кови, Николь заподозрила, что скоро в  ее  положении  произойдут
перемены. И через  два  дня  в  ее  камеру  явилась  Тиассо  с  расческой,
косметикой, зеркалом и даже духами.  Николь  вволю  понежилась  в  ванной,
впервые освежившись по-настоящему за несколько месяцев. Забрав  деревянный
чан, Гарсиа, отправляясь к выходу, подала ей записку. "Завтра тебя посетит
гость", говорилось в ней.
   Николь не могла уснуть. Утром  как  девчонка  она  поболтала  со  своей
приятельницей-белкой, обсудив свои надежды и тревоги, касающиеся грядущего
рандеву. Несколько раз бралась за лицо и волосы, а потом решила, что и  то
и другое безнадежно. Время текло очень медленно.
   Наконец, уже перед ленчем, она услышала в коридоре  человеческие  шаги,
приближавшиеся к ее камере. Николь рванулась вперед в ожидании.
   - Кэти, - воскликнула она, заметив свою дочь, показавшуюся из-за угла.
   - Привет, мама, - сказала Кэти... отперев дверь  ключом,  она  вошла  в
камеру. Женщины  крепко  и  недолго  обнялись.  Николь  даже  не  пыталась
удержать слезы, невольно хлынувшие из глаз.
   Они сели на койку Николь - другой мебели в камере не было - и несколько
минут вполне дружелюбно говорили о семье. Кэти сообщила Николь, что у  нее
появилась внучка ("Николь де Жарден-Тернер, ты можешь гордиться"), а затем
извлекла около двадцати фотографий. На  снимках  была  малышка  со  своими
родителями, Элли и Бенджи в парке, Патрик в военной  форме,  нашлась  даже
пара снимков Кэти в вечернем платье. Николь по одному проглядела  их  все,
глаза ее то и дело  наполнялись  слезами.  "Ах,  Кэти",  -  несколько  раз
воскликнула она.
   Просмотрев все фотографии, Николь искренне поблагодарила дочь.
   - Можешь оставить себе, мама, - проговорила Кэти, вставая и  подходя  к
окну. Открыв сумочку, она извлекла сигареты и зажигалку.
   - Дорогая, - неуверенно попросила Николь, - а ты могла  бы  не  курить?
Вентиляция тут ужасная. Запах табака останется на несколько недель.
   Кэти несколько секунд глядела на мать,  а  затем  положила  сигареты  и
зажигалку обратно в сумочку. В этот момент  возле  камеры  появилась  пара
Гарсиа со столиком и двумя стульями.
   - Что это? - поинтересовалась Николь.
   Кэти улыбнулась.
   - А сейчас мы с тобой поедим, - сказала она. -  Я  кое-что  приготовила
для такого случая - цыпленка с грибами под винным соусом.
   Вскоре  третья  Гарсиа  внесла  в  комнату  еду,  от  которой   исходил
божественный аромат, и  поставила  на  застеленный  скатертью  стол  среди
тонкого фарфора и серебра. Появилась даже бутылка вина, а рядом с ней  два
хрустальных бокала.
   Николь с трудом вспоминала правила  хорошего  тона.  Цыпленок  оказался
восхитительным, грибы были такими нежными, и она молча наслаждалась  едой.
Время от времени прикладываясь к  бокалу  вина,  Николь  бормотала:  "У...
просто чудо", но не  говорила  почти  ничего  до  тех  пор,  пока  тарелка
полностью не опустела.
   Кэти, напротив, едва прикоснулась к еде и  все  наблюдала  за  матерью.
Когда Николь закончила с едой, Кэти позвала  Гарсиа.  Та  унесла  блюдо  и
принесла кофе, которого Николь не видела почти два года.
   - Итак, Кэти, - сказала Николь, поблагодарив дочь улыбкой, -  а  как  у
тебя дела, чем ты занята?
   Кэти непристойно расхохоталась.
   - Тем же самым дерьмом, - заявила она. - Теперь я  "директорствую"  над
всем курортом Вегас... проверяю акты из клубов. Впрочем, великое дело... -
тут Кэти осадила себя, учитывая, что ее мать не знала ничего  о  войне  во
втором поселении.
   - А ты подыскала мужчину, способного по достоинству  оценить  все  твои
качества? - тактично спросила Николь.
   - Такого, что остался бы рядом со мной, - нет, - ответила Кэти и  вдруг
вспыхнула. - Вот что, мама, - проговорила она, перегибаясь через стол. - Я
явилась сюда не для того, чтобы обсуждать  мои  любовные  похождения...  У
меня к тебе есть предложение, или же скорее его делает тебе вся семья.
