естрых  национальных
одежд.  Увенчанная  многослойной  короной  волос,  она  казалась  истинной
принцессой сенуфо, каковой и была до свадьбы с отцом.
   Мы пообедали в ресторанчике возле Елисейских полей. А потом побывали  в
театре:  труппа  чернокожих  танцоров  исполняла  пляски  племен  Западной
Африки. После представления нас пустили за кулисы,  где  мать  познакомила
меня с  одной  из  плясуний,  женщиной  рослой,  прекрасной  и  необычайно
темнокожей. Это была одна из ее родственниц из Республики  Берег  Слоновой
Кости.
   Я слушала их разговор на сенуфо, старательно вспоминая  те  отрывки  из
него, которые удалось запомнить три года назад на празднике поро, и  опять
удивлялась тому, как оживляется лицо матери, когда она  оказывается  среди
своих. Но сколь бы замечательным ни был тот вечер, я предпочла бы  обычную
вечеринку с подругами - ведь мне же было всего  десять  лет.  И  когда  мы
возвращались поездом  обратно  в  свой  пригород,  в  Шилли-Мазарин,  мать
заметила мое разочарование.
   - Не грусти, Николь, - проговорила она, - будет  у  тебя  вечеринка  на
следующий год. Мы с отцом хотели напомнить тебе о  другой  половине  твоей
крови. Ты гражданка Франции и живешь в этой стране, но ведь наполовину  ты
- негритянка сенуфо, и твои корни глубоко уходят в обычаи Западной Африки.
   Даже сегодня я помню  danses  ivoiriennes  [пляски  жителей  Республики
Кот-д'Ивуар (франц.)] в исполнении родственницы матери и ее коллег...  Мне
вдруг представилось, как я вхожу в прекрасный театр  с  моей  десятилетней
Симоной,  но  фантазия  испарилась  -  за  орбитой  Юпитера   театров   не
существует. Быть может, даже идея  театра  навсегда  останется  незнакомой
моей девочке. Как интересно.
   Утром я рыдала отчасти потому, что Симона никогда не узнает своих дедов
и  бабок  или,  наоборот,  они  навсегда  останутся  для  нее  мифическими
персонажами, она будет знать их лишь по снимкам и видеозаписям. Никогда не
услыхать ей дивный голос моей матери. И  не  увидеть  нежных  и  ласковых,
любящих глаз моего отца.
   После смерти матери отец всегда старался  отметить  мой  день  рождения
чем-нибудь особенным. На двенадцатый, когда мы только  что  перебрались  в
Бовуа, мы с отцом гуляли под легким  снежком  в  буквально  наманикюренных
садах Шато-де-Вилландри. В тот день он обещал мне, что будет рядом всегда,
когда я буду нуждаться в нем. Я крепко держалась за его руку, мы шли среди
живых изгородей. Я поплакала, признавшись ему - и самой себе, - как боюсь,
что и он тоже покинет меня. Отец обнял  меня  и  поцеловал  в  лоб.  Он-то
сдержал свое обещание.
   В прошлом году - наверное, в другой жизни - день рождения встретил меня
в поезде, уже на территории Франции. В полночь я не спала, все  переживала
дневной разговор с Генри в шале на склонах Вейсфлухйоха. Я не сказала  ему
тогда, хотя он и явно интересовался, что Женевьева - его  дочь.  Я  лишила
его этого удовольствия.
   Тогда в поезде я думала, справедливо ли скрывать от дочери, что ее отец
- король Англии? Неужели моя  гордость  и  достоинство  все  еще  уязвлены
настолько, чтобы дочь не могла узнать, что она  -  принцесса?  Я  все  еще
пережевывала эти вопросы, глядя перед собой, когда  Женевьева,  словно  по
наитию, возникла на моей постели.
   - С днем рождения, мама, - она улыбнулась и обняла меня.
   Я едва не рассказала ей все. Как сделала бы, приведись  знать  заранее,
что произойдет со мной в экспедиции. Мне так не хватает  тебя,  Женевьева.
Жаль, что не довелось проститься как подобает.
   Воспоминание - вещь странная. Утром, в депрессии, память  о  предыдущих
днях рождения лишь обострила чувства  одиночества  и  потери.  Теперь  же,
окрепнув духом, я только радуюсь им. И сейчас мне уже не жаль, что  Симона
не узнает того, что знала я. Ее дни рождения  станут  иными  -  частью  ее
собственной жизни. А я обязана и могу сделать  их  столь  же  памятными  и
полными любви, как это было со мной.



