о вселяла  в
меня беспокойство, стоило только погаснуть огням на крыше бака. Так прошло
несколько недель.
   После первых десяти  дней  видение  посетило  меня  лишь  однажды  и  в
общем-то  не  слишком  отличалось  от  яркого  сна.  Оно  не  было   столь
выразительным, как предыдущие, но, невзирая на это, запоминалось  во  всех
подробностях - должно быть, потому, что оказалось связанным с тем, которое
я видела в прошлом году в яме.
   В этом последнем видении (или все-таки сне) мы с  отцом  присутствовали
на концерте под открытым небом. На сцене в  одиночестве  пребывал  пожилой
восточный джентльмен  с  длинной  белой  бородой,  он  играл  на  странном
струнном музыкальном инструменте. Но в отличие от прошлого  видения  мы  с
отцом не превращались в птиц и не летали в  Шинон.  Напротив,  тело  моего
отца как бы растаяло, оставив в воздухе только глаза.  И  через  несколько
минут  я  оказалась  посреди   образованного   несколькими   парами   глаз
шестиугольника. Глаза Омэ и матери я узнала сразу же,  но  оставшиеся  три
пары были мне незнакомы. Все шесть пар глаз  глядели  на  меня  из  вершин
шестиугольника, словно бы пытаясь что-то поведать.  И  прежде  чем  утихла
музыка,  я  услыхала  одно  слово,  в  которое  успели  сложиться  голоса:
"_Опасность_".
   Откуда взялись мои галлюцинации? Почему они посещают только меня  одну?
И Ричард с Майклом тоже страдали от сенсорного голода, они  тоже  замечали
плававшие перед глазами узоры, но изображения никогда не были  четкими.  А
если это рамане через капилляры вводили в наши тела неведомые препараты  -
мы учли и такую возможность, - то почему видения посещают только меня?
   Ричард и Майкл не задумывались  над  ответом:  с  их  точки  зрения,  я
представляю "личность, восприимчивую к воздействию наркотиков и наделенную
гиперактивным  воображением".  Как  они  считают,   подобного   объяснения
достаточно. Такой реакции я могла бы ожидать от Ричарда, но не от Майкла.
   Однако даже наш предсказуемый генерал О'Тул, побывав в  баке,  сделался
сам не свой. Его явно беспокоило иное. Но только этим  утром  мне  удалось
получить представление о том, что творится в уме генерала.
   - Сам не осознавая того, - наконец  задумчиво  проговорил  Майкл,  -  я
каждый раз приспосабливал Бога к новым научным открытиям. Я сумел включить
представление о раманах в собственный католицизм, но  при  этом  я  просто
расширил область применения  моего  ограниченного  представления  о  Боге.
Теперь  же,  находясь  на  борту  космического  корабля,  движущегося   на
релятивистских скоростях, я должен отвергнуть все прежние условности. Лишь
тогда  мой  Бог  будет  соответствовать   Господу,   повелевающему   всеми
процессами и частицами во Вселенной.
   Мои мысли обращены к другим,  более  насущным  вещам.  Ричард  и  Майкл
заняты глубокими идеями: Ричард - наукой и техникой, а  Майкл  погружен  в
духовный мир. И хотя мне действительно интересны идеи, постигаемые  каждым
из них в поисках истины, должен же кто-то подумать о  повседневных  делах.
Мы,  трое  взрослых,  должны  подготовить  к  будущей  жизни  единственную
представительницу следующего поколения. Похоже,  что  мне  так  и  суждено
заниматься воспитанием в одиночку.
   Впрочем,  я  рада  этой  обязанности.  Когда  Симона  награждает   меня
лучезарной  улыбкой  посреди  кормления,  мои  галлюцинации  не  беспокоят
меня... и я не хочу думать о том, есть ли Бог и как рамане используют воду
в качестве ядерного топлива. В этот момент для меня важно только одно: я -
мать Симоны.


