубу.
   - Поглядите сюда, на тыльную сторону сердца... наверх. Видите  странные
полосы  и  сетки  на  волокнах?  Это  сердечные  мышцы,  они   подверглись
необратимой эрозии.
   Малкольм, казалось, целую вечность разглядывал куб и опустил голову.
   - Значит, я умру, доктор? - кротко спросил он.
   Роберт Тернер взял пациента за руку.
   - Да, Малкольм. На Земле мы могли бы, возможно, сделать  вам  пересадку
сердца. Но здесь это исключается: у нас нет ни оборудования, ни  донора...
Если хотите, я могу вскрыть вашу грудную клетку и  проверить  диагноз.  Но
едва ли прогноз может измениться.
   Малкольм покачал головой. По его щекам потекли слезы. Эпонина обняла за
плечи невысокого мужчину и тоже заплакала.
   - Извините, что так долго заставил вас  ждать  с  диагнозом,  -  сказал
доктор Тернер, - но в столь серьезном случае  следовало  удостовериться  в
правильности принятого решения.
   Через несколько мгновений Малкольм  с  Эпониной  направились  к  двери.
Малкольм вдруг обернулся.
   - Что же мне теперь делать? - спросил он у доктора.
   - Все, что доставляет вам радость, - ответил тот.


   Когда они ушли, доктор Тернер вернулся в свой  кабинет,  где  на  столе
осталась распечатка и прочие медицинские документы Малкольма Пибоди.  Врач
был глубоко встревожен. Он испытывал полную уверенность в том, что  сердце
Пибоди поражено недутом, сразившим Уолтера Брекина еще  на  "Санта-Марии".
Оба они были друзьями. Дружба их началась несколько лет назад в заключении
в Джорджии. Едва ли оба могли _чисто случайно_ страдать от одного  и  того
же сердечного заболевания. Но если это не совпадение, выходит,  патогенный
агент может передаваться.
   Роберт Тернер покачал головой. Пугает любая болезнь, если она  поражает
сердце. Но эта передается от человека  к  человеку.  Перед  ним  открылись
ужасающие перспективы.
   Он ощущал огромную усталость, но, прежде чем опустить голову  на  стол,
доктор выписал перечень книг о сердечных  вирусных  заболеваниях,  которые
намеревался запросить в библиотеке, а потом быстро уснул.
   Через пятнадцать минут его поднял звонок. Говорила  Тиассо  из  комнаты
скорой помощи.
   - Две Гарсиа обнаружили в Шервудском лесу человеческое тело. Сейчас они
доставляют его сюда. Судя по переданным ими изображениям, потребуется ваше
участие.
   Доктор Тернер вымыл руки, надел халат и попал в помещение скорой еще до
того, как обе Гарсиа принесли тело. При всем своем опыте врач  отвернулся,
увидев изувеченный труп. Голова была почти отделена от тела и держалась на
тонкой полоске кожи и мышц. Обезображенное побоями  лицо  невозможно  было
узнать. Помимо того в области гениталий зияла большая окровавленная дыра.
   Пара  Тиассо  немедленно  приступила  к  работе.  Они  смыли  кровь   и
подготовили тело  к  вскрытию.  Присев  неподалеку,  доктор  Тернер  начал
заполнять заключение о первой смерти, приключившейся в Новом Эдеме.
   - Как его звали? - спросил он у биотов.
   Одна  из  Тиассо  покопалась   в   одежде   убитого   и   достала   его
идентификационную карточку.
   - Данни, - ответил биот. - Марчелло Данни.




        ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЭПИТАЛАМА


        1

   Из Позитано пришел набитый битком поезд. Он  остановился  на  небольшой
станции на полпути до Бовуа и  выгрузил  на  берегу  озера  Шекспир  своих
пассажиров: людей и биотов. Многие несли корзины с едой, одеяла и складные
стулья. Некоторые из малых детей  прямо  от  станции  бросились  к  густой
свежескошенной траве, окружавшей озеро. С хохотом они кувыркались вниз  по
мягкому склону, спускавшемуся на 150 метров от станции к краю воды.  Чтобы
не сидеть на траве, соорудили  деревянные  скамейки  -  как  раз  напротив
узкого  пирса,  на  50  метров  уходившего  в   воду   и   оканчивавшегося
прямоугольной платформой. На ней размещались несколько кресел и трибуна  с
микрофоном. Отсюда губернатор Ватанабэ  обратится  с  речью  в  честь  Дня
Поселения сразу же, как только отгремит  фейерверк.  Слева  от  скамеек  в
пятидесяти метрах Уэйкфилды и Ватанабэ установили длинный  стол,  покрытый
бело-голубой  тканью.  На  нем  были  со   вкусом   расставлены   закуски,
холодильники были полны напитков. Собравшиеся  семьи  со  своими  друзьями
закусывали, играли в разные игры или же просто оживленно  беседовали.  Два
биота-Линкольна,  переходя  от  группы  к  группе,  предлагали  напитки  и
бутерброды тем, кто находился далеко от стола и холодильников.