        3

   26 мая 2201 года

   Пять часов назад внутри Рамы начали совершаться  странные  события.  Мы
как раз собрались за столом  -  на  ужин  был  ростбиф,  картофель,  салат
(стараясь убедить себя самих, что еда вовсе не дурна, мы придумали кодовые
обозначения для всех химических составов, которые получаем от  раман;  эти
имена отчасти связаны с питанием - "ростбиф"  богат  белками,  "картофель"
состоит из углеводов и так далее), когда услыхали далекий и четкий  свист.
Все перестали есть, а мужчины, одевшись потеплее, поднялись наверх.  Свист
не прекращался, и я, натянув теплую одежду, схватила Симону, завернула  ее
в несколько одеял и следом за Майклом и Ричардом вышла на холод.
   Здесь звук казался значительно громче.  Он  явно  исходил  с  юга,  но,
поскольку внутри Рамы было темно, мы не решались  уйти  далеко  от  нашего
подземелья.  Через  несколько  минут  на  зеркальных   стенах   окружающих
небоскребов заиграли  огни,  и  мы  не  могли  уже  сдержать  любопытства.
Крадучись, мы пробрались к южному  побережью,  где  ничто  не  мешало  нам
обозревать величественные рога, расположенные в Южной чаше Рамы.
   Когда мы вышли на берег Цилиндрического моря, световая феерия была  уже
в полном разгаре. Многоцветные  огненные  дуги  в  течение  примерно  часа
перепрыгивали  со  шпиля  на  шпиль,  освещая  их.  Даже  малышку   Симону
заворожили длинные желтые, голубые и красные полосы,  радугой  танцевавшие
между рогами.  А  когда  зрелище  прекратилось,  мы  включили  фонарики  и
отправились к дому.
   Через несколько минут  наш  оживленный  разговор  был  нарушен  далеким
пронзительным криком - это была, без  сомнения,  одна  из  тех  птиц,  что
некогда помогли нам с Ричардом спастись из Нью-Йорка.  Мы  остановились  и
прислушались. Птиц мы не видели с тех пор, как вернулись на остров,  чтобы
предупредить раман о грядущем ядерном  нападении,  и,  естественно,  мы  с
Ричардом разволновались. Он несколько раз ходил к их обиталищу, но на  его
крики шахта отвечала молчанием. Как раз месяц  назад  Ричард  предположил,
что птицы,  наверное,  совсем  оставили  Нью-Йорк,  но  сейчас  звук  явно
свидетельствовал, что хотя бы кое-кто из наших друзей все же остался.
   Буквально через какую-то секунду, - мы не успели еще обсудить,  следует
ли пойти посмотреть, что там делается, - до  нас  донесся  звук  не  менее
знакомый и чересчур громкий, чтобы можно было считать себя в безопасности.
К счастью, щетки шелестели, не  отрезая  нам  пути  к  подземелью.  Крепко
прижав к себе Симону, я припустила домой,  дважды  чуть  не  ударившись  в
темноте о стены зданий. Последним финишировал Майкл - к тому времени я уже
успела открыть и решетку, и крышку.
   - Их там несколько, - едва выдохнул Ричард, когда со  всех  сторон  нас
окружили звуки движения октопауков.  Он  посветил  фонарем:  вдоль  улицы,
уходившей к востоку, свет выхватил два темных  объекта,  приближавшихся  к
нам.
   В обычное время через два-три часа после ужина мы  отправляемся  спать,
но сегодняшний день оказался исключением. Световая феерия,  птичьи  крики,
появление октопауков добавили всем энергии. Мы говорили и говорили. Ричард
был убежден, что вот-вот случится  нечто  важное.  Он  напомнил  нам,  что
маневру возле Земли  также  предшествовало  представление  в  Южной  чаше.
Тогда, вспомнил он, все космонавты "Ньютона" сошлись на том, что  подобный
спектакль служил оповещением или, быть может,  сигналом  тревоги.  Что  же
предвещает нам сегодняшнее сияние? - гадал Ричард.
   Для Майкла, впервые оказавшегося внутри  Рамы  и  еще  не  встречавшего
здесь ни октопауков, ни птиц, событие имело колоссальное значение.  Только
глянув на чудищ, что, изгибая щупальца, ползли к нам, он получил известное
представление о том ужасе, который в прошлом году выгнал меня и Ричарда по
шипам из шахты в логове пауков.
   - Может быть, октопауки и есть рамане? - осведомился Майкл и продолжил:
- Тогда зачем бегать от них? Их техника настолько выше нашей,  что  они  и
так способны сделать с нами все что угодно.
   - Октопауки здесь пассажиры, - быстро отозвался  Ричард.  -  Как  и  мы
сами, как и птицы. Это, наверное, октопауки решили, что мы и есть  рамане,
а  вот  птицы  -  действительно  загадка.  Они,   безусловно,   не   умеют
передвигаться в космосе. Как тогда они попали на борт? Или  они  входят  в
исходную экосистему Рамы?
   Я инстинктивно прижала к себе Симону.  Столько  вопросов...  А  сколько
ответов? Мне представился бедный доктор Такагиси, словно чучело акулы  или
тигра украшающий собой музей октопауков. Я невольно поежилась  и  негромко
проговорила:
   - Если мы здесь пассажиры, то куда же мы направляемся?
   Ричард вздохнул.
   - Я тут уже посчитал кое-что. К сожалению,  результаты  не  радуют.  По
отношению к Солнцу мы движемся очень  быстро,  но  относительно  ближайших
звезд наша скорость просто смехотворно мала. Если траектория не изменится,
мы вылетим из  Солнечной  системы  в  сторону  звезды  Барнарда,  а  через
несколько тысяч лет окажемся в ее системе.
   Симона заплакала. Было поздно, и она устала. Я извинилась и отправилась
в комнату Майкла покормить ее. Мужчины тем временем перебирали  на  экране
картинки видеодатчиков, пытаясь выяснить, что все-таки происходит.  Симона
ела плохо, дергала грудь, однажды даже сделала мне больно. Я не привыкла к
такому - обычно она ведет себя очень тихо.
   - Ты испугалась, детка, - сказала я ей.  Мне  приходилось  читать,  что
младенцы способны ощущать эмоции взрослых. Возможно, это и на  самом  деле
правда.
   Я не могла расслабиться, даже когда Симона покойно уснула на полу -  на
расстеленном одеяльце. Что-то твердило  мне,  что  события  нынешней  ночи
начинают новую стадию нашей жизни на Раме. Расчеты  Ричарда  не  радовали:
неужели Рама действительно  тысячу  лет  будет  плыть  сквозь  межзвездную
пустоту? Какая нудная жизнь ждет Симону. И я  начала  молиться...  раманам
или Богу, чтобы наше будущее изменилось. Моя молитва было очень проста.  Я
просила одного - чтобы мой ребенок имел возможность  прожить  более  яркую
жизнь.