   31 июля 2201 года

   На Раму явно пришла весна.  Оттепель  началась  сразу  после  окончания
маневра. К этому времени температура наверху успела достигнуть -25ьС, и мы
уже начали беспокоиться о  том,  насколько  температура  в  корабле  может
сказаться на условиях в нашем подземелье. С тех  пор  она  поднималась  по
градусу в день и еще через две недели, наверное, пересечет точку таяния.
   Теперь мы  уже  находимся  за  пределами  Солнечной  системы,  в  почти
идеальном вакууме, что заполняет  пустоту,  разделяющую  соседние  звезды.
Наше Солнце по-прежнему остается самым ярким объектом на небе,  но  планет
уже не видно. Два-три  раза  в  неделю  Ричард  принимается  просматривать
результаты наблюдений в поисках  кометного  облака  Оорта  [гипотетическое
кометное облако,  окружающее,  по  современным  представлениям,  Солнечную
систему], но пока без успеха.
   Откуда же взялось тепло, согревшее внутренности  корабля?  Наш  главный
инженер,  милый  Ричард  Уэйкфилд,  немедленно  ответил  на  этот  вопрос,
заданный вчера Майклом.
   - Та самая ядерная установка, что разогнала аппарат до таких скоростей,
создает и избыток тепла. Должно быть, Рама функционирует в  двух  режимах.
Возле источника тепла, у звезды, он  отключает  все  прочие  системы  -  и
двигательную, и тепловую.
   Мы с Майклом дружно поздравили Ричарда со столь гибким объяснением.
   - Но, - поинтересовалась  я,  -  остаются  и  другие  вопросы.  _Зачем_
необходимы две отдельные системы? И зачем нужно вообще отключать основную?
   - Я могу лишь гадать, - с обычной ухмылкой ответил Ричард. -  Возможно,
основные системы нуждаются в периодическом ремонте, для которого необходим
независимый источник тепла и энергии. Вы видели, как различные виды биотов
следят  за  поверхностью  Рамы.  Быть  может,   другой   комплект   биотов
обеспечивает обслуживание этих систем.
   - Я подумал о другом, - медленно проговорил  Майкл.  -  Как  по-вашему,
случайно ли мы оказались на корабле?
   - Что ты имеешь в виду? - хмурясь, спросил Ричард.
   - Ты полагаешь, мы оказались здесь лишь волей случая?  Или  же  хозяева
аппарата с учетом всех вероятностей и природы  нашего  вида  рассчитывали,
что в настоящий момент внутри Рамы окажутся человеческие существа?
   Мысль Майкла мне понравилась. Он намекал, хотя, может,  и  не  осмыслив
этого до конца, что  рамане  гениальны  не  только  в  науках  и  технике;
возможно, они владеют  всеми  основами  универсальной  психологии.  Ричард
никак не отреагировал.
   - Ты имеешь в виду, - проговорила я, - что в окрестностях Земли  рамане
_намеренно_ использовали лишь свои вспомогательные системы, чтобы заманить
нас сюда.
   - Это абсурд, - тут же откликнулся Ричард.
   - Подумай, - возразил Майкл. - Разве мог бы состояться контакт, если бы
рамане влетели в  Солнечную  систему,  сохранив  заметную  часть  скорости
света, обогнули Солнце и отправились бы далее своим путем? Конечно, нет. И
как ты сам отмечал, на  этом  корабле  вполне  могут  оказаться  и  другие
"иностранцы" - если позволительно воспользоваться  этим  словом.  Едва  ли
многие виды способны...
   Во время паузы в разговоре я  напомнила  мужчинам,  что  скоро  от  дна
начнет таять Цилиндрическое море, начнутся ураганы и  приливные  волны.  И
все решили, что следует доставить запасную лодку из лагеря "Бета".
   На дорогу по льду туда и обратно у мужчин  ушло  часов  двенадцать.  Ко
времени возвращения настала  ночь.  Когда  Ричард  и  Майкл  спустились  в
подземелье, Симона, уже  начавшая  реагировать  на  окружающее,  протянула
ручки к Майклу.
   - Вот хорошо, хоть кто-то да обрадовался моему возвращению,  -  пошутил
Майкл.
   - Даже если это только Симона, -  странно  напряженным  и  отстраненным
голосом проговорил Ричард.
   К ночи его настроение не изменилось.
   - В чем дело, милый? - спросила я его,  когда  мы  остались  вдвоем  на
матрасе. Он не ответил, и я поцеловала его в щеку.
   - Все дело в Майкле, - наконец отозвался Ричард. - Сегодня, когда мы  с
ним несли лодку, я понял, что он влюбился в тебя. Послушала бы ты - только
и речей, что о Николь. Ты и идеальная мать, и идеальная жена, и  идеальная
подруга. Даже признался, что завидует мне.
   Несколько секунд я ласкала  Ричарда,  стараясь  сообразить,  как  лучше
ответить.
   - Думаю, не стоит  слишком  серьезно  относиться  к  разговорам.  Майкл
просто и честно выражает симпатию. Он мне тоже нравится...
   - Я знаю - это меня и беспокоит. Когда ты бываешь занята, он, а  не  я,
возится с Симоной... вечно вы тут беседуете, пока я работаю.
   Он умолк и поглядел на меня  со  странной  обреченностью  во  взоре.  С
робостью даже. Это был не тот Ричард Уэйкфилд, которого я  знала  душой  и
телом больше года. Холодок пробежал по телу... наконец Ричард склонился ко
мне с поцелуем.
   Потом мы занимались любовью, а затем он уснул. Симона  зашевелилась,  я
решила покормить ее. И пока девочка сосала, вспоминала все, что  случилось
с тех пор, как Майкл обнаружил нас у подножия  кресельного  лифта.  Ничего
такого, что могло бы вызвать в Ричарде хоть кроху ревности, я  представить
себе не могла. Даже половую жизнь мы вели регулярно  и  с  прежним  пылом,
впрочем, после рождения Симоны без излишней выдумки.
   Я не могла забыть про огонек безумия, промелькнувший в глазах  Ричарда,
и когда Симона наелась, решила  что  в  ближайшее  время  нужно  стараться
проводить с мужем побольше времени.