   Был сильный полуденный зной... Третий день подряд стояла  исключительно
жаркая погода,  но  искусственное  солнце  уже  очертило  почти  всю  свою
мини-дугу  под  куполом  поселения,  свет  его  уже  медленно  тускнел,  и
собравшаяся на берегу озера Шекспир толпа радовалась грядущей прохладе.
   Последний поезд появился за несколько минут до  того,  как  свет  погас
окончательно. Он прибыл с севера  из  Сентрал-Сити  и  привез  колонистов,
обитавших в Хаконе и Сан-Мигеле. Опоздавших было немного.
   Большая часть людей приехала заранее, чтобы  устроить  себе  пикник  на
траве. Эпонина прибыла с последним поездом. Она  вообще-то  не  собиралась
присутствовать на празднике и передумала лишь в последний момент.
   Ступив  на  траву  со  станционной  платформы,  Эпонина   почувствовала
смятение. Вокруг было так много людей! "Наверное, здесь весь Новый  Эдем",
- подумала она. И тут же пожалела о том, что пришла.  Все  вокруг  были  с
друзьями или семьями, и только она была одна.
   Элли Уэйкфилд играла в подковки с Бенджи, когда Эпонина сошла с поезда.
Девушка сразу узнала учительницу издали, по красной повязке на руке.
   - Мама, это Эпонина,  -  сказала  Элли,  подбежав  к  Николь.  -  Можно
пригласить ее присоединиться к нам?
   - Конечно, - ответила Николь.
   Остановив игру небольшого оркестра, громкоговорители известили  всех  о
том, что фейерверк начнется минут через десять.  Послышались  разрозненные
аплодисменты.
   - Эпонина, сюда, - крикнула Элли и замахала обеими руками.
   Было уже довольно темно, и  Эпонина,  услыхав  свое  имя,  повернула  в
сторону Элли  не  сразу.  По  пути  она  невольно  наткнулась  на  малыша,
разгуливавшего по траве.
   - Кевин, - вскрикнула его мать. - Держись от нее подальше!
   Через какое-то мгновение коренастый блондин ухватил мальчишку  и  отвел
его в сторону от Эпонины.
   - А ты-то зачем приперлась, - бросил мужчина, -  тебе  не  место  среди
приличных людей.
   В легком смятении Эпонина направилась в сторону  Элли,  уже  шедшей  ей
навстречу.
   - Вали-ка отсюда, сорок первая! - выкрикнула  женщина,  наблюдавшая  за
происходящим.  Жирный  десятилетний  мальчик  с  носом  картошечкой  ткнул
пальцем в сторону Эпонины и прошептал что-то, обращаясь к младшей сестре.
   - Я так рада видеть вас, - сказала Элли, встречая свою  учительницу.  -
Не хотите перекусить?
   Эпонина кивнула.
   -  Приношу  извинения  за  этих  людей,  -  проговорила  Элли  голосом,
достаточно громким, чтобы ее слышали. - Их невежество постыдно.
   Элли отвела Эпонину назад к большому столу и представила:
   - Эй, слушайте все. Для тех, кто не знает,  объясняю:  перед  вами  моя
учительница и подруга Эпонина.  Фамилии  у  нее  нет,  поэтому  можете  не
спрашивать об этом.
   Эпонина и Николь уже встречались несколько раз. Пока  они  обменивались
любезностями, Линкольн предложил Эпонине какие-то растительные  палочки  и
содовую. Для встречи с вновь прибывшей Наи Ватанабэ демонстративно привела
своих сыновей-близнецов  Кеплера  и  Галилея,  которым  две  недели  назад
исполнилось два года. Собравшаяся вокруг  группа  колонистов  из  Позитано
могла видеть, как Эпонина взяла Кеплера на руки.
   - Хорошенькая, - сказал маленький мальчик, показывая на лицо Эпонины.
   - Должно быть, это очень трудно,  -  произнесла  Николь  по-французски,
кивнув головой в сторону зевак.
   - Oui [да (франц.)], - ответила Эпонина, а про себя подумала:  "Трудно?
Не то слово. Больше подошло бы - абсолютно невозможно. Не то плохо, что  я
подхватила эту ужасную болезнь, от которой нет спасения. Плохо  носить  на
руке эту повязку и видеть, как люди сторонятся меня".
   Макс Паккетт поднял взгляд от шахматной доски и заметил Эпонину.
   - Привет, привет. Должно быть, вы и есть та училка, о которой я столько
слышал.