   Николь посмотрела на дочь, озадаченно хмурясь.  Она  впервые  заметила,
что Кэти очень постарела за эти два года, с тех пор как она видела дочь  в
последний раз.
   - Не понимаю. Что за предложение?
   - Ну, как ты знаешь, правительство собирается  возобновить  твое  дело.
Теперь  они  готовы   провести   судебный   процесс.   Тебя   обвиняют   в
подстрекательстве к бунту, что может повлечь за собой  смертный  приговор.
Прокурор сообщил нам, что показаний против тебя больше, чем нужно, и  тебя
безусловно  осудят.  Однако,  учитывая  все  твои  прошлые  заслуги  перед
колонией, если ты  признаешь  себя  виновной,  будешь  осуждена  по  менее
серьезной статье: твои действия сочтут "непреднамеренными".
   - Но я ни в чем не виновата, - твердо проговорила Николь.
   - Я знаю это, мама, - ответила Кэти с легким нетерпением.  -  Но  мы  -
Элли, Патрик и я - не сомневаемся в том, что  тебя  скорее  всего  осудят.
Прокурор обещал нам, что как  только  ты  признаешь  себя  виновной,  тебя
немедленно переместят в более удобное  помещение  и  разрешат  свидания  с
семьей, в том числе и с новорожденной внучкой...  Он  даже  намекнул,  что
может походатайствовать перед властями,  чтобы  Бенджи  разрешили  жить  у
Роберта и Элли...
   Николь возмутилась.
   - Неужели вы все считаете, что я пойду на сделку и признаю  свою  вину,
несмотря на то что упорно  настаивала  на  своей  невиновности  с  момента
ареста?
   Кэти кивнула.
   - Мы не хотим, чтобы ты умерла. Тем более без особых причин.
   - Как это без _причин_, - глаза Николь внезапно вспыхнули. - По-твоему,
мне незачем умирать? - Она отодвинулась от стола,  встала  и  заходила  по
камере. - Я умираю за _справедливость_, -  проговорила  Николь,  обращаясь
скорее к себе самой, чем к Кэти, - хотя бы  в  собственном  представлении,
если никто во Вселенной не сумеет понять этого.
   - Но, мама, - вновь вмешалась Кэти, - ради чего?  Твои  дети  и  внучка
навсегда будут лишены твоего общества, а Бенджи навеки  останется  в  этом
Гнусном заведении...
   - Так вот что - мне предлагают сделку, - перебила ее  Николь,  возвысив
голос. - Дешевый вариант сделки Фауста с дьяволом...  Николь,  забудь  про
свои принципы, скажи, что ты виновата, пусть даже ты ничего  не  нарушала.
Не надо даже продавать свою душу за более земные награды. Ну нет, подобное
предложение несложно и  отвергнуть...  Тебя  попросили  взяться  за  дело,
потому что так будет лучше твоей семье...  Кому  еще  мать  окажет  больше
внимания?
   Глаза Николь зажглись. Кэти полезла  в  сумочку,  извлекла  сигарету  и
зажгла ее дрожащей рукой.
   - И кто же ко мне приходит с таким предложением? -  продолжала  Николь.
Она уже кричала. - Кто доставляет мне изысканную  пищу  и  вино,  приносит
фотоснимки членов моей семьи, чтобы я смягчилась... чтобы  встретила  нож,
который, без сомнения, убьет меня с куда большей болью, чем  электрический
стул? Конечно, моя собственная дочь, возлюбленное дитя,  порождение  моего
чрева.
   Николь вдруг шагнула перед и ухватила Кэти за плечи.
   - Кэти, не будь Иудой, - проговорила Николь, встряхнув испуганную дочь.
- Ты достойна лучшей роли. Когда-нибудь, после того как они осудят меня по
этим ложным обвинениям и казнят, ты поймешь, зачем я это делаю.
   Кэти  освободилась  из  рук  матери  и  отшатнулась  назад.  Затянулась
сигареткой.
   - Все это дерьмо, мама, - сказала она через некоторое время.  -  Полное
дерьмо. Ты, как всегда, во  всем  абсолютно  права...  но  я,  видишь  ли,
пришла, чтобы помочь тебе... предложить шанс остаться в живых.  Почему  ты
не можешь послушать кого-нибудь хотя бы один раз в своей проклятой жизни?
   Николь несколько мгновений разглядывала Кэти, и, когда  она  заговорила
снова, голос ее сделался мягче.