   28 мая 2201 года

   Сегодня  ночью  снова  слышался  долгий  свист,  сопровождаемый  пышным
зрелищем в Южной чаше Рамы. Я  не  ходила  смотреть,  на  этот  раз  решив
остаться в подземелье вместе с Симоной. Майкл и Ричард  никого  из  прочих
обитателей Нью-Йорка не встретили. Ричард сказал, что  зрелище  продлилось
примерно столько, сколько и в первый  раз,  но  общая  картина  претерпела
значительные  изменения.  Майклу   показалось,   что   основное   различие
заключалось в цветах. С его точки зрения, на сей раз доминировал синий,  а
два дня назад желтый.
   Ричард уверен, что любимое число раман  -  три:  все,  что  бы  они  ни
делали, рамане повторяют трижды, а значит, с наступлением вечера нас  ждет
новое представление. Дни и ночи на Раме  теперь  примерно  равны  двадцати
трем часам. Такое состояние Ричард  именует  раманским  равноденствием,  и
четыре месяца  назад  мой  гениальный  муж  предсказал  его  в  альманахе,
переданном мне и Майклу; следовательно, третий спектакль  ждет  нас  через
два земных дня. Все мы надеемся, что сразу же после  него  начнется  нечто
необыкновенное. На этот раз погляжу, если не будет опасности для Симоны.