   - Это Макс, - проговорила Элли, поворачивая Эпонину в его сторону. - Он
у нас игривый, но вполне безобидный. А тот мужчина  постарше,  который  не
обращает на нас внимания, - судья Петр Мышкин... Я  правильно  произнесла,
судья?
   - Да, конечно, молодая леди, - ответил судья Мышкин, не отводя глаз  от
шахматной доски. - Черт побери, Паккетт, что вы пытаетесь изобразить своим
слоном? Ваша игра вечно или невозможно глупа, или  блестяща...  уже  и  не
знаю, какое слово применить.
   Судья наконец поглядел вверх, заметил на руке Эпонины красную повязку и
поднялся на ноги.
   - Простите меня, мисс, виноват. Вам и так невесело, незачем выслушивать
дерзости от этого старого эгоиста.
   Через минуту-другую, прежде чем начался фейерверк, в  западной  стороне
озера появилась большая  яхта,  приближавшаяся  к  месту,  где  проводился
пикник. Длинную палубу украшали яркие цветные огни и красивые  девицы.  На
борту было выписано имя: "Накамура". Эпонина  узнала  Кимберли  Гендерсон,
стоявшую возле Тосио Накамуры на корме.
   Прибывшие на яхте замахали людям на берегу. Патрик Уэйкфилд возбужденно
подбежал к столу.
   - Посмотри мама, - сказал он, - там на борту Кэти.
   Николь одела очки, чтобы лучше видеть. Там действительно  оказалась  ее
дочь в купальном бикини, она махала с палубы яхты.
   - Ее-то нам как раз и не хватает, -  пробормотала  Николь,  как  только
первая ракета взорвалась над ними, наполнив темное небо цветом и светом.


   - Сегодня минуло три года, - начал свою речь Кэндзи Ватанабэ, - с  того
дня, когда разведывательный отряд с "Пинты" ступил ногой  на  почву  этого
нового мира. Никто из  нас  не  знал,  чего  ожидать.  Все  мы  гадали,  в
особенности в течение тех  двух  долгих  месяцев,  когда  нам  приходилось
проводить по восемь часов каждый день в сомнариуме, можно ли вести хотя бы
относительно нормальную жизнь здесь в Новом Эдеме.
   - Наши страхи не оправдались. Здешние хозяева-инопланетяне,  какими  бы
они ни были, ни  разу  еще  не  вмешались  в  нашу  жизнь.  Возможно,  как
предполагают Николь Уэйкфилд  и  остальные,  они  действительно  постоянно
наблюдают за нами; но мы совершенно не ощущаем их присутствия.  Объемлющий
нашу колонию космический корабль Рама с  невероятной  скоростью  мчится  к
звезде,  которую  мы  именуем  Тау  Кита.  Но  необычные  условия   нашего
существования не оказывают почти никакого воздействия на нашу повседневную
деятельность.
   - До проведенных в сомнариуме дней, когда мы еще путешествовали  внутри
планетной системы, обращающейся вокруг нашего родного  Солнца,  многие  из
нас считали,  что  "период  наблюдения"  за  нами  продлится  недолго.  Мы
надеялись, что через несколько месяцев нас вернут  или  на  Землю,  или  к
месту нашего первоначального назначения - на планету Марс, а  третий  Рама
исчезнет в далеких просторах космоса, подобно двум  его  предшественникам.
Но сегодня я могу сказать вам только то, что, по мнению наших навигаторов,
как и последние два с половиной года, мы удаляемся от Солнца со скоростью,
достигшей уже половины световой. Если судьба когда-нибудь  вновь  приведет
нас в Солнечную систему,  этот  день  будет  отделен  от  сегодняшнего  по
крайней мере несколькими годами.
   - Все эти факторы определяют основную тему моего нынешнего выступления.
Она  проста.  Собратья-колонисты,  _мы_  должны  принять  на  себя  полную
ответственность за свою судьбу. Можно  надеяться,  что  потрясающие  силы,
сотворившие наш мирок, спасут нас от последствий наших ошибок. И все же мы
должны научиться жить в Новом Эдеме так, словно нам и нашим детям  суждено
провести здесь целую жизнь. И мы должны создать условия, которые  окажутся
приемлемыми и для нас, и для будущих поколений.
   - Но в настоящее время колонии брошено  несколько  вызовов.  Отметим  -
вызовов, у нас нет проблем. Сообща мы успешно справимся с ними. Но принять
правильные  решения  мы  можем,  лишь   тщательно   взвесив   долгосрочные
последствия своих действий. И если мы не сумеем понять, что  заботиться  о
нас некому, и не научимся поступать ради всеобщего блага, Новый Эдем  ждет
мрачное будущее.
