я просто. Сознание не могло смириться с фактом, что это
искусственное сооружение, в миллионы  раз  более  массивное,  чем  любая  из
космических станций, созданных человеком. Масса Рамы достигала  как  минимум
десяти  миллионов  тонн;  космонавту  подобная  цифра  внушала   не   просто
благоговение, но и самый настоящий страх. Не удивительно, что по мере  того,
как громада выпуклого вечного металла заполняла  небо,  капитан  все  острее
ощущал собственную ничтожность и уныние.
   Возникало также и  чувство  опасности,  чувство  совершенно  непривычное.
Какую из предыдущих посадок ни  припомнить,  Нортон  всегда  знал,  что  его
ожидает; конечно, оставалась вероятность несчастного случая,  но  и  только.
Здесь, на Раме, несомненным было лишь одно - полнейшая неизвестность.
   "Индевор" висел менее чем в тысяче метров над северным полюсом  цилиндра,
над центром вращающегося диска.  Этот  полюс  выбрали  потому,  что  он  был
освещен солнцем; по металлической плоскости, что без  устали  кружилась  под
ними, размеренно бежали тени от невысоких загадочных сооружений вблизи  оси.
Северная  поверхность  Рамы  выглядела,  как  исполинские  солнечные   часы,
отмеряющие его стремительные четырехминутные дни.
   Как опустить корабль весом в пять тысяч тонн строго в центр  вращающегося
диска - эта задача капитана, в сущности, не смущала. Она  не  отличалась  от
посадки на оси большой космической станции.  Вспомогательные  двигатели  уже
раскрутили "Индевор"  со  скоростью,  в  точности  соответствующей  скорости
вращения Рамы, и у Нортона были все  основания  верить,  что  лейтенант  Джо
Колверт посадит корабль мягко, как снежинку.  Посадит  независимо  от  того,
поможет ему бортовой компьютер или нет.
   - Через три минуты, - заметил Джо, не отрывая глаз от раскрывшейся  внизу
панорамы, - мы узнаем, не состоит ли Рама из антиматерии...
   Перебрав в памяти самые  жуткие  из  теорий  происхождения  Рамы,  Нортон
усмехнулся. Непохоже, чтобы эти чудовищные гипотезы имели под  собой  почву,
но если имеют, то через три минуты в Солнечной системе грянет взрыв, равного
которому не было с самого ее формирования. Полная аннигиляция  десяти  тысяч
тонн массы на мгновение дала бы планетам второе солнце.
   Вот  почему  в  полетном  задании  была  предусмотрена  даже  эта,  пусть
маловероятная, возможность:  с  безопасной  дистанции  в  тысячу  километров
"Индевор" выстрелил в сторону Рамы реактивной струей. И ничего не  произошло
- цели достигло лишь разреженное облачко  газов,  а  ведь  даже  миллиграммы
материи, соединившись с антиматерией, вызвали бы внушительный фейерверк.
   Космические капитаны  -  народ  осторожный.  Нортон  долго  и  пристально
вглядывался в северную плоскость Рамы,  выбирая  точку  посадки.  По  зрелом
размышлении он решил отказаться от соблазна опуститься в самом центре, точно
по оси. Там, на полюсе, располагалась ясно видимая круглая  конструкция  ста
метров в диаметре, и у Нортона возникло сильное подозрение, что это  внешний
замок грандиозного входного шлюза. Должны же были существа, построившие этот
пустотелый мир, каким-то  образом  проникать  вместе  со  своим  снаряжением
внутрь. Для главного входа было бы наиболее логично избрать полюс, и  крайне
неразумно - заблокировать парадную дверь собственным кораблем.
   Но такое  решение  порождало  другие  проблемы.  Достаточно  при  посадке
отклониться от оси хотя бы на десяток  метров  -  и  быстрое  вращение  Рамы
потащит "Индевор" прочь от полюса. Поначалу центробежная сила будет очень  и
очень мала, зато действовать она будет беспрерывно и неотвратимо. И капитану
Нортону вовсе не улыбалось,  что  его  корабль  станет  скользить  по  своей
"посадочной площадке", минута за минутой набирая скорость, пока не достигнет
края диска и не вылетит в космос,  словно  из  пращи,  со  скоростью  тысяча
километров в час.