   30 мая 2201 года

   Четыре  часа  назад  наш  огромный  цилиндрический  дом   вдруг   начал
ускоряться. Ричард настолько возбужден,  что  едва  может  сдержаться.  Он
убежден, что под приподнятой поверхностью Южного  полуцилиндра  скрывается
двигательная система, которая использует принципы,  выходящие  за  пределы
самых бредовых мечтаний земных ученых и инженеров. Он  все  перебирает  на
экране  показания  видеодатчиков,  держа  в  руке   обожаемый   переносный
компьютер; время от времени, основываясь на  видеоизображении,  он  вводит
какие-то данные. А  потом  бурчит  себе  под  нос,  рассказывая  нам,  что
делается с траекторией.
   Все время той коррекции, которую  Рама  предпринимал,  чтобы  выйти  на
орбиту Земли, я провела без сознания на дне ямы и поэтому не могу сказать,
так ли трясся пол в ходе первого маневра. Ричард уверяет, что те  вибрации
нельзя даже сравнить с этими. А сейчас ходить  и  то  трудно.  Пол  просто
прыгает вверх и вниз, словно бы рядом заколачивают сваи паровой  бабой.  С
момента начала ускорения Симону приходится держать на руках. Она не  хочет
лежать ни на полу, ни в кровати, вибрации пугают ее. Только я одна  рискую
ходить с Симоной на руках, стараясь делать  это  крайне  осторожно.  Легко
потерять равновесие и упасть - Майкл и Ричард уже падали по два раза, -  и
если я не  сумею  упасть  благополучно,  можно  нанести  Симоне  серьезные
повреждения.
   Наша самодельная мебель скачет по всему полу. Полчаса назад  один  стул
буквально вышел в коридор и направился к лестнице...  сперва  мы  пытались
каждые десять минут ставить по местам  мебель,  но  теперь  уже  перестали
обращать на нее внимание, разве что не даем уйти в коридор.
   Весь этот уже непостижимо долгий период начался с третьего и последнего
спектакля, разыгравшегося в Южной чаше. В ту ночь Ричард  первым  поднялся
наверх - еще за несколько минут до наступления темноты. Он  скатился  вниз
буквально через считанные минуты  и  увлек  за  собой  Майкла.  Когда  оба
вернулись, у генерала был такой вид, словно он увидел там привидение.
   - Октопауки! - закричал Ричард. - Их не одна дюжина,  они  собрались  у
берега, в двух километрах к востоку.
   - Откуда ты знаешь, сколько их там на самом деле? - отозвался Майкл.  -
Мы видели их секунд десять, а потом погас свет.
   - Когда я ходил один, то поглядел подольше, -  продолжил  Ричард.  -  В
бинокль они были просто отлично видны. Сперва  их  было  несколько,  затем
группами начали подходить остальные. Я уже принялся подсчитывать их, когда
они перестроились, расположившись в известном порядке -  перед  их  строем
оставался самый крупный октопаук с красными и синими полосами на голове.
   - Я не видел ни твоего красно-синего гиганта, ни  строя,  -  проговорил
Майкл, заметив, что  я  гляжу  на  них  обоих  с  недоверием.  -  Но  могу
засвидетельствовать: я действительно видел  множество  существ  с  темными
головами и черно-золотыми щупальцами. По-моему, они глядели на юг,  ожидая
начала зрелища.
   - Птиц мы видели тоже, - сказал мне Ричард, оборачиваясь к Майклу. -  А
сколько их, по-твоему, было?
   - Двадцать пять-тридцать, - ответил тот.
   - Они поднялись в воздух над Нью-Йорком и с криками полетели на  север,
за Цилиндрическое море, - Ричард немного помедлил.  -  Мне  кажется,  этим
крылатым созданиям  уже  приходилось  испытывать  подобное.  Я  думаю,  им
известно, что произойдет.
   Я начала закутывать Симону в одеяла.
   - Что ты делаешь? - спросил  Ричард.  Я  объяснила,  что  не  собираюсь
пропускать заключительного зрелища. А потом напомнила Ричарду:  он  клялся
мне в том, что октопауки выходят наверх только ночью.
   - Это особый случай, - ответил он уверенным  -  тоном.  Тут  и  начался
свист.
   На сей раз зрелище показалось мне еще более величественным, быть может,
потому, что я ожидала  его.  Сегодня  ночь  определенно  была  окрашена  в
красные цвета. Был такой момент, когда красные разряды  соединили  вершины
всех  Малых  рогов,  образуя   правильный   шестиугольник.   Но   как   ни
величественно выглядели огни, не они были главными  этой  ночью.  Примерно
через тридцать минут после начала Майкл вдруг  воскликнул:  "Смотрите!"  и
показал вдоль берега - туда, где они с Ричардом видели  сегодня  скопление
октопауков.
