венной духовной сущности. Мы принадлежим Вселенной. Мы ее
дети. И лишь случайно атомы наших  тел  обрели  сознание  именно  на  этой
планете.  Рама  заставляет  нас  обратиться  мыслью   к   Богу,   осознать
человечество как явление вселенского масштаба. В  мудрости  своей  Господь
избрал именно такого вестника. Я уже много раз говорил вам -  человечество
созрело для последнего преображения; оно готово уже осознать себя  единым.
И появление Рамы дает нам знак - пора изменить пути свои  и  приступить  к
последнему преображению".
   Опустив блокнот, генерал О'Тул потер  глаза.  Эту  проповедь  он  читал
перед аудиенцией у папы римского, но тогда она не показалась ему настолько
важной, как сейчас. "Итак, кто же ты, Рама? - думал он. - Угроза  для  для
жизни Куртни Босуэлл или вестник грядущего пришествия Христа?"


   За час до завтрака генерал О'Тул еще не принял решения.  Он  просто  не
представлял, каким  оно  будет.  Дело  осложнял  прямой  и  точный  приказ
старшего  офицера.  О'Тул  прекрасно  знал,  что,  принимая  присягу,   он
обязывался не только исполнять приказы, но и защищать всех Куртни Босуэлл,
живущих на этой планете. Разве у  него  есть  какие-нибудь  доказательства
того, что полученный  приказ  аморален  настолько,  чтобы  им  можно  было
пренебречь?
   Если Раму считать машиной, генерал О'Тул без особых  колебаний  решился
бы уничтожить ее. В конце концов при этом рамане не погибнут. Но  что  там
говорил  Уэйкфилд?  То,  что  этот   корабль   может   обладать   разумом,
превосходящим не то что зверя - любое человеческое создание. А не может ли
высокоразвитый искусственный интеллект занимать свое  особое  место  среди
тварей Божьих... быть может, и более высокое, чем у низших форм жизни?
   Усталость начинала  одолевать  генерала.  О'Тул  уже  не  в  силах  был
сопротивляться бесконечному напору  не  имеющих  ответа  вопросов.  И,  не
ощущая особой уверенности, решил, оставив внутреннюю  борьбу,  подчиниться
приказу.
   Первым делом ему пришлось вспомнить свой опознавательный  код,  цепочку
из 50 цифр от 0 до 9, известную лишь ему и процессорам в ядерных  зарядах.
Еще перед стартом с Земли О'Тул самолично  записал  ее  в  память  каждого
заряда. Цепочка была  длинной  -  тем  самым  исключалась  возможность  ее
определения  с  помощью  электронного  алгоритма.  Каждому   из   офицеров
экспедиции "Ньютон" рекомендовали выбрать такие цифры,  чтобы  код  нельзя
было забыть,  но  в  не  слишком  уж  бесхитростной  последовательности...
например, любой сторонний  диверсант  мог  бы  без  труда  воспользоваться
номерами домашних телефонов.
   По сентиментальным причинам О'Тул решил использовать девять цифр:  дату
своего рождения, 29-3-42, и  дату  рождения  жены,  7-2-46.  Он  прекрасно
понимал, что любой  шифровальщик  немедленно  проверит  столь  примитивные
варианты, поэтому даты  следовало  скрыть  посреди  последовательности  из
пятидесяти цифр. Но как быть с  остальными  -  их  сорок  одна?  Число  41
интересовало его с той самой вечеринки с пивом и  пиццей,  состоявшейся  в
студенческие годы в Массачусетсом технологическом. Один из  его  тогдашних
приятелей, блестящий молодой специалист  по  теории  чисел,  имя  которого
О'Тул давно позабыл, пьяным шепотом сообщил будущему генералу,  что  41  -
"число удивительное, это первое число в самой  длинной  последовательности
квадратичных простых".
   О'Тулу так и не удалось в полной мере понять, что  подразумевалось  под
термином "квадратичное простое". Однако он понял, не без удивления, что  в
последовательности 41, 43, 47, 53, 61, 71, 83, 97 каждое  следующее  число
получалось прибавлением двойки к разности  предыдущих.  Последовательность
простых чисел заканчивалась на сорок первом члене,  оказывавшемся  уже  не
простым числом, а именно 41х41=1681. О'Тул лишь однажды в жизни  поделился
этими малоизвестными сведениями с Катлин по поводу ее  сорок  первого  дня
рождения и получил такой ответ, что впредь никогда более  не  упоминал  об
этом факте.