        6

   20 июня 2202 года

   Сегодня я убедилась в том, что снова беременна. Майкл был  в  восторге,
Ричард на удивление не проявил энтузиазма. Когда мы переговорили с  ним  с
глазу  на  глаз,  Ричард  признался,  что  испытывает  смешанные  чувства,
поскольку Симона как раз достигла того возраста, когда  ребенок  перестает
нуждаться в постоянном присмотре. Я напомнила  ему  двухмесячной  давности
разговор - тогда он сам согласился завести еще одного ребенка.  Теперь  же
он мотивировал это  тем,  что  прошлое  его  рвение  объяснялось  желанием
сделать приятное мне.
   Ребенок должен родиться в середине марта. К тому  времени  мы  закончим
детскую, и места для всей семьи хватит.  Жаль,  что  Ричард  без  восторга
относится к новому отцовству, однако у Симоны появится компания.


   15 марта 2203 года

   Катарина Колин Уэйкфилд (мы будем звать ее Кэти) родилась  тринадцатого
марта в 6:16 утра. Роды были несложными, после первых схваток прошло всего
четыре часа. Боли почти не чувствовала. Я родила,  сидя  на  корточках,  и
была в состоянии самостоятельно перерезать пуповину.
   Кэти много кричит. И Женевьева, и  Симона  были  тихими,  но  эта  шума
наделает. Ричард порадовался тому, что я назвала дочку в честь его матери.
Я надеялась,  что  на  этот  раз  отцовские  обязанности  в  большей  мере
заинтересуют его, однако в настоящее время он слишком занят - работает над
"совершенной базой данных" (она будет  иметь  код  и  позволит  нам  легко
отыскивать нужную информацию)  -  и  не  уделяет  ребенку  чересчур  много
внимания.
   Моя третья девочка весила чуть меньше четырех килограммов  и  оказалась
пятидесяти четырех сантиметров ростом. Симона, кажется,  была  поменьше  -
тогда у нас еще не было нужных приборов. Кэти светленькая, почти белая,  и
волосы куда светлее черных кудряшек сестренки. Глаза на удивление голубые.
Конечно,  я  знаю,  что  младенцы  часто  рождаются  с  голубыми  глазами,
темнеющими за первый год жизни. Вот уж никогда не ожидала, что с  голубыми
глазами может появиться на свет мое собственное дитя.