   В  небе  над  Цилиндрическим  морем  одновременно  вспыхнуло  несколько
огненных сфер. Они находились  метрах  в  пятидесяти  над  поверхностью  и
освещали  примерно  один  квадратный  километр  льда  под   собой.   Через
минуту-другую, когда мы пригляделись и стали различать детали,  оказалось,
что на юг по льду движется черная масса. Ричард вручил мне бинокль,  когда
свет уже начал меркнуть. Но в общей куче можно  было  различить  отдельные
создания. У некоторых октопауков головы были украшены цветными узорами, но
по большей части они были пепельно-серыми, как у  того,  что  погнался  за
нами в логове. Черно-золотые щупальца и форма тел  свидетельствовали:  эти
существа  принадлежат  к  той  же  разновидности,  что   и   те,   которые
преследовали нас по шипам в прошлом году. Ричард оказался  прав.  Их  было
несколько дюжин.
   Когда начался маневр, мы поспешно  вернулись  в  подземелье.  Во  время
сильных вибраций находиться под небом Рамы опасно -  сверху  уже  начинали
сыпаться какие-то обломки. Симона запищала, как только началась тряска.
   После  сложного  спуска  в  подземелье  Ричард  принялся  просматривать
показания видеодатчиков,  обращенных  в  основном  к  планетам  и  звездам
(несколько раз мы увидели Сатурн), а потом, собрав информацию, приступил к
вычислениям. Мы с Майклом по очереди держали Симону,  устроившись  в  углу
комнаты,  где  сходящиеся  стены  по  крайней  мере   создавали   ощущение
стабильности, и принялись обсуждать удивительный день.
   Почти через час Ричард  объявил  результаты  предварительного  расчета.
Сперва он перечислил параметры гиперболической орбиты относительно  Солнца
- _до_ начала маневра. А потом с  драматическим  видом  представил  новые,
оскулирующие  [оскулирующая  орбита  характеризует  мгновенное   состояние
небесного тела, если вдруг прекратят свое действие силы,  возмущающие  его
движение] - так он  выразился  -  элементы  нашей  мгновенной  траектории.
Где-то в уголках моей памяти таился смысл  этого  слова,  но,  к  счастью,
задумываться о нем  не  было  нужды.  Судя  по  контексту,  Ричард  кратко
рассказывал нам, насколько изменилась наша гипербола за  три  первых  часа
маневра. Однако смысл изменения гиперболического эксцентриситета ускользал
от меня.
   Майкл лучше помнил небесную механику.
   - Ты уверен в этом? - тут же спросил он.
   - Ошибка  может  оказаться  достаточно  существенной,  однако  в  общей
тенденции изменения траектории сомнений нет.
   - Значит, наша скорость относительно Солнечной системы _возрастает_?
   - Правильно, - кивнул Ричард. - Вектор ускорения практически  направлен
от Солнца. Наша скорость выросла уже на много километров.
   - Фью! - отозвался Майкл. - Поразительно.
   Смысл слов Ричарда был ясен. Если  у  кого-то  из  нас  еще  оставались
надежды, что корабль волшебным  образом  возвратится  назад  к  Земле,  то
теперь им суждено было  разбиться.  Рама  намеревался  оставить  Солнечную
систему куда быстрее, чем  мы  ожидали.  Пока  Ричард  разводил  лирику  о
двигательной системе, способной разогнать такого "космического  бегемота",
я кормила Симону и вновь задумалась о ее будущем. Значит, мы действительно
покидаем Солнечную систему, подумала я, и  направляемся  неизвестно  куда.
Неужели я увижу какой-то новый мир?  А  Симона?  Или  же  тебе,  доченька,
суждено провести всю свою жизнь в огромном космическом корабле?
   Пол  продолжает  отчаянно  сотрясаться,  но  это  меня  радует.  Ричард
уверяет, что скорость нашего убегания быстро  растет.  Отлично.  Если  нам
суждено увидеть что-то новое, мне бы хотелось  попасть  в  это  место  как
можно быстрее.



        4

   5 июня 2201 года

   Прошлой ночью я проснулась  от  настойчивого  стука,  доносившегося  из
верхней части вертикального хода в наше подземелье. Невзирая на постоянный
шум от тряски,  мы  с  Ричардом  услышали  стук  без  всякого  напряжения.
Убедившись, что Симона спокойно спит в новой кроватке, - Ричард постарался
уменьшить тряску, - мы осторожно направились к коридору.
   Пока мы поднимались по лестнице к решетке, защищавшей нас  от  незваных
гостей, шум только усилился.  На  одной  из  лестничных  площадок  Ричард,
склонившись, сообщил мне, что "должно быть, у ворот Макдуф" и что скоро мы
поплатимся  за  "все  злодейства".  Я  была  слишком