   - Но я выслушала тебя, Кэти, и твое предложение мне не  понравилось.  Я
внимательно наблюдала за тобой, и даже на секунду  не  могу  предположить,
что ты пришла сюда, чтобы помочь _мне_. Это никак не согласовывалось бы  с
тем, что я видела в тебе за последние годы. Ты,  безусловно,  делаешь  это
ради себя самой... Я не верю и тому, что ты каким-то образом представляешь
Элли и Патрика. В таком случае  они  пришли  бы  вместе  с  тобой.  Должна
признаться - еще недавно я испытывала смятение, мне  казалось,  что,  быть
может, я приношу слишком много боли всем моим детям... но в эти  последние
минуты я отчетливо вижу все, что происходит... Кэти, моя дорогая Кэти...
   - Не прикасайся ко мне, - закричала Кэти, когда Николь  приблизилась  к
ней. Глаза Кэти были полны слез.  -  И  избавь  меня  от  своей  праведной
жалости...
   В  камере  воцарилась  тишина.  Кэти  докурила   сигарету,   попыталась
собраться.
   - Видишь ли, - сказала она наконец, - меня абсолютно  не  трогают  твои
чувства, неважно, что ты обо мне думаешь. Но почему, мама,  почему  ты  не
можешь подумать о Патрике, Элли и  маленькой  Николь?  Если  тебе  хочется
стать святой, почему они должны страдать из-за этого?
   - В свое время они поймут.
   - В свое время, - гневно проговорила Кэти, - ты будешь  мертва.  Причем
очень скоро... Неужели ты не понимаешь, что в тот самый  момент,  когда  я
уйду отсюда и сообщу Накамуре о несостоявшейся сделке, будет назначен суд,
который не даст тебе никаких шансов... абсолютно никаких клепаных шансов?
   - Кэти, тебе меня не испугать.
   - Я не могу тебя испугать, я не могу прикоснуться к  тебе,  я  не  могу
даже обратиться к твоему разуму. Как и все праведники, ты  прислушиваешься
лишь к своему собственному внутреннему голосу.
   Кэти глубоко вздохнула.
   - Полагаю, что так оно и есть... До свидания, мама. -  На  глазах  Кэти
выступили слезы.
   Николь плакала не скрывая слез.
   - До свидания, Кэти. Я люблю тебя.



        10

   - Последнее слово предоставляется защите.
   Николь поднялась из кресла и обошла стол. Собственная усталость удивила
ее.  Два  года,  проведенных  в  тюрьме,  безусловно  подточили  даже   ее
легендарные силы.
   Она медленно приблизилась к  суду  присяжных,  состоявшему  из  четырех
мужчин и двух женщин. Женщина, сидевшая в первом ряду, Карен Штольц,  была
родом из Швейцарии. Николь знала ее достаточно неплохо: миссис Штольц и ее
муж владели булочной неподалеку от дома Уэйкфилдов в Бовуа.
   - Здравствуй, Карен,  -  спокойно  проговорила  Николь,  останавливаясь
прямо перед судьями. Они располагались в два ряда по трое. - Как  поживают
Джон и Мэри? Теперь им уже двадцать?
   Миссис Штольц шевельнулась на своем месте.
   - С ними все в порядке, - ответила она очень негромко.
   Николь улыбнулась.
   - А по воскресеньям вы по-прежнему выпекаете эти восхитительные  рулеты
с корицей?
   В зале суда раздался стук молотка.
   - Миссис Уэйкфилд, - сказал судья Накамура, - едва ли сейчас время  для
праздной болтовни. Вам предоставлено пять минут на последнее слово, и часы
уже пущены.
   Николь игнорировала судью. Она перегнулась через барьер, отделявший  ее
от суда, разглядывая великолепное ожерелье Карен Штольц.
   - Камни прекрасны, - шепнула она. - Но они могли заплатить и  побольше,
ты продешевила.
   Снова стукнул молоток. Двое охранников быстро подошли к Николь, но  она
уже отошла от миссис Штольц.
   - Дамы и господа, члены суда, - проговорила Николь,  -  всю  неделю  вы
слушали обвинение... как  неоднократно  утверждал  прокурор,  я  оказывала
противодействие законному правительству Нового Эдема. По его словам,  меня
обвиняют в подстрекательстве к мятежу. На  основании  представленных  суду
свидетельств вы должны решить, виновна ли я. Пожалуйста, помните об  этом,
поскольку  обвинение  мне  предъявлено  весьма  серьезное;  признав   меня
виновной, вы осудите меня на смертную казнь.