   Однако для кода такая последовательность подходила, в особенности  если
ее слегка замаскировать.  Чтобы  получить  свое  пятидесятизначное  число,
О'Тул сперва записал последовательность из сорока одной цифры,  каждая  из
которых   образовывала   сумму   двух   первых   цифр   в   каждом   числе
последовательности "квадратичных простых",  начиная  с  41.  То  есть  его
собственный ряд начинался с "5" вместо 41, потом следовало "7" вместо  43,
"1" вместо 47 (4+7=11, последняя цифра сокращалась), "8" вместо 53  и  так
далее. Затем цифры, входящие в две  даты  рождения,  О'Тул  распределил  в
соответствии с возвратной последовательностью Фибоначчи (34, 21, 13, 8, 5,
3, 2, 1, 1), определив таким способом расположение  девяти  дополнительных
цифр в последовательности из сорока одного члена.
   Запомнить ее было довольно сложно, но генерал не  намеревался  заносить
все на бумагу и брать с собой к месту активации зарядов.  Если  код  будет
записан, тогда им сможет воспользоваться любой без его на то воли: он  уже
не  сможет  изменить  свое  мнение.  Запомнив  последовательность,   О'Тул
уничтожил следы вычислений и направился в столовую  завтракать  с  другими
космонавтами.


   - Франческа, вот тебе экземпляр кода, вот вам,  Ирина,  последний  Хиро
Яманаке. Извини, Янош, - улыбнулся адмирал Хейльман, -  я  уже  расстрелял
свой боезапас. Может быть, генерал О'Тул позволит тебе ввести  собственный
код в одну из бомб.
   - Не беспокойтесь, адмирал,  -  сухо  ответил  Янош,  -  без  некоторых
привилегий я вполне могу обойтись.
   Хейльман   сделал   целое   зрелище   из   активации   зарядов.    Свое
пятидесятизначное число он распечатал и с удовольствием объяснял остальным
космонавтам, какое хитроумие сумел проявить  при  составлении  кода.  И  с
непривычной открытостью он вовлекал в этот процесс весь экипаж.
   Франческе это нравилось. Все прекрасно смотрелось на телеэкране.  О'Тул
подумал, что она-то, наверное, и предложила Хейльману такой  сценарий,  но
долго думать об этом генерал не  стал.  Его  крайне  удивляло  собственное
спокойствие. После долгого и мучительного поиска  решения  он  намеревался
свершить все бестрепетной рукой.
   Вводя свой код, адмирал Хейльман напутал,  признав  свое  волнение.  Он
сказал,  что  забыл  в  каком  месте  цепочки  находится.   Проектировщики
предусмотрели такую возможность и рядом с  числовой  клавиатурой  на  боку
бомбы установили две лампочки, красную и зеленую. После каждых десяти цифр
один из огоньков загорался, указывая,  правильно  ли  был  введен  отрезок
кода. Группа обеспечения безопасности возражала; по  ее  мнению,  подобное
устройство облегчало разгадывание кода - цепочку из  десяти  цифр  угадать
легче,  чем  из  пятидесяти.  Но  технические  испытания  перед   запуском
подтвердили необходимость поверочных сигналов.
   И уже на втором десятке Хейльмана приветствовал красный огонек.
   - Я что-то напутал, - проговорил он с явным смущением.
   - Громче, - крикнула Франческа с  места,  откуда  снимала.  Ей  удалось
удачно выбрать точку, с которой одновременно были видны и бомбы, и гондолы
для них.
   - Я ошибся, - объявил адмирал Хейльман. - Этот шум отвлек меня.  Теперь
придется переждать тридцать секунд перед следующей попыткой.
   Хейльман успешно ввел свой код. Второй заряд активировал Дэвид Браун  -
едва ли не со скукой, уж во всяком случае, он нажимал кнопки без какого бы
то ни было энтузиазма. Механизм  третьей  бомбы  взвела  Ирина  Тургенева,
закончив процесс короткой и энергичной речью о том, что Рама  должен  быть
уничтожен.
   Ни Хиро Яманака, ни Франческа не проронили ни слова. Впрочем, Франческа
удивила экипаж, набрав первые три десятка цифр по памяти. Учитывая, что  с
кодом Хейльмана она могла ознакомиться не более часа назад и с тех пор  ни
минуты не провела в одиночестве, это достижение вызвало уважение.
   Наступил черед генерала О'Тула. Мирно  улыбаясь,  он  шагнул  к  первой
бомбе. Космонавты аплодировали, демонстрируя уважение  к  генералу  и  его
внутренней борьбе. Он попросил всех  не  нарушать  тишины,  поскольку  ему
придется воспроизводить код по памяти. Потом  О'Тул  ввел  первый  десяток
цифр.