   - Позвольте мне  проиллюстрировать  свою  точку  зрения  на  конкретном
примере. Ричард Уэйкфилд неоднократно пояснял - по телевидению и публично,
- что в методике управления погодой внутри нашего  поселения  использованы
известные допущения, касающиеся состояния атмосферы. В частности, алгоритм
управления  погодой  предполагает,  что  содержание  углекислого  газа   и
концентрация дымовых частиц  не  превосходят  заданных  величин.  Не  зная
точно, как работают эти математические зависимости, мы вынуждены считаться
с тем, что результаты наших расчетов внешнего притока в поселение окажутся
неточными.
   - Не хочу сегодня читать вам научную лекцию на очень сложную  тему.  Но
придется поговорить о  политике.  Поскольку  большая  часть  наших  ученых
предполагает, что эта необычная погода за последние четыре месяца  явилась
причиной избыточного загрязнения атмосферы  углекислым  газом  и  дымовыми
частицами,  мое  правительство  выступило  с  конкретными   предложениями,
позволяющими  разрешить  эти  вопросы.  Но  все  наши  рекомендации   были
отвергнуты сенатом.
   - И почему? Мы предложили постепенно запретить жечь костры - совершенно
излишние в Новом Эдеме на этой стадии развития биосферы. Наше мнение сочли
"ограничением  прав   личности".   Подробно   разработанные   рекомендации
относительно воссоздания части сети ГОУ, чтобы скомпенсировать  потери  за
счет  утраты  части  Шервудского  леса  и  Северных  лугов,   также   были
забаллотированы. И по какой причине? Оппозиция  заявила,  что  колония  не
способна справиться с этой работой; кроме того, оказалось,  что  мощность,
необходимая  для  работы  новых  сегментов  ГОУ,  потребует   болезненного
сокращения потребления электроэнергии.
   - Леди и джентльмены, смешно прятать головы в  песок:  сами  собой  эти
проблемы не разрешатся. Очередной раз откладывая решительные действия,  мы
создаем себе больше трудностей в будущем. Не могу поверить, что многие  из
вас поддерживают стремление  оппозиции,  намеревающейся  каким-то  образом
разобраться в работе  органов  управления  погодой  в  нашем  поселении  и
настроить их так, чтобы они функционировали в новых условиях -  при  более
высоких уровнях  содержания  углекислого  газа  и  дымовых  частиц.  Какое
чудовищное заблуждение!
   Николь и Наи следили за реакцией на речь Кэндзи  с  большим  вниманием.
Кое-кто из сторонников губернатора настаивал, чтобы тот выступил с  легкой
оптимистичной речью, не касаясь никаких политических вопросов. Губернатор,
тем не менее, проявил твердость и решил не тратить времени попусту.
   - Кэндзи проиграл, - Наи, перегнувшись, шепнула Николь.  -  Он  проявил
излишний педантизм.
   На  скамейках,  где  размещалась  половина  всей  аудитории,   началось
волнение. Яхта "Накамура", простоявшая у берега во время всего фейерверка,
снялась с места, как только губернатор Ватанабэ начал говорить.
   Кэндзи изменил тему и перешел  от  погоды  к  ретровирусу  RV-41.  Этот
вопрос  весьма  беспокоил  колонию,  и  аудитория   немедленно   притихла.
Губернатор  заверил  всех,  что  медицинский  персонал  Нового  Эдема  под
руководством  доктора  Роберта  Тернера  самоотверженно  изучает   причину
болезни, однако необходимы дальнейшие, еще более тщательные  исследования,
чтобы понять, как же лечить это заболевание.  Губернатор  осудил  всеобщую
истерию, вследствие которой был принят билль, обязывающий всех колонистов,
пораженных RV-41, носить красные повязки на руке.
   - Фу! - общим криком выразила  неодобрение  большая  группа  колонистов
восточного происхождения, собравшихся с другой стороны от Николь и Наи.
   - ...эти бедные, несчастные люди и  так  достаточно  настрадались...  -
говорил Кэндзи.
   - _Все они шлюхи и голубые_, - выкрикнул мужчина откуда-то из-за  спины
Уэйкфилдов и Ватанабэ. Люди вокруг расхохотались и зааплодировали.
   - ...доктор Тернер  неоднократно  заверял,  что  эта  болезнь,  подобно
большинству заболеваний, распространяемых ретровирусами,  передается  лишь
через кровь и семя...
   Толпа выходила из-под контроля. Николь надеялась,  что  Кэндзи  заметит
это и немедленно прекратив свои комментарии.  Губернатор  намеревался  еще
высказать свое мнение о нецелесообразности исследований Рамы за  пределами
Нового Эдема, но вполне понимал, что собравшиеся уже не слушали его.
   Помедлив секунду, губернатор Ватанабэ вдруг оглушительно свистнул прямо
в