   18 мая 2203 года

   Трудно поверить, что Кэти уже два месяца. Такая требовательная девочка!
Надо было бы приучить ее не дергать сосок, но я уже не могу  справиться  с
этой  привычкой.  Особенно  она  вредничает,  когда  во  время   кормления
присутствует кто-нибудь еще.  Если  я  просто  поворачиваю  голову,  чтобы
переговорить с Майклом или Ричардом, и в особенности если пытаюсь отвечать
на очередной вопрос Симоны, Кэти тут же ревниво впивается в грудь.
   Ричард сделался мрачным. Лишь временами он обнаруживает прежний блеск и
остроумие, заставляя нас с Майклом хохотать над его замысловатыми шутками,
впрочем, настроение его может измениться мгновенно.  Любое  наше  невинное
замечание способно повергнуть его в уныние или даже вызвать гнев.
   Я подозреваю,  что  Ричарда  в  основном  снедает  скука.  Он  закончил
возиться с базой данных и еще не приступил к новому делу. В  прошлом  году
он соорудил чудесный компьютер, позволяющий без всякого труда обращаться с
черным экраном.  Конечно,  он  мог  бы  внести  некоторое  разнообразие  в
собственную жизнь, занявшись Симоной, однако, я предполагаю, что  подобное
просто не в его вкусе. Ричарда ничуть не увлекают - как нас  с  Майклом  -
сложные черты характера, проступающие в подрастающей Симоне.
   Когда я была беременна Кэти, меня беспокоило явное отсутствие  интереса
к детям у Ричарда. Я решила атаковать проблему в лоб и  попросила  у  мужа
помощи - мне хотелось соорудить мини-лабораторию, чтобы  определить  часть
наследственности Кэти по моей амниотической жидкости. Требовались  сложные
химические вещества (прежде мы еще не работали с раманами на столь высоком
уровне), а также разнообразные и сложные медицинские инструменты.
   Ричарду дело понравилось. Мне тоже - все  так  напоминало  студенческие
годы. Мы работали по двенадцать, иногда  по  четырнадцать  часов  в  день,
препоручив Симону Майклу - они определенно друг в друге души  не  чают.  И
часто допоздна разговаривали о деле, даже занимаясь любовью.
   Когда настал день и  мы  завершили  анализ  генома  не  рожденного  еще
ребенка, к собственному  изумлению  я  поняла,  что  Ричарда  более  всего
беспокоит, как сработают приборы и инструменты, а  не  результаты  анализа
наследственности нашей второй дочери. Я была потрясена.  Когда  я  сказала
ему, что у нас будет девочка, что у нее нет синдромов Дауна [одна из  форм
врожденного слабоумия,  вызываемая  аномалиями  хромосомного  набора]  или
Уиттингэма [придуман авторами] и предрасположения к раковым  заболеваниям,
он ограничился чисто деловой реакцией.  Но  когда  я  начала  превозносить
скорость и точность, с которой  его  установка  произвела  анализ,  Ричард
просто засветился от гордости. Что за человек! Моему мужу куда спокойнее в
мире математики и техники, чем с людьми.
   Майкл тоже отметил смятение Ричарда. Он просил его сделать  для  Симоны
побольше игрушек - вроде тех кукол,  которые  мой  муж  наделал,  когда  я
донашивала Кэти. Этим куклам Симона до сих пор  отдает  предпочтение.  Они
ходят сами собой и выполняют с дюжину словесных команд. Как-то вечером,  в
хорошем настроении,  Ричард  подключил  к  игре  и  МБ.  Симона  буквально
покатывалась со смеху,  когда  Мудрец  и  Бард  (Майкл  настаивает,  чтобы
шекспироречивого робота моего мужа называли полным именем) загнал  в  угол
всех трех кукол и завел перед ними любовные сонеты.
   Но в последние две недели и МБ не  в  состоянии  потешить  Ричарда.  Он
плохо спит, чего раньше за ним не  водилось,  и  не  обнаруживает  никаких
желаний. Настал перерыв даже в нашей регулярной  и  разнообразной  половой
жизни, а значит, мужа действительно терзают демоны. Три дня назад он вышел
с утра пораньше наверх - там тоже было утро, теперь наше  земное  время  и
раманское синхронизированы - и провел в Нью-Йорке десять  часов.  Когда  я
спросила Ричарда, чем он там занимался,  то  получила  ответ  -  сидел  на
берегу и глядел на Цилиндрическое море. И он сменил тему.
   Майкл с Ричардом убеждены, что кроме нас на острове никого не осталось.
Ричард дважды спускался  в  птичье  подземелье  -  оба  раза  по  стороне,
противоположной  танку-часовому.  Он  даже  добрался  до   второго   снизу
горизонтального уровня, где мне пришлось прыгать, но  признаков  жизни  не
обнаружил. В подземелье октопауков  вход  прегражден  двумя  замысловатыми