   Возможно, впрочем, что собственное гравитационное  поле  Рамы  -  порядка
одной тысячной земного -  все-таки  удержит  корабль  на  месте.  Притяжение
прижмет "Индевор" к поверхности с  силой  в  несколько  тонн,  и,  если  эта
поверхность шероховата, ничего не случится. Однако Нортон что-то  не  ощущал
желания испытывать на себе гипотетическую силу трения; можно было полагаться
лишь на вполне достоверную центробежную силу.
   К счастью, ответ подсказали сами  конструкторы  Рамы.  Вокруг  полюса  на
равном расстоянии  от  оси  были  расположены  три  приплюснутых  коробчатых
возвышения, каждое метров по десять в  поперечнике.  Отсюда  следовало,  что
"Индевор" надо посадить между этими возвышениями - и та же центробежная сила
придавит его к ним и удержит, как на привязи, словно судно, прибитое к пирсу
морским приливом.
   - Контакт через пятнадцать секунд, - предупредил Джо.
   Лейтенант весь напрягся, склонившись к кнопкам ручного управления, хотя и
не терял надежды, что  трогать  их  не  придется.  Капитан  Нортон  сознавал
величие момента: с той, отдаленной от них полутора столетиями секунды, когда
человек впервые достиг Луны, это, несомненно, была самая важная  космическая
посадка.
   Серые коробчатые возвышения на контрольных экранах медленно  перемещались
вверх. Прощальный свист ракетных дюз, едва уловимый толчок.
   На протяжении последних недель Нортон нередко размышлял  о  том,  что  он
скажет в этот знаменательный миг. Но когда миг настал, история распорядилась
за него, и он произнес почти автоматически, не отдавая себе  отчета  в  том,
что его слова прозвучали эхом из прошлого:
   - Говорит Рама. "Индевор" сел.
   Нортон, в сущности, повторяет слова, произнесенные Нейлом Армстронгом  20
июля 1969  года  в  момент,  когда  лунная  кабина  "Аполлона-11"  коснулась
поверхности Луны.
   Еще месяц назад он и сам ни за что  не  поверил  бы,  что  это  возможно.
Корабль шел своим обычным маршрутом, проверяя и устанавливая  на  астероидах
предупредительные радиобакены,  когда  получил  единственный  в  своем  роде
приказ. Оказалось, что во всей Солнечной системе просто нет другого корабля,
кроме "Индевора", который успел бы нагнать Раму, прежде чем тот  развернется
вокруг Солнца и вновь устремится к звездам.  Но  и  "Индевору"  пришлось  по
дороге буквально ограбить трех разведчиков, приписанных к Службе  Солнца,  и
те   сейчас   беспомощно    дрейфовали    в    пространстве    в    ожидании
танкеров-заправщиков.  Нортон  побаивался  шкиперов  "Калипсо",  "Бигла"   и
"Челенджера".
   Все названия кораблей заимствованы  из  истории  мореплавания.  На  барке
"Индевор" Джеймс Кук в 1768-1777 годах  совершил  свое  первое  кругосветное
путешествие. "Калипсо" - французское океанографическое судно,  обслуживавшее
экспедиции Жака Ива Кусто. На  корабле  "Бигл"  путешествовал  вокруг  света
Чарлз Дарвин, а на пароходе "Челенджер" Джордж  Нэрс  в  1874  году  пытался
проникнуть к Южному полюсу.
   Игра стоила свеч.
   И даже несмотря на все дополнительное топливо, погоня выдалась  долгой  и
трудной: незваный гость уже пересек орбиту Венеры, когда  "Индевор"  наконец
настиг его. Ни  один  корабль  никогда  не  сможет  повторить  этот  маневр;
привилегия, дарованная Нортону, была уникальной, и  из  оставшихся  немногих
недель ни единой минуты нельзя было потратить впустую, Тысячи ученых Земли с
восторгом заложили бы собственную душу за  право  находиться  рядом  с  ним,
однако им оставалось лишь следить за происходящим по  телевидению  и,  кусая
губы, думать о том, насколько лучше они справились бы с этой  миссией  сами.
Вероятно, они рассуждали правильно, но другого выхода  не  было.  Неумолимые
законы небесной механики  продиктовали  именно  "Индевору"  стать  первым  и
последним пилотируемым кораблем землян,  который  когда-либо  приблизится  к
Раме.