   - В своем  последнем  слове  я  бы  хотела  тщательно  проанализировать
обвинения. В частности, все, что говорилось против меня в первый день,  не
имело никакого отношения к обвинению; подобное нарушение, как  я  полагаю,
было осознанно допущено судьей Накамурой вопреки статьям кодекса  колонии,
определяющим проведение разбирательства по серьезным делам...
   - Миссис Уэйкфилд, - раздраженным голосом перебил ее Накамура. - Я  уже
говорил вам на этой неделе, что не стану терпеть неуважения  к  себе.  Еще
одно подобное замечание, и я лишу вас слова.
   - В тот день обвинение  пыталось  осудить  мое  сексуальное  поведение,
очевидно, делающее меня лицом, заинтересованным в политических  заговорах.
Дамы  и  господа,  я  охотно  обсужу  со  всеми  вами  в  частном  порядке
обстоятельства, связанные с  зачатием  каждого  из  моих  шестерых  детей.
Однако моя половая жизнь, бывшая, настоящая или  даже  будущая,  не  имеет
никакого отношения  к  суду.  Первый  день  разбирательства  был  потрачен
впустую, если только эти сплетни не развлекли вас.
   На заполненной  до  отказа  галерее  захихикали,  но  охрана  торопливо
успокоила толпу.
   -  Следующая  группа  свидетелей  обвинения,  -  продолжала  Николь,  -
потратила много дней, обвиняя моего мужа в бунтарской  деятельности.  Я  с
готовностью признаю, что являюсь женой Ричарда Уэйкфилда, но суд сейчас не
решает, виновен он или нет, - вы должны решить, виновна ли я сама.
   - Обвинение предположило, что мои подрывные действия начались с участия
в той самой видеозаписи, которая, собственно, и  способствовала  основанию
колонии. Признаюсь, я действительно помогала готовить видеопередачу с Рамы
на  Землю,  но  категорически  отрицаю,   что   "вступила   в   сговор   с
инопланетянами"  или  помогала  им  создавать  этот  космический  корабль,
каким-то образом нарушив при этом интересы моих собратьев-землян.
   - Да, я принимала участие  в  создании  видеопередачи.  Так  я  заявила
вчера, когда согласилась на перекрестный допрос -  у  меня  не  оставалось
иного выбора. Моя семья и я находились тогда во власти разума, куда  более
мощного, чем человеческий. У нас были  основания  полагать,  что  отказ  в
содействии повлечет за собой наказание.
   Николь возвратилась к  столу  защиты  и  отпила  воды.  А  потом  вновь
повернулась к суду.
   -  Итак,  остается   два   возможных   источника   обвинения   меня   в
подстрекательских действиях - показания моей дочери  Кэти  и  та  странная
аудиозапись, склеенная из обрывков моих фраз... разговоров с членами  моей
семьи, которую вы прослушали вчера утром.
   - Все вы прекрасно  знаете,  насколько  легко  можно  сфальсифицировать
подобные  записи  и  воспользоваться  ими  в   своих   целях.   Оба   этих
аудиотехника, занимающие к тому же ключевые  посты,  признали  вчера,  что
сотни часов выслушивали разговоры между мной и моими  детьми,  прежде  чем
сумели  состряпать  тридцатиминутную  запись,   послужившую   в   качестве
"основного свидетельства обвинения"... но даже _восемнадцать секунд_ в ней
не были взяты  из  одного  разговора.  Сказать,  что  подобная  запись  не
выдерживает никакой критики, пожалуй, слишком мало.
   - При всем уважении к показаниям моей дочери Кэти Уэйкфилд и к великому
своему  огорчению  должна  заявить,   что   она   неоднократно   допускала
откровенную ложь. Я не только  не  знала  о  предположительно  нелегальной
деятельности своего мужа Ричарда, но и никогда не помогала ему  ни  в  чем
предосудительном.
   - Вы помните, что при перекрестном допросе Кэти была вынуждена уступить
фактам, неоднократно отказывалась от прежних показаний и наконец  упала  в
обморок на  месте  свидетеля.  Судья  тогда  сообщил  вам,  что  моя  дочь
находится  в  душевном  смятении  и  вы  должны  игнорировать   заявления,
сделанные ею в эмоциональном состоянии во время беседы со  мной.  Я  прошу
вас вспомнить каждое слово, произнесенное  Кэти...  не  только  когда  она
отвечала на вопросы прокурора, но  и  когда  я  пыталась  выяснить  у  нее
конкретные даты и места подстрекательских действий, приписываемых мне.
   Николь приблизилась к судьям в последний раз,  поочередно  поглядев  на
каждого из них.