решетками, расположенными между  крышкой  и  первой  площадкой.  Последние
четыре месяца Ричард с помощью электроники следил за областью,  окружающей
логово октопауков; впрочем, учитывая известную двусмысленность  показаний,
муж настаивает, что уже один визуальный осмотр свидетельствует о том,  что
решетки не открывались давно.
   Месяца два назад мужчины собрали парусную лодку и часа  два  опробовали
ее в Цилиндрическом море. Мы с Симоной махали им с берега.  Опасаясь,  что
биоты-крабы сочтут лодку разновидностью мусора  (как  случилось,  по  всей
видимости, с первой: мы так и не узнали в точности ее судьбу, потому  что,
вернувшись к берегу через два дня после ядерной атаки, не обнаружили лодку
на месте),  Майкл  и  Ричард  вновь  разобрали  суденышко  и  отнесли  для
надежности в подземелье.
   Ричард несколько раз говорил, что хотел бы  сплавать  на  юг,  поискать
место, где можно взобраться на пятисотметровый обрыв.  Наша  информация  о
Южном полуцилиндре Рамы весьма скудна.  За  исключением  нескольких  дней,
проведенных там вместе с экипажем  "Ньютона"  на  охоте  за  биотом,  наши
представления об этом регионе ограничиваются  грубой  мозаикой  кадров,  в
реальном  времени  передававшихся  автоматическими  аппаратами  "Ньютона".
Конечно, исследование юга -  вещь  восхитительная...  возможно,  нам  даже
удастся выяснить, куда удалились октопауки. Но  рисковать  сейчас  нельзя.
Наша семья зависит от каждого из троих  взрослых  -  потеря  любого  может
иметь сокрушительные последствия.
   Я полагаю, что Майкл О'Тул доволен тем образом жизни, который  сложился
у него на Раме, в особенности после того, как  сконструированный  Ричардом
большой компьютер облегчил нам доступ к  информации.  Теперь  мы  получили
возможность воспользоваться всеми энциклопедическими знаниями, хранящимися
на борту военного корабля "Ньютон". В настоящее время "единицей  изучения"
-  так  Майкл  называет  свой  организованный  отдых  -  является  история
искусств. В прошлом месяце он все твердил о Медичи,  римских  папах  эпохи
Возрождения, Микеланджело, Рафаэле и прочих великих художниках тех времен.
Сейчас он увлекся XIX веком, на мой взгляд, более  интересным  периодом  в
истории искусства. Мы много спорили о так называемой "революции",  которую
произвели импрессионисты, однако Майкл не согласен  со  мной  в  том,  что
импрессионизм явился естественной реакцией на изобретение фотоаппарата.
   Майкл часами возится с Симоной. Он  терпелив,  ласков  и  заботлив.  Он
тщательно  следил  за  ее  развитием  и  отмечал  основные  достижения   в
электронном блокноте. Сейчас Симона  уже  знает  двадцать  одну  букву  из
двадцати шести (она путает "C" и "S", "Y" и "V", по каким-то  причинам  не
может справиться с "К"), а в удачный день может сосчитать и  до  двадцати.
По рисункам она умеет различать птиц, октопауков и четыре  наиболее  часто
встречающиеся разновидности биотов. В то же время  она  может  назвать  по
именам и всех двенадцать апостолов, что не доставляет радости Ричарду.  Мы
уже  успели  провести  "переговоры  в   верхах"   относительно   духовного
образования наших дочерей и разошлись в вежливом несогласии.
   Но это не считая меня самой. Я в основном счастлива, за исключением тех
дней, когда суетливому Ричарду, крикливой Кэти или же  просто  абсурдности
нашей странной жизни удается вывести меня из равновесия. Я всегда  занята.
Планирую всю повседневную  жизнь,  решаю,  что  есть  и  когда,  слежу  за
распорядком дня у детей,  укладываю  их  спать.  И  никогда  не  прекращаю
интересоваться  тем,  куда  мы  летим...  отсутствие  ответа  не  в  силах
разочаровать меня.
   Моя собственная интеллектуальная  деятельность  куда  скромнее,  чем  я
могла бы желать, однако в сутках огромное число часов.  Частенько  Ричард,
Майкл  и  я  затеваем  оживленную  беседу,  абсолютно  не  нуждающуюся   в
стимуляции. Но ни тот, ни  другой  не  обнаруживают  большого  интереса  к
некоторым областям, бывшим прежде частью моей жизни. В частности, я еще со
школы гордилась своими способностями к  языкам  и  лингвистике.  Несколько
дней  назад  мне  приснился  жуткий  сон  -  я  забыла  все  языки,  кроме
английского. После того в течение двух недель я каждый день проводила часа
по два не только за обожаемым французским,  но  еще  и  за  итальянским  и
японским.
   В прошлом месяце Ричард  однажды  вывел  на  черный  экран  изображение
наше