   Конечно, Земля беспрестанно давала Нортону советы, однако это  отнюдь  не
снимало с  него  ответственности.  На  то,  чтобы  принять  решение,  подчас
отпускается лишь доля  секунды  -  и  тут  рассчитывать  было  не  на  кого:
запаздывание радиосообщений из Контрольного центра уже достигло десяти минут
и неуклонно возрастало. Капитан частенько завидовал  великим  мореплавателям
прошлого, не ведавшим электронной связи;  вскрыв  запечатанный  приказ,  они
вольны были толковать его без назойливой опеки со стороны  начальства.  Если
они ошибались, об этом не знал никто.
   И в то же время Нортон был бы рад возможности переложить  груз  некоторых
решений на плечи Земли. Сейчас, когда орбита "Индевора"  совпала  с  орбитой
Рамы, они неслись к Солнцу как единое целое;  через  сорок  дней,  достигнув
перигелия, они оказались бы в  двадцати  миллионах  километров  от  светила.
Двадцать миллионов - это  слишком  близко,  и  задолго  до  того  "Индевору"
придется,  использовав  оставшееся  топливо,  перейти  на  более  безопасную
орбиту. На исследования было отпущено  от  силы  три  недели,  а  затем  они
расстанутся с Рамой, расстанутся навсегда.
   Ну, а потом - потом они попадут в рабскую зависимость от Земли. "Индевор"
станет фактически беспомощным, а его орбита будет  такова,  что  он  в  свою
очередь сможет долететь до звезд приблизительно через пятьдесят  тысяч  лет.
Но Центр заверил, что  для  беспокойства  нет  оснований:  рано  или  поздно
"Индевор"  дозаправят.  Дозаправят,  не  считаясь  с  расходами,  даже  если
понадобится покинуть опорожненные до грамма танкеры на произвол судьбы. Цель
- Рама - оправдывала любые средства, за исключением самоубийства.
   И раз уж на то пошло, самоубийство тоже не исключалось. Нортон  не  питал
иллюзий на этот счет. Впервые за  добрую  сотню  лет  в  человеческие  планы
вторглась полная неопределенность, А это, как известно,  вещь  непереносимая
ни для политиков, ни для ученых. Если за то, чтобы  покончить  с  нею,  надо
платить, то "Индевор" и его экипаж - цена не столь уж высокая...

Глава 5
ПЕРВАЯ ВЫЛАЗКА

   Вокруг стояла могильная тишина. А может, это и в самом деле была  могила?
Никаких радиосигналов ни на одной  из  мыслимых  частот;  никакой  вибрации,
заметной  для  сейсмографов,  не  считая  микроколебаний,   вызванных,   без
сомнения, действием солнечных лучей; никаких электрических полей;  ни  следа
радиоактивности. На  Раме  царило  почти  зловещее  спокойствие  -  даже  на
астероидах, казалось, бывает больше шума.
   "А чего мы, собственно, ждали? - спросил себя  Нортон.  -  Церемониальной
встречи?.." Он и сам не понимал, разочаровало его это молчание или ободрило.
Инициатива, во всяком случае, была в его руках.
   Инструкция предписывала выждать двадцать четыре часа, а  затем  выйти  на
рекогносцировку. Никто из членов экипажа не спал толком в этот первый  день;
даже те, кто был свободен от вахты, все свое время проводили у приборов, без
устали разглядывая на обзорных экранах  застывший  геометрический  ландшафт.
Всех мучил один и тот же вопрос: жив этот мир или мертв? Или просто уснул?
   В  первую  вылазку  Нортон  взял  с  собой  только  одного   человека   -
капитан-лейтенанта  Карла  Мерсера,  несговорчивого,   но   изобретательного
специалиста по системам жизнеобеспечения. На  первый  раз  он  не  собирался
уходить далеко от корабля. И выводить сразу многих было незачем: если  вдруг
возникнут осложнения, это вряд ли поможет. Впрочем,  предосторожности  ради"
два других члена экипажа, заранее надев скафандры, дежурили возле  выходного
люка.
   Под действием притяжения  и  центробежной  силы  каждый  человек  "весил"
пять-десять граммов; рассчитывать приходилось лишь  на  ранцевые  двигатели.
Нортон решил, что  при  первой  же  возможности  натянет  между  кораблем  и
ближайшим возвышением страховочную сетку, чтобы не  было  нужды  тратить  на
каждый шаг топливо.
   "Коробочка" находилась в каком-то десятке метров  от  выходного  люка,  и
Нортон первым делом проверил, не причинила ли посадка вреда  "Индевору".  Но
нет - хоть корпус и прижимало  к  поверхности  с  силой  в  несколько  тонн,
нагрузка распределялась равномерно,  У  капитана  отлегло  от  сердца  и  он
пустился в путь вокруг "коробочки", пытаясь разгадать ее предназначение.