   Зеленый огонек остановил его. И вдруг в  его  голове  словно  вспыхнула
одна из фресок второго этажа усыпальницы св.Микеля в Риме. Молодой человек
в голубом одеянии, подняв глаза к небесам,  стоял  на  ступенях  памятника
Виктору Эммануилу, и генерал О'Тул услышал голос, четкий и различимый.  Он
произнес одно только слово: "Нет".
   Генерал повернулся к космонавтам.
   - Кто это  говорил?  -  спросил  он.  Присутствующие  качали  головами,
озадаченный О'Тул обернулся к бомбе и попытался вспомнить следующие десять
цифр. Но это уже не удалось. Сердце колотилось, ум повторял: "Что это  был
за голос?" И решимость исполнить свой долг испарилась.
   Глубоко вздохнув, Майкл О'Тул  повернулся  и  направился  к  выходу  из
огромного отсека. Когда он  проходил  мимо  ошеломленных  коллег,  адмирал
Хейльман завопил:
   - Что вы делаете?
   - Возвращаюсь в свою каюту, - ответил О'Тул, не меняя шага.
   - Вы решили не активировать бомбы? - спросил позади доктор Браун.
   - Нет, во всяком случае, пока.



        56. ОТВЕТ НА МОЛИТВУ

   Остаток дня О'Тул провел в своей каюте. Через часок после  состоявшейся
попытки О'Тула ввести код к нему заглянул Отто Хейльман. Поговорив о том о
сем - в подобных разговорах адмирал бывал  просто  жуток,  -  он  затронул
интересовавший всех вопрос.
   - Ты уже в состоянии продолжить активацию зарядов?
   О'Тул качнул головой.
   -  Так  мне  казалось  с  утра,  Отто,  но...  -  Продолжать  не   было
необходимости.
   Хейльман поднялся из кресла.
   - Я приказал Яманаке доставить две первые пульки в проходы внутри Рамы.
К обеду они будут там, если ты передумаешь. Остальные на время  оставим  в
трюме. - Несколько секунд он разглядывал коллегу. - Надеюсь, Майкл, что ты
придешь в чувство пораньше. В штаб-квартире и так уже шум.
   Когда через два часа явилась со своей камерой  Франческа,  из  ее  слов
стало ясно, что, во всяком случае, среди  экипажа  полагают,  что  генерал
сделался жертвой сильного нервного напряжения. О'Тулу не следует возражать
и делать заявлений, экипаж этого не потерпит, поскольку тогда в  сравнении
их  действия  покажутся  неприглядными.   Нет,   конечно   нет,   виноваты
разгулявшиеся нервишки.
   -  Я  запретила  всем  беспокоить  вас,  -   сочувственно   проговорила
Франческа. Пока ее глаза обегали комнату, тележурналистка уже  намечала  в
уме план интервью. - Сегодня сюда  звонят  не  переставая,  в  особенности
после того, как я передала на Землю утреннюю сцену. - Она подошла к столу,
оглядывая находящиеся на нем предметы. - Это и  есть  Микель  Сиенский?  -
спросила Франческа, взяв небольшую фигурку.
   О'Тул выдавил улыбку.
   - Да, - ответил он. - Надеюсь, персона на кресте вам более знакома.
   - Знакома, достаточно знакома... Майкл, вы понимаете, что теперь будет?
Мне хотелось бы в этом интервью представить вас в самом выгодном свете.  Я
не собираюсь особо жалеть вас, просто хочу, чтобы все волки внизу услыхали
вашу часть повести...
   - А им уже потребовалась моя шкура? - перебил ее О'Тул.
   - О, да, - ответила она. - И ярость против вас  будет  усиливаться  чем
дольше вы протянете с активацией бомб.
   -  Но  почему?  -  возмутился  О'Тул.  -  Я  же  не  совершил  никакого
преступления. Просто я на время задержал активацию оружия,  разрушительная
мощь которого превосходит...
   - Это не важно, - возразила Франческа. - В _их_ глазах вы не  выполнили
своей обязанности, не защитили людей,  обитающих  на  планете  Земля.  Они
испуганы. А весь этот внеземной хлам их не  интересует.  Им  обещали,  что
Рама будет уничтожен, а теперь вы отказываетесь избавить их от кошмара.
   - Кошмара, - пробормотал О'Тул. - И Босуэлл тоже...
   - Вы что-то сказали о президенте Босуэлле? - осведомилась Франческа.