   - Итак, вы должны решить, на чьей стороне истина. Я стою перед  вами  с
нелегким сердцем, ведь вся последовательность предъявленных  обвинений  не
может послужить причиной для осуждения. Я служила колонии и человечеству -
и невиновна ни в чем. И та Сила или Разум, что правит в этой  удивительной
Вселенной, знает этот факт, невзирая на приговор вашего суда.


   За окном быстро темнело. Николь в задумчивости  прислонилась  к  стене,
гадая, не эта  ли  ночь  окажется  последней  в  ее  жизни.  Она  невольно
поежилась. После объявления приговора каждую ночь Николь  ложилась  спать,
ожидая смерти на следующее утро.
   Гарсиа принесла обед, как только стемнело. Пища оказалась много  лучше,
чем в последние несколько дней. Медленно пережевывая жареную рыбу,  Николь
вспоминала события пяти лет, прошедших с тех  пор,  как  она  и  ее  семья
встречали первый разведывательный отряд с "Пинты". "Что же у нас случилось
не так?  -  спросила  себя  Николь.  -  Какие  фундаментальные  ошибки  мы
допустили?"
   Она могла слышать умом голос Ричарда. Вечно недоверчивый  циник  Ричард
еще в конце первого года предположил, что Новый  Эдем  слишком  хорош  для
людей. "Мы постепенно разрушаем его, как и все на Земле, - говорил  он.  -
Это наш генетический багаж.  Ты  знаешь  его:  жадность,  агрессивность  и
интеллект  ящерицы;  подобную  тяжесть  не  одолеть  ни  просвещением,  ни
образованием. Погляди на героев О'Тула:  Иисуса  Христа  и  того  молодого
итальянского святого, Микеля Сиенского. Их убили, поскольку  они  считали,
что люди должны попытаться стать чем-то большим... а не жить как  разумные
шимпанзе".
   "Но здесь, в Новом Эдеме, - подумала Николь, - мы могли  устроить  себе
лучший мир. Здесь были созданы все условия  для  жизни.  Ведь  вокруг  нас
неопровержимое свидетельство того, что во Вселенной существует  интеллект,
далеко превосходящий наш собственный. Уже это должно было создать среду, в
которой..."
   Она доела рыбу и придвинула к себе небольшой шоколадный пудинг.  Николь
улыбнулась, вспоминая, как любил Ричард шоколад. "Мне так не хватает  его.
В особенности его умных речей".
   Николь вздрогнула,  услышав  шаги,  приближавшиеся  по  коридору  к  ее
камере. Холодок страха пробежал по ее телу. Вошли  двое  молодых  людей  с
фонарями. На обоих была форма специальной полиции Накамуры.
   Мужчины вошли в камеру очень деловито.  Они  не  стали  представляться.
Старший, которому было за тридцать, быстро извлек документы и приступил  к
чтению.
   - Николь де  Жарден-Уэйкфилд,  вы  были  обвинены  в  подстрекательских
действиях и будете казнены завтра утром в  8:00.  Завтрак  вам  подадут  в
6:30, через 10 минут после рассвета. В  7:30  мы  придем  за  вами,  чтобы
отвести  к  месту,  где  будет   произведена   казнь.   Вас   привяжут   к
электрическому стулу в 7:58, ток будет подан точно через 2 минуты... У вас
есть какие-нибудь вопросы?
   Сердце Николь колотилось так быстро, что она  едва  могла  дышать.  Она
попыталась успокоиться.
   - У вас есть какие-нибудь вопросы? - повторил полицейский.
   - Как вас зовут, молодой человек? - спросила Николь дрогнувшим голосом.
   - Франц, - ответил мужчина несколько нерешительно.
   - Какой Франц?
   - Франц Бауэр.
   - Ну хорошо, Франц  Бауэр,  -  проговорила  Николь,  стараясь  выдавить
улыбку,  -  а  можете  ли  вы   мне   сказать,   сколько   времени   уйдет
непосредственно на смерть, после того как вы подадите ток?
   - Я действительно не знаю, -  ответил  он  с  легким  волнением,  -  но
сознание вы потеряете почти мгновенно... через пару секунд. Правда,  я  не
знаю, как долго...
   -  Благодарю  вас,  -  проговорила  Николь,  ощутив  головокружение.  -
Пожалуйста, уйдите, я хочу побыть в одиночестве. - Мужчины  открыли  дверь
камеры. - Ах, да, - добавила Николь, - не могли бы вы оставить фонарь?  И,
быть может, ручку и бумагу или электронный блокнот?
   Франц Бауэр покачал головой.
   - Я прошу прощения. Но мы не можем...
   Николь махнула, чтобы он уходил, и перешла на  противоположну