   И буквально через три-четыре метра он натолкнулся на  разрыв  в  гладкой,
вероятно" металлической стене.  Сначала  ему  подумалось  что  это  какое-то
диковинное украшение, - казалось., оно не  служит  никакой  разумной,  цели.
Шесть радиальных борозд, вернее пазов, глубоко врезанных в металл, а  в  них
шесть перекрещивающихся планок, словно спицы колеса без обода,  и  небольшая
ступица в центре. Но  каким  же  образом  повернуть  это  колесо,  если  оно
утоплено в стене?
   И  тут  Нортон  не  на  шутку  разволновался,  заметив  на  концах   спиц
специальные углубления, будто созданные для того, чтобы захватить  их  рукой
(а может, клешней или щупальцем?). Если встать вот так, опершись о стену,  и
потянуть за спину вот так...
   Колесо легко и беззвучно выскользнуло из стены. К  величайшему  удивлению
Нортона - в душе он был уверен, что любые движущиеся части здесь, в вакууме,
давным-давно сплавились, - у него в руках оказался самый настоящий  штурвал.
Он мог бы  вообразить  себя  капитаном  старинного  парусника,  замершим  на
мостике у руля.
   Оставалось  только  радоваться,  что  светофильтр  не  позволяет  Мерсеру
следить за выражением его лица.
   Нортон был озадачен, больше того, сердит на себя. Быть может, он совершил
первую ошибку: быть может, где-то внутри Рамы уже звучат  тревожные  сирены;
быть  может,  его  бездумный  поступок  привел   в   действие   какой-нибудь
непостижимый механизм?
   Однако  с  "Индевора"  сообщили,  что  не  наблюдают   никаких   перемен:
чувствительные   приборы   по-прежнему   не   улавливали    ничего,    кроме
микрорасширения материалов и движений самого "Индевора".
   - Ну что, шкипер, рискнем повернуть?.. Нортон еще  раз  припомнил  данные
ему  инструкции:   "Поступайте   по   своему   усмотрению,   но   соблюдайте
осторожность". Если каждый пустяк согласовывать с Центром, они не  стронутся
с места до скончания веков.
   - Каков твой диагноз, Карл? - обратился он к Мерсеру.
   - Полагаю, что это штурвал ручного управления воздушным шлюзом. Возможно,
аварийная система на случай отказа электропривода, Надо думать,  даже  самая
совершенная техника не может отказаться от предосторожностей такого рода...
   "И система эта  наверняка  застрахована  от  непреднамеренных  срывов,  -
добавил Нортон про себя. - Ею можно  воспользоваться,  только  если  это  не
опасно для Рамы в целом..." Он взялся за две противоположные  спицы,  уперся
попрочнее ногами и попробовал повернуть колесо.
   Оно не шевельнулось.
   - Ну-ка помоги, - попросил он Мерсера. Теперь каждый из  них  ухватил  по
спице, но, даже напрягая все силы, они не стронули штурвал ни на волос.
   Однако кто сказал, что стрелки часов и штопоры на Раме должны вращаться в
ту же сторону, что и на Земле?
   - Попробуем наоборот, - предложил Мерсер.
   На этот раз сопротивления, в сущности,  не  было.  Колесо  легко  описало
полный круг, затем нагрузка постепенно стала возрастать.
   В полуметре от людей стена "коробочки"  пришла  в  движение  и  не  спеша
разверзлась, будто чья-то черная пасть. Вырвавшаяся изнутри струйка  воздуха
вынесла частички пыли, которые заискрились в солнечных лучах, словно алмазы.
   Дорога в глубь Рамы была открыта.

Глава 6
КОМИТЕТ

   Доктор Боуз не мог избавиться от мысли, что те, кто основал штаб-квартиру
Организации Объединенных Планет на Луне,  совершили  серьезную  ошибку.  Это
неизбежно привело к тому, что делегаты-земляне стремились господствовать  на
заседаниях, подобно  тому  как  сама  Земля  господствовала  над  окружающим
ландшафтом.  Если  уж  обосновываться  именно  на  Луне,  то  следовало   бы
предпочесть ее обратную сторону, куда не  достигает  гипнотическое  свечение
земного диска.
   Но, разумеется,  теперь  менять  что-либо  слишком  поздно,  да  и  какую
альтернативу он мог бы предложить? Нравится это дальним колониям или нет, но
Земля и в культурном,  и  в  экономическом  отношениях  останется  сюзереном
Солнечной системы на многие грядущие столетия...
   Доктор  Боуз  и  сам  родился  на  Земле.  На  Марс  он   эмигрировал   в
тридцатилетнем возрасте и полагал, что способен  рассматривать  политическую
ситуацию совершенно беспристрастно. Он  знал,  что  ему  больше  не  суждено
вернуться на родную планету, хотя отсюда до нее лишь пять часов на  ракетном
пароме.  В  свои  115  лет  Боуз  отличался   завидным   здоровьем,   однако
реадаптироваться к силе тяжести втрое большей, чем та, к которой  он  привык
на Марсе, уже не мог. Он был осужден на вечную разлуку  с  планетой-матерью;
впрочем, это его не слишком удручало - Боуз не был сентиментален.
   А вот что подчас приводило его в уныние,  так  это  необходимость  видеть
одни  и  те  же  до  отвращения  знакомые  лица.  Чудеса  медицины  -   вещь
замечательная, и, конечно,  он  вовсе  не  желал  повернуть  колесо  истории
вспять, но за этим столом собрались люди, с которыми он работал  бок  о  бок
уже более полувека! Он заведомо знал, кто что скажет и  как  проголосует  по
любому конкретному поводу. А как хотелось бы, чтобы в один  прекрасный  день
кто-нибудь  выкинул  хоть  какой-нибудь  фортель,  пусть   даже   совершенно
безумный!
   И отнюдь не исключалось, что окружающих обуревают точно такие же  чувства
по отношению к нему, Боузу.
   Специальный комитет ООП по проблемам Рамы был пока еще столь невелик, что
даже поддавался  управлению,  правда,  никто  не  сомневался,  что  в  самое
ближайшее время с этим упущением будет покончено. Шесть коллег доктора Боуза
- постоянные представители Меркурия, Земли, Луны, Ганимеда, Титана и Тритона
- присутствовали на заседании во плоти. Им и не оставалось  ничего  другого:
электронная   дипломатия    на    межпланетных    расстояниях    оказывалась
несостоятельной. Политические  деятели  постарше,  привыкшие  к,  мгновенной
связи, - на Земле ее давно воспринимали как нечто само собой разумеющееся, -
так и не сумели примириться с фактом, что радиоволнам нужны  минуты  и  даже
часы на то,  чтобы  пересечь  бездны,  отделяющие  планеты  друг  от  друга.
"Неужели вы не в силах ничего придумать?"  -  горько  упрекали  они  ученых,
обнаружив, что прямые собеседования между Землей  и  блудными  ее  детьми  -
колониями  -   неосуществимы.   Исключение   составила   лишь   Луна   -   к
полуторасекундной   задержке   радиосигнала   еще    можно    было    как-то
приспособиться. Отсюда следовало, что Луна - и  только  она  одна  -  навеки
обречена оставаться пригородом Земли.
   На заседание собственной персоной прибыли  также  трое  кооптированных  в
комитет специалистов. Уже знакомый нам профессор Дэвидсон сегодня, казалось,
усмирил  свое  необузданное  "я".  Доктор  Боуз  был  не  в  курсе  событий,
предшествовавших запуску "Ситы", но коллеги профессора не  могли  допустить,
чтобы тот запамятовал свой промах.
   Доктор  Тельма  Прайс  была   известна   Боузу   по   ее   многочисленным
телевизионным выступлениям: она прославилась  еще  пятьдесят  лет  назад,  в
эпоху  взрыва   археологических   открытий,   последовавшую   за   осушением
гигантского подводного музея - бассейна Средиземного моря. Боуз до  сих  пор
ясно помнил волнения тех дней, когда затерянные сокровища греческой, римской
и десятка других культур оказались доступными для всеобщего  обозрения.  Это
был один из немногих случаев, когда он пожалел, что живет на  Марсе,  Вполне
очевидными для всех были кандидатуры экзобиолога Карлайла Перера  и  Денниса
Соломонса, который занимался историей науки. Но они пока не явились, зато  -
и это было не по душе Боузу -  на  заседании  присутствовал  Конрад  Тейлор,
знаменитый антрополог,  который  сделал  себе  имя  на  трудах,  посвященных
удивительным нравам Беверли-Хиллса, фешенебельного пригорода Лос-Анджелеса.
   Никто, наверное, не осмелился бы возражать  против  выдвижения  в  состав
комитета сэра Льюис