   - Нет, ничего, - О'Тул отвернулся от ее прощупывающих глаз.  -  Ну  что
еще? - спросил он нетерпеливо.
   - Я уже говорила,  что  хочу,  чтобы  вы  выглядели  как  можно  лучше.
Причешитесь, наденьте  выглаженный  мундир,  а  не  летный  комбинезон.  Я
подгримирую ваше лицо, чтобы вы не показались на экране таким  бледным.  -
Она повернулась к столу. - Семейные фото мы поставим поближе  к  Иисусу  и
Микелю. Продумайте, что вы будете  говорить.  Я,  конечно,  спрошу  вас  о
причине утреннего отказа активировать бомбы.
   Франческа подошла ближе и стала, положив ладонь на плечо О'Тулу.
   - Начну я с того, что причина всему в излишнем нервном напряжении. Я не
хочу, чтобы вы  сами  говорили  это,  однако  вам  не  повредит,  если  вы
продемонстрируете некоторую слабость. Так вас лучше поймут, в  особенности
в родной стране.
   Пока  Франческа  завершала  приготовления  к  интервью,  генерал  О'Тул
наконец шевельнулся.
   - А без этого  нельзя  обойтись?  -  спросил  он,  ощущая  все  большее
беспокойство, пока журналистка орудовала в его комнате.
   - Как вам угодно, если хотите сойти  за  Бенедикта  Арнольда  [Бенедикт
Арнольд  (1741-1801)  -  генерал  времен  Американской  революции,  продал
британской армии военную информацию, тем самым запятнав репутацию храброго
воина], - резко ответила она.
   Перед обедом заглянул Янош Табори.
   - Отлично вышло у вас это интервью с Франческой,  -  солгал  он.  -  Во
всяком случае, вы затронули ряд моральных аспектов,  которые  нам  еще  не
приходили в голову.
   - Какая глупость с моей стороны обращаться  ко  всей  этой  философской
чуши, - раздраженно отмахнулся О'Тул. - Мне следовало  бы  воспользоваться
советом Франчески и все валить на усталость.
   - Ну, Майкл, - проговорил Янош, - сделанного не воротишь.  Я  пришел  к
вам не затем, чтобы обсуждать события минувшего дня. Не сомневаюсь, вы все
пережили заново уже несколько раз. Я пришел узнать, не нужна  ли  вам  моя
помощь.
   - Едва ли, Янош,  -  ответил  О'Тул.  -  Однако  я  благодарен  вам  за
предложение.
   В разговоре наступила долгая пауза. Наконец Янош поднялся  и  побрел  к
двери.
   - И что вы теперь будете делать? - спросил он, оказавшись возле выхода.
   - Хотелось бы знать. Ничего не могу придумать.


   Космический комплекс в составе Рамы и "Ньютона" несся к Земле. С каждым
новым днем  яснее  становилась  опасность:  огромный  цилиндр  двигался  с
гиперболической скоростью, катастрофа будет невероятной, если не состоится
коррекция. Ориентировочная точка соударения лежала в штате Тамилнад на юге
Индии, неподалеку от города Мадурай. Каждый вечер по телевизору  выступали
физики, разъясняя грядущие события. Об ударных волнах и выброшенном грунте
рассуждали на вечеринках.
   Пресса во всем винила Майкла О'Тула. Франческа не ошиблась. Гнев  всего
мира  обрушился  на  американского  генерала.   Предлагали   предать   его
военно-полевому суду прямо на  "Ньютоне"  и  расстрелять  за  невыполнение
приказа.   Забыта   была   долгая   его   жизнь,   прежние    заслуги    и
самоотверженность. Катлин О'Тул пришлось оставить семейные  апартаменты  в
Бостоне и укрыться у приятельницы в Мейне.
   Нерешительность изводила и самого генерала.  Он  понимал,  что  отказом
активировать бомбы губит и собственную семью, и карьеру.  Но  каждый  раз,
когда ему удавалось убедить себя в необходимости  подчиниться  приказу,  в
ушах раздавалось все то же громкое и властное "Нет".
   Во время последнего интервью с  Франческой  -  за  день  до  того,  как
научный корабль отбыл к Земле, - генерал уже  был  на  пределе.  Франческа
задавала крутые вопросы. Она спросила  его,  почему  Рама  еще  не  сделал
коррекции, если внеземной корабль собирается выходить на орбиту.  В  ответ
генерал взвился и  принялся  объяснять,  что  самым  эффективным  способом
перехода  на  другую  орбиту  является   аэродинамическое   торможение   в
атмосфере. Она дала ему шанс обосновать свое утверждение, рассказать,  как
в этом случае следует ориентировать Раму на подлете к Земле. О'Тул  ничего
не ответил. Просто сидел, рассеянно глядя на нее.
   Генерал выбрался из комнаты на прощальный обед в последний вечер  перед
отлетом Брауна, Сабатини, Табори и Тургеневой на  Землю.  Его  присутствие
испортило им трапезу. Ирина была  нелюбезна,  наговорила  резкостей,  даже
отказалась сесть рядом. Дэвид Браун  игнорировал  его  вообще  и  принялся
пространно разглагольствовать о лаборатории, которую построят в Техасе для
изучения пойманного биота. Лишь Франческа  и  Табори  проявляли  некоторое
дружелюбие. Так что О'Тул сразу же после обеда направился к себе, ни с кем
не простившись официально.
   На следующее утро, менее чем через час после отлета  научного  корабля,
О'Тул связался с адмиралом Хейльманом и попросил разрешения встретиться  с
ним.
   - Значит, передумали наконец? - взволнованно  проговорил  немец,  когда
генерал вошел в его кабинет. - Хорошо.  Еще  не  поздно.  У  нас  осталось
двенадцать дней. Бомбы можно будет взорвать даже через девять.
   - Отто, я приближаюсь к решению, но еще не пришел к нему. Я все обдумал
и хочу, во-первых, переговорить  с  папой  Иоанном  Павлом  и,  во-вторых,
самому войти внутрь Рамы.
   - Дерьмо, - отозвался Хейльман. - Опять сначала. Наверное, надо...
   - Отто, вы не понимаете, - ответил американец, глядя на своего коллегу.
- Это правильно. Если во время моего разговора с папой или выхода на  Раму
случится нечто неожиданное, я введу код в ту же минуту, как только окажусь
в коридоре.
   - Вы в этом уверены? - спросил Хейльман.
   - Даю слово.
   В своей долгой и эмоциональной исповеди перед папой  генерал  О'Тул  не
скрывал ничего. Он прекрасно понимал, что все сказанное  им  записывается,
но это больше не сдерживало его.  Важно  было  одно:  если  он  активирует
бомбы, то лишь в полной внутренней убежденности.
   Он нетерпеливо ожидал ответа. Наконец папа Иоанн Павел  V  появился  на
экране, он сидел в той же комнате, где  после  Рождества  давал  аудиенцию
О'Тулу. В правой руке папы был  маленький  электронный  блокнот,  куда  он
время от времени поглядывал.
   - Сын мой, я молился за вас, - начал папа на идеальном английском, -  в
особенности в эти последние дни вашего смятения. Я не  могу  сказать  вам,
что делать. Я не могу ответить на ваш главный вопрос. Остается лишь вместе
надеяться, что Господь в своей премудрости даст недвусмысленный  ответ  на
вашу молитву. Прочие ваши вопросы я могу прокомментировать в надежде,  что
мои замечания помогут вам... Не берусь  утверждать,  что  услышанный  вами
голос действительно принадлежал св.Микелю и  что  вы  имели  по-настоящему
духовный опыт. Могу лишь заверить, что в практике человечества  существует
некая область, именуемая  духовной,  которую  нельзя  объяснить  в  рамках
рационального  или  научного  подхода.   Свет   небесный   ослепил   Савла
Тарсийского, чтобы обратить его в христианство  и  сделать  его  апостолом
Павлом. Голос, который вы слышали, мог принадлежать  и  св.Микелю.  Решать
вам. Как мы с вами говорили три месяца назад, конечно. Бог создал и раман,
кем бы они ни были. Но Он сотворил и  бактерии,  и  вирусы,  что  вызывают
страдания и смерть людей. И люди не смогут восславить своего Творца ни как
вид, ни по отдельности, если погибнет человечество. Я  сомневаюсь  в  том,
что Господь ждет от нас уклонения от действий, когда опасность грозит  уже
самому существованию человечества. Куда сложнее другой вопрос: не является
ли Рама провозвестником Второго пришествия Христа? Ряд  священников  нашей
церкви  соглашаются  со  св.Микелем,  однако   они   находятся   в   явном
меньшинстве. В основном церковь считает, что для такой  роли  эти  корабли
духовно стерильны. Конечно, мы видим настоящие чудеса  техники,  однако  в
них не ощущается той теплоты, любви... всего, что связано для нас с именем
Христа-Спасителя. Поэтому  религиозное  предназначение